Беседа с отцом Сергием Барановым

Татьяна ВВЕДЕНСКАЯ

Протоиерей Сергий Баранов – основатель и духовник Орского женского монастыря, секретарь Орской епархии, строитель и первый настоятель кафедрального собора в честь вмч. Георгия Победоносца, руководитель епархиального отдела по церковной архитектуре и иконописи. Сам как иконописец расписывал храмы на Святой Горе Афон. Руководитель епархиального отдела по тюремному служению, служит в тюрьмах 23 года. Автор сценария и режиссёр более десяти документальных фильмов. Отец шестерых детей.

Протоиерей Сергий Баранов

– Отец Сергий, это интервью я беру для православной газеты Севера России «Вера», однако её читатели – жители не только Севера, но и всей страны. К нашему времени снова подходит определение «смутное»… И первый вопрос к вам такой: как живёт ваш монастырь в это сложное, может быть, даже переломное время?

– Я извиняюсь, если скажу слишком высоко… Если человек живёт в Боге, на него не особо влияют внешние обстоятельства. Я не хочу сказать, что они совсем не влияют, но всё-таки, живя в Духе, отчасти человек выходит из этих обстоятельств и по-другому решает возникающие злободневные вопросы. Дух Святой подсказывает ему решение этих вопросов. В Духе решения приходят естественно, человек не напрягается интеллектуально, не строит логические схемы, он освобождает своё сердце от этого и просто молится.

Поэтому если бы мы жили жизнью Духа, то для нас не различались бы кардинально спокойные и смутные времена: будучи в Духе, человек более или менее ровно живёт и в скорби, и в радости. И радости не до эйфории, и скорби не до тяжёлой депрессии. Потому что он во всём видит руку Божию и смысл, и это его укрепляет. Такой человек имеет внутренний стержень. Я не слишком сложно говорю, пригодится вам такая мысль? Хорошо бы, чтобы она стала близка всем христианам… Вот только проблема в том, что христиане, даже духовенство, живут внешней жизнью. И поэтому у нас постоянные ошибки.

Вы знаете, меня приглашали в Самару, в семинарию, чтобы я говорил о молитве. Зал полный собрался. И вот я говорю об Иисусовой молитве, о духовной жизни, и вдруг какой-то священник мне: «Батюшка, а может, стоит быть попроще, не лезть в духовные дебри, не усложнять? А то ведь ошибиться можно. Нужно на литургию раз в неделю – и достаточно…» Я ему отвечаю: «Но вы в нашей церковной гимнографии хоть один текст знаете, который прославлял бы таких вот осторожных, которым достаточно один раз в воскресенье на службу сходить, и всё? Ведь там прославляются люди, которые в своём подвиге выходят за рамки…

– И что это за «рамки»?

– Нынешние христиане болеют, я подчёркиваю, именно «болеют» уверенностью в том, что времена расцвета христианства прошли, якобы всё прошло, и мы просто доживаем в покаянии. Есть даже такая фраза: «Нам оставлено покаяние».

Но я задам вопрос: как вы понимаете покаяние? Покаяние – это статика или динамика? Вот ты повторяешь: я грешен, я грешен… Это не покаяние. Покаяние – метанойя, изменение. А изменение предполагает динамику. Некоторые люди, оправдывая свою такую пассивную духовную жизнь, говорят: «Нам оставлено покаяние, мы каемся». Да вы не каетесь, вы просто признаёте свои грехи! А покаяние – это изменение от греха в лучшую сторону. А чтобы изменяться, надо вести духовную жизнь. Сказать: я грешен – это лишь первая ступень, а дальше? Что ты сделал, чтобы измениться?

– Как, с помощью чего человек может измениться?

– Только Духом Святым человек держится. Не будет Духа – человек сломается. Некоторые надеются на свою предприимчивость и рассудительность, что в последние времена надо как-то быт свой устроить, чтобы пусть три года, но их как-то мудро провести. Но и три года не выстоять, если не будет Духа Святого. Бесполезно запасать консервы – найдут твой погреб с консервами, заберут. Не подстрахуешься. Господь говорит, что в последние времена будет большая тягота. Он не говорит о внешней тяготе: голоде, войнах, землетрясениях, болезнях. Он всё это перечисляет, но это не главное, потому что в истории человечества были и пострашнее времена. Взять хотя бы время, когда мы под татарами жили или под коммунистами после революции. Но Господь говорит, что сугубая тягота будет в том, что многие христиане потеряют Духа Святого, и им придётся жилы напрягать и своими резервами пытаться выстоять, а человеку это невозможно. У нас внутри будет всё рваться, внутри будет катастрофа. Даже если найдётся что кушать и где спрятаться от холода, будет очень сильная внутренняя тягота, непонимание со стороны окружающего мира будет очень сильное. Гнать нас будут. Поэтому мне просто неинтересно говорить о том, что мы заводим в связи с приходом антихриста козочек и сажаем огороды, – мне интересно говорить о духовной жизни.

Во все времена всё одинаковое, не ссылайтесь на трудные времена, но, как батюшка Серафим сказал, занимайтесь стяжанием благодати Духа Святого. Не просто доброделание, не просто исполнение нравственного закона – этот закон знали и неверующие. А стяжание благодати. И если вам кажется, что это невозможно, то это от нерадения, от нерешимости – он такое слово употреблял. Святые называют много разных средств, которые помогают стяжанию Духа Святого. Но больше всего даёт молитва. То есть нужно вести духовную молитвенную жизнь. Не просто заниматься добрыми делами, а во Христе дóлжно быть.

Поэтому до последнего, даже если завтра будет конец света, мы будем копать, сажать, строить. Но это не главное. Это просто для того, чтобы мы не были бездельниками. Но не это нас спасёт – спасёт молитва. Всё должно быть с молитвой.

– Даже те читатели, для кого мысли о конце света не так актуальны, не могут не задаваться разными социальными и политическими вопросами. Например, сейчас у всех в мыслях война на Украине. Что она значит и что нас ждёт?

– Давайте я начну с того, что у меня сын на войне. Старший сын, Симеон. Он не военный, он – доброволец. У него двое детей. Он воевал и в четырнадцатом, и сейчас ушёл. Поэтому вы сразу можете понять моё отношение. Но, как священник, я скажу о другом. Удивительно, что многие церковные люди смотрят на происходящее на Украине светским взором, в формате политики, и не видят духовных причин этой войны. Наверное, люди просто насмотрелись телевизора и мало молятся. Для меня – это моё личное, частное мнение – это не война с Украиной или даже с Америкой. Я был и в Америке, и много был в Европе, и определяю состояние этой части земного шара не географически: там сейчас постхристианская эпоха, которая уже переходит в сатанинскую. Мы воюем не из-за политики. Сейчас Россия позволила себе сказать «нет» этой громадной силе, которая медленно, но верно ползла по земле и подминала под себя всё. Я как-то на Афоне беседовал с одним монахом, он мне сказал: «Знаешь, в чём суть Содома и Гоморры, самая страшная суть? Что, до Содома и Гоморры не было этих грехов? Были. Но там их узаконили и возвели в ранг нормальности».

Для самих жителей Запада всё вроде нормально, они этого не чувствуют, даже христиане западные. Потому что каждый день по миллиметру на них наползает эта тьма. Через год это уже 365 миллиметров. Как плесень. У меня друг поехал в Америку – дочка замуж выходила. Он пишет, что хотел убежать из этого загса, не мог там находиться: «Перед нами расписываются двое мужчин, после нас – две женщины…» Психически больные везде есть, но когда психически больные называются нормальными, а нормальные называются больными, ещё и преследуются – это гибель.

Западная антикультура узаконила грех и идёт всё дальше и дальше. Там начинают ломать фундаментальные понятия добра и зла. Но если ты убираешь фундамент, всё рушится. И это уже происходит. Уже смердит, там уже труп, мертвечина, даже в церквах. Потому мы сейчас стали для англоязычной публики переводить наши проповеди, и я вижу, что есть люди, которые это жадно читают, потому что они там задыхаются.

Вот, например, у нас есть догматика и есть каноны Церкви. И есть понятие икономии, то есть каких-то компромиссов. Но догматические вещи неизменяемы. Так же и вопросы добра и зла во все времена были фундаментом. Их нельзя искажать, это ведёт к краху цивилизации…

Вот с чем мы воюем. Мои друзья на Украине мне говорят: «Да вас обманывают, у нас не почитают Бандеру, не героизируют…» Я им отвечаю: «Что вы такое говорите? У вас одна из центральных улиц Киева названа в честь Бандеры!»

– …А во Львове целый мемориал в честь этого фашистского деятеля. Но ведь они действительно верят в то, что говорят.

– Это, знаете, такое заболевание. Если человека каждое утро будить и говорить: «Ты верблюд», он через год-полтора начнёт кричать как верблюд. Ведь это страшная технология. Сейчас владыка Онуфрий вдруг стал заявления делать против обстрелов городов Центральной Украины… А были ли заявления все восемь лет по поводу обстрелов и погибших на Донбассе? Сидели тихо восемь лет. Ведь в Одессе средь бела дня, под камеры жгли заживо людей, в том числе женщин! Полиция стояла и наблюдала, пожарных не пускали. И ни один не наказан. Это оправдание зла. Да, можно из страха смиряться перед злом, но оправдывать зло – это последняя грань.

И сейчас, когда на Украине Собор принял раскольничьи решения, я сразу сказал: немудрое решение, поспешили. Теперь будет рана. Зачем на пике эмоций принимать такое решение? И какая необходимость была? Ну, потянули бы время… Но и сейчас не все приняли раскольничьи решения, не все покорились отделению от Московского Патриархата. Значит, даже в этой ситуации кто-то может противостоять? Это те, кто имеет глубинный разум и видит суть этого конфликта. Не внешние грубые реалии войны, а суть. Но для этого нужно молиться.

– А не было ли это обусловлено желанием прекратить захваты храмов? Говорят, в Тернопольской области не осталось ни одной открытой церкви УПЦ…

– А какова цена? И что дороже: сохранить церковь как здание или церковь как душу? Нельзя продавать душу за то, чтобы стояли храмы. Святые отцы же пишут, что в последние времена храмы будут блистать, а в них ходить нельзя будет – почему? Да лучше дома молитесь, если в этих храмах всё исковеркано будет. Поэтому мне кажется, сохранение храмов – это не причина. Храмы как захватывали, так и будут захватывать. Но раньше служители УПЦ были исповедниками, а теперь они раскольники…

Церковь основана на крови мучеников. Я каждый день встаю утром, ложусь вечером – у меня сердце болит, потому что не знаю, жив ли мой сын. Я не говорю, что это легко. Но тяжелее душу потерять. Я как художник всегда хотел посмотреть Владимирский собор в Киеве, который расписывал Васнецов. Покупал альбомы с репродукциями. И вдруг я попадаю во Владимирский собор, когда он оказался у раскольников, у Филарета. У меня такое состояние, как будто я в морг зашёл… Вот покойник, который ещё не разлагается, нет запаха, но в нём уже нет души.

В советское время была возможность спасти многие церкви и монастыри через компромисс с обновленчеством, с властью. Покорись – и сохранишь. Но наши предки предпочли закрытие храмов, смерть в ссылке, служение в домах, нежели такое. Мы шли на компромисс с советской властью до той черты, которая касалась исповедания веры. Да, компромиссы возможны в каких-то вещах, и в советское время, кстати, были компромиссы, но есть грань, за которую нельзя переходить: когда уже ценой компромисса становится твоя душа. Вот почему мне не ложится на сердце способ, каким решили в Киеве спасти Церковь.

– В самые первые дни после 24 февраля вы сказали в проповеди, что «у меня сейчас появилась надежда, что последние времена ещё немного отступят».

– Когда-то я занимался приютом для бездомных – а это самая тяжёлая социальная тема, у меня под сто человек было этих алкашей, – мне говорили: «Отец Сергий, у тебя ничего не получится». И я всегда отвечал одно и то же: «Может, у меня ничего и не получится, но там я Богу смогу сказать: Господи, я попытался…» Вот и мы сейчас пытаемся, и сможем Богу сказать: «Господи, мы попытались!..»

Поэтому после 24 февраля у меня появилась надежда. Можно по-разному относиться к нашему Президенту. Друг у меня хорошо сказал: «Не буду спорить, хороший он или плохой, но это единственный Президент, который позиционирует себя как православный – я за него молиться могу, записку подать – и который сохраняет, пытается сохранить традиционные ценности, традиционные понятия добра и зла, которые поддерживает Церковь».

Мне как отцу легче, если сын умрёт на войне за други своя, чем если бы он принял западные ценности и стал в этом жить… Пусть лучше в рай, нежели ещё 60 благополучных лет во всей этой гадости. Лучше я буду голодать, чем за кусок хлеба продам душу. Так жили все христиане, исповедники, последние наши новомученики. Они могли сказать, как князь Михаил Черниговский, готовый поклониться Батыю как правителю, который его поработил, но не молиться его богам.

Если человек не молится Господу, то он слеп. Господь сказал в Евангелии: будете смотреть и не видеть, слушать и не слышать. Будете видеть события или предметы, но не будете понимать их духовного смысла, будете искажённо понимать смысл событий. В последние времена почему старцы замолчат? Потому что говорить будет некому – не услышат люди. Звуки будут слышать, а понимать смысл – нет. Кто-то говорит, что мы сейчас лишены духовного слова. А кому его говорить? Если это слово не готовы слышать, принять, исполнить.

Беседа состоялась 17 июня 2022 г.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска