Невольные параллели

 Из заметок Игоря Иванова:

В Бородинском музее с каким-то особым чувством читаю обращение Наполеона к своим солдатам перед походом на Россию: «Россия увлечена неизбежным роком! Судьба её должна свершиться. Не почитает ли она нас изменившимися?.. Пойдём же вперёд! Перейдём Неман, внесём войну в Русские пределы». И ведь что характерно: произнесено это воззвание было 22 июня! Многозначительная, роковая дата в истории нашего Отечества.

Почитаем ли мы сегодня Запад изменившимся? Нет, конечно. Они всё такие же хищники, только в других одеждах. А вот мы изменились, и похоже, не в лучшую сторону. Трудно представить, чтобы в 1812 или 1941 годах при объявлении войны сотни тысяч дезертиров ринулись за границу. Слова Наполеона сегодня слово в слово может произнести антирусская коалиция Запада. И худо, что у нас многие не понимают, что снова «должна исполниться» судьба нашей страны. Дважды врагу удалось внести войну в наши пределы, и слава Богу – на третий раз мы смогли этого не допустить!

А что наши в 1812-м? «Я не помирюсь, покуда хоть один неприятельский воин будет оставаться на нашей земле» – вот что ответил Александр Первый. «Раз война начата – моё твёрдое решение не оканчивать её, хотя бы пришлось сражаться на берегах Волги», – написал российский император шведскому королю.

Наполеон вторгся со своей полумиллионной армией в Россию недалеко от Гродно – ровно там, где будет крайняя точка нашей экспедиции. Далее захватчики шли через Минск, Полоцк, Витебск… Тем же маршрутом их и вышибали. И этим же маршрутом мы будем двигаться в нашей экспедиции. Как раз в такие же октябрьские дни 1812 года Наполеон тащился по этой дороге обратно в Париж.

Чем тогда мы могли противостоять этой полумиллионной орде? Первоначально против Наполеона действовали две русские армии: войско под командованием Барклая-де-Толли насчитывало около 128 тысяч человек, у Багратиона под ружьём было 52 тысячи… Вам это соотношение ничего не напоминает?

Ну да ладно, хватит параллелей. Хотя, разглядывая экспонаты, невольно сравниваешь. Вот в витрине мушкетон с ударно-кремнёвым замком, как у Бармалея из «Доктора Айболита» или у какого-нибудь пирата Карибского моря. Неужели в 1812 году ещё таким средневековым оружием пользовались? А что, разве в Великую Отечественную не пользовались берданками XIX века? Но что-то не изменилось просто потому, что нечему меняться. Например, хирургическая пила, похожая на пилу по металлу, которой отрезали поражённые конечности солдат. Ныне у войсковых медиков она почти такая же. А вот шанцевая лопата так ещё и удобнее в 1812-м была – с поперечной перекладиной для ноги. Приспособление для самостоятельного изготовления пуль с забавным названием «пулелейка». А вот русский походный барабан, размером побольше, чем у французов. А вот походная раскладная кровать – не любили спать на земле французы, в отличие от русских: не родная земля-то, не давала сил.

В общем, интересно в военном музее. Гренадерская медвежья шапка, очки, как у Пьера Безухова, крестьянский кистень с гирькой – всё как будто игрушечное, а ведь с этим шли в бой и умирали. Да и выстрелы с полигона, доносящиеся через окно, не дают забыть, что война всегда с нами, а мир – это лишь передышка перед ещё более кровопролитным сражением.

Древний кистень на Бородинском поле еще использовался как оружие.

В последнем зале разговорились со смотрительницей – настолько типичной, что даже имя у неё не спросил. Михаил после нашей беседы посмеялся, а мне взгрустнулось. Спросил её, как французские гости музея относятся к поражению в 1812-м. «А разве они потерпели поражение?» – отвечает. Уточняю, что имею в виду не Бородинское сражение, где была «ничья», а войну с Россией в целом. «А Наполеон не потерпел поражения. Наступили морозы – и он сам ушёл». У меня чуть челюсть не отвалилась. Ну, во-первых, кажется, давно уже миф про «генерала Мороза» отвергнут. Река Березина, через которую переправлялась «великая армия», неспроста не покрылась льдом – температура была плюсовой. А во-вторых, что, наши победы под Малоярославцем, где Наполеон в панике заготовил для себя яд, и под Красным не в счёт?

Но спор я не начинаю. Понятное дело – профессиональная деформация. Посиди-ка тут столько лет, улыбаясь галантерейным французам, а тут как отрезало с гостями – «в этом году никого, кроме китайцев, монголов и африканцев» (с досадой). Отсюда и убеждённость: «Наполеон много полезного французам сделал, он великий человек, вот и Пушкин об этом писал…» Кстати, лишь однажды Наполеона русский поэт назвал великим – после смерти, пожалел по-христиански. Но куда больше определений он дал Бонапарту в других стихах: «кровавый», «коварный», «надменный», «губитель», «презревший веру»… А что до пользы французам, то, не говоря о том, что телами соотечественников Наполеон усеял всю Европу, вспомню о Гитлере, который немцам первоначально много чего полезного сделал. А чем всё кончилось? То жалкое зрелище, во что превратился из себя некогда грозный и талантливый германец, разве не фюрера «заслуга»?

Но повторюсь, вступать в спор я не стал. Ведь не сама по себе смотрительница тут навыдумывала – видно, слушает экскурсоводов.

Памятники и память

Мы глянули на часы: успеваем к началу вечерней службы в Спасо-Бородинском женском монастыре. Выходим из музея. На всю стену служебного музейного помещения необычная растяжка-картина: на фоне российского флага изображены Багратион, Кутузов, герой ДНР Михаил Толстых («Гиви») и… Дарья Дугина, убитая недавно украинскими бомбистами. И надпись: «За Отечество и веру!» Где-то за лесом по-прежнему слышны пушечные выстрелы. Несколько лет рядом располагался детский военно-исторический лагерь. А теперь всё всерьёз.

Монастырь находится всего в полутора километрах от музея и главной Бородинской стелы. Ныне Бородинское поле совсем не такое, каким было 200 лет назад: поросло перелесками. Уже через двадцать лет после битвы ветераны, приехавшие в Бородино на торжества с участием императора, не могли узнать места сражений.

Сейчас старая Смоленская дорога – это обычный просёлок, местами непроезжий, новая Смоленская дорога тех времён – это Можайское шоссе, а современная трасса на Смоленск называется Минским шоссе и проходит пятью километрами южнее. Ориентир для поворота к монастырю – памятник «Благодарная Россия – своим защитникам», суровая стела из пушечных стволов, поверх которой – фигура св. Георгия Победоносца. Как и большинство монументов на Бородинском поле, он был установлен в 1912 году, спустя десятилетие разрушен большевиками, а воссоздан в 1995-м.

Владимирский собор и монастырский пруд

Между прочим, неподалёку, на месте командного пункта Наполеона, ныне стоит монумент «Мёртвым великой армии» – погибшим под Бородино французам. Он тоже был разрушен большевиками, но восстановлен на 20 лет раньше, в 1975 году, к визиту пожелавшего посетить Бородино президента Франции Жискар д’Эстена – похоже, последнего адекватного правителя этой страны.

На стоянке возле монастыря всего три машины приехавших на службу богомольцев. Во Владимирском соборе пока тихо, неслышно, как тени, стекаются на службу монахини. «Кажется, вон она, матушка Серафима, в правом приделе стоит», – замечает Михаил. И верно: я попросил одну из сестёр указать мне игуменью, она подвела меня к ней. Я представился, держа в руках на всякий случай газету: так и так, находимся в командировке, вот мы с удостоверениями, вот газета, имеет синодальное одобрение. Всё честь по чести.

Однако вопрос в глазах матушки игуменьи не исчез.

– А о чём вы хотите спросить?

– О жизни обители, – привычно начал отвечать я, – о трудах, памятных событиях, восстановлении обители, памяти 1812 года…

О чём я уже неплохо знал (всё-таки готовился к экспедиции-то!), так это об истории основания обители. Но много о чём хотелось бы ещё расспросить. Например, о судьбе Спаса Нерукотворного – походной иконы Ревельского полка, святыни, которая с самого начала и до последних дней закрытия монастыря пребывала здесь, а потом хранилась в фондах музея-заповедника. О местной златошвейной мастерской. Про особенный бородинский хлеб, который здесь пекут. И верно ли, что он символически означает землю Бородинского поля, а шарики тмина поверх – оружейную дробь? А ещё буквально на днях глава российской космонавтики Рогозин (теперь уже бывший) получил награду из рук Патриарха за помощь монастырю – любопытно, за что именно…

Икона «Спас Нерукотворный» Ревельского пехотного полка

– Вы знаете, у нас в епархии так не принято… – огорошила меня матушка. – Нужно взять благословение в епархиальном управлении.

– Хорошо, готов туда позвонить архиерею или секретарю немедленно, если вы подскажете телефон, – с готовностью ответил я.

– Кто же вам его даст?!. – изумилась матушка.

– Телефон или благословение? Но ведь попытка не пытка, а спрос не беда…

Разумеется, я понимаю, что докучлив, – но что поделать, работа. Бывало такое: простодушный батюшка тушуется и мнётся, потому что негласными указами начальства ему запретили общаться с прессой: вдруг чего лишнего «сболтнёт» о епархиальной кухне? А позвонишь «наверх», там дадут добро, и у собеседника словно камень с плеч. Ну а откажет начальство – ничего страшного, записываем в графу: «Бог не благословил». Но бывает и так, что нет у собеседника желания общаться с журналистом православной газеты – ну, просто не в духе – и ищет благовидные предлоги. Сразу-то ведь не поймёшь…

– Скоро начнётся служба, – смягчается матушка. – Мы всё равно не успеем побеседовать…

– Благословите, я подойду после её окончания?

Думаю: «Конечно, из графика поездки мы тогда выбьемся, но что уж, ради такого дела».

Матушка, немного помедлив, согласилась.

До вечерней службы ещё оставалось некоторое время, и я вышел в притвор храма.

Пока пауза, уместно напомнить читателям историю монастыря и его основательницы, потому что окажемся ли мы ещё в Бородино когда – Бог весть. А она примечательна.

Любовь земная и небесная

Главная стела мемориала с упоминанием Тучкова 4-го

На главном памятнике Бородино среди «умерших за Отечество полководцев» значится «Тучков 4-й». Именно его участию в сражении монастырь обязан своим появлением.

Но началось всё с неудачного брака. Маргариту Нарышкину в 16 лет выдали за военного, генеральского сына. Вскоре выяснилось, что муж – кутила, игрок и бабник и не собирается ради семьи оставлять свои увлечения. В воспоминаниях пишут, что особенно его отталкивала религиозность жены. Во всяком случае в решении Св. Синода о разводе говорится, что «брак её не был совершён природно» и в родительский дом она вернулась «в звании и естестве девицы» и под девичьей фамилией. А ведь два года промаялась в браке. Но за это время Маргарита успела влюбиться в другого – Александра Тучкова, тоже, между прочим, генеральского сына. В 22 года он был уже полковником. О нём так отзывался русский военный писатель Александр Михайловский-Данилевский: «С красивой наружностью, Александр Алексеевич соединял душу возвышенную, сердце благородное, чувствительное, ум, обогащённый плодами европейского просвещения. Часто задумывался он и мечтал, склонив свою голову на руку, но воспламенялся, когда заводили речь о судьбе России, находившейся тогда в беспрестанных войнах. В сражениях он был распорядителен, хладнокровен, и нередко видали его с ружьём в руке, подающего пример храбрейшим».

Маргарита не была красавицей, но их любовь была взаимной. Однако, обжёгшись один раз на браке дочери, родители дули на воду и не дали согласия на её новый брак. Получив отказ после сватовства, Александр уехал странствовать по Европе. На повторный брак дочери родители согласились только через четыре года, когда Маргарите было 25 лет, Александру – 29. И это был воистину брак по любви, о которой говорят «вечная», – хотя что можно назвать вечным в этом мире? Но тем и замечательна эта история, что свидетельствует: страстную земную любовь Господь может преобразить в любовь небесную. Хотя и через огромные страдания.

Портрет Маргариты Тучковой. 1820-е гг.

А. Варнек. Портрет Александра Тучкова

Особенностью натуры Маргариты были вещие видения. Однажды ей пригрезился некий военачальник, сказавший на французском: «Мера страданий твоих определена полная. Снесёшь ли на себе одной все скорби? Готовься». Поразительно, что впоследствии она узнала этого человека в генерале наполеоновской армии, присутствовавшем на смотре русских войск, её даже представили ему…

Другой странный случай с Маргаритой произошёл на второй день после венчания. К коляске молодых супругов подошёл юродивый и вручил Маргарите деревянную палку, наподобие посоха: «Возьми, Мария!» Это-то вообще не поддавалось её разумению как пророчество – так, происшествие. Но станет понятно только через много лет, когда ей, тогда уже мантийной монахине Марии, вручат игуменский посох.

Но прежде всех испытаний Маргарите и Александру предстояло прожить в браке шесть счастливых лет. В «Записках» Сергея Глинки читаем: «Какою очаровательною жизнью цвели тогда сердца молодых супругов! И как они были достойны друг друга! Тогдашний московский большой свет украшался супругой Тучкова». Вскорости Тучкову нужно было выступить в поход. Ни на день она не хотела оставлять своего мужа. «Повелением любящего сердца своего сливаюсь припасть с мольбою к стопам Вашего Императорского Величества о благодеянии, – писала Маргарита Тучкова императору Александру Первому, – умоляю дозволить мне сопровождать мужа моего в шведском походе. Любовь к Тучкову составляет мой личный мир и выражается жаждой дела – вместе служить Престолу и Отечеству. Прошу Вашего разрешения выехать с мужем в действующую армию; не лелею никаких выгод для обеспечения собственной жизни, но имею надежду покорить себе счастье разделить с мужем и марсовы испытания судьбы. Моя натура крепка, а идея и прожигающее душу чувство справедливы, они освещены внушениями христианской веры».

И вот резолюция генерал-лейтенанту Багратиону, к корпусу которого принадлежал возглавляемый Тучковым Ревельский полк: «Князь Пётр Иванович! Маргарита Тучкова взяла с меня полную и обильную дань удивления и восторга. Какая страсть, какая воля! Она предпочла покинуть сферу созерцательности, тепла и покоя. Пусть Тучковы будут вместе. Они ставят себя и чувства свои на публичное испытание самым страшным – войной. Любовь есть сила, Богом даруемая. Мне ли стоять плотиной против мужества духовного дерзновения! 28 января 1808 г. Александр I.»

Главнокомандующий Буксгевден так писал о Маргарите Тучковой: «Не встречал людей с такой ненасытной жаждою, с такими огромными требованиями на любовь и жизнь… солдаты называют её своим ангелом-хранителем». «Жёнам русских генералов разрешалось следовать за мужьями фронтовыми дорогами, но сколь немногие воспользовались этой возможностью! Можно ли их за это осуждать? Война есть война… После долгих переходов Маргарита от усталости замертво падала на руки мужа. Но деятельный, неунывающий характер помогал ей переносить тяготы. Она училась стойко терпеть зрелище смерти, перевязывать раненых…» – вспоминали о ней современники. И это при её невероятной брезгливости ещё смолоду.

Рассказывали, что, уже будучи игуменьей, она после ухода мужиков звала свою келейницу: «Серафима, отвори немного дверь да покури (благовонием) поскорей. Ведь вот какая я негодная. Они, бедные, обращаются ко мне от доброго сердца и как любят меня, а я смею ими брезговать!» Для преодоления в себе этой слабости усилием воли заставляла себя прикасаться к ранам больных, развязывать обкаканные пелёнки детей и т.п. Но едва люди уходили, бросалась к себе в келью и тщательно мыла руки мылом и забрызгивала запахи одеколоном.

Игуменья Маргарита (Тучкова)

Мы привыкли к текстам наших житий, в большинстве из которых родившийся в благочестивой семье ребёнок, не склонный к детским играм, вырастает в молитвенника. Идеальный характер: ни соринки в глазу, ни одного преткновения в биографии и замечательный нрав. Оттого, наверно, образ святого у нас часто сливается с образом богатыря из сказаний, ну или Деда Мороза. Судьба Марии Тучковой, в святости которой ещё при жизни были уверены многие, показывает, что главное в Божьем человеке не благочестивое поведение, а чистота сердца, не умение избежать страстей, а искреннее покаяние в них и умение просить прощения у обиженных. Такой и была Маргарита, в постриге Мария. В детстве она была, как сейчас говорят, гиперактивным ребёнком, впечатлительным, нервным – недаром по-французски мать называла её «беспокойным огоньком». Вспыльчивость и импульсивность при быстрой отходчивости остались с ней на всю жизнь.

Кем-то верно замечено, что ты – это не то, что ты думаешь о себе, а то, какими ты видишь других. Известен случай, когда митрополит Филарет (Дроздов) спросил у матушки, довольна ли она насельницами. «Слава Богу, владыко, – отвечала она. – Такие они у меня славные, такие добрые! Жаловаться мне не на кого, да в том беда, что я-то такая грешная!»

Митрополит перекрестился на образ, висевший в углу его комнаты, и пояснил: «Благодарю Господа, наконец-то в моей епархии нашлась грешная игуменья, а то с кем ни поговори – все святые».

Но я забежал вперёд. Вернёмся в 1812 год. Вскоре после рождения сына Маргарита увидела ещё один поразивший её сон. Ей приснилось, что в комнату входит батюшка и со словами «это всё, что тебе от мужа останется» протягивает ей сына. А надпись по-французски кровавыми буквами сообщает: «Судьба твоя решится в Бородино!» Что за Бородино? Прежде она никогда не слышала о таком селении, даже вместе с мужем они не смогли найти его в карманном атласе.

Когда летом 1812 года Наполеон вторгся в Россию, Маргарита с младенцем на руках отправилась в Кинешму, а Александр – на войну. Опасаясь, чтобы святыни полковой церкви не попали к неприятелю, он просит жену взять их с собой. Так с ней оказалась икона Нерукотворного Спаса, пред которой в последний раз она помолилась вместе с мужем. Этот образ пробыл с Маргаритой всю оставшуюся жизнь и стал главной святыней Спасо-Бородинского монастыря.

26 августа в ходе Бородинской битвы Александр Тучков защищал Багратионовы флеши. В разгар сражения, увлекая за собой солдат, со знаменем в руках бросился вперёд и был убит бомбой – тело его разорвало в клочья. Во второй половине октября, едва Наполеон отступил от Можайска, Маргарита, оставив малютку на попечение родни, отправилась на Бородинское поле искать останки мужа. В сопровождении монаха Лужецкого монастыря она бродила среди неубранных тел павших, но… безрезультатно.

Здесь впоследствии решила поселиться Маргарита. В 1820 году построила на свои сбережения храм Нерукотворного Спаса, дорогую для неё икону она поставила над правым клиросом. Храм стал надгробным памятником Тучкову – об этом и ныне сообщает табличка на нём. Теперь храм находится внутри стен монастыря, а раньше располагался в чистом поле – рядом стоял домик, в котором жила Маргарита с сыном и служанкой. Первоначально она вовсе не собиралась создавать монастырь, а хотела устроить богадельню для инвалидов войны. Но Бог распорядился иначе.

Обходя храм по периметру, я поначалу не догадался, что это за глубокая канава позади алтаря. Странно было в таком обустроенном монастыре видеть незасыпанные коммуникации. Потом понял, что это и есть Багратионова флешь, то укрепление, на котором сражался и погиб Тучков 4-й, – в первоначальном виде она была восстановлена в 1985-м, ещё когда здесь располагался только музей.

Долго Маргарита приходила в себя после гибели мужа, а впоследствии и 15-летнего сына. Да, пожалуй, так и не успокоилась. На отпеваниях она не могла присутствовать, а когда в монастыре хоронили насельниц, то обозначали могилы не холмиками, а крестами, выложенными из кирпича: насыпи слишком напоминали игуменье курганы над сожжёнными после битвы костями убиенных.

После Бородино матушка прожила ещё 40 лет. «Скучно жить, страшно умереть» – это её знаменитое выражение. Но она смогла вынести «полную меру страданий». Как? Отдавая всю себя служению Господу и сёстрам обители. «Воистину, кто из вас изнемогает, и я изнемогаю с тою», – писала она одной из насельниц. Она пыталась носить вериги, но священноначалие ей это запретило. Тогда испросила благословения надевать вериги по особым случаям, например во время ссор среди сестёр или узнав о каких-то особенно тяжких их грехах. «Молитесь, – говорила она, – и я буду с вами молиться», – и надевала их, наказывая себя за чужие грехи. А одним из самых первоначальных монастырских установлений стала ежедневная молитва за погибших на Бородинском поле воинов. И поныне их поминают за каждой службой.

Багратионова флешь за алтарём храма Спаса Нерукотворного Образа

С.М. Прокудин-Горский. Могила Тучковой с сыном в построенной ею церкви в Спасо-Бородинском монастыре. 1911 г.

После кончины матушки Марии сёстры монастыря ходили христосоваться с ней на её могилу, окрестные жители молились ей об исцелении и получали помощь. Почти с самого возрождения обители в 1992 году сёстры, переехавшие сюда из Коломенского Ново-Голутвина монастыря, начали собирать материалы для прославления игуменьи Марии (Тучковой). Но воз и ныне там. И вот у нынешней игуменьи Серафимы (Исаевой) мне, конечно, нужно будет спросить, почему застопорилось дело. Она когда-то начинала возрождение этой обители, потом восемь лет возглавляла Новодевичий монастырь в Москве, а в 2007 году вернулась в Бородинский монастырь – поэтому должна знать.

Ну и напоследок. Насколько мне известно, в монастыре молятся о русских солдатах, погибших на всех войнах, включая и чеченскую, и нынешнюю на Донбассе. И вот мне вспомнились замечательные слова, написанные всё тем же писателем, Сергеем Николаевичем Глинкой, о пожаре московском: «Москва была не сдана Наполеону, а отдана на суд Божий. Горели палаты, где прежде кипели радости земные, стоившие и многих и горьких слёз хижинам. Клубились реки огненные по тем улицам, где рыскало тщеславие человеческое на быстрых колесницах. Горели наши неправды, наши моды, наши пышности, наши происки и подыски: всё это горело, но догорело ль?»

Как мечтали русские идеалисты о стране после 1812 года? «Мы предполагали, что сближение дворян с крестьянами к взаимной обороне Отечества сблизит их и на поприще жизни нравственной… воображали, что уничтожение всепожирающих мод и перемена безжизненного воспитания сроднят души всех сословий и вдохнут в них новое бытие. Утопия!..» Удивительно, насколько это совпадает с надеждами современных русских патриотов в битве за Новороссию. Увы, тогда, после победы над Наполеоном, всё вернулось на круги своя: развращённая знать снова шаркала туфлями в салонах, крепостной крестьянин гнул спину на барина, в тайных обществах зрел декабрьский переворот. Неужели нас, как и двести лет назад, ждёт возвращение «на свою блевотину» и снова вся эта рыгающая от переедания и самолюбования сволочь, вернувшаяся из Израиля и частью затаившаяся, сбросив патриотические маски, начнёт опять грабить, вакцинировать, цифровизировать, цинично развращать народ?.. Неужели надежда наша на перемену русской жизни – утопия? Помилуй, Господи. Да не будет – вот об этом надо бы нам молиться сегодня тоже.

Две Отечественные, две великие

Из заметок Михаила Сизова:

Пока Игорь разговаривал с игуменьей, я потихоньку покинул храм – чтобы успеть в музей Великой Отечественной войны, что располагается на монастырской территории. Направился туда наобум, поскольку, как мне сказали, по времени он должен уже закрыться. Но, как часто бывает в наших экспедициях, мне повезло: сотрудницы Елена Юрьевна и Елена Николаевна «случайно» задержались и стояли в дверях в пальто.

– У вас как бы филиал музея Бородинской битвы? – спрашиваю.

– У нас тоже о боях при Бородино, только в 1941 и 1942 годах, – ответила Елена Николаевна. – Как правило, туристов сначала везут в центральный музей, 1812 года, а потом к нам.

– Необычно, что вы на территории монастыря…

– В 85-м году, когда здесь открылись экспозиции, территория монастыря пустовала. Ещё перед войной Кожухов добивался, чтобы сельхозартель выехала из монастырских стен – хотел здесь открыть Дом туриста.

– А Кожухов – это кто?

– Подвижник. Знаете, раньше ведь музейным делом занимались энтузиасты-одиночки, блестяще образованные. А Сергей Кожухов был к тому же потомственным краеведом – его отец, елецкий купец Иван Кожухов, активно занимался изучением старины, написал книгу о родном крае, вместе с Пришвиным создал Елецкий краеведческий музей. А в 20-е годы его дети, Сергей и Евгения, стали здесь работать. Добились открытия «Кутузовской избы» в Филях, которую после революции зачем-то закрыли. Создали в Бородинском музее новую экспозицию. А потом началась война, спешно строилась Можайская линия обороны, шесть километров которой прошли через Бородинское поле, – но музей продолжал действовать! Кожуховы ездили с передвижными выставками по расположениям наших частей, чтобы поддержать бойцов, и двери самого музея также были открыты. Последняя запись в книге отзывов: «Приехал Бородинское поле защищать». Её оставил полковник Виктор Полосухин, чья стрелковая дивизия держала фронт против механизированного корпуса немцев, рвавшегося к Москве. Они смогли остановить врага на 75-м километре Минского шоссе.

– Саму деревню Бородино немцам удалось взять?

– Да, они продержались здесь три месяца, хотя земля горела под их ногами – партизанское движение в Можайском районе было очень сильное. Немцы боялись каждой тени, стреляли во всё подозрительное. В январе 42-го их отсюда выбили.

– Музей пострадал?

– Большую часть экспонатов отсюда удалось вывезти. Солдаты помогали укладывать их в ящики из-под снарядов, потом под бомбёжкой отвезли в Москву и далее – в Алма-Ату. Когда деревню освободили, 130-летие Бородинской битвы в сентябре 42-го отмечали на развалинах. В здании музея немцы устроили скотобойню, а уходя, подожгли его вместе с оставшимися экспонатами. Особенно жаль старинный макет Бородинского поля с десятью тысячами оловянных фигурок. Так что вернувшимся Кожуховым пришлось всё восстанавливать. Местные активно помогали, хотя их собственные дома лежали в руинах. В 1944-м музей вновь открылся – и вся страна радовалась: писали в газетах, говорили по радио, из Москвы до станции Бородино в этот день был пущен специальный пассажирский поезд. То есть все понимали, сколь важна память о Бородино. Ну а наш музей о Великой Отечественной – он теперь неотделим от этой памяти.

Идём по залам. Удивительно, как смогли установить здесь огромную гаубицу и зенитное орудие – крышу, что ли, разбирали?

– Орудия участвовали в здешних боях, – рассказывает Елена Николаевна. – И до сих пор нам приносят стрелковое оружие, осколки от снарядов, найденные на Бородинском поле. И местные случайно находят, и приезжие поисковики с металлоискателями. И тела бойцов до сих пор поднимают. Каждый год перезахораниваем в Долине Славы по сто с лишним человек.

– А на территории монастыря воинских захоронений нет?

– Я пыталась найти, – подключается Елена Юрьевна. – Ведь в этом здании, где мы находимся, был полевой госпиталь, и где-то же хоронили умерших! Но мне подсказали, что все они лежат на здешнем деревенском кладбище. Туда же и с Бородинского поля увозили.

– А воинов 1812 года тоже находят?

– Тут в чём проблема… Само поле осталось за французами, и те наших не хоронили. А когда русские войска вернулись сюда, то во избежание эпидемии все тела, что здесь ещё оставались, собрали в одно место и сожгли. Так что их пепел перемешался с бородинской землёй… А вот здесь у нас под стеклом письма советских воинов – они с гордостью писали родным, что бьются на Бородинском поле.

– Местные, как водится, в музей не ходят?

– Почему же? Школьники – обязательно. У нас большие мероприятия проводятся, и все на них собираются. Буквально сегодня должен был начаться фестиваль «Москва за нами» – с реконструкцией сражения на Бородинском поле. Это всегда красочно: гусары, уланы, даже пушки привозят и стреляют из них. Но пока отложили – из-за спецоперации на Украине.

– Почему? – удивляюсь. – Патриотическое же действо.

– Так там ребята палатки ставят, несколько дней в поле, дело молодое… в праздник всё выливается. А какое сейчас веселье, если война настоящая идёт?

Прощаясь, спросил, как музей уживается с монастырём.

– А мы что, чужие?! – синхронно ответили обе Елены. – Тоже в церковь ходим. А если есть вопросы, то с матушкой решаем.

Не француз

Из заметок Игоря Иванова:

Я ещё стоял в притворе Владимирского храма, как вдруг ко мне подошла женщина:

– Простите, а вы не француз?

«Господи, неужели я на француза похож? Вот дожил!» – подумалось. Впрочем, если бы она действительно заподозрила во мне француза, то и обратилась бы по-французски. Наверно, просто это повод для начала разговора – так успокоил себя я и улыбнулся:

– К счастью, нет, я – русский. А что, похож?

– Что-то от Тучковых в вас есть…

Моя неожиданная собеседница, почему-то не пожелавшая назвать своего имени, только что беседовала с какой-то монахиней, была возбуждена и продолжила с места в карьер:

– …Представляете, в 2019 году я нашла следы бабушки Никиты Александровича Тучкова, Софьи Фёдоровны Тучковой, ну, которая Мамонтова. Представляете, мне попало в руки её архивное дело, когда я занималась историей своего деда, который сидел в том же концлагере в Рязани, что и она! Оказывается, она попала туда всего на две недели в 1921 году, до этого была в Туле, где тоже было несколько концлагерей. А в Рязани она заболела тифом, получила воспаление лёгких и умерла.

– Подождите-подождите… вы занимаетесь историей рода Тучковых?

– Да, пишу про Софью Тучкову. Есть два места в Рязани, где она могла быть похоронена: во рву рядом с Лазаревским кладбищем или на Скорбященском кладбище. Ну, вы же должны знать – где похоронена блаженная Любушка Рязанская. И когда я нашла это архивное дело, стала звонить во все колокола, чтобы сообщить родственникам, что они могут приехать. Хотела выйти на русское зарубежье, на Никиту Александровича, его адрес в Антибе под Ниццей мне дал отец Николай Никишин, но я ничего не понимаю по-французски. Я написала ему письмо, но он не ответил. А тут ковид подоспел, вообще всё заглохло…

Под таким напором незнакомой информации я запутался в фамилиях, родственных связях и географических названиях. Начинаю постепенно разматывать этот клубок, но тут из дверей храма в притвор выходит монахиня и обращается ко мне:

– Матушка велела передать, что не сможет поговорить с вами.

– Но мы же договори… Но почему?

Пытаюсь выяснить, но монахиня разводит руками. И в самом деле, я не по адресу.

Вот так раз! Ожидал встретить недоверчиво-закрытый Советский Союз в Белоруссии, а тут из Подмосковья не успел выехать…

– На запад от Москвы – это же «золотое» Подмосковье, чего вы хотели? – саркастически хмыкнул услышавший наш разговор случайный свидетель. – В Церкви как у чиновников, всё схвачено.

– Что вы, по крайней мере на Севере не так, – пытаюсь я заступиться, – у нас по-простому.

Но прохожий высказался и уже отошёл, не услышав.

Моя исследовательница родословных берёт меня за рукав и продолжает – на сей раз уже про своего деда, сидевшего в концлагере в стенах Рязанского Казанского монастыря с каппелевцами и дроздовцами, далее о своём крепостном прадеде, который попал в лагерь вместе с потомком своего крепостного хозяина, – и снова фамилии, кто кому каким родственником приходится, названия деревень и поместий. Голова идёт кругом, да и настроение немного испортилось.

– Я долго думала о причинах революции и поняла, что согрешили и крепостники-дворяне, и крепостные крестьяне, – наконец подводит итог собеседница.

– А у нас на Севере вот не было крепостничества, – отвечаю я автоматически, в раздумье, что делать дальше. Тут мне приходит в голову, что мы, наверно, недостаточно ценим нашу севернорусскую свободу отношений между свободными людьми.

Однако уже темнеет: куда же Михаил запропастился? До Смоленска ещё триста вёрст, надо б ехать. Крупные капли дождя барабанят по монастырскому пруду. А вот и он спешит, подняв капюшон. По машинам, в путь!

…А Никита Александрович Тучков, французский цветовод и винодел русского происхождения, как позднее я выяснил, скончался ещё в 2004-м. Оттого и не ответил и не ответит уже моей беспокойной собеседнице в притворе храма.

(Продолжение следует)

МОЛИТВА ИГУМЕНЬИ МАРИИ (ТУЧКОВОЙ)

Господи, дозволь мне сохранить память того, кого я любила, с кем в неизреченные минуты Твоей милости Ты соединил меня через таинство брака и кого Тебе угодно было меня лишить.

Прости мне, Отче всякого милосердия, если чувство привязанности заставляет меня ещё проливать горькие слёзы. Чувствительность может ли быть преступлением в Твоих очах, Боже милости и любви?

Ужели не существует тот, кто так нежно любил меня? Ужели слёзы мои не оживят праха его? О Боже, укрепи мой разум и утешь бедное сердце моё. Нет, он не навсегда удален от меня, он – друг души моей. Он в недрах Твоего человеколюбия, Отец человеков. Зачем же мне сетовать о нём? Я с ним увижусь – увижусь там, где нет ни смерти, ни разлуки.

Но, Господи, если угодно Тебе будет продолжать странствие моё в мире сем, всели в меня чувства, которые были бы Тебе приятны. Обнови сердце моё, уязви его любовию Твоею; дай мне сердце, готовое исполнять волю Твою, сердце, терпеливое в несчастьях, чувствительное к наставлениям благости Твоей, но не чувствительное к суетным похвалам мира; сердце, воздыхающее о Тебе и не любящее ничего, кроме общения с Тобою и исполнения обязанностей моих к сыну моему.

О Ты, Который сохраняешь цветок, колеблющийся в долинах, сохрани сына моего, возьми его под покровительство Твоё святое, да будет он счастлив в здешнем мире и в будущем.

Научи меня, Боже мой, воспитывать его в истине и правде Твоей и в люблении Твоих законов. Сохрани и меня от пороков, дабы дурным примером своим я не могла нарушить чистоты его.

Ты знаешь, Господи, слабости и несовершенства моего сердца – его погрешности и заблуждения всегда открыты пред Тобою. Оно часто бывает возмущаемо чрезмерными движениями; оно как цветок, непрестанно колеблемый ветром, или как корабль, обуреваемый бесчисленными волнами, – такое сердце никогда не может быть всецело Твоим. Его должно всецело переменить и обновить, дабы учинить достойным Тебя. Но кто его переменит, кто его преобразит, если не Ты, Боже мой?

Я отдаю его в Твои руки: соделай меня новою тварию о Иисусе Христе, дабы сердце моё обновлённое было святилищем Твоей благодати, благости и престолом Твоей мудрости. Аминь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска