Белорусский рубеж

(Продолжение, начало в №№ 913–917)

Сосуд Божий

Из заметок Михаила Сизова:

В Полоцк, один из градов Руси изначальной, мы въехали к вечеру и, устроившись в гостинице, сразу же пошли в Спасо-Евфросиниевский монастырь. Городок я увидел лишь мельком – старинные дома и набережную. Точнее, отсутствие таковой. Странное впечатление: берега у легендарной реки Полоты первозданные, травой поросшие, как и тысячу лет назад. Никто их так и не заковал в гранит или бетон. Река, серое клочковатое небо – и тишина. Вечность.

Монастырь виден издалека. Вид впечатляющий. Входим через святые ворота, слышим молитвенный речитатив – это из динамиков транслируется вечерняя служба. У СпасоПреображенского храма (однокупольного, древнего – такие я видел в Великом Новгороде) стоит кучка туристов, им что-то рассказывает монахиняэкскурсовод. Слышу:

– …и восемьсот лет Господь сохраняет их в нетлении. Звали её Предслава, была она дочерью Полоцкого князя Святослава Всеславича, в крещении Георгия. В двенадцать лет решила посвятить себя Богу – ушла в монастырь и приняла постриг с именем Евфросиния. Вся её жизнь прошла в трудах и молитвенных подвигах. Сегодня её нетленные мощи свидетельствуют о её святости. Многие не понимают, что такое мощи, и спрашивают: это останки такие? Нет, дорогие мои, мощи – это сосуд благодати…

Лицо монахини сияло словно бы отблеском той благодати, о которой она говорила. И я подошёл ближе.

– Что такое благодать? – продолжала монахиня. – Вот мы пришли на святое место. И вы смотрите, как прекрасно, да? Даже воздух не такой, как обычно, дышать как-то легче. Невольно произносишь: «Какая благодать!» Даже не понимая этого слова. А благодать – это сила Духа Святаго, это Божественная энергия, это великая сила! Это – то сокровище, с которым наша душа идёт на Небо. Человек – это сосуд Божий, и чем он будет наполнен, то он и возьмёт с собой в вечность.

Монахиня прижала руки к груди:

– Многие люди прожили свою жизнь свято. Но прожить свято не так просто. Это величайший духовный труд, это тяжелее любой работы, потому что надо каждую минуту видеть себя пред Богом. Вот Господь, вот я – и кто я перед Ним? Кого-то я обидела, на кого-то раздражилась, о ком-то подумала плохо. А преподобная наша Евфросиния действительно каждую минуту своей жизни предстояла перед Богом. Она была чистейшим сосудом, и теперь от неё самой исходит благодать. Люди прикладываются к её мощам и по молитвам к ней получают исцеления души и тела. Подходите к мощам с чистым сердцем и говорите: «Господи, прости меня, грешную. Преподобная, благослови меня…»

– Посмотрите, какая красота эта осень, всё в золоте, всё нас радует! – матушка окидывает взглядом пылающие клёны. – Господь так прекрасно всё создал! Он и человека создал таким же прекрасным. И хочет, чтобы человек сохранил эту красоту. Очищайте себя, бегите на исповедь, ведь сегодня все храмы открыты! Живите свято, и тогда мир на земле будет и всё будет хорошо.

Казалось бы, простые, обычные истины говорит монахиня, но так убеждённо, с таким светом в глазах, что открывается в них сокровенная глубина её веры. Закончив экскурсию, она направилась к храму. Догоняю её:

Монахиня Анастасия ведёт по монастырю паломников

– Матушка, а вас как зовут?

– Анастасия.

– Мы из православной газеты, не подскажете, как с настоятельницей можно встретиться?

– А вот слышите из динамиков – она сейчас читает. В храме идёт вечернее богослужение, после него к матушке и подойдите. А вы где остановились? Вам же покушать надо. Знаете, где трапезная?

Как здесь всё просто – словно приехали к «своим». И действительно, игумения Евдокия приняла нас как своих. И тот свет в глазах, что увидел я у монахини, – он, как показалось, здесь везде.

Игумения Евдокия (Левшук)

За святыми вратами

После службы мы коротко переговорили, а «большой разговор» с матушкой состоялся на следующий день в её кабинете близ монастырских ворот. Спросили, имеет ли монастырь своё хозяйство.

– Главное дело монаха – это молитва. Мы молимся и во время богослужений, и келейно, у нас читается и Неусыпаемая Псалтирь. Но мы не забываем, что наша преподобная ещё была и просветительницей. В Духовно-просветительском центре монастыря находится воскресная школа для взрослых и детей, которая нынче отметила своё 30-летие. Кроме основных занятий, в школе проводятся уроки церковного пения, а по воскресеньям девочки помогают сёстрам петь на ранней литургии в Свято-Евфросиниевском храме. При школе создано молодёжное объединение «Полоцкое Радование», проходят музыкально-литературные вечера – наподобие тех, которые были в Спасо-Евфросиниевском училище XIX века. Монастырь выпускает книги, буклеты, календари…

– Значит, вы продолжаете просветительскую деятельность, начатую преподобной Евфросинией?

– Стараемся. С юных лет преподобная отличалась мудростью и любовью к книжному учению. При князе Всеславе Брячиславиче в Полоцке был построен собор Святой Софии, Премудрости Божией. Через некоторое время его внучка, княжна Предслава, принявшая в 12 лет монашество с именем Евфросиния, подвизается при этом соборе, где не только молится, но и переписывает священные книги. Там ей является Ангел, и она примерно в 1125 году с одной из черноризиц поселяется вот здесь, тогда это место называлось Сельцо. Так образовался Спасский монастырь. Вслед за преподобной сюда же пришли её сёстры, Звенислава и младшая Градислава, которую преподобная обучала здесь грамоте. А позже при своей обители открыла школу, где обучала Закону Божьему, грамоте, церковному пению не только инокинь, но и девиц, приходивших из города. Так что Сам Бог нам велел продолжать её дело.

Крестовоздвиженский собор, где находятся мощи прп. Евфросинии

 

У мощей прп. Евфросинии

А по поводу подсобного хозяйства – конечно, монастырю необходимо подсобное хозяйство. Держим коров, кур, есть огороды, теплицы, сад и виноградники. Кроме этого, сёстры трудятся везде, где этого требует монастырская жизнь: в ризнице и иконописной мастерской, на просфорне, в пекарне и архиве… В рукодельной мастерской сёстры шьют монашескую одежду, облачения для священнослужителей, вышивают митры, пелены и различные предметы церковного обихода.

– На территории у вас красиво. Это сёстры за цветами ухаживают или садовника наняли?

– Главная наша цветочница – монахиня Дорофея. В прошлом она была учительницей географии. Она очень любит цветы и с усердием за ними ухаживает, советуется со специалистами, приглашает их в помощь. Эта красота радует душу. Порядок нужен везде. Без внешнего порядка не будет и внутреннего.

– Насколько знаем, у вас 120 сестёр. Наверное, это одна из самых больших обителей в Русской Православной Церкви? И многие с высшим образованием?

– Уже 130. В Дивеево больше, там около пятисот насельниц. Да, многие у нас с вузовским образованием и красными дипломами, даже кандидаты наук есть.

– То есть в монашество сейчас идут от духовных знаний?

– По-настоящему в монастырь можно прийти только по призванию, когда Господь положит на сердце… Вот ты приезжаешь в монастырь, здесь тебе так хорошо, и кажется, что остаться бы с сёстрами – и большего счастья не надо. И уже в миру тебе ничего не интересно. И женихи, и золотые горы, и квартиры, и все блага мира – всё такое ничтожное по сравнению с тем, что здесь обретаешь!

Обычно бывает так. Сначала приезжают как паломники. Вот, например, одна девочка приезжала несколько лет подряд в наш детский летний лагерь. После девятого класса она подошла ко мне и сказала: «Матушка, пожалуйста, примите меня в монастырь!» А ей и восемнадцати лет не было тогда. Говорю: «Деточка, если ты действительно хочешь в монастырь, окончи сначала духовное училище». Вот она поступила и после окончания его приехала в монастырь. И сейчас прекраснейшая сестра.

– Вы как-то применяете те знания, которые сёстры получили в миру, или они уже бесполезны здесь?

– Сначала любая сестричка должна пройти монашеский искус, то есть испытать свои силы на трудных послушаниях, которые помогают отсечь свою волю. Даже если она кандидат наук, всё равно ставим на кухню, в трапезную или на огород, чтобы минимум год там потрудилась. Если она там покажет себя достойно, тогда смотрим, куда определить её по способностям. Вот девочка, о которой я говорила, поначалу трудилась на кухне, а потом стала регентом и сейчас руководит вторым клиросом.

– Кому легче войти в монастырскую жизнь: молодым или тем, у кого уже есть большой жизненный опыт?

– Молодым легче смириться, чем пожилым, которые уже были замужем и утвердились в своём понимании жизни. Им, конечно, труднее. Не каждый опыт полезен для духовного становления. Но многое зависит и от характера человека.

– А какой опыт больше помогает? Жизненная трагедия лучше для внутреннего смирения?

– К Богу идут от радости, когда видят и чувствуют Его действие в этом мире. Это простой и счастливый путь. А с жизненными трагедиями женщине намного сложнее. Если эти трудности она переносила правильно, принимая их как от руки Божией, то, конечно, это приближает её к Богу. Потому что просто так ничего не бывает, а только для внутреннего преуспеяния, очищения от страстей. Бог есть Любовь, Бог совершенен и хочет, чтобы человек тоже был совершенен. Всё, что с нами происходит, происходит по воле Божией. Господь знает, что для кого лучше.

– А что помогает в начале монашеского пути: сам уклад монашеской жизни или конкретное духовное наставничество?

– Если человек мало воцерковлён, то в первую очередь для него важна генеральная исповедь за всю жизнь – от семи лет до сегодняшнего дня. Причастие Святых Христовых Таин, соборование. А дальше – участие в богослужениях суточного круга, которые в нашей обители совершаются полностью, без сокращений. А ещё келейная молитва.

– А что главное для новоначального?

– Первое – отсечение своей воли. Если сестра будет всё выполнять со смирением, тогда и ей будет легко, и ближним рядом с ней будет легко. Обычно новоначальным мы предлагаем приехать на год и просто потрудиться без каких-либо обязательств. Бывает, что так трудятся у нас и десять лет, прежде чем принимают монашество. Вот девочка подвизалась каждое лето, приезжала и в выходные в обитель, а сама всё это время училась в медицинском институте. Окончила институт, приехала к нам – а мы её уже ждём, потому что она наша.

По молитвам преподобной

– Матушка, вы ведь здесь с самого начала возрождения монастыря?

– Да, из Жировичей вместе со всеми приехала. Почему оттуда? В 1961 году закрыли монастыри в Гродно и здесь, в Полоцке. И сестёр по ходатайству митрополита Антония (Мельникова) перевели в Жировичи, в мужской монастырь. Поскольку гродненские сёстры в Жировичи прибыли первыми, то новообразованная обитель стала именоваться Гродненским женским Рождество-Богородичным монастырём, что в Жировичах. Там была семинария, но её закрыли – и вот в этом здании монахинь поселили, причём с условием, чтобы они там доживали свой век, а новых в монастырь не брать. Так что я и не чаяла, что удастся туда поступить.

– А вы из тех мест?

– Из Пинска, это недалеко от Жировичей. Я там бывала с мамой и дедушкой, и мне там очень нравилось. Думала: вот бы надеть чёрный платок и вместе с сёстрами молиться, петь и трудиться во славу Божию! Такое счастье! И вот по милости Божией я сегодня молюсь и тружусь в монастыре.

В конце 1978 года митрополитом Минским и Белорусским был назначен владыка Филарет, а в начале 1979 года он уже добился от властей, чтобы в Жировичский монастырь принимали хотя бы трёх сестёр в год. Помню слова владыки: «Чтобы прописать одного человека в монастырь, можно инфаркт получить». Меня приняли в монастырь в 1979 году, а прописали только в 1981-м. С 1985 по 1991 год нашим духовником был батюшка Иоанн (Маслов) – выходец из Глинской пустыни. Он имел дар непрестанной Иисусовой молитвы и помог нам встать на твёрдый монашеский путь.

– А какова судьба сестёр, оставшихся в Полоцке?

– Они остались в Полоцке, чтобы быть рядом с мощами преподобной Евфросинии. Некоторых приютили прихожане, а другие сняли для жилья небольшие домики. Оставшиеся сёстры несли ответственность за сохранность мощей. Вы ведь знаете историю мощей? Преподобная Евфросиния почила в Иерусалиме в 1173 году, во время паломничества на Святую Землю. Погребли её там же, в монастыре Преподобного Феодосия Великого. Спустя четырнадцать лет Иерусалим захватил египетский султан, и чтобы спасти нетленные мощи, их перевезли в Киев и положили в пещере преподобного Феодосия Киево-Печерской лавры. Там, в Дальних пещерах, они и почивали более семи столетий. Много раз полоцкие монахини просили перевезти их в Спасскую обитель, но это произошло только в 1910 году. И с той поры наши монахини были с ними постоянно. Даже когда в 1922 году мощи увезли в Витебск, в историко-археологический музей, наши монахини устроились туда уборщицами и следили за их сохранностью. В Полоцк мощи вернуть удалось только в 1943 году, во время оккупации. Удалось их отстоять и в 1961 году, когда обитель закрывали. Власти постановили перенести их в местный краеведческий музей, но каким-то чудом они остались в монастырской Спасо-Преображенской церкви, которая в то время была обычным приходским храмом, единственным действующим на всю округу.

С момента закрытия монастыря в 1961 году оставшиеся монахини ухаживали за мощами, убирали храм, пели, читали. В это время власти решили устроить в монастыре музейно-архитектурный комплекс. Крестовоздвиженский собор должен был стать планетарием, а Спасо-Преображенский храм, где сохранились фрески двенадцатого века, предполагалось сделать музеем. Мощи собирались перенести в здание небольшой Свято-Евфросиниевской церкви, которая тогда стояла без крыши, – после ремонта эта церковь также должна была стать музеем, а мощи предполагалось увезти в бывший Иоанно-Богословский храм за Двиной. То есть монастырь целиком превращался бы в туристический комплекс. Но на пути этих планов встал приходской совет Спасской церкви во главе с Татьяной Никодимовной Храповицкой.

 

Долго рассказывать, как Татьяна Никодимовна ходила по инстанциям, обивала пороги государственных учреждений в Москве и Ленинграде, собирала подписи за открытие монастыря, подключала ветеранов. В Москве ей сказали, что легче открыть десять приходов в Полоцкой епархии, чем один Полоцкий монастырь. Наступил момент, когда она совсем отчаялась, расплакалась и сказала…

Голос игумении прервался, настолько волнительно ей было всё это вспоминать.

– Простите… Сказала: «Матушка преподобная, я не могу больше бороться!» А ночью ей явилась преподобная Евфросиния: «Я тебе буду помогать, а ты мне. Езжай и продолжай своё дело». С того дня действительно стали происходить удивительные вещи. В 1989 году власти разрешили открыть монастырь. Когда мы приехали сюда из Жировичей, то я увидела такую картину: стоит белоснежной свечой древний Спасо-Преображенский храм, а вокруг полная разруха, в монастырских корпусах – ни воды, ни отопления, на потолках и стенах гирляндами висит паутина с копотью. Пришлось очень много потрудиться… Вот так всё и начиналось.

«Когда мы приехали, только белой свечечкой стоял Спасо-Преображенский храм»

– А какова судьба Татьяны Никодимовны, которая монастырь отстояла?

– Много лет она была активной прихожанкой обители, в конце жизни приняла монашеский постриг с именем Таисия. Погребена на монастырском кладбище. Её муж Виктор Храповицкий тоже был воцерковлённым человеком и во всём ей очень помогал. После её кончины мы ему предложили жить при монастыре. Он тоже принял монашество – с именем Виталий, погребён рядом с монахиней Таисией.

– Можете рассказать о чудотворениях от мощей преподобной?

– Сама их нетленность – уже чудо. В 1998 году в обители было совершено переоблачение святых мощей преподобной Евфросинии, во время которого присутствовал врач-эксперт высшей категории монах (ныне – архимандрит) Агапит (Юрков) из Троице-Сергиевой Лавры. Он сказал: «Сколько святых мощей прошло через мои руки, но такой степени нетления я в своей жизни ещё не встречал».

А если говорить о чудотворениях, в монастыре ведётся летопись чудес, происходящих по молитвам к святой. В 2015 году была в третий раз переиздана книга «Дивен Бог во святых Своих», в которой описаны свидетельства наших современников о чудесах, дарованных Господом по молитвам к преподобной. Лично я получаю помощь от неё каждый день.

Райские яблоки

Пора и честь знать – в приёмной у матушки сидят ходоки, они прибыли со своими духовными вопросами. Игумения показала нам альбом с фотографиями, как обитель выглядела до восстановления, подарила иконки и книги. И вопрос напоследок: «Вас покормили?»

Отобедав в монастырской трапезной («за ширмой», для гостей), ходим бесцельно по монастырю, вбирая в себя благостное настроение обители. Вроде бы всё сделано: на службе были, к мощам и кресту преподобной Евфросинии (воссозданному по фотографиям в 1992 году, сам же крест преподобной исчез во время войны) приложились, с матушкой поговорили… Заходим в лавку с сувенирами, которая называется здесь палаткой. Там вижу миниатюры с лошадками, написанными в мезенском стиле.

– Откуда они у вас? – удивляюсь.

– Старшая сестра нашей палатки из России, – отвечает матушка, – и её знакомая пишет этих лошадок, нам присылает.

– Мезень для нас родная, можно сказать, река… – Игорь говорит.

– А где это?

– На Севере.

Выходим из палатки – стоят вёдра с освящёнными яблоками, и две женщины в кошёлки себе набирают. Бесплатно, такое вот необычное благословение от монастыря. Идём вслед за ними – те спускаются по деревянной лестнице к «чёрным» воротам, через которые монастырское хозяйство сообщается с городом. Там склад, на машины грузят ящики с яблоками. И все сорта-то разные! Игорь со знанием дела стал расспрашивать матушек, какие из них послаще да поналивистее. А я тем временем разговорился с одной из женщин с кошёлками – как раз у склада их и догнал.

– Яблоки? Да, из монастырского сада, – объясняет Наталья Анатольевна Артёменко. – Матушки выставляют их на пожертвование, а также и черенки, рассадку, чтобы паломники могли взять себе на долгую память. Вернутся домой, посадят яблоньку от преподобной Евфросинии – и она как бы с ними теперь. Хоть мы и работаем здесь, но тоже яблоки взяли, они куда вкуснее магазинных.

– А вы здесь трудница?

– Да, почти каждый день езжу из Новополоцка, ухаживаю за цветами, заготавливаю овощи на зиму. Здесь рай. День начинается и заканчивается молитвой. Приезжаем мы к семи утра, когда на раке нашей Евфросиньюшки стёклышко открыто и можем к святым мощам прикоснуться. Ну, это не передать… внутри чуда живём.

– Сами-то чудотворения видели?

– Постоянно! И со мной, и с моим сыном случалось. Однажды у него перестали действовать два пальца и вся рука начала усыхать. Ездил он в диагностический центр, но там ничего толкового не присоветовали. И я позвала его сюда поработать – он и в бригаде трудился, и водителем. Вместе молились у святых мощей. Прошёл год, и сын говорит: «Мама, смотри! Смотри!» Пальцы зашевелились. Скоро и вся рука полностью восстановилась.

Сейчас я на пенсии, 65 лет мне, а прежде 27 лет работала в судебно-медицинской экспертизе. Всегда доверяла лишь точным фактам, результатам анализа. И вот здесь вижу: да, чудотворения. Это удивительно!

– А давно вы в монастыре трудитесь?

– Шестой год. Случайно как-то пригласили поработать – я пришла и осталась. Раньше-то на службы только по большим праздникам ходила, ленилась. А как муж умер, думала, что не справлюсь с этой болью, вот в церковь сразу и побежала. Вообще у меня вся семья верующая, начиная с дедушки и бабушки. Помню себя пятилетней: Пасха, мы молимся и только потом садимся за стол. Это было в деревне Юховичи Россонского района, что на границе с Россией. После я часто на каникулы приезжала к дедушке и бабушке, и все церковные праздники с молитвой были. Рождество, святые вечера… Достаю пряжу и спицы, чтобы носки довязать, а бабушка: «Ни-ни, в праздник нельзя!»

– Вы про сына только рассказали, – напоминаю Наталье Анатольевне. – А с вами какое чудо было?

– Почему было? Вот сейчас полтора километра до автобусной остановки я пойду своими ногами. А когда-то и представить такого не могла. Два года назад я сильно болела, онкологию мне поставили. На четыре месяца из жизни выпала, когда курс химиотерапии проходила. Сёстры Псалтирь читали, каждые три дня мне звонили, справлялись, а потом и я, чуток окрепнув, на молитву встала. Когда пришла в монастырь, схимница мать Марфа мне сказала: «Наташенька, ты духом сильная. Посмотри, ты уже вернулась». Но это не я сильная – Господь на ноги поставил. И слава Богу, тружусь и стихи снова писать начала. Я ведь в Новополоцке в литературном объединении «Крылья» состою, недавно был мой юбилейный вечер «Я буду жить» – целый час стихи читала. Вот, когда только заболела, такие слова пришли:

Врач сказал: «Диагноз
подтверждён – онкология».
Я была готова к такому
ответу, но вздрогнула…
Не задала эгоистичного
вопроса: «За что? Почему я?»
Мысленно произнесла: «На всё воля Божия!»

Потом, конечно, не до стихов было, очень медленно выбиралась из болезни, написала:

После болезни я совсем другая,
Как снаружи, так и внутри.
Душа коснулась Божественного рая,
Где Бог сказал: «Добро твори!»

Наталья Артёменко: «После болезни я совсем другая»

– Вы счастливый человек?

– А вы как думаете?! Конечно! Слава Богу. И сын у меня хороший, в церковь ходит, и внук тоже. Он с отличием окончил колледж химической промышленности, попал в шестёрку лучших по распределению на производство. Но вот решил в армию пойти, не уклонился от призыва. «Бабушка, – говорит, – я хочу себя проверить». Ну и хорошо, настоящим мужчиной вернётся. Он у нас спортсмен, и ему предложили на выбор спецназ иди ВДВ. И вот теперь будет служить в 103-й Витебской отдельной гвардейской воздушно-десантной бригаде. В монастыре его знают – он, как и мой сын, приходил сюда трудиться во славу Божию. Перед отправкой хочу привести его сюда на исповедь и причастие, благословиться у матушки Евдокии и матушки Сергии. И заказать молебен. Чтобы быть спокойной.

– Боитесь за внука?

– Знаете, я за российских мальчиков больше переживаю. Они ведь наши, это всё родное. И украинские мирные люди, которые гибнут ни за что, тоже родные. Вот завтра будем молиться. Матушка сказала, что с утра строгий пост – только чаю попить в обед, а потом молебен, чтобы российские ребята остались живы и был мир на земле. Я верю, что будет время мирное, хорошее.

Из заметок Игоря Иванова:

Михаил разговаривает с прихожанкой, а я, точно пчела на сахар, ринулся на медвяный запах яблок, которые трудники грузили в кузов машины. Подхожу, разглядываю ящики: все яблоки разных сортов. Вот этот – зелёно-красный – кисло-сладкий сорт «Память воина». А вот старинный, с прозрачной кожицей – «Белый налив». Среди работающих вычисляю «главную», пробираюсь к ней между ящиками, отвлекаю от работы. Это матушка Ева. Как выясняется, садоводство – это её послушание, училась этому делу уже в монастыре. Разговаривать стесняется. Всё же удаётся завязать разговор о ярко-красных яблоках, которые оказались в ящике прямо перед нами.

– Это сорт «Сябрина», – поясняет она, – сладкий, подольше лежит, чем, например, «Антоновка».

– На продажу?

– Нет, выращиваем всё только для сестёр, для внутреннего использования, потому и сорта самые разные – у всех ведь разный вкус. Варенья уже наварили, теперь укладываем на хранение. Урожай в этом году плохой. Яблони очень поздно цвели, и неизвестно, какими они доживут до весны.

– Что ещё выращиваете?

– Виноград вот, холодостойкий, сорта «Альфа», кислый – его чисто для компотов. Но и столовые сорта тоже есть. Ещё выращиваем на монастырских участках груши, сливы, черешню, немного вишни, смородину, голубику…

– Химию используете?

– Стараемся по минимуму: две-три обработки – и всё. Да особо и не разбираемся в этом: посадили – да и растёт себе…

Сестра вручает мне несколько яблок из разных ящиков – потом ещё долго в машине будет разливаться свежий и сочный яблочный дух. Идём к машине: надо успеть посмотреть древний Полоцк.

Пешком по Полоцку

В самом центре города стоит чугунный столп высотой, кажется, с трёхэтажный дом, на самом деле почти 24 метра – девятиэтажка. Сделана она в том же стиле, что и многочисленные памятники на Бородинском поле: расправившие крылья золочёные имперские орлы, луковица ананасного руста с православным крестом поверх, так что сооружение напоминает часовню с шатровым куполом или колокольню. Есть и французские пушки рядом. Устанавливали такие памятники по распоряжению императора Николая I в местах наиболее важных сражений той войны.

 

«Памятник в воспоминание Отечественной войны 1812 года»

В 1932-м памятник этот пустили на металл «для нужд первой пятилетки», а нужда, по-видимому, была одна – из переплавленного металла сделать памятник Ленину. Ещё и колокола с полоцких храмов для тех же целей сбросили. Памятник вождю простоял, впрочем, недолго – его разнесли в ходе военных действий 1941-го.

А «Памятник в воспоминание Отечественной войны 1812 года» восстановили по старому образцу в 2010-м на средства Союзного государства. Восстановили и надпись на нём: «Битва при Полоцке 5 и 6 августа и взятие сего города приступом 7 октября 1812 года». В одном сражении мы тогда отступили, в другом побили француза, но оба были героическими. Главнокомандующий русским войском Витгенштейн тогда особую благодарность выразил дружинам Санкт-Петербургского ополчения, которые «отторжены быв от сельских работ своих и подняв в первый раз оружие, показали чудеса храбрости и мужества». На металлической плите – барельеф двух воинов на конях, святых мучеников Сергия и Вакха, память которых Православная Церковь празднует 7(20) октября, в день решающего штурма Полоцка. Над ними – образ Божией Матери и Младенца, коронованных почему-то по католическому образцу.

По архитектурной логике, рядом бы должен быть храм. И он был, пока его не разобрали. Никольский храм. Его переделали из костёла, освящённого в XVIII веке в честь небесного покровителя Стефана Батория, захватившего этот город и зверствовавшего на этих землях, – такое вот иезуитское лицемерие: вроде и в честь святого, но в память врага. Впрочем, об иезуитах чуть далее. Сносили храм по частям: в 1930-х у башен «отрезали» верхушки и между огрызками растянули гигантское полотно с портретом Сталина. Примерно такое же, как в фильме «Утомлённые солнцем», если кто помнит. В 1964-м бывший костёл сровняли с землёй. Но в отличие от колонны 1812 года собор не восстановили: негде. На его месте сейчас девятиэтажка, в которой расположен загс, так что часть регистрационных функций от разрушенного храма, будем считать, перешла по преемству.

Далее можно прогуляться по главному городскому проспекту «Францыска Скарыны», как написано на табличках по-белорусски. Начинается и заканчивается он мемориалами героям Великой Отечественной – что-что, а память героев последней войны в Белоруссии чтут. Вообще памятники расставлены на проспекте и по бокам густо, как шахматные фигуры в начале партии: тут и первопечатник Скорина стоит на высоком постаменте, и Симеон Полоцкий сидит, и Ленин стоит, и памятник «Географическому центру Европы» имеется, и ещё с пяток всяких-разных, в том числе белорусской букве «ў» (у краткое). Нечто подобное существует и в Сыктывкаре – памятник букве «ö», а в Ульяновске – букве «ё»… Право, не знаю, зачем нужны буквам гранитные монументы? По мне, так лучшей памятью «ё» стало бы её обязательное использование в текстах, а то по сей день её многие издатели игнорируют…

По Крестовой улице спускаемся к Богоявленскому кафедральному собору. Ночью прошёл дождь, воздух влажный, но заметно потеплело. Идти приятно, свежо, но народу мало. Вообще заметил: в обычные дни по улицам белорусских городов праздно гуляет гораздо меньше народу, чем в России, особенно молодёжи. Мне здесь рассказали про приехавшего из России священника, который удивлялся: куда у вас вся молодёжь подевалась? Ему ответили, что, мол, молодёжь-то вся учащаяся да рабочая. А гость: понятно, что учащаяся, а на улицах-то почему её не видно?!.

Вопреки ожиданиям, кафедральный собор оказался довольно скромным одноглавым храмом. Внутри полумрак, пара человек ставят свечи, кашлянёшь – эхо разносится.

У стены на скамейке сидит бомж. Я подсел рядом: густо дохнуло перегаром. Поздоровался: рукопожатие крепкое. Зовут Юрой, в крещении Георгий. Просит денюжку – и я бы рад подать, да нечего: до сих пор в кармане ни одной белорусской монеты, не успел разменять. Но он и забесплатно одаряет меня незамысловатой историей своей жизни: как попал в тюрьму, вернулся, а сестра из квартиры его выписала и на порог не пустила. «Я сказал ей: “Бог тебя накажет”, и ушёл, а её вскоре парализовало. И она ещё больше меня возненавидела – заподозрила, что я её проклял. Но я знаю, что так делать нельзя, потому что зло возвращается, всё-таки давно при церкви, уже 15 лет». В самом деле, видно, что Юра завсегдатай тут: нет-нет да и козырнёт в разговоре каким-нибудь церковным словечком. Задаю ему бессмысленный вопрос о том, отчего он не идёт работать, ну или хотя бы бутылки собирать. Ответ неожиданный: «Во мне течёт белорусская и еврейская кровь, поэтому шастать по помойкам – это не по мне».

Мы с Михаилом вышли из храма и пока стояли-решали, куда двинуться дальше, внезапно снова появился Юра, подошёл ко мне и стал просить денюжку. Я повторил, что у меня нет наличных, напомнил, что уже говорил ему об этом, но было видно, что меня он не вспомнил. Я решил, что, когда будем гулять по городу, сниму белорусских рублей в банкомате, вернусь и дам ему.

(Продолжение следует)

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий