Златоустовский расстрел 1903 года

Ложь и провокация

Трагедия в уральском Златоусте занимает особое место в нашей истории, ведь это была генеральная репетиция Кровавого воскресенья. В марте 1903 года там, как и позже в Петербурге, революционерам удалось стравить власть и рабочих, прозвучали выстрелы, погибли люди. Как и в столице, удар был нанесён по оборонному предприятию – оружейному заводу. Накануне войны с Японией он выполнял крупные военные заказы, что, конечно, наводит на определённые мысли. Увы, архивы японской разведки по-прежнему закрыты, но это и неважно, на месте японцев мог оказаться кто угодно – немцы, англичане, любой наш противник. Главное в другом – очаг болезни был внутри страны. О своей причастности к случившемуся в Златоусте заявили ленинская РСДРП и эсеры, мелькали ещё и какие-то народники, но все действовали довольно слаженно.

Златоуст. В центре видна площадь у колокольни, где бунтовали рабочие. Фото 1890 г.

Изложим версию социал-демократов, ещё не расколовшихся в то время на большевиков и меньшевиков. В таком виде информация о произошедшем начала распространяться сразу после событий, такой она вошла в советские учебники, да и сейчас остаётся в ходу.

Как сообщала РСДРП, в начале 1903 года руководство златоустовских предприятий приняло решение о введении в действие расчётных книжек нового образца. В них были изложены новые условия найма, которые значительно ухудшили положение рабочих. Отказавшись их принять, заводчане объявили, что начнут забастовку. Для ведения переговоров было избрано несколько человек, которых арестовали в ночь на 12 марта. Через день перед домом горного начальника собралась большая толпа народа и потребовала освободить арестованных. Приехавший губернатор отказался это сделать и предложил разойтись, а когда с площади никто не ушёл, приказал солдатам стрелять.

Ложью здесь является почти всё. Но прежде чем продолжить, скажу: миф о трагедии в Златоусте, конечно же, один из многих и многих. Фальсифицируется вся Российская история, но на примере одного события мы можем понять, что стоит за другими.

С чего всё началось?

На самом деле новые расчётные книжки, вступившие в действие 1 января 1903-го, ни на йоту не ухудшали условий найма – всё осталось как было. Это самое поразительное в златоустовской трагедии: у забастовки и волнений не было никакого реального повода, если, конечно, не считать того, что революционеры, проникшие на заводы, обманули рабочих. Что же возмутило людей? Из книжек был исключён, как утративший всякий смысл, пункт о правах рабочих, предоставленных «Положением от 8 марта 1861 года». Согласно ему, рабочим выделили когда-то покосы и выгоны, дали какие-то льготы. За многие годы это стало нормой, в том числе и правовой, поэтому никто ничьих прав урезать не собирался.

Но зачинщики забастовки ухватились за повод и начали лгать рабочим, что у них хотят отнять землю. Пролетариат, естественно, разволновался, отказался от получения новых книжек. Обеспокоенный этим, управитель завода горный инженер Эдуард Гертум попросил представителей цехов объяснить, что именно их испугало. Узнав, в чём суть дела, сильно удивился и распорядился вклеить в книжки листок с записью: «Состоя членом Горнозаводского Товарищества, пользуясь правами, предоставленными Положением 8 марта 1861 г. с последующими изменениями». Всё, казалось бы, рабочие добились, чего хотели, на этом инцидент можно было бы считать исчерпанным. Но не тут-то было.

Революционеры не собирались останавливаться. Они продолжали распространять лживые листовки, где договорились уже до того, что правительство решило восстановить крепостное право. Доверчивость нашего народа иногда просто не укладывается в голове, чем охотно пользуются мошенники, в том числе и политические. Десятого марта забастовал прокатный цех.

«Работают плохо, а на разговоры – хороши»

В 1910 году известный в Челябинске мемуарист, фотограф, краевед Константин Николаевич Теплоухов путешествовал с детьми по Таганаю – ныне это национальный парк на Урале. Рядом со Златоустом он встретил компанию рабочих, выехавших на пикник. Один из них вечером у костра много всего рассказал о своей жизни, в том числе о событиях семилетней давности.

– Правда ли, что в 1903 году был бунт в Златоусте? – спросил Теплоухов.

– Действительно был! – ответил рабочий и пояснил, как обстояло дело:

– Месяца за два, за три в наш завод приехали новые рабочие. Работают плохо, а на разговоры – хороши. Начали нашим говорить, что плохо вы живёте: работаете много, а зарабатываете мало. Сначала поодиночке, а потом и собирать стали. Любопытно – народу ходит много. «Вдвое вам платить должны… а работать 6 часов в сутки – остальное время твоё!» «Как так? Сработаешь на рубль, а платить должны два? – спрашивают которые постарше. – Денег у завода не хватит!» – «Хватит! Платят же инженерам вдвое, втрое против вас, а что они делают? Ходят да смотрят, только им в конторе сидеть!» Их – не переспоришь! – раздразнили наших. Вот как! Собрали большое собрание, один из них – председатель. «Пора переходить к делу! – говорит он и спрашивает: – Согласны ли вы, чтобы все равны были?» «Согласны!» – кричат. «Согласны ли вы получать больше, а работать меньше?» – «Согласны!»

Когда пришла получка, пришлые возмутители спокойствия потребовали у рабочих себе десятую часть заработка, но встретили дружный отпор: вот когда будем вдвое больше получать, тогда и отчислять «десятину» станем… Агитаторы обещали, что зарплата повысится, а тут, наоборот, отнимают.

– Другое придумали, – продолжил свой рассказ о революционерах собеседник Теплоухова. – Собраться всем на площади, вызвать управителя и потребовать, чтобы работать 6 часов, двойное жалование и заводом управлять не ему одному, а с рабочими. Назначили день, собралось человек 100 для требований да впятеро больше посмотреть-послушать.

Революционеры не дремали, стали кричать: «Да здравствует свобода! Долой самодержавие!» Управителя обматерили, стали камни в солдат бросать, которые стояли неподалёку и присматривали, после чего и был открыт огонь – погибло много людей.

Так запомнились события простому рабочему. О случившемся он говорил с долей иронии, как человек, успевший кое-что понять в жизни. Например, что жили златоустовские рабочие довольно неплохо. Это подтверждается и тем, что во время забастовки они не требовали повышения зарплаты. Заработки были, особенно когда пошли хорошие военные заказы, очень неплохие. Но многие всё же томились, ходили слухи, что есть места получше. Поверил в это и собеседник Теплоухова на Таганае, рассказав, как решил убедиться в этом на личном опыте:

– Много нам рассказывали, что рабочим хорошо живётся за границей, особенно в Америке: жизнь свободная, работают мало, зарабатывают много. Завидно стало, навели справки. И правда, рабочий день 8 часов, а слесарям платят четыре доллара – на наши деньги восемь рублей с лишком. У нас на заводе 10 часов работы, а платят всего два рубля – редкий получает больше. Подумали, потолковали и решили туда поехать – сначала одним, а потом и семьи перетащить. Поднакопили деньжат, выправили заграничные паспорта, поехали – всего пять человек, все слесаря. Приехали, работу нашли скоро. Поработали несколько месяцев, видим – не того… не то, что у нас. Работали, правда, 8 часов, да только так: чтобы не опоздать ни на минуту да и не отрываться все 8 часов от тисков или токарного станка – прямо чтобы не думать ни о чём, как бы умереть у него… – тяжело так работать. И платят четыре доллара, а когда и пять, это уже больше десяти рублей в день, зато и жизнь там подороже – больше половины уходит за квартиру, на пропитание, остальное так издержишь – на развлечения, увеселения, там этого много. Смотришь – к концу месяца ничего не осталось. Стали задумываться: у нас не так… Работа 10 часов: гудок – пошёл. Дойдёшь – 10-15 минут уже прошли. Поздороваться надо, покурить. К тесам стал – зубило тупое. Идёшь поточишь – больше болтаешь… Потом подпилок не сразу найдёшь – у соседа поищешь, поговоришь… Наладишь всё – опять покурить надо… Гудок на обед. Тут ещё 20-30 минут лишних утянем. С десятником о работе поговоришь – ещё полчаса. Да чистой-то работы и выходит часов 5. Платят только два рубля, а на всё хватает и на семью: изба есть, огородишко, скотина кое-какая. Хватает и на одежду, и на выпивку остаётся – всё у нас дешевле… Вернулись из Америки домой радёхоньки: сыты – наездились.

Большевистская пропаганда столько лет внушала, что рабочие жили до революции только что не в аду, что, когда узнаёшь правду, оторопь берёт. Не думайте, что этот рассказ – единственное, что побудило меня к этому выводу. Это лишь одно из многих свидетельств. Самые живописные прозвучали в своё время из уст Никиты Хрущёва. Первый раз это случилось в Америке, в 1959-м, во время завтрака, устроенного в его честь киностудией «ХХ век-Фокс»: «Я женился в 1914-м, двадцати лет от роду. Поскольку у меня была хорошая профессия (слесарь), я смог сразу же снять квартиру. В ней были гостиная, кухня, спальня, столовая. Прошли годы после революции, и мне больно думать, что я, рабочий, жил при капитализме гораздо лучше, чем живут рабочие при советской власти. Вот мы свергли монархию, буржуазию, мы завоевали нашу свободу, а люди живут хуже, чем прежде… после революции заработки понизились, и даже очень, цены же сильно поднялись».

В другой раз: «Я был лучше обеспечен в дореволюционное время, работая простым слесарем… Когда я вёл партработу в Москве, то и половины того не имел, хотя занимал довольно высокое место в общественно-политической сфере. Другие люди были обеспечены ещё хуже, чем я. Но мы смотрели в будущее, и наша фантазия в этом отношении не имела границ, она вдохновляла нас, звала вперёд, на борьбу за переустройство жизни».

Фантазия у них действительно не имела границ. Без этого разве смогли бы столько наврать о «проклятом царизме»?

Зачинщики и массы

Рабочий, с которым говорил Константин Теплоухов, что-то забыл, чего-то мог не знать, поэтому продолжим рассказ о трагедии в Златоусте, опираясь на документальную базу.

Итак, забастовка на оружейном заводе началась 10 марта. По утверждению заведующего отделом истории Златоустовского краеведческого музея Юрия Окунцова, часть рабочих революционеры принудили к участию в ней угрозами. Остальных задавили морально – это когда даже вполне трезвые, благонамеренные люди боятся пойти против «воли масс», не понимая, что «массы» – это несколько зачинщиков, добившихся своего обманом.

О дальнейшем в 1958 году писал журнал «Урал»: «На двухтысячном собрании рабочие выбрали для ведения переговоров с заводским начальством Ф.С. Симонова и И.Д. Филимошкина, которых хорошо знали во всех цехах. Оба состояли членами нелегальной революционной организации».

Их действительно знали – Иван Филимошкин арестовывался шестью годами ранее за активное участие в стачке, Фёдор Симонов в 1900 году дважды отсидел за буйство: один раз два месяца, другой – два с половиной. И можно представить, как они «договаривались» с руководством завода. Может, луну с неба требовали, может, ещё что, но точно не были нацелены на мирное решение. В общем, всё закончилось их арестом за подстрекательство, что полностью отвечало планам революционеров. Ни Симонову, ни Филимошкину арест ничем не грозил, их отпустили бы через несколько дней. А у множества людей в результате появилась хоть какая-то цель, кроме борьбы с мифическим крепостным правом, – освобождение задержанных.

12 марта забастовал уже весь завод, а около тысячи человек вышли на улицы. Сначала толпились у проходной, покрывая ругательствами заводоуправление и полицию, потом отправились к дому, где жил жандармский ротмистр Долгов, требовать освобождения Симонова и Филимошкина. Чтобы защитить ротмистра, туда прибыли один за другим два взвода солдат, которых толпа осыпала бранью и насмешками. Долгов попросил людей дождаться приезда губернатора, который ожидался с часу на час, но раздались крики: «Бей!» Толпа двинулась к ротмистру, которого случайно спасла жена Филимошкина, бросившая к ногам солдат своих малышей: «Коли взяли его, берите и детей». Эта сцена отвлекла внимание толпы от жандарма.

После полудня собрались уже у дома исправника, в которого бросали комья снега, куски льда, палки и кирпичи, хватали за фалды, чтобы стащить с крыльца, кричали: «Бери его, кишки ему выпустим!», «Кровь из нас пьёт!», «Его бы посадить». Из рук солдат пытались вырвать винтовки, некоторые хватались за штыки, один даже согнули. Солдаты не отвечали, а на предупреждения командиров, что может быть открыт огонь, раздавались выкрики: «Не имеете права!»

Такой была ситуация на момент приезда уфимского губернатора Николая Модестовича Богдановича – человека добродушного, о котором библиограф и археолог Сергей Рудольфович Минцлов писал впоследствии: «Богданович в губернии оставил после себя добрую память: почти все хвалят его и говорят, что он был умный и дельный человек». Он был юристом по образованию и весьма либеральных взглядов, бесконечно далёкий от намерения подавлять волнение в Златоусте силой. Он собирался пойти навстречу почти любым требованиям рабочих, поэтому не взял с собой хотя бы казачьей сотни, о чём горько потом сожалел. Казаки могли рассеять толпу практически без крови, одними нагайками – мера неприятная, но все остались бы живы.

Губернатор Николай Модестович Богданович

Увы, именно миролюбие Богдановича сыграло решающую роль в трагедии. Это ошибку спустя два года, во время революции, учёл губернатор Петербурга Дмитрий Фёдорович Трепов, распорядившийся: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть». В результате бунтовщики сидели тихо как мыши, а Трепов признался одному из знакомых: «До сих пор я крови не проливал. Единственный способ отвратить это несчастие и состоит в этой фразе». Умный был человек.

Приезд губернатора

Уже под вечер незаметно для толпы исправнику удалось сбежать, чтобы встретить губернатора. Позади раздавались крики, что солдат можно и подвинуть, силой освободив арестованных. Впрочем, узнав о приезде Богдановича, часть участников беспорядков отправились к нему. По дороге им попался полицейский надзиратель Коноплёв. Стали пинать его ногами, но, к счастью, за него заступились несколько знакомых рабочих. Узнав, что губернатор смог добраться до дома горного начальника, толпа со свистом и криками бросилась туда. Губернатор не испугался и пообещал, что сделает всё, что сможет. Потом к рабочим вышел глава губернского жандармского управления полковник Шатов, сказав, что завтра дело будет разобрано: если будет возможно, арестованных освободят.

Наутро у дома вновь собралась большая толпа. Губернатор несколько раз выходил к людям, уговаривая начать работу и вновь обещая, что во всём разберётся. Наконец, как вспоминал товарищ уфимского прокурора Венедикт Антонович Дьяченко, «я и жандармский полковник вышли на крыльцо, чтобы отправиться в тюрьму для допроса Филимошкина и Симонова и освобождения их, если это окажется возможным». Но Шатова и Дьяченко толпа так в тюрьму и не отпустила. Сначала кучеру не давали проехать к крыльцу – раздавались крики: «Иди пешком». Когда увидели, что на козлы саней садится вахмистр, возмутились: «Не надо больше – чем больше вас поедет, тем дольше будете нас держать здесь», «Не пустим, поезжайте двое, а то лучше с нами пешком, дорога сухая». Несколько человек схватились за оглобли, после чего Дьяченко и Шатов оставили попытки добраться до тюрьмы. Шатов обратил внимание, что многие рабочие сначала реагировали на предложения решить дело миром разумно, но потом заражались безумием толпы и тоже начинали вопить что-то несуразное.

В адрес губернатора, который несколько раз выходил к толпе, предлагая поговорить, сыпались угрозы вроде: «Давай его сюда!» или «Слетишь отсюда!» Увидев неподалёку рабочего с рыжей бородой, кричавшего что-то, Богданович сказал: «Если ты хочешь со мной говорить, подойди сюда». Но тот остался на месте. Тогда губернатор сделал несколько шагов со словами: «Ну если ты не хочешь ко мне подойти, так я к тебе пойду». Толпа расступилась, а затем быстро сомкнулась за спиной Богдановича. Слишком велика была опасность нападения, однако его удалось вытащить, хотя и с трудом.

Трагедия

Градус агрессивности толпы стремительно нарастал, от предложений поговорить наотрез отказывались. В руках у некоторых можно было видеть ножи, которых вчера ещё не было. И губернатор, и другие представители власти несколько раз предупреждали рабочих, что двум ротам Мокшанского батальона, стоявшим неподалёку, придётся стрелять. «Не имеешь права, врёшь!» – с бранью отвечали протестующие. Толпа подходила всё ближе к дверям.

Богданович приказал адъютанту дать солдатам сигнал изготовиться к стрельбе и крикнул толпе, что этот сигнал означает: что будет подан второй, потом третий и тогда придётся открыть огонь. Кроме него, к людям обратились Шатов, Дьяченко и остальные представители руководства. Но толпа только ещё более напирала. Рёв её усилился, и тогда был подан второй сигнал. Губернатора полковнику Шатову пришлось почти силой затащить в дом, так как бунтующие придвинулись к нему практически вплотную.

Третий сигнал. Мелькает в воздухе белый платок адъютанта, но солдаты не стреляют. Может, их командиры продолжают на что-то надеяться, может, их заранее предупредили, что сигналы – это блеф: вдруг народ одумается? Солдат специально поставили подальше, в ста метрах от дома горного начальника, чтобы не мешали власти общаться с народом, стрельба не планировалась в принципе. Командир Мокшанского полка полковник Пётр Побыванец кричит: «Разойдитесь!» В этот момент из толпы начинают стрелять, одна пуля обжигает висок возле правого глаза солдата Изергина. Вторая попадает в руку помощника исправника. Сколько было всего выстрелов, неизвестно, но треск, похожий на выстрел, а затем пороховую дымку от него замечает командир полка. Начинается штурм, толпа ломает решётку в дверях дома горного начальника, бьёт окна.

Залп – толпа ложится, потом поднимается и начинает грозить солдатам, ясно слышен в её рядах треск револьверных выстрелов. Кто стрелял? У рабочих и крестьян в России револьверов не было. Не их оружие. Ножи – да, а револьверы были лишь у барчуков, разночинцев, еврейской самообороны, бандитов, революционеров. Это и впоследствии, во время революции, отмечалось не раз: даже у погромщиков револьверов не было никогда. Мы не знаем, кто открыл огонь в Златоусте, но в результате ни один из провокаторов не пострадал – в описании этих волнений не мелькнуло ни одного имени пострадавших от залпов солдат революционеров. Они подвигли людей на борьбу «с крепостным правом» через сорок два года после его отмены, лгали и первыми начали стрелять по сотрудникам правопорядка – при этом все до единого остались безнаказанными, вовремя исчезнув.

Второй залп, третий – сорок пять убитых на месте и скончавшихся в последующие дни, восемьдесят семь раненых. Социал-демократическая «Искра» назвала почти втрое большую цифру пострадавших – чем больше, тем лучше.

Революционеры исчезают, чтобы теперь пользоваться плодами своей провокации, а Богданович остаётся. Организует на месте медицинскую помощь раненым, из Уфы по телеграфу вызываются дополнительные медицинские силы, выпускается обращение к горожанам, где губернатор подробно рассказывает о трагических событиях, точно указывая число жертв и причины. Через несколько дней подробный рассказ появляется с его подачи на первой полосе единственной губернской газеты. Он страшно переживает и призывает к тому, чтобы такое никогда больше не повторилось.

На следующий день после гибели людей забастовка закончилась, заводчане вышли на работу, пытаясь понять, что это было, чего они добивались. Психическая эпидемия, дурной сон, после которого люди проснулись с тяжёлыми головами – но хорошо, что проснулись. В этот раз. До Октябрьской революции оставалось четырнадцать лет.

Послесловие

Днем 6 мая 1903 года Николай Модестович Богданович вышел из дома, чтобы пройтись по Ушаковскому парку Уфы. А в 16.30 к судебному следователю второго городского участка зашёл городовой, сообщив, что губернатор лежит убитый в верхней алее парка. На его теле насчитали восемь огнестрельных ранений. Тут же находился пакет со смертным приговором, вынесенным эсерами. Они окружили его, словно стая одичавших собак, и начали стрелять. Это видели игравшие неподалёку мальчишки, кто-то ещё. Люди начали кричать. Церковный сторож, который запирал храм, услышав крики, вышел на паперть и увидел двух бегущих мимо. Бросился следом и преследовал одного из убийц очень долго.

Министр государственных имуществ А.С. Ермолов докладывал императору: «Печальные мартовские сего года беспорядки в Златоусте лишний раз доказали, до какой степени революционная пропаганда может ослепить и сбить с толка рабочую массу, даже сравнительно обеспеченную».

* * *

Тихо вокруг, сопки покрыты мглой,

Вот из-за туч блеснула луна,

Могилы хранят покой.

Белеют кресты – это герои спят.

Прошлого тени кружатся вновь,

О жертвах боёв твердят.

Музыку вальса «На сопках Маньчжурии» написал военный капельмейстер Мокшанского полка Илья Алексеевич Шатров. Вальс поначалу так и назывался – «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии». Он был посвящён памяти полковника Петра Побыванца и других героев, павших в Мукденском сражении. Это был тот самый полковник, что до последнего не желал стрелять по взбунтовавшимся рабочим Златоуста, и лишь огонь, открытый революционерами и штурм дома, где находился губернатор, вынудили его отдать приказ.

Полковник Павел Побыванец

Между Мукденом и Ляояном полк десять дней отбивал атаки врага, не позволяя ему окружить русскую армию, а когда боеприпасы стали подходить к концу, командир полка отдал приказ: «Знамя и оркестр — вперёд!» Капельмейстер Шатров вывел оркестр из окопов и приказал играть боевой марш. Остатки батальонов пошли в штыковую атаку, оркестр шёл за знаменосцем, музыка продолжала звучать. На следующий день 56-летний полковник, несмотря на сильную контузию, вновь был в бою. Новое ранение – смертельное, но бросившимся к нему на помощь приказал: «Сначала подберите раненых солдат!» Командира вынесли последним. На следующий день, 28 февраля 1905 года, не стало воина, дравшегося с турками на Аладжинских высотах, участвовавшего в ночном штурме крепости Карс. Из трёх с половиной тысяч бойцов-мокшанцев в живых осталось не более 700 человек.

Полковника хоронили дважды. Первый раз – в районе боёв на станции Гунжулин. Второй раз – когда офицеры-мокшанцы перевезли прах своего командира в Златоуст и погребли в ограде при Свято-Симеоновской церкви. В советское время церковь и находившиеся при ней захоронения были уничтожены, но в 2005 году могилу полковника Побыванца нашли, установили памятный крест, церковь восстановили.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска