(Продолжение, начало в №№ 913–919)

На «Ковчеге»

Из заметок Игоря Иванова:

Пока Михаил отдалился с группой паломников, мы с нашим добрым странноприимцем, иконописцем Сергеем Егоровым, отправились в культурный духовно-просветительный центр «Ковчег» при монастыре, где как раз в эти дни проходил Покровский православный фестиваль. По словам отца Андрея Лемешонка, «Ковчег» – это монастырская и вообще церковная «передовая», обращённая вовне, к миру. По мысли священника, центр должен стать в столице своего рода ковчегом в океане бездуховности и развлечений, здесь желающим спастись предложат иного рода культуру, другие постановки и фильмы. Плакат у входа в центр анонсирует на «кораблике Радости» с 8 по 16 октября театр теней, семейный капустник, детскую кулинарную школу, роспись пряников, песочную анимацию, выставку икон и макетов храмов Белоруссии, песни под гитару и духовные песнопения… Глаза разбегаются. Меня особенно удивил «мастер-класс по плетению кос для девочек и их мам», который ведёт «абсолютная чемпионка Европы по женским видам работ на длинных волосах Кристина Климович». О существовании каких только диковинных состязаний не узнаешь в экспедиции!

Центр только-только открылся, и если походить по закуткам большущего четырёхэтажного здания, напоминающего крепость (а я походил), можно наткнуться на небольшие строительные недоделки. Летом здесь вовсю кипела работа. И мы с Сергеем заходим – а про моего спутника надо сказать, что человек он прямой, скажет, если дрянь или халтура, ну, пусть не авторам, а мне-то скажет. А тут он только успевает вертеть головой: потолок с люстрами, похожими на рыболовные морды, стены, сделанные под древнюю плинфу, мозаики, росписи. Наконец, увидев нечто совершенно необычное на полу, он вытаскивает смартфон и начинает фотографировать. Видимо, эта эстетика его «пробила». Ну и я вслед за ним достаю фотоаппарат. Дело в том, что каменные полы в огромном зале перемежаются мозаичными вставками. Вот «Море Генисаретское», на берегу которого стены «Капернаума» и лаконичное: «Восстани и ходи». Далее – домики «Вифсаиды», а в самом море идёт ловитва – «яша множество рыб много».

Одна из мозаик на полу культурного центра – «Море Генисаретское»

А вон и «святый град Иерусалим», каким его изображали в древности, в нём «место трапезы уготовано». Хожу, разглядываю между столами, а за ними семьи с детками сидят – кушают, смеются, по телефону лопочут. Вообще-то это такое огромное кафе. Никогда не думал, что можно создать такое внехрамовое пространство, где будешь чувствовать себя уютно среди знакомых вещей, когда на стене большая икона Троицы, как бы призывающая помолиться перед трапезой, а не поблагодарить Господа «про себя», как это обычно бывает в общепите. Радостно уже оттого, что вокруг очень родные христианские названия. Вот «Иерихон» и рядом по пустыне бредёт лев, хвост его запутался в ногах: я когда-то ходил по улочкам этого города, теперь вспоминаю – и тепло на сердце.

Как среди всего этого благообразия не испить кофе! Берём с Сергеем по чашке (вкусно и недорого!) и усаживаемся за свободный столик. Прямо под ногами из «места пусто» выпрыгивает мозаичный косой туда, где «камень прибежище заяцем», тут же изображена корзина с хлебами и ещё одна фраза из Писания: «Ядоша вси и насытишася». Ну, это не про нас – некогда тут ядоша! Сергей разговаривает по телефону с Архангельском, а я обнаруживаю, что недалеко, за колоннами, проходит некое мероприятие: сидит молодёжь, человек двадцать, кто-то выступает. Прямо с кофе перемещаюсь поближе. Здесь проходит встреча на тему «О настоящей любви» – на улице я видел приглашение на неё.

Беседа с молодёжью в центре «Ковчег»

«…Лучше расстаться, потому что зачем портить себе жизнь с человеком, которого ты не любишь», – отвечает студент на вопрос, который я не услышал. Ведущая, судя по всему, такого не ожидала: «Сразу такое резкое решение?!» Молодой человек поясняет, что, конечно, нужно учитывать наличие общих детей, потому что развод бьёт в первую очередь по психике ребёнка, но, с другой стороны, и жить ребёнку в несчастливой семье тоже неправильно… «А есть ли другие варианты?» – спрашивает аудиторию ведущая. Других вариантов не находится, и она включает фрагмент какого-то фильма. «…А теперь представь, что каждый вечер ты, приходя домой, ешь торт “Наполеон”, изо дня в день. Что произойдёт?» – «Потолстею?» – «Ага. А ещё через месяц ты начнёшь ненавидеть и торт “Наполеон”, и в целом Париж, и Францию. То же самое происходит и в отношениях: мы насыщаемся, насыщаемся и возникает отвращение. Это касается не только отношений между девушкой и парнем, это происходит и в семье. Вот люди встретились, поженились, насытились друг другом, возникло отвращение, ссоры…» Самого экрана я не вижу, зато слышу, как протоиерей Андрей Ткачёв резюмирует: «Любовь – это чувство созревших личностей».

Ведущая чертит что-то на доске, объясняет, что именно так будут строиться отношения человека раз за разом, сколько бы новых влюблённостей у него ни возникало. Поднимается девушка: «Нужно наполнять жизнь новыми впечатлениями, тогда появятся новые эмоции и понимание, что можно продолжать жить с этим человеком». – «Все согласны?» – «Надо обсудить с молодым человеком, что не нравится ему, что тебе, и прийти к какому-то компромиссу», – добавляет подружка рядом. Ведущая хмыкает. Я тоже.

Дальше дискуссия поворачивается в несколько неожиданную сторону даже для меня. После разговора о терпении и поиске друг в друге положительных качеств ведущая называет среди положительных качеств женщин умение готовить. Тут встаёт девушка и заявляет: «А почему жена обязательно должна готовить? Вы оба работаете, у вас достаточно денег, чтобы заказать еду». – «А как должен отреагировать молодой человек, когда, придя домой, он вместо ужина увидит супругу, сидящую в Интернете?» – «Он должен подойти к ней и предложить вместе заказать доставку еды». – «А если он любит домашнюю еду?» – «Сам пусть тогда и приготовит», – включается в разговор совсем молоденькая девчушка. За спасением ведущая, тоже молодая женщина, хотя ей лет за тридцать, обращается к юношам: «Вам нравится такая идея?» Откликается молодой человек: «Конечно, если я пришёл усталый с работы, а дома ничего не приготовлено, надо заказать еду». «А если нет возможности заказать?» – усложняет ведущая задачу. «Значит, надо предпринимать какие-то действия». – «Какие?» – «Надо поговорить, к какому-то консенсусу прийти». «Какому?» – уточняет ведущая, и я понимаю, что для неё-то ответ очевиден, как и вообще для старшего поколения христиан: «Если любишь человека, готовить для него в радость». Но среди молодых заминка: договариваться надо, но о чём? Ох уж эта наивная вера не в правила, а в бесконечное их изменение, в «переговоры»! Ведущая подталкивает: «Часто в последнее время я слышу от девушек: “А с чего вы взяли, что жена должна готовить? У нас равноправие, пусть каждый сам себе готовит”. Но мужчины готовить не очень любят…» Встаёт молодой человек: «У нас в общежитии так принято, что мальчики готовят и угощают девочек. И вообще, почему бы мужчинам не готовить, они это делают не хуже…» Сценарий встречи с молодёжью ломается всё безнадёжней.

Тем временем кофе я допил, нужно идти искать и Сергея, который куда-то исчез, и Михаила. Пора возвращаться в келью иконописца при Покровском храме, где у нас назначена встреча.

Что такое братство

Слово «братство» в Белоруссии встречаешь повсеместно. Не сказать, что братства в России незнакомы, я сам в середине 1990-х готовил документы для возрождения Стефано-Прокопиевского братства в Сыктывкаре, но, что называется, не взлетело. А тут братства громко заявили о себе ещё на Брестском Соборе в 1596 г., где архиереи изменили православию, а представители более чем 20 братств остались верны. Тогда, спустя 15 лет, всё чёрное и белое духовенство Минска перешло в унию, а православные горожане создали братство (хоть и не получили на это разрешения) и основали Петропавловский монастырь. И вот он единственный два столетия оставался православным в Минске. Так что благодаря братствам православие и выжило на Белорусской земле.

В ту пору братства утверждались властями, получая «привилегии» строить и восстанавливать церкви, избирать иереев и игуменов, содержать школы, типографии, богадельни. В условиях агрессивного давления католиков ещё одна «привилегия» – невмешательство в их деятельность общественных судов – тоже была кстати. И всё же права братств постоянно попирались: королевская власть княжества Литовского права хоть и декларировала, но лицемерно вела дело к тому, чтобы их полностью вытравить из общественной жизни. А ведь братства были ещё и формой самозащиты православных во «вражеском окружении». Сохранился, например, протест братства, поданный в 1613 году на монахов церкви Космы и Дамиана, вчерашних единоверцев, перешедших в унию. Жаловались на «жестокие насилия и нападения, какие терпели ученики братской школы от униатских школьников».

При минском Покровском храме, где мы с Михаилом остановились, уже три десятилетия действует Михайло-Архангельское братство, и уже с десяток лет возглавляет его Виктор Сергеевич Каменков, человек в республике известный. Профессор, доктор юридических наук, заслуженный юрист, руководитель Белорусского республиканского союза юристов, с 2001 по 2013 год он был председателем Высшего Хозяйственного Суда Белоруссии, это аналог нашего Высшего Арбитражного Суда. Поэтому первым делом мы спросили, как он, высокопоставленный чиновник, оказался в приходском братстве.

Виктор Сергеевич Каменков

– Пришло время, когда я понял, что есть не только служение материальное, но и духовное… Когда стали переизбирать председателя братства, на меня пал выбор коллег. Я сказал: «Знаете, мне в жизни уже хватило тех должностей, которые я имел, поэтому простите…» Но в итоге всё-таки дал согласие…

Здесь нужно сказать, что именно братство было инициатором восстановления на этом месте Покровского храма. 410 лет назад на источнике в ста метрах от того места, где мы сидим-разговариваем, явилась Крупецкая чудотворная икона Божией Матери. Название она получила от деревеньки Крупцы, которая тогда располагалась рядом, теперь это микрорайон Веснянка. В 1857 году здесь построили церковь, в 1936 году её разрушили, чудотворный образ затерялся, да так, что долго не могли восстановить даже как он выглядел. И долгое время местность здесь находилась в запустении.

– Сюда приезжали в те годы разные духовные люди, и они призывали это место хранить, потому что оно святое, – продолжает Виктор Сергеевич. – И вот после распада СССР здесь собралась небольшая группа людей, решивших возродить храм. В ноябре 1992 года братчики поставили около крупецкого источника крест, и вот уже почти три десятилетия с благословения митрополита Минского и Слуцкого Филарета здесь по воскресеньям совершается молебен с водосвятием.

– Я слышал, что это один из двух родников в черте города, который нанесён на кадастровую карту Минска. То есть качество воды в нём гарантировано хорошее.

– А у православных считается, что вода особенно помогает от болезней глаз… Ну так вот, привезли вагончик, потом его переделали в храм, а теперь на этом месте стоит настоящий храм Крупецкой иконы. Потом стали строить Покровский храм. И священники нам говорили: не было бы братства, вряд ли здесь возникли бы приход и храм.

– Но что такого особенного у братства по сравнению с приходом? Приход мог бы так же начать восстанавливать храм.

– У нас приход большой, в праздники собирается по несколько тысяч человек. Священнику надо принять исповедь, ответить на вопросы каждого – когда ему думать о мирском, например как колодец построить? Не до этого. Священник должен молиться Богу. У нас он – духовный отец братства. Мы составляем план на год, в чём должны помочь приходу. Например, когда двадцать лет назад строили храм, крышу покрыли не совсем качественным материалом, и она стала протекать. Вёдра и тазики приходилось ставить. Нужно было крышу крыть заново, но где найти 200 тысяч долларов?

– Сколько-сколько?!.

– Да, чтоб поменять железо на медь и чтоб кровельщики-верхолазы сделали всё качественно. «Вы сумасшедшие, такую сумму не найдёте!» – говорили нам. Но на совете братства мы приняли решение начинать. Написали письма в разные организации, поставили скарбонки по всему Минску, через наших священников обратились к прихожанам. За два года перекрыли кровлю. Другой пример. Я предложил возродить купель на источнике, где явилась Крупецкая икона. Примерно два года мы спорили – надо не надо, потом два года строили. Опять особую скарбонку поставили, опять объясняли людям, что строим и для чего, опять искали благотворителей. Начали копать. Но денег было недостаточно, притормозили. И тут попали под пристальное внимание властей – в двух шагах проходит президентская трасса к резиденции Дрозды, вопросы к нам возникать стали на уровне митрополита и высшей власти. Настоятель говорит: «Раз братство взялось, решайте вопрос, я не смогу дать ничего, потому что занимаюсь другими объектами…» Два года прошло, и вот готова хорошая купель, мужская и женская отдельно, можно подписывать акт приёмки. На Крещение мы уже купались там.

– А не проще ли было бы найти спонсора и отправить к нему настоятеля, он бы сам договорился?..

– Одного благотворителя найти трудно, легче нескольких с небольшими суммами, да это и не совсем правильно. На Руси есть такое понятие: соборность. Толокой даже батьку бить легче, говорили казаки. Я в деревне родился и хорошо помню: образовалась молодая семья, сруб приготовили себе под новый дом. Его надо собрать в один день, и вот собираются для этого родственники, соседи – это и есть толока. Так и тут: когда люди поняли, что это для них делается, чтоб могли искупнуться на Крещенье, то в скарбонке мы стали находить и по пятьсот рублей, и большие суммы в долларах. В тот момент, когда все ресурсы вроде были уже высосаны, а ещё не хватало 10 тысяч долларов, чтоб обязательно закончить работу до праздника, внезапно приходит человек: возьмите! В этом плюс братства: чем больше людей вовлечено в дело, тем больше разговоров, тем дальше слухи распространяются – и доходят до нужных людей с помощью Божией.

Когда я был ещё на высокой должности и сюда приходил, территория была не огорожена, дорожки тут были проложены так и сяк, в кустах пьянствовали по вечерам. Настоятель говорил, что такого не было, чтобы после праздника не набирали по два ведра окурков и всего прочего… Поскольку я тогда был одним из двенадцати высших должностных лиц, пошёл к Президенту. Он лично сам нарисовал периметр храмовой территории, по нему поставили забор. Это было решение одного человека. Но нужно было привести в порядок саму территорию, убрать заросли, скосить и высадить около пяти тысяч цветов. Как поступить? Мы позвали студентов, учащихся. Все охотно пришли, здесь был настоящий праздник труда!

– Толока?

– Да, самая настоящая.

– А есть ли в братстве формальное членство?

– Да, нужно писать заявление, есть и членский взнос 25 рублей. Это чтоб человек чувствовал свою принадлежность. А иначе посидели, поговорили, разошлись, а дела нет. Люди в братстве инициативные, но всё равно регулярность проведения заседаний нужна, чтоб сорок членов поддерживать в тонусе. Вот протокол, вот ответственный, вот сроки – на следующем заседании проверяем. И дело пошло, человек уже сам себя контролирует.

– В России 1990-х тоже было много братств, но движение это почти заглохло. Быть может, потому, что инициативу во всех приходских делах взяли на себя настоятели – они и строители, и собиратели средств, и их распорядители, и служители алтаря. Посодействовали и архиереи, опасавшиеся несанкционированной активности православных масс. Например, появлялось какое-нибудь монархическое братство с активистом во главе, который выдвигал политически вредные с точки зрения властей и потому неуместные с точки зрения архиерея лозунги. Ну и его старались прикрыть…

– У нас была серьёзная проблема, когда вначале братство и приход работали дружно, а потом стали жить параллельно, настолько самостоятельными стали, что даже стали враждовать в лице конкретных людей. Это опасная болезнь, свойственная не только братствам, но и любым общественным объединениям. Тут надо, чтоб священник не боялся брать на себя духовное руководство, а самому братству действовать мудро, ни в коем случае не вмешиваясь в духовные дела. И братство, и приход без духовного руководства – ничего. Только глупый человек, не понимающий, что под Богом ходит, может хотеть здесь власти. Будешь работать на себя – неожиданно получишь такой щелчок, что не дай Бог. Ко мне приходили и священники, и миряне с инициативами создания в Белоруссии Союза братств. С мыслью: вот Церковь не так себя ведёт, надо нам порядок навести. Я спрашивал: как вы это видите, без священников? Приходилось объяснять, что это никчёмное дело, – Виктор Сергеевич усмехается. – Но я так понимаю, что иногда приходили таким образом проверять меня.

– То есть общецерковные дела для братств противопоказаны? Только купели, крыши, цветы…

– Думаю, в общих вопросах лучше советоваться с настоятелем, кому, как не ему, лучше всех знать, получит ли поддержку инициатива или её зарубят «наверху».

У нас есть идея создать координацию братств, чтоб знать, какие из них живые и работают, а не просто числятся. Для чего? Чтоб, например, возить из России литературу. Сначала опрашиваем, какая потребна, потом привозим и распространяем через братства. А то мне одна знакомая звонит: нужна такая духовная книга по воспитанию, она только в Минске есть. Я – в один магазин, в другой: была, уже нету. Только в Москве. Или вот в Гомеле много своей литературы про местных подвижников, а про Евфросинию найти не можем. Нужно, чтобы выпускаемая в епархиях литература была доступна по всей Белоруссии.

Книги и Книга

Виктор Сергеевич продолжает книжную тему:

– Помню, однажды мы сидим и коллега говорит, что прочитал Библию уже шесть раз. А я – ни разу. Думаю: ничего себе, как я отстал! Прихожу домой, достаю Библию – не проблема, за неделю её осилю. Начал, но не понимаю ничего. Назавтра продолжил, но снова безрезультатно. Дальше, конечно, стал пользоваться комментариями, стало легче. Но понял, что торопиться никак нельзя в этом деле. Это я рассказываю начало. А через несколько лет, в 2009 году, написал книгу «Библия о правосудии, праве и морали». Я написал довольно много юридических книг, и пишу до сих пор, а над этой работал пять лет…

Как написано в аннотации к книге Каменкова, это попытка посмотреть на современное право через призму Закона Божьего. Во вступительном слове к книге минский владыка Филарет привёл высказывание св. Иустина Философа, который писал, что люди стараются скрыть свои преступления не из страха наказаний и человеческих законов, а зная, что от людей можно укрыться. Если же человек почитает Закон Божий, то он знает, что от Божественного Законодателя ничего не скрыть, – тогда вперёд выступает человеческая совесть. «Мы искренне приветствуем этот труд и введём его в качестве учебного пособия в православных учебных заведениях», – сказал на презентации книги митрополит Филарет. А в 2012-м у Каменкова вышла книга «Библия о семье и для семьи» в 640 страниц. Тогда оппозиционная белорусская газета озаглавила язвительную заметку по поводу неё: «Безжалостный судья написал Библию». Ну а как же! – чиновник и слово Божие для активистов – «две вещи несовместные, не правда ль?».

– Потом появилась книга «Иконы Божией Матери», – продолжает Виктор Сергеевич. – Помогала мне её редактировать одна женщина из епархии. Встречаемся мы с ней где-то через полгода после выхода издания, она говорит: «Вы ещё живы?» Я: «Не понял вопроса». Она поясняет: «После таких изданий с авторами обязательно что-то случается». «Ну, тогда со мной случилось – уволили с работы». – «Что ж, тогда всё в порядке». Теперь-то я понимаю почему и в чём тут закономерность. Вот так я к этому подходил.

Ко мне после выхода книги «Библия о правосудии» пришла российская журналистка, для неё было дикостью: высокое должностное лицо, вчерашний коммунист и такие книги пишет. Она меня допрашивала-допрашивала, наконец, не выдержала: «А можно откровенный вопрос?» – «Конечно, можно». – «А что бы вы сказали Господу, если бы с Ним встретились?»

– Даже тут журналистская несамостоятельность, – замечаю. – Этот вопрос в своих телеинтервью всегда задавал гостям Познер…

– Я ответил, что просил бы только, чтоб Он меня простил. «И всё?» – удивилась она. «Больше ничего не надо».

– Получается, Библию вы хорошо освоили впоследствии, прочитав вдоль и поперёк? – уточняет Михаил.

– Библию я прочитал несколько раз сначала подряд, потом отдельными книгами – и сейчас читаю каждый день, но в рамках того, что советует Церковь. Но чем больше её читаешь, тем больше понимаешь, что её «освоить» невозможно. Читаешь место, которое помнишь хорошо, а мысли совсем другие.

– А как вы относитесь к книге Екклесиаста, этому в некоторой степени скептическому взгляду на мир, с его бессмертным: «Суета сует – всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем…»? – спрашиваю. – Я к тому, что вот пишешь книги или трудишься в братстве, а потом это уходит и на Суде окажется, что всё это было не нужно, а единственно нужна была только перемена сердца?..

– Этого мы не можем знать, что нам скажет Господь… А Екклесиаста я понимаю несколько иначе. Я вижу у него такой смысл: то ли я делаю? тем ли занимаюсь? новое ли это, что я делаю? Часто люди, особенно творческих профессий, стараются показать собственное «я», выдавая исключительно только всё новое, оригинальное. Им хочется быть первыми, чтоб их заметили. А Екклесиаст смиряет: нет ничего нового, всё уже было в веках. Если как скепсис его слова воспринимать, тогда, конечно, можно отчаяться и опустить руки. Но если знаешь историю не только религии, но и историю человечества, то понимаешь: оно так и есть, ничего нового и именно поэтому суета ни к чему. Каждый из нас должен заниматься своим делом, нести свой крест, полностью доверяя Богу, – больше ничего не надо. Можно быть маленьким человечком без должностей, но на самом деле быть величиной в глазах Бога. Я на юридическом поприще был первооткрывателем многих вещей: вводил в практику понятие банкротства, медиации, и россияне приезжали за опытом, первым стал заниматься и спортивным правом. Так что я тоже старался открывать новое. Но ушёл с должности, и у меня возможности прикрылись. И что было делать – отчаиваться? Нет. Тем меня Господь и защитил, что дал мне веру и отрыл другие пути и горизонты. И я советую своим аспирантам, докторантам: нужно быть профи в какой-то одной сфере, но следует помнить, что наша действительность – штука жёсткая. Поэтому пусть у вас будет всегда запасной выход.

– В том, что вы делали, присутствовал ли какой-то духовный стимул?

– Ту же медиацию я продвигал прежде всего из профессионального интереса, потому что хозяйственные суды были завалены делами. А духовная сторона… Как-то зашёл к митрополиту Филарету, он спрашивает: «Ну, чем занимаешься, сын мой?» «Медиацией занимаюсь», – отвечаю. «А что это такое?» Рассказал ему, пояснил смысл, что это поиск мирного решения конфликта до суда. И он: «Божье дело!» Я потом митрополиту Павлу говорил, что Церкви надо бы этим заниматься, потому что священник в роли медиатора – это супер. Но пока, увы…

Горизонты

Спрашиваю, в чём мой собеседник видит будущность Михайловского братства, когда храм уже построен, а купель выкопана.

– Сейчас надо привлечь внимание молодёжи к православию. У нас в храме есть молодые, тут нет проблем, в воскресной школе даже не хватает мест для всех желающих. Но надо работать с той её частью, которая пока не хочет об этом думать. После распада Союза молодёжью у нас какое-то время никто не занимался. Помню, я сам ходил к Президенту: как так, комсомола нет, райисполкомы этим не занимаются, молодёжь шалтай-болтай и кто на улице ею занимается – неизвестно. Таких немало и по сей день.

Что мы можем? Например, подсказывать родителям, куда их детям можно пойти со своими вопросами. Родители спохватываются, когда с сыном или дочкой уже что-то плохое случилось. Например, у нас есть отдельная группа, которая может заниматься борьбой с пьянством. Или через воскресную школу общаемся: сами родители вроде благополучные, но их родственники – дальние, ближние – проблемные. Или вопросы профориентации…

Моё предложение было – организовать тут приём по правовым вопросам. Мы не адвокаты, но по каким-то первичным вопросам консультировать вполне можем. Я сам готов принимать людей. И так по многим вопросам можно оказывать помощь. Опытный строитель в составе братства? Почему не проконсультировать тех, кто собирается строиться? Врачей у нас много. А человек зачастую стесняется, не понимает, как о болезни рассказать. В братстве же свой человек – он всё объяснит.

Как-то мы проводили встречу со школьниками. Мы боялись одного: а будет ли интерес у современной молодёжи к тому, что здесь происходит? Как их заинтересовать, какие нужно рассказать истории, какие факты выпятить? И за чаем с конфетами они нас с коллегой вопросами просто засыпали.

– И как вы полагаете, что сыграло тут роль?

– Может быть, эффект новизны – они впервые услышали какую-то информацию. Но вот ещё что… Я тогда позвонил в идеологический отдел администрации района, и они прислали двоих, двух молодых женщин. Ну а у них же свой казённый язык и отношение к Церкви, не выходящее за рамки соглашения о государственно-церковном партнёрстве. Я спросил: «Вы верующие или нет?» Признались, что иногда в храм заходят. «А есть ли у вас дети? Какого возраста?» Заговорили о типичных проблемах детей – и тут уже администраторы исчезли, передо мной были женщины, матери, и мы могли общаться по-человечески на любые православные темы. Я ведь тоже к вере приходил через проблемы с детьми.

– Сами-то вы с детства пришли к вере?

– Нет, я не мог быть с детства верующим, потому что не было соответствующей среды. Мама была вдовой и имела, как она говорила, полкласса образования: пошла в первый класс, до зимы походила, а потом ей мать сказала, что надо льном заниматься. Храм был от нашей деревни в десяти километрах, но он сгорел, восстанавливать власти его не дали и взорвали при мне в 64-м. Поэтому стремление к вере возникло уже потом, с возрастом, когда увидел вещи, несовместимые с христианством, – они заставляли задуматься, почему так, а не иначе.

– Выходит, вы из самой глубокой глубинки добрались до карьерных пределов?

– Я родился в деревне Мокровичи Могилёвской области. Окончил в 73-м году школу с золотой медалью, и вся деревня смотрела и ждала доказательств – на халяву я получил медаль или что-то умею. Поэтому у меня был выбор такой: или поступаю в самый крутой вуз, или иду в армию. А в то время на юридический факультет не принимали школьников. Точнее, на них было зарезервировано два процента поступающих. И я в них попал, сразу после школы поступил.

…В келье у Сергея внезапно раздаётся возглас священника – да так, что мы вздрагиваем. Началась трансляция вечернего богослужения из храма. Это такое небольшое, но голосистое радио стоит в углу.

Прощаемся с Виктором Сергеевичем. Не обо всём напишешь, за скобками остаётся часть разговора, не имеющая напрямую отношения к деятельности братства. Крепко жмём руку – с интересным человеком поговорить всегда одно удовольствие.

(Продолжение следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска