«Николай Чудотворец здесь всех ближе»

Святитель Николай на Коми земле почитался с давних пор. И не только православными – его уважали как сильного помощника в делах и устройстве судьбы даже язычники, которые, приняв крещение, сами с великой охотой приступали к строительству храмов в его честь (как это случилось в ненецком селении Колва). Жители коми сёл всем миром возводили в прошлые века Никольские храмы один краше другого. Некоторые уцелели доныне и с большим трудом восстанавливаются (например, в сёлах Большелуг, Семуково), другие, к прискорбию, лежат в руинах, третьи сохраняются лишь в народной памяти – как в селе Усть-Кулом, где в 1931 году был разрушен каменный храм, выстроенный в начале XX века. О почитании Святителя Николая на Коми земле говорят цифры: в общем-то малонаселённая республика занимает 11-е место среди регионов России по числу храмов, возведённых в честь этого святого. И у каждого своя история.

«Завтрашний день»

Воркутинский батюшка игумен Николай (Беловолов), собиратель сведений о деревянных храмах Коми республики, рассказывает о Никольской часовне XVIII века, что находится в деревне Березники села Иб: «По преданию, Николай Чудотворец явился местному мельнику Бусову в длиннополой одежде и сказал: “А постройте-ка мне здесь дом”. Мельник спросил: “Кто ты?” На что услышал ответ: “Завтрашний день”. А назавтра был праздник Святителя Николая, архиепископа Мирликийского, чудотворца».

Есть и другое предание: что на стене то ли амбара, то ли сарая возник образ Святителя Николая и жители деревни поняли это как знак – надо поставить здесь храм.

А не так давно из уст местной жительницы довелось услышать третье, замечательное, свидетельство о постройке храма. Чтобы рассказать об этом по порядку, придётся перенестись во времени назад, из занесённого снегом декабря в усыпанный жёлтым листом сентябрь.

Правильная деревня

…Погожим осенним утром на городской автовокзал стекались люди в резиновых сапогах, с вёдрами да заплечными туесами. Мы же с историком Юлией Лагутенко отправлялись в село Иб не за дарами природы, а, так сказать, за осколками старины, таящейся в столетних домах, сараях и колодцах. Радость для грибника – яркая шляпка красноголовика в траве, а для нас радость – завидеть на сельской улице бабушку или дедушку, старожила села, на научном наречии «информанта». Юлию, аспирантку Сыктывкарского университета, интересуют камни в основании храмов и крестьянских изб. Такую в прямом смысле глубокую тему и изучать нужно глубоко, вот Юлия и обследует уцелевшие старинные строения, расспрашивает местных жителей.

Село Иб, раскинувшееся на семи холмах, состоит из 13 деревень, а в одной из них есть Никольская часовня, которую нам тоже нужно осмотреть. Когда-то Юлия Лагутенко работала в школе и привозила к ней своих учеников. Дети, ощущая себя членами настоящей научной экспедиции, увлечённо искали валуны под храмом. И нашли! Правда, была поздняя осень, под дождём вымокли до нитки. И Юлия поспешила свернуть исследования, чтобы юные исследователи не простыли. А сегодня нам можно не спеша всё обследовать.

 

 

Автобус прибыл в Иб, и мы сразу направились к Финно-угорскому этнопарку: что-то подсказывало, что там мы найдём «информантов» и, может быть, глоток горячего чая – поутру было довольно прохладно. Так и случилось. Никогда прежде не доводилось мне видеть таких гостеприимных сторожей (один из которых оказался вдобавок ещё и читателем-почитателем газеты «Вера»). Налив нам чаю, они добросовестно начали припоминать старожилов разных местечек села.

– В Чулибе Нина Васильевна Лоскутова могла бы что-то вспомнить…

– А в Новом посёлке спросите, как тётю Нину Картон найти. Это погремуха местных Томовых – прозвище то есть. Тут целые династии, их проще по прозвищам найти. Она ещё бегает оттуда в церковь. А по лесу так быстро бежит – я догнать не могу!

Юлия скрупулёзно заносит в блокнот имена – может, доведётся свидеться с обеими бабушками Нинами. А пока, поблагодарив за приют, выходим на улицу. Надо же, заметно потеплело.

Березники – самая что ни на есть правильная деревня. Здесь не встретишь ни коттеджей, ни дачных домиков. Дома из вековых, почерневших от времени брёвен. Во многих уже не живут, и сквозь прорехи в крыше видно небо, отчего избы похожи на крепких стариков в слегка потрёпанных шапках. Здесь нет обычая заколачивать в брошенных домах окна (может, потому что они высоко над землёй?). Забили окна досками – будто закрыли глаза умершему. А эти дома не умерли – продолжают глядеть на мир, и по-прежнему в стёклах отражаются бегущие облака. Кажется даже, что эти молчаливые старцы присматривают за порядком на улице – наблюдают за нами, пришлыми людьми: куда идут, не бедокурят ли? Не потому ли такое в них достоинство, что поставлены на тех самых валунах?

Когда подходили к часовне Святителя Николая, вспомнились мне строчки Юрия Коваля: «Издали дом мне показался серебряным. Подошёл поближе – и серебро стало старым-старым деревом». Это он писал о деревенском доме на Вологодчине. А тут из серебра – целый дом Божий. И его глаза-окна тоже ясно смотрят на мир – ставни, такие же серебряные, с прорезными крестиками, раскрыты.

Часовня украшена жестяными фестончиками

 

Издалека она кажется серебряной

А дверь золотистая – наверно, была отреставрирована в 1990-х, когда тут велись восстановительные работы. Храм был построен примерно в 1730–1735 годах. И хотя ему без малого триста лет, выглядит он крепким. Люди не давали часовне ветшать, регулярно поновляли. На старинных кованых проушинах замок – уже из нашего времени. Часовня открывается всего дважды в год – в декабре и мае, на дни памяти Святителя. Но крыльцо чисто – видно, кто-то присматривает за часовней. Юлия нашла в углу самодельный веник и для порядка подмела чистые доски. Вероятно, ей хотелось что-то сделать хорошее для Святителя Николая и его храма. Жаль, мы не догадались взять с собой из дома книжечку с акафистом.

Перекрестившись на храм, обходим его со всех сторон. На одной из нижних досок обшивки часовни вырезаны загадочные буквы и цифры: «1947 МАП», «ПАП 1948». А ведь здесь, наверное, чьи-то могилы… Так, заглавными буквами без пробелов и точек, староверы обозначали на крестах имя, отчество и фамилию усопших. А цифры – год ухода в вечность.

Слышу громкий возглас Юлии – она нашла камень! Ровной поверхностью, на которую опирается угол часовни, камень похож на мельничный жёрнов. А края валуна неровные и обросли жёлто-зелёным лишайником.

Юлия Лагутенко нашла валун под часовней

Лилия в темноте

Валун найден, часовня обследована, можно идти дальше. И тут внимание наше привлекла маленькая, какая-то насупленная сараюшка возле храма. Даже не она, а изъеденные временем кирпичи, сложенные у двери, – на эти предметы у моей спутницы глаз намётанный. Сфотографировав их для науки, хотели было идти дальше, но вдруг заметили краешек цветастого коврика, что выглядывал из-под двери. Фонарик просунутого под дверь телефона безуспешно пытался осветить тьму, но это лишь утвердило нас в намерении попасть внутрь.

– Извините, а это ваш сарайчик? – закричала Юлия стоявшей возле соседнего дома миловидной женщине с рыжими пушистыми волосами, похожей на девочку-подростка. Около неё резвились малыши, мальчик и девочка. Женщина-подросток утвердительно кивнула.

– А можно зайти? – спросила разрешения Юлия. И поделилась известием о свежей находке: – А вы знаете, что кирпич, который мы тут у вас сфотографировали, дореволюционный?

Женщина неопределённо пожала плечом и махнула рукой – мол, заходите.

Вынимается из заушин палка, вставленная туда вместо замка. Протяжно скрипит дверь. Входим, осматриваемся. Похоже на чьё-то жилище. Самодельный столик с парой перевёрнутых бидонов – возможно, стоят-сохнут ещё с тех пор, когда в деревне держали коров. «Диванчик какой интеллигентный, заплаточка на заплаточке», – уважительно говорит Юлия. Вместо шкафа – жердь, где висят телогрейка, дождевик, несколько пар ватных штанов. Пара картинок для уюта на стене и обрывок газеты «Советский спорт» за 4 июня 1971 года, высохшее осиное гнездо…

– Смотри, тут молились! – показывает Юлия на стену. На полочке – образ Спасителя в рамке из белой конфетной коробки, перед ним – огарки толстых свечей, жестяная банка из-под селёдки служила подсвечником. Никак не можем сообразить, что за обрывки чёрной материи висят по обе стороны красного угла – может, просто для его отделения от мирского пространства жилища?

– Лена! Кажется, мы нашли чью-то келью! – поражённо произносит Юлия и начинает развивать свою мысль: – Здесь жил бывший военный. У него на все сезоны одежда была. Вот комплект зимней. Смотри, как он ухаживал за вещами, подправлял, всё шито-перешито… Круглый, маленький мужчина был. А «Советский спорт» на стене – потому что он был спортивным человеком… А это он конопатил брёвна войлоком. Может, овдовел и сюда пришёл? Вот на столике большой настенный календарь с иконой Богородицы Владимирской. Рядом картина – мать кормит ребёнка. А может, женщина здесь жила? И ходила в том, что от мужа осталось. Ведь это для женщины больше характерно – порядок, коврики. Оттого и маленького роста – она была сухонькой, маленькой… Да… подвиг тут серьёзный был!

Бросаем прощальный взгляд на чей-то покинутый уют. И в последний момент замечаю, что из пола вдоль стены протянулось прямо к иконе Богородице какое-то растение, похожее на лилию. Как оно тут выросло, в темноте, откуда в его тонких листьях зелень? Загадка.

– Ой, и овраг там, а за оврагом кроны красные, Боже ж Ты мой! – восклицает Юлия, озирая с пригорка красоту вокруг.

«Это он построил!»

Решаем расспросить встречных, не знают ли, кто жил в сараюшке. Юлия уже почти убеждена, что это было место чьего-то подвига, но вскоре выясняется, что это не так. На крылечке аккуратного дома с палисадником, где, невзирая на осень, вовсю цвёл шиповник, стояла пожилая женщина. Представилась Анной Николаевной и поведала, что сарай числился за Анной Васильевной Воробьёвой, которая жила в доме, где теперь обитает рыжеволосая мама со своими малышами и собакой Платоном. А нынче её уже давно нет на свете.

– Анна Васильевна верующая была, за часовней следила. А в сарае, может, и сама молилась, а может, и те, которые приходили к часовне, – она их там ночевать оставляла. И в храме, и вокруг подметала постоянно. Да вы проходите в дом-то.

В сарае возле храма молились!

 

«Колодец тоже Николай Чудотворец сделал»

– У вас не дом, а просто музей, вон какое всё тут расписное, резное! – восхищается Юлия.

– Для кого ж делать музей-то? – смеётся хозяйка. – А дом мой отчего-то на все фотографии попадает. Недавно художник из города приезжал и его рисовал.

В красном углу замечаю большой образ Николая Чудотворца. А окна смотрят на Никольскую часовню. Спрашиваем Анну Николаевну, что ей известно о храме.

– А это же давно было – в 1731 году Николай Чудотворец проезжал здесь, – говорит она. – И он сделал колодец, часовню построил эту.

– Вы имеете в виду, освятил? Ну то есть невидимо, по молитвам Церкви? – Юлия мягко пытается поправить Анну Николаевну.

– Он вообще построил! – убеждённо восклицает хозяйка, не давая сбить себя с толку. – Вначале он построил эту часовню. Не один, конечно, а с мужиками. Потом и говорит: «Людям нужен колодец». Видели колодец-то, подальше стоит? Это тоже Николай Чудотворец сделал. Считается, вода священная в нём. Но она грязная, не чистил никто давно.

– А мы вот набрали чашку из вашего журавля – прозрачная вода! – говорю.

– Так это бетонный, его не так давно строили, а месяц назад мы чистили, я сама внутри вымыла щёткой. А из старого не смогли всю грязь выкачать: сруб у него деревянный и столько ила! Надо оттоки сделать. Вот сын приедет, я его попрошу.

Спрашиваем Анну Николаевну, не происходили ли тут, при часовне, чудеса.

– Да вроде нет… Ну вот, он тут пожил, часовню построил…

– Кто? Николай Чудотворец? – уточняет Юлия.

– Ну да! Только нет, не Чудотворец же он, а… Вор… ле… мийский.

– Мирликийский?

– Да-да, Мирликийский! Это потом его Чудотворцем прозвали, – растолковывает хозяйка нам.

Юлия, бывавшая в Ибе прежде, не раз сталкивалась с тем, что у многих старожилов личное восприятие евангельской истории: мол, это у нас было, к нам Николай Мирликийский приезжал, у нас церковь строил.

Анна Николаевна вспомнила, как в 90-е годы часовню восстанавливали:

– Помню, ко мне зашли, пить попросили – жарко было. Я пошла к Марье Ивановне, а у ней квас был. «Пить просят», – говорю. Трёхлитровую банку отнесла им – они потом говорят: «А мы ведь опьянели с вашего кваса!» Это же не купленный квас был – самодельный.

«Память не продаю»

Анна Николаевна в отчем доме

Анна Николаевна ставит греть чайник, а сама, глядя в окно, вздыхает:

– Заросла деревня. Раньше по-другому было. Вон там мы, маленькие, по опушке носились. Потом колхоз-совхоз сделали. Мама в колхозе работала. Картошки сколько выращивали! Мама моя ходила в церковь и меня брала с собой, я с радостью шла. В 57-м году её открыли.

– А вы отца Кирика Паршукова не знали? – спрашивает Юлия. – Он в Ибе служил, потом в Ульяново.

– Отца Сергия-то? Знала хорошо. Кириком он потом стал. Приехал сюда уже пожилым. Он добрый был. Мы со школы как-то раз идём, а он выходит из церкви. Мы так испугались! В сугроб повалились. А он развязал свой матерчатый мешочек, вытащил яйца и нам подаёт, прямо в сугроб. Один раз на Пасху пошли ночью, а когда пришли в школу, на линейке сказали: «Кто в церкви был – шаг вперёд».

– И много вышло детей?

– Много. А про меня сказали: «У неё мать больная, ничего, что сходила, причина уважительная».

Помолчав, Анна Николаевна добавила, с грустью оглядывая родные стены:

– Мамы нет уже 34 года. В доме как было всё при ней, так и есть, я ничего не меняю. И при дедах так всё было. И иконы не смею убирать. Одно время думала их в часовню отнести, но пока оставила. А уж дом никогда не продам – я память не продаю.

– А это мама ваша на фотографии? – спрашиваю хозяйку дома.

– Она. А это брат её, на войне погиб, и сестра – тоже не вернулась с войны, военврачом была. А вот большой портрет крёстной. Когда дом её разбирали, я его взяла под мышку, говорю: «Пойдём ко мне».

– Почему в домах такой запах вкусный держится, почему в квартирах такого нет? – вздыхает Юлия.

– Так печки же у нас! – всплёскивает руками хозяйка. – Без печки плохо. Вот горох как сваришь? Я в чугунок положу, и в печке томится. В город везу – сын очень любит.

Услышав о печке, Юлия снова вспоминает о кирпичах, найденных возле часовни:

– Они, наверно, старинные, потому что неправильной формы и без дырок. Исторические кирпичи!

– У меня в сарае полно таких! – смеётся Анна Николаевна. – Раньше ведь их сами делали. Помню, месили глину ногами, ой как месили, бедолаги!

Ещё жалко Анне Николаевне односельчан, что прожили жизнь и ушли, не дождавшись дороги:

– Пока Финно-угорский этнопарк не построили, как же тяжело было до автобуса добираться! Ведь раньше никакого прохода не было! Место было такое зыбкое, что и летом-то толком не пройдёшь. Сколько эта деревня существует – 400 лет, – и не было дороги! Спасибо Гайзеру (бывшему Главе республики, который сейчас в тюрьме. – Е.Г.), вспоминаю его добрым словом. Все не без греха, но не у всех добро помнишь.

Благодарим хозяйку за чай, прощаемся.

– …А то кроликов бы ещё посмотрели, – говорит та.

– Кролики нам не интересны, – смеёмся, – нам только истории подавай. А кого ещё у вас в Березниках можно порасспрашивать?

– Вон там у нас Анна Васильевна живёт, – показывает хозяйка в окно. – Только она уж старенькая, 92 года уже.

– Так это же хорошо! – радуемся.

«Не слышишь ты меня!»

За оградой нарядного дома женщина в годах развешивает на верёвке белоснежное бельё.

– Здравствуйте! – окликает её Юлия. – Нам Анна Николаевна, соседка ваша, посоветовала к вам зайти – у вас ведь бабушка Анна Васильевна есть. Мы приехали из города. Я учёный, а Лена – журналист из газеты «Вера». Мы ходили к Николаю Чудотворцу, смотрели валуны. Ходим, разговариваем с людьми, разные факты исторические собираем.

– Я видела вас, видела. Анна Васильевна – свекровь моя. Только она сейчас спит. Да и забывает всё – возраст…

– Может, она какую-то легенду местную рассказывала? – не отступает Юлия. – Я вот помню: приедешь сюда – каждый что-то знает. Рассказали как-то историю, что будто бы Христос сидел в Ибе как бомж, Его после службы пасхальной пригласили домой, Он пошёл. Его в баню отвели, потом говорят: «Ну, раз Ты гость, благослови наш дом». Он благословил – и тут же исчез.

– Да, она тоже рассказывала, – припоминает женщина. – Как появился на стене амбара образ, поэтому и построили часовню. Ох, она всё хочет умереть, а не умирает. Молится ему, потому что, говорит, Николай Чудотворец ближе всех здесь. Но всё живёт – и обижается на него: твои мощи увезли и не слышишь ты меня…

Вот как! Значит, и Анна Васильевна уверена, что Святитель Николай тут был, в её родной деревне. А когда покинул её, перестал обращённые к нему молитвы слышать…

А уж что образ Николая Мирликийского тут в каждом доме – про то и говорить нечего.

* * *

На Николу Вешнего, ровно 22 мая, в наших краях пошёл снег. Засыпал юную зелень, и стало снова белым-бело. И всё-таки в Ибе крестный ход из Свято-Вознесенского храма к Никольской часовне состоялся. Наверно, нечасто такое бывало, чтобы он шёл по снегу – совсем как на Николу Зимнего.

Фото автора

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий