Великопостные сюжеты в работах русских художников

На протяжении многих веков сюжеты Страстей Христовых встречались лишь в иконописи; с позапрошлого века дерзнули обращаться к ним и живописцы. Так возник новый жанр – религиозная живопись. Для русских художников становится важно найти «своего» Христа. Имея перед собой этот образ как нравственное мерило, они хотели показать и духовное состояние современного им общества. Эти картины уже не «окно в горний мир», как икона, а скорее окно в душу зрителя.

Иван Крамской. «Христос в пустыне», 1872 г.

1. На полотне Ивана Крамского «Христос в пустыне», которой исполнилось ровно 150 лет, Христос изображён в момент мучительных раздумий. Руки Его сцеплены в замок на уровне горизонта, где соединяется небо и земля. В Христе сошлись воедино Божественное и человеческое, и в любой душе борются небесное и земное. Крамской писал о замысле картины: «Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье — пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу».

Это полотно Крамской писал много лет, на пределе сил, из писем его видно, что чем ближе была выставка, на которой предстояло показать картину публике, тем больше охватывал его страх. Не оттого, что могли не принять плод его многолетних трудов, а оттого, что нужно было предать Христа на суд толпе. Картина вызвала немало одобрительных отзывов, но многие увидели в ней кощунство по отношению к святыне. «Да это нигилист какой-то, а не Христос!» – говорили они.

Иван Крамской. «Хохот» («Радуйся, царю Иудейский!»), 1870–1880-е годы

2. Свершившийся суд над «Христом в пустыне» праздной и скучающей публики Крамской пережил болезненно. Это были не муки самолюбия, а боль за Христа – мастер корил себя, что виновен в том, что снова над Ним посмеялись. Спустя время художник приступает к написанию огромного полотна «Хохот» (другое название – «Радуйся, царю Иудейский!»): в отдалении изображён связанный Спаситель, на первом плане – толпа, насмехающаяся над Ним. Вот как мастер описывал задуманную картину: «Вообразите: нашёлся чудак – я, говорит, знаю где спасение… Раздайте свои сокровища и ступайте за мной. Его схватили: “Попался! Ага! Вот он! Поистине гениальная мысль: нарядим его шутом-царём, не правда ли, хорошо?” Сказано – сделано. Нарядили, оповестили о своей выдумке синедрион – весь бомонд высыпал во двор, и, увидевши такой спектакль, все, сколько было народу, покатились со смеху… И так это понравилось, что вот до сих пор всё ещё покатываются со смеху и никак успокоиться не могут». Полотно осталось неоконченным, словно Крамской так и не смог решиться преподнести образованному обществу зеркало.

Василий Перов. «Христос в Гефсиманском саду» («Моление о Чаше»), 1878 г.

3. «Я никогда не видел такой живописи», – потрясённо сказал Папа Римский Франциск I, остановившись на выставке «Русский путь: от Дионисия до Малевича» в музеях Ватикана перед тремя картинами: «Христос в пустыне» Крамского, портретом Достоевского кисти Перова и его же «Молением о Чаше».

Мы не видим лица Христа – Он всем телом приник к земле. Именно так, «пав на лице свое», жители древней Палестины выражали одновременно и крайнюю степень мольбы, и крайнюю степень покорности. Ученики заснули, и Человеку в Его одиночестве, кажется, сочувствует лишь цветок, склонившийся над Ним. Над главой Его золотом мерцает терновый венец, как символ страдания и увенчания славой.

Николай Ге. «Тайная вечеря», 1863 г.

4. Николай Ге посвятил сюжетам Страстной недели не одну картину. Образами Спасителя и главных участников тех событий он, как и Крамской, хотел растревожить души современников. Не раз мастер обращался к образу Иуды. Сюжет «Тайной вечери» был издавна любим иконописцами и художниками, но всегда предатель был изображён сидящим посреди учеников, и лишь спрятанный в складках плаща кошель с тридцатью сребрениками, поворот тела и выражение лица говорили о том, кто это. А Николай Ге изобразил Иуду на переднем плане, противостоящим Христу и апостолам. Свет лампы падает на спину уходящему ученику, отчего его фигура кажется пятном мрака.

Николай Ге. «Совесть», 1891 г.

В другой картине Ге, посвящённой теме предательства, – «Совесть» – фигура Иуды, напротив, высветлена посреди ночи. Где-то впереди во мраке Тот, Кого увела стража, и сопровождающие Его ученики. Затихают крики, и Иуда остаётся в тишине, наедине с собой и своей совестью. Он по привычке смотрит вослед Учителю, но пойти за Ним уже не может, отрезав себя навсегда и от Бога, и от людей.

Фёдор Бронников. «Иуда», 1874 г.

5. Крупным планом изображён предатель Иуда и на полотне Фёдора Бронникова. Художник изобразил его ранним утром. Уже остыл нагретый за день камень, на котором сидит Иуда, но всклокоченная его голова, поднятые плечи, горящие глаза говорят о том, что он испытывает жгучие душевные муки, от которых не избавит утренняя прохлада. Он ушёл из Иерусалима, чтобы поскорее забыть всё. Тихо вокруг, но голова его повёрнута в ту сторону, где разворачиваются страшные события, и кажется, слышит он и звуки бича, и крики толпы: «Распни Его!» И от этого никуда не деться, как бы далеко ты ни ушёл.

Михаил Боткин. «Скорбящая Богоматерь», 1887 г.

5. «А туда, где молча Мать стояла, так никто взглянуть и не посмел», – писала Анна Ахматова в поэме «Реквием». Как прожила Божия Матерь те страшные часы? Об апостолах и верных жёнах-мироносицах Евангелие говорит подробно, а о Ней – почти ничего. Художник Михаил Боткин попытался представить Пречистую в трагические дни Страстей Христовых. На картине «Скорбящая Богоматерь» Мария, склонив печально голову, в одиночестве возвращается с места казни Своего Сына. Она несёт Его хитон – об одежде Спасителя воины метали жребий, но лишь для потехи: никому не нужен был изорванный, в кровавых пятнах хитон. Богоматерь несёт и терновый венец Сына – Она стояла у Креста до Его последних минут. И когда Он поник безжизненно главой, терновый венец скатился с мученического лба, и Она подняла его…

Николай Ге. «Распятие», 1892 г.

6. Своё «Распятие» Ге переписывал 19 раз в течение десяти лет. Художник мучился, терзался сомнениями, временами находился в страшном смятении духа, пока в конце концов не нашёл идею картины. Но выразил он её так, будто грозил кому-то кулаком: «Я долго думал, зачем нужно “Распятие”, – для возбуждения жалости, сострадания оно не нужно… “Распятие” нужно, чтобы осознать и почувствовать: “Христос умер за меня”. Я сотрясу их мозги страданиями Христа. Я заставлю их рыдать, а не умиляться». Но порыв художника «заставить их» привёл к тому, что получилось слишком натуралистичное и безнадёжно трагическое изображение последних минут жизни Спасителя. На открытии выставки картину увидел государь Александр Третий – и повелел снять. По легенде, он высказался кратко: «Это – бойня!»

И правда, при взгляде на неё возникает мысль не о скором Воскресении Спасителя, а о полной богооставленности. Ге долго не мог найти строчку в Евангелии, которая бы задала тон работе. Но, очевидно, ею стали слова Христа перед Его кончиной: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня!»

Виктор Васнецов. «Распятый Иисус Христос», 1896 г.

7. Распятие изображено и на картине Виктора Васнецова. Художник старался писать религиозные сюжеты, не отрываясь от иконописной традиции, а главное – заботился о том, чтобы его произведение не убивало в зрителе веры в Воскресение. Крест изображён на фоне восходящего солнца, Спаситель не одинок – животворящее Древо обнимают руки ангелов. Так Васнецов вселяет в зрителя надежду в скорое Его Воскресение.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска