Печорский водораздел. 7.

(Продолжение. Начало: часть 1часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6)

Черепаново-(52)

Из записок Игоря Иванова:

Пеший переход

Я ещё раз оглянулся, мысленно прощаясь с Уньей, со скалой на том берегу, перекрестился на крест, возвышающийся ныне там, где некогда купец-старовер Лукьянов возжелал поставить беседку, «потому место больно прекрасное и всё видно отселева». Ещё сегодня с утра мы сидели там, наверху, озирая дальние горы, и ничего разглядеть не могли – сплошным ковром до самого горизонта раскинулась парма. Где ты, Лукьяновский тракт?

Но вот мы стоим уже в начале этого тракта и готовимся идти. Глоток воды из фляги, авоська, пропитанная репеллентом, на голову, а на руки – строительные перчатки, тоже пропитанные. Мои спутники помогают взвалить на спину мешок с лодкой – и в путь. Бердышевские сказывали, что до сих мест некоторое время назад добрались-таки на вездеходе какие-то смельчаки из Пермского края. Так что по крайней мере следы их мы надеялись не потерять.

От самого берега начался довольно утомительный, долгий подъём по заболоченной тропе. Лужи от дождей так набухли, что местами проще было идти не тропой, а рядом – болотиной.

Уже через пару километров прямо посреди дороги заметили отчётливые свежие следы медведя. Вспомнилось предупреждение охотника Иван Иваныча: он вас, мол, будет всю дорогу сопровождать, а вы его ни разу не заметите. Михаил попросил сфотографировать его над отпечатком лапы бурого великана: вспомнил, как точно такой же снимок мы делали во время одной давней экспедиции, проходя водораздел Вашки и Пинеги. Равнодушно осмотрел я оттиснутые в глине острые, как ножи, когти, точно это следы лося какого-нибудь. Для меня после реальной встречи с медведем проблема перестала существовать: после той ночи вспомнился мне один стародавний, подзабытый урок о том, что мысли и слова материализуются: если много говоришь, поминаешь медведя, заочно боишься – он непременно, рано или поздно, появится на твоём пути. Ну а если не думаешь о нём, то и встретишь – разойдётесь миром. Поэтому решил я больше о Боге и божественном мыслить – от этих мыслей Господь, глядишь, материализуется в виде реальной помощи в трудной ситуации.

Пеший-переход-(17)

С непривычки идём медленно, обходя колдобины, и я между делом всё поглядываю: хоть какие-то остатки бывшего Лукьяновского тракта остались? На некоторых картах называют его Лукьяновым волоком, но на самом деле здесь барки не волочили, это обычная дорога. Сотни тонн чугуна по ней вывезли на лошадях. Но следов от неё не осталось. Ни-че-го.

Уроженец Чердыни и исследователь здешних мест писатель Николай Белдыцкий 115 лет назад шёл встречь тем же самым маршрутом. Правда, на лошадях. Тогда дороги ещё не было, а мы теперь идём – когда её уже нет. Быстро природа Севера проглатывает всякие ухищрения человеческие.

«Мы вступили в парму, и тут начались наши мучения, – писал Белдыцкий. – Тучи комаров облепили нас и наших животных. Тропа пошла по болоту, пересекаемая лужами, корнями деревьев. Лошади проваливались по брюхо и часто, при виде большой лужи, отказывались идти вперёд. Приходилось слезать и вести их в поводу.

– Неужели дальше всё такая же дорога? – в отчаянии спросил я своего проводника.

– Чё ино, только, добрый, дальше похуже будет, тут быдто посушае, а тамока будут болота, страсть! Ну да Бог пособит, доедем…»

Похоже, сейчас мы находились в тех самых местах, про которые проводник сказал, что «дальше похуже будет».

Часа через полтора-два первое препятствие – речка Восточная, приток Бердыша. В сухую погоду это чуточный ручей, теперь же – речка, которую запросто не перепрыгнешь. Несмотря на большую прыть ручья, вода в нём кристальная. Миша решил напиться, не снимая рюкзака, наклонился… Кричу ему: «Осторожно, перевесит тебя и рухнешь в воду!» На памяти опять же история горе-путешествия Белдыцкого, произошедшая, возможно, именно в этом месте:

«…Перед нами забурлил поток, через который переброшены в виде моста какие-то жерди. Мой малец ехал впереди и задумался на мгновение перед потоком и мостом.

– Видно, по этому мостику надо перебираться. Добрый ли он ещё? – посомневался проводник – и поехал на авось. Мостик оказался вовсе “не добрым”, лошадь провалилась и в одно мгновение перевернулась и упала в бушующий поток на спину, окунув весь багаж. Бедный малец исчез под водой. Я в ужасе остановил свою лошадь и созерцал эту картину полного разрушения.

“Всё погибло!” – пронеслась зловещая мысль в моей голове. Но вот из воды показалась голова проводника и раздался его отчаянный вопль:

– Спаси, добренький, спаси!

В одну секунду я соскочил с лошади и побежал к утопающему, встал на колени. Положение его было ужасное. Рядом с ним барахталась лошадь, старавшаяся освободиться от багажа… С трудом я вытащил мальчишку на болотистый берег и принялся возиться с лошадью. Пришлось самому залезть в холодную как лёд воду. Кое-как несчастное животное выкарабкалось на берег, где лежал дрожащий от страха и холода проводник. Первым долгом я поспешил снять с лошади тюки, с которых текли ручьи воды. Хлеб, сухари, чай, сахар и др. припасы хоть сейчас бросай. Одежду и бельё хоть выжимай, а мои бедные дневники! Что стало с ними! Словом – полная авария… Печальное то было место! Кругом мокрое болото и полное отсутствие сухого топлива. Я начал обрывать руками засохшие ветви елей и с трудом развёл небольшой огонёк, около которого мы и принялись обсушиваться. У бедного мальчика зуб на зуб не попадал, он сел чуть не в самый огонь и скоро погрузился в тяжёлый сон. Мне оставалось бодрствовать и созерцать такую картину: шумящий поток, стоящую среди болота в раздумье лошадь, парму, окружавшую со всех сторон наше болотце, и разбросанный по болоту мой багаж… Белая, холодная ночь ещё более усиливала мрачный колорит неприглядной обстановки. О, это была неприятная, томительная ночь!.. Но кончилась и она, как кончается всё на свете. Выглянуло солнце, с болота поднялся белый туман, но животворные лучи солнца рассеяли его и обогрели нас, грешных…»

Картину эту я вспомнил живо, поэтому и крикнул Михаилу, но он успокоил меня: всё под контролем. В самом деле, силы у нас для продолжения пути ещё были.

Далее дорога опять поползла вверх. Скорость нашего продвижения упала до минимума, и всё же мы стараемся садиться отдыхать пореже, чтоб не расслабляться. Впрочем, и комарьё не даёт особо-то засидеться.

Ещё через десять километров, наконец, подходим к Бердышу – в этом месте уже не река, а мощный ручей. Накиданные брёвна свидетельствуют, что водный поток здесь время от времени пытались преодолевать – на машинах ли, тракторах или на квадроциклах, – и не всегда успешно.

Перейдя ручей и поднявшись в горку, мы обнаружили обжитую поляну: кострище, чурбаки. Где-то поблизости есть избушка, но искать её мы не стали – день уже клонился к закату, а заночевать можно и в палатке.

Скидываем рюкзаки с плеч – уф! Наивысшая точка маршрута – водораздел. Где-то здесь проходит и граница между Коми и Пермским краем. По идее, надо бы перевести стрелки сразу на два часа вперёд, но выясняется, что часов-то как раз ни у кого из нас нет.

Букет черники

Пеший-переход-(7)

На самой верхушке водораздела мы остановились на ночёвку

Наутро, хоть мы и довольно споро собрались, вчерашняя усталость дала о себе знать, и шли мы не столь шибко. Всё те же верховые болота вокруг, ямы, сырость. Аромат лесных цветов на тропе не броский, а скорее прохладно-нежный. Зато терпко и очень густо тянет с болота, из сырого леса. Время от времени достаём походный навигатор с GPS – но не чтобы сверить направление, а чтоб посмотреть оставшееся до цели расстояние. Идёшь в тоннеле из деревьев: неба не видно, комары одолевают, тяжесть спину гнетёт, плечи режет. А включил навигатор – видишь, что продвинулись. И полегче становится. Я так и прозвал наш навигатор – не «проводником», а «утешителем».

Вдоль тропы сплошняком растёт черника. Останавливаться собирать некогда: срываешь себе букет веток черники на ходу и идёшь – обгладываешь постепенно веточки, сосёшь кисленькие ягоды, и вроде как усталость не так давит, и дорога веселей. Впрочем, скоро уже не до веселья. Сапоги то скользят, то увязают с чмоканьем. Опять поднимаемся тягуном: капля пота с носа свесилась – и пусть висит; мухомор подвернётся, но обносишь ногу, не пинаешь – экономия энергии во всём! Устав, прямо посреди тропы бросаем рюкзаки и сбрасываем обувь – сушить мозоли.

Где-то через пару часов пути вдруг обнаружил посреди дороги большой гаечный ключ. Подумалось: сколько же здесь машин пострадало в битве с бездорожьем! Как ни тяжело человеку на своих двоих идти, а машине ещё труднее. Повесил ключ на сучок придорожной ели – может, сгодится какому бедолаге…

Наконец лес раздвинулся, болотина вокруг расступилась и открылись луга – мы начали спуск в долину реки. Травы, вымахавшие выше голов, сияющее солнышко, какие-то птахи, бабочки откуда ни возьмись… Из-под таёжного одеяла, где всегда своё, особенное время года, мы выползли к жилью человеческому. Ясно, что луга эти рукотворные, их, может быть, ещё несколько лет назад обкашивали местные крестьяне. Вдалеке у самой реки показался дом не дом, сарай не сарай – нечто среднее, единственное оставшееся от деревеньки Паршаково строение. Продираясь через мокрую траву, точно через джунгли, наконец-то ступили на крыльцо: дом оказался пустым – похоже, его давно используют только как временный приют всякого рода путешественники да рыбаки. Табличка, прибитая на избе, свидетельствовала о достижениях разных экспедиций, по следам которых мы шли. Свежих записей не было. «11.08.12. Снежинск – Усть-Бердыш – две “буханки”» – эти, как видно, доехали. «Лысьва. До Бердыша не дошли 10 км. 5.08.13» – а этим не повезло.

Часть досок в полу дома провалилась, но на оставшихся с наслаждением развалились мы и стали неспешно размышлять, как поступить дальше. Можно было перебраться через реку и пешком достигнуть цели сегодняшнего пути – деревни Черепаново. А можно было пешком не идти, а надуть нашу лодку и проплыть на вёслах километров десять – вон какая река покойная да красивая. Решили-таки опробовать лодку… И только когда уже выплыли на середину реки, заметили, что нас нагоняет мрачная-премрачная сизая туча. Это шёл дождь, удивительным образом, вопреки всем прогнозам, утихший на два дня нашего пешего путешествия. Фронт надвигался с востока, с Урала, и потому не сулил тёплого грибного дождичка: горизонт обкладывало основательно. Пока мы доплыли до Черепаново, с непривычки неловко махая вёслами, дождь нагнал и обогнал нас – выгружались мы уже, когда в воздухе висела унылая мокрая пелена.

Необитаемое Черепаново

Черепаново-(32)

Деревенская звонница между двух берёз

Деревня – на высоченной горе, возле реки сарайчики, как и положено, а вот лодки ни одной. Неужто никто в Черепаново не живёт? Перевернули нашу барку, затащив её в траву, и стали подниматься по скользким, проделанным в глинистом берегу ступеням. Глазам открывался вид мрачный и величественный: полноводная река рисует красивую излучину; укрыты, будто шёрсткой, елью да пихтой горушки за рекой, над ними висят в дождливой туманной мгле тут и там точно дымки. Всего несколько часов назад умытый мир сиял в свете яркого солнца, а теперь всё вокруг было не узнать. Небо придавило землю, леса, травы и начало вновь насильно поить их своей влагой – и без того переполненные ею, захлёбывающиеся её избытком в ручьях, сочащиеся на каждом листочке. На самой горе, раскинув руки, – крест. А рядом с ним – мечта купца Лукьянова: скамья со спинкой, из той самой непостроенной беседки – благо и здесь место, какого прекрасней трудно вообразить, да вдобавок «всё видно отселева».

Деревня, как оказалось, большая, но, судя по вымахавшей повсеместно крапиве да репейнику, совершенно необитаемая. Как попало разбросанные дома, покрытые тёсом, выглядят ещё прилично, по крайней мере снаружи. Дождь усиливался, и мы не стали особенно выбирать: пропустив первую от берега избу и посмотрев вторую, выбрали третью – Бог троицу любит!

Это необычное ощущение: входишь, продираясь сквозь траву, в дом и прислушиваешься к нему – живой ли? Может, спит? А то помер? Или хворает? А он впускает тебя внутрь, скромно приветствует скрипом ступеней, влажноватым затхлым запахом, точно стесняясь своих ветхих одёжек: обвалились со стен под собственной тяжестью обои в девять слоёв (нижние – ещё послевоенные газеты), панцирные голые кровати в пустой горнице, выцветшая кукла, забытая между рамами. Деревенский фототриптих покосился на гвозде: в середине – бородатый дед в косоворотке и пиджаке с медалями, по сторонам – в завязанных узлом платках его строгая жена и дочь с простодушным выражением лица. Снимки выцвели, разъедены влагой – ещё год-другой, и уже не разберёшь, кто на них. Такая грусть! Зато холодная белая печь без единой трещинки, а на стене весёленький резной шкапчик, за стеклом которого бумажные иконки Спасителя: «Оплакивание Христа», «Положение во гроб» и «Воскресение», а на притолоке нарисован мелом православный крест, на поперечной балке тоже – освящённый дом! Так-то.

Пока не начало смеркаться, отправляемся на экскурсию – посмотреть, чем здесь люди жили. В соседней избе беспорядок полнейший: горы отстрелянных гильз, пишущая машинка на полу с заклинившими из-за гильзы литерными рычагами, сундук со старыми журналами… Некоторые вещи, знакомые мне с детства, для сына уже в диковинку: например, керосиновую лампу он принимает за какую-то кухонную принадлежность.

Прошли на другой край деревни. Там дом на околице словно вчера оставлен: закрыт на замок, а ключ тут же висит. Рядом ножовка и коромысло. В доме – кожаные чуни и каракулевая поддёвка, заложенная книга. Стёкла нигде не побиты. Так же осторожно, как зашли, мы покидаем жилище, где ещё жив дух его обитателя – угрюмого охотника-одиночки. Но что-то подсказывало мне, что и этот дом уже брошен, хотя об этом ещё не знает. Было в его стоянии нечто героическое, но обречённое.

Ночевать расположились мы в выбранной избе: в спальных мешках на металлической сетке, точно в корыте, – очень непривычно. Но ворочались недолго – всё же устали. В разговорах на сон грядущий фантазировали на тему, кто здесь жил…

Ещё недавно в деревне и администрация была, и людей немало. Но упадок начался ещё в конце 60-х, когда ликвидировали тут колхоз, оторвали людей от земли. Остался леспромхоз, но и он в 90-е приказал долго жить. Местные жители остались предоставлены сами себе. То есть вернулись на сто лет назад, в натуральное хозяйство. И можно бы жить лешнёй, как предки, да рыбой. Да вот только как быть, если семья? В старину об образовании детей в такой глубинке никто особо не заботился. Главное – освоить грамоту лесную, а не школьную: научиться охотиться за зверем, «слышать» парму. А теперь куда же без одиннадцатилетки? Не повезёшь детей в школу, так замучают проверками, насильно заставят. А как повезёшь, если дороги нет? И рекой-то не запросто: то бензина нет, то пересохла, то ледостав… И продуктов никто не возит, и электричество от дизеля раз в неделю… В общем, больше удивляешься, как почти до наших дней деревня ещё существовала.

…Утро встретило нас сеющим дождём. Отправились посмотреть дальний конец деревни. Вот, похоже, клуб. Заходим внутрь. Большой заброшенный зал, ещё вполне себе пригодный для танцулек, и сцена сохранилась. И вдруг – в углу мы видим что-то вроде конторки, на которой оплавленная свеча и икона Божией Матери. Аналой! А перед ним – коврик из нетканки, чтоб на колени вставать. Вот неожиданность! Выходим наружу и только тут замечаем, что между берёзами – настоящая звонница: висят куски рельс, тракторные шестерёнки и коленвалы. Михаил пытается исполнить какой-то церковный звон: получилось!

Кто же здесь молился? Последний житель деревни – угрюмый охотник из дома на околице?

Идём дальше. За палисадом дом культуры с провалившейся крышей. Нарисованный на стене Карандаш здоровается с Микки Маусом – здесь размещался детский сад. А вот следы библиотеки – разбросанные всюду книги. Некоторые отсырели и разбухли. С тяжёлым сердцем перебираю осиротевшие тома: «Великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда, «Потомки солнца» Андрея Платонова, 1974 года издания, я такой не видел. С безнадёжной горечью смотрю на них: с собой на «большую землю» нам их не эвакуировать – каждый килограмм на счету. Разве что одну-две книги. Долго выбираем, словно в сокровищнице, самое дорогое сердцу. Я таки беру разбухший от сырости том повестей и рассказов Платонова – ничего, посушу. Мы выходим на крыльцо.

– Ну что, пойдём собирать лодку и двинем дальше? – говорит Михаил.

Неспешно направляемся в сторону реки и вдруг… Человек!

Мы заметили фигурку человека, идущую к нам с другой стороны деревни, и от неожиданности остановились как вкопанные. Уже настолько привыкли к мысли о необитаемой деревне, что, наверное, медведю удивились бы куда меньше.

– Смотрите, кажется, он в скуфейке! Неужели монах?!

Из записок Михаила Сизова:

В келье отшельника

О том, что из Черепаново уехали последние его насельники – православные скрытники, поселившиеся здесь два года назад, нас предупредили ещё в Бердыше. Не знал я тогда, радоваться этому или нет. Маршрут экспедиции мы выбрали с таким с расчётом, чтобы в том числе пообщаться и с ними. Хотелось вживую увидеть тех, о ком писал заочно («Таёжный тупик?», «Вера», № 694, октябрь 2013 г.). И вот не успели… Может, это и к лучшему – для самих таёжных затворников? Чего тянуть-то? Вон в Коми десять лет назад полсотни мирян со священниками поселились в самой глуши, в заброшенном леспромхозном посёлке Обдыр, куда нет дорог, кроме как по реке. Долго община держалась, но потихоньку начала разбегаться. Спустя десять лет осталось всего несколько человек. И закончилось всё пепелищем. Сгорел дом, в котором спасались последние скрытники. То ли сами его сожгли, чтобы имитировать свою гибель и уйти дальше в тайгу в полный затвор. То ли случилась трагедия… И не ждала ли такая же судьба черепановских затворников?

Хотя чего гадать? И кто я такой, чтобы судить о поступках людей, решившихся оставить мир ради спасения во Христе – так, как они это понимают? Сам-то я бы смог?

Все эти вопросительные знаки переплавились в моём сознании в одну большую утвердительную точку: да, история черепановских скрытников закончилась, едва начавшись. И глазам своим я не поверил, когда в конце безлюдной, заросшей травой деревенской улочки увидел приближающуюся фигуру монаха. Седобородый, со скуфеечкой на голове и в длинном, до пят, камуфляжно-пятнистом

дождевике, он выглядел столь обыденно…

– Мир вам… Куда путь держите? – произнёс он простые слова приветствия, но прозучало как-то уж очень веско, по-библейски – «камо грядеши?». Действительно, куда идём? Зачем?

Подходим под благословение, объясняем:

– Мы в Чердынь. Из Коми добираемся. А тут дождь, в домике заночевали…

– Помогай вам Бог. А я слышу – со стороны церкви, что в бывшем клубе, звон доносится. Звонарём там послушничала одна наша прихожанка, хорошо она звонила, на службы собирала. Ну, думаю, почудилось, Господи помилуй. А потом снова звон… Вот и пошёл навстречу.

Иеромонах Александр пригласил нас к себе в келью согреться горячим чайком. Мы-то совсем вымокли, пока бродили по брошенной деревне по пояс в сырой траве. Батюшка ведёт нас на самую окраину Черепаново – там в небольшом домике он и живёт. Вдруг понимаю: не вздумай мы поупражняться в звонарском искусстве, монах бы не обнаружился. Так бы и уплыли по реке, не встретившись.

– Зимой я в обычном доме живу, а летом – в летней кухне. Так что сейчас тесно у меня, не обессудьте, – извиняется отец Александр, пропуская нас в своё жилище.

– На кухню не похоже, дом настоящий, – замечает Игорь.

– Так здесь что кухня, что будка собачья, вон из каких брёвен делали. Леса-то много.

– А на кухне живёте, чтобы меньше топить?

– Конечно. Здесь, на Севере, и летом приходится жильё отапливать. А в большом доме у меня сейчас холодильник, продукты храню. На днях сделал там небольшой алтарчик, чтобы зимой служить. Когда был Володя, я служил в нашем храме. А когда он ушёл, прихожан совсем не осталось, теперь домашней церкви достаточно.

– Вы про тот храм, что в бывшем клубе?

– Нет, там летняя церковь. А зимняя – на бугре, где мы нашли самый новый, справный в Черепаново дом, его под храм и перестроили. Но его топить надо. А чего я на себя одного дрова тратить стану?

– Зимы здесь холодные?

– Ниже 48 градусов никогда не опускается, – смеётся батюшка. – У меня термометр с ограничителем: дойдёт до отметки 48 и застывает. А сколько там на самом деле, 50 или ещё ниже, Бог ведает.

– Получается, после отъезда общины вас здесь двое оставалось? – спрашиваю отшельника, заинтригованный упоминанием о некоем Володе.

– Когда все уехали, осталась моя группа, 13 человек, из них трое детей. Было ясно, что из-за детишек нам здесь покоя не дадут. В один день подходит ко мне мать Елена, инокиня, говорит: «Отче, мне мама с папой предложили здесь же, в Пермском крае, только на юге, домик в деревне купить. Может, туда переселимся?» Тогда собрал я всех: «Братья и сёстры, сейчас весна на носу. Если вам купят дом, то успеете огород посадить. А здесь ювенальщики не дадут вам жизни. И защитить я не смогу. Это раньше тут много народу было, и повязать было бы шумно. А сейчас чего тут вязать, в одну лодку запихают всех. Меня в каталажку, если поперёк пойду, а у вас детей отнимут». Объяснил им и благословил уезжать. Позвонил я по спутниковому телефону майору Александру, который то ли из МВД, то ли из ФСБ, – он однажды к нам на лодке приезжал для проверки, – попросил его заказать «Бураны». И вот-вот, когда уже последний снежок падал, они уехали на снегоходах. Год назад это было. Сейчас они в той деревне, в домике живут. А мы вдвоём с Володей остались. Когда началась следующая зима, он ушёл.

Пока мы пытали отшельника расспросами, он на керосинке вскипятил воду, разлил по разнокалиберным чашкам. Чайных сервизов не держит, гости-то редки. Оглядываюсь… Кругом иконы, книги, рыболовные снасти, пластмассовые бутылки со святой водой. Помолились перед трапезой.

– Батюшка, а почему именно здесь вы решили поселиться? Знали уже про эту брошенную деревню?

– Да ничего мы не знали.

– А кто подсказал?

– Так это… циркулем по карте прочертили.

– То есть?

– Долго рассказывать. Хотя куда нам спешить?

«Вас не предадут»

– Сначала община во главе с отцом Евстратием поселилась в деревеньке в Костромской области, – начал рассказ отец Александр. – Туда наши единомышленники, кто решил от электронных паспортов отказаться, съезжались отовсюду. Я, например, приехал со Псковщины, были семьи из Москвы, Астрахани… Город там недалеко, и оттуда всё время являлись какие-то люди, предупреждения делали: почему с детьми живёте в глуши, почему дети в садики не ходят? А зачем им садики, если у нас есть кому за ними присматривать? Сначала предупреждения, а потом ювенальщики стали детей из семей выхватывать. И было решено оттуда уехать. Я как раз за два дня до отъезда со своей группой прибыл, распаковать вещи даже не успели. Погрузились на «газели» и отправились куда глаза глядят.

– Неужели никакого плана не было? – удивляюсь.

– План-то имелся. В общине был духовник, отец Василий, приехавший из Тульской области. Накануне он умер. И во сне явился отцу Евстратию, сказал: «Иди от Костромы тысячу километров на курган, и они вас не предадут». Что-то такое неопределённое, но это и понятно: нам же самим нужно потрудиться, самим искать пути спасения, а не так, чтобы точный адрес на блюдечке поднесли. И вот по карте провели мы круг радиусом в тысячу километров, обозначили подходящие точки и стали их объезжать. Получилось как в сказке: объехали все места, последний пункт остался – деревня Черепаново. Думали, стоит ли в такую даль добираться, ведь другие места не подошли. Решились-таки, надо же до конца сказанное исполнить. Приехали и поняли: это здесь. Деревня на возвышенности, место чистое, хорошее. Река рыбная, лес богатый, дома ещё справные стоят. Установили кресты на берегу и на другой оконечности брошенной деревни, помолились и стали жить.

– А что значило – «вас не предадут»?

– Мы так поняли, что здесь власти нас трогать не будут. И поначалу всё так и было. Прилетали чиновники на вертолёте, уговаривали переехать поближе к цивилизации. Но придраться ни к чему не могли. Взрослые – трезвые. Дети – а их 14 было, в том числе один годовалый малыш, – все здоровы. Отец Евстратий, у которого медицинское образование, показал им мешок с медикаментами. Оставили нам чиновники продуктов и улетели. А мы и так не нуждались, десять тонн продуктов завезли. Ещё они нас переписали. У нас паспортов-то нету. «Как ваше имя?» Отвечаю: «Иванов Иван Иванович». Записали, с тем и улетели.

– И больше не беспокоили?

– Ну, был ещё майор Александр, который курирует этот район. Проверил тут всё… Оказался человеком православным, верующим. Хорошо мы с ним побеседовали, я высказал всё, что думаю. В том числе о правительстве нашем, которое идёт на поводу глобализации. Говорю ему: «Спасайте свою душу, мы все перед Богом ответ дадим, осталось чуть-чуть совсем». Вот была Пелагея Рязанская, которая в 64-м году почила, так она говорила: «Ты доживёшь до прихода антихриста». Так что чуть-чуть осталось, около 10 лет. Через 10 лет пик уже будет. А начнётся через год-два.

– Что начнётся, антихрист придёт? – сомневаюсь.

– Ну не так чтобы сразу он пришёл и земля сгорела. Не так будет. Мучиться будем. Может, через войну, что проще. А может, и через худшие искушения. Сейчас Господь сдерживает всё это до поры до времени, пока есть спасающиеся души. Одна душа ведь дороже всего мира. За каждую душу сейчас идёт борьба. За единицы. А всё уже созрело, чипы готовы… Загонят в электронный лагерь – и никуда не дёрнешься.

– А стоит ли верить в пророчества о конце света? Сколько их было, и ни одно пока не исполнилось, – вступаю в полемику. Ответ отшельника меня изумил:

– Так ведь будущее по пророчеству может меняться – в зависимости от нашего покаяния. Может, исполнится ещё худшим образом, чем было предсказано, а может, что и беды отойдут – Господь-то делает изменения Свои.

– То есть пророчества – они не о будущем, а о том, что может или не может совершиться?

– Нет, именно о конкретном нашем будущем, – твёрдо говорит монах. – О том, что совершится на земле реально, естественным образом. Но в это может вмешаться сверхъестественное. Мы же не биороботы какие-то и мир наш не запрограммированный. Я же говорю: покайся сейчас, и Господь изменит всё. Вот пророку Ионе был глас Господа о Ниневии, бывшей столице ассирийского государства: иди и скажи им, что я их всех уничтожу. А когда он пошёл и сказал и вся Ниневия покаялась, то Господь её помиловал, изменив Своё решение. И до сих пор этот город в Ираке существует, называется только иначе – Аль-Мосул.

– Он вроде на севере Ирака? – припоминаю недавно виденную карту боевых действий. – Оттуда в прошлом году треть жителей убежала, когда их ИГИЛ захватил.

– Вот видите, что в мире творится… А что за ИГИЛ такой? – заинтересовался монах. По всему видно, газет давно не читал. Глянув в окошко на хмарь небесную, он предложил: – Вот что. Господь не случайно нашу встречу устроил. Отправляться вам в путь под дождём смысла нет. Оставайтесь. Переносите вещи в мой зимний дом, а я пока там печку затоплю.

Мы переглядываемся. По глазам спутников вижу, что они рады отоспаться в сухом и тёплом местечке.

– Как благословите, – чинно соглашаемся. Радует и то, что будет время поговорить по душам с монахом-отшельником. О том, как спасаться в наше время и почему для его общины не сбылось предначертанное: «Вас не предадут».

___

Перейти к продолжению

Видеоролик из кадров, сделанных во время экспедиции, можно посмотреть здесь


← Предыдущая публикация    Следующая публикация →
Оглавление выпуска

2 комментариев

  1. Александр:

    Благодарю!

  2. Татьяна Константиновна:

    Спасибо!
    Уже два месяца только и жду газету с продолжением публикации о Вашем путешествии-паломничестве. Почти детектив, но много лучше. Хоть и работаю очень плотно, а вспоминаю ежедневно, когда же придет моя любимая пасхальная газета. Интереснее Ваших путешествий только Ваши путешествия и рассказы о них. На гору Народную… по Мезени… в Суру… По глубинке. На жигулях. На лодках. Пешком со спальниками . По родной земле.
    И самое главное – люди, которых Вы встретили и описали. Вы рассказываете о Родине, о родных всем нам по духу людях. Эти люди живут и здравствуют на нашей родной земле. Кто их видит, кто о них расскажет всему миру, кроме Вас?
    Вы понимаете, что рассказываете о граде Китеже? О прикровенной Руси – «подножии Божием»? О вечной России, о народе-Богоносце!
    Низкий поклон и помощи Божией!
    С началом Великого поста!
    Татьяна.

Добавить комментарий