(Продолжение. Начало в №№ 861–862)

К подножию Смерть-горы

Из записок Михаила Сизова:

С утра Игорь невесел, говорит, плохо спал. Я тоже не выспался – всю ночь с кем-то спорил. Ещё в начале пути, когда мы к Горицам подъезжали, заметил я необычные облака – словно бы раскатанные по небу куски теста. Ровненькие, средней толщины. Так сказать, облака – вид сбоку. Подумал тогда: «Хорошо бы и всё остальное в нашем путешествии было таким же объёмным, трёхмерным». И вот далёко мы уехали от православных Гориц, оказались близ языческой горы – и эти облака приснились. Как будто бы кто-то ходит по ним, громыхая сапогами. Я, конечно, выговариваю, чтобы не безобразничали, а они мне – какую-то чушь. Отвечаю им – и тоже чушь получается. Потому что если отвечаешь на непонятное, то и сам в недоразумения погружаешься…

Собрав палатку, костёр разжигать мы не стали – не было времени завтрак готовить. Идти далеко – нет бы пораньше встать! Как говорил великий монах Святой Горы Паисий Величковский, «великое, братие, бедствие есть сон… Бесы, как тьмою, ум омрачают». Конечно, нескромно думать, что вот решили молитву сотворить на языческой горе, а бесы ка-ак испужались, туда не пущают! Но от искушений никто не застрахован. Вспомнилось, как редакционная наша группа искала в горах парня, который прежде ходил на Воттоваару приобщиться тайнам эзотерики. Но там у него не получилось, решил повторить опыт на Приполярном Урале – и бесследно исчез. Мы рассказывали об этом пять лет назад. И тринадцать лет назад про Воттоваару тоже писали, правда, повод был совсем другой.

Тогда, в 2007 году, в Муезерском районе, в лесу на гранитной скале, был обнаружен проявленный лик Христа. Помнится, новость эта меня изумила. Так совпало, что в ту пору Муезерский район как раз прославился своей «языческой горой». Собственно, о Воттовааре знали и раньше – местные краеведы Симонян и Шахнович «открыли» на ней сейды (камни, которым поклонялись язычники) ещё в 1992 году, и уже тогда на Воттоваару потянулись эзотерики разных мастей. Но массово народ ринулся сюда как раз в середине 2000-х. Написал я тогда в газету, противопоставив православную находку языческой («Лик на гранитной скале», № 551, ноябрь 2007 г.), и возникла мысль: вот бы освятить эту гору! Но Карелия далеко, а у нас и своих гор хватает. На следующий год с иеромонахом Варфоломеем (Потаповым) поехали мы на Приполярный Урал, и там, как обычно, батюшка отслужил водосвятный молебен у Поклонного креста, установленного редакцией «Веры» в 1998 году на вершине Народной. До этого он освящал пик Стефана Пермского и гору Еркусей с языческим капищем на вершине. А после – и самую известную гору Приполярного Урала («Освящение Манараги», № 739, сентябрь 2015 г.). Вот тогда-то и был случай с пропавшим человеком, наш корреспондент Евгений Суворов написал:

«Накануне нашего похода, с 17 на 18 июня, на “холодной стоянке” у Народной пропал человек, 26-летний москвич Артём Трифонов. Вышел из палатки и… исчез. Мы собирались присоединиться к поискам… Ничего необычного, связанного с пропавшим туристом, нам обнаружить не удалось… Уже после похода я созвонился с мамой Артёма. Она рассказала, что они обращались не к одному, а к четырём экстрасенсам и все они показывали совершенно разные места гибели её сына. Кто-то говорил, что он живой. История странная. Артём человек уравновешенный. Офицер Генштаба, он воевал в горячих точках, имеет боевые награды».

И ещё одно обстоятельство узнал наш корреспондент: «В прошлом году с матерью, отчимом и друзьями семьи они отдыхали в Карелии, поднимались там на гору Воттоваара, которую в последние годы облюбовали неоязычники. Артёма же интересовало всё необычное. Когда они взошли на Смерть-гору, как ещё называют Воттоваару, вдруг разразилась гроза, и им пришлось срочно спуститься вниз… И перед походом на Урал Артём интересовался, что там есть необычного. Он знал и о горе Еркусей, где находится древнее капище язычников, и про гору Болван, которой поклонялись ханты и манси. А ведь рядом с Болваном была их последняя стоянка». Артёма так и не нашли, хотя искали, а отец Варфоломей молился. Спустя два года на Приполярном Урале пропал и отец Варфоломей. Нашли его в горах в избушке, а обстоятельства смерти так и остались загадкой – «просто умер». А ведь за два года до этого на вершине Манараги Женя Суворов говорил иеромонаху: «Батюшка, тебе надо быть поосторожней, эта нечисть освящения не простит», – цитирую слово в слово из его очерка, опубликованного в нашей газете.

Вот такая предыстория. Но отмели мы все сомнения и, перекрестившись, отправились на Воттоваару.

Из записок Игоря Иванова:

Утром вылез из палатки: кругом сыро, над болотом туман, ёлки время от времени стряхивают с себя холодные капли. Тихо. Вдруг откуда-то доносятся знакомые звуки… Или это слуховые галлюцинации? Но звуки становятся всё отчётливее, наконец из-за поворота на дорогу выскакивают вчерашние мотоциклисты – на сей раз их уже четверо – и с тарахтеньем уносятся в сторону Воттоваары. «Удвоение прилога, – устало отмечаю я новое духовное явление и потягиваюсь. – Делать им нечего, что ли, поутру, как только гонять по бездорожью?» Недосып и дневной свет не способствуют мистическим настроениям.

Но и безо всякой мистики очевидно, что Бог не оставил нас. Погода – это самый первый и верный знак. За ночь на землю выплеснуты с неба все запасы воды, и теперь прохладно, безветренно и вёдро (хотя прогноз мы накануне смотрели – беспрерывные дожди синоптики здесь обещали на всю неделю) – идеальная погода для пешего путешествия.

И вот мы уже бодро идём в сторону горы: пять километров, десять… Думаешь не о дороге и не о постепенно копящейся усталости, а о том, что с каждым шагом увеличивается обратный путь – на нём-то мы будем совсем не такими свежими. Поесть с утра не успели, но настоящая тягота – это когда идёшь, а по обочинам белые грибы, крепенькие подосиновики и мохнатые грузди: приходится постоянно выдавливать из себя рефлекс собирателя нагнуться и сорвать. Потому что куда их девать? Но рефлекс сильнее этого довода, и тогда уже говоришь себе: «Пусть это будет чем-то вроде поста». И мысленно добавляешь: «Великого поста». «Даже фотографировать их не буду, – усугубляю условия говения. – Переключаюсь на чистое созерцание!»

Дорога вьётся вдоль озёр, через болота, ныряет на дно глубоких луж. Пересекает ручьи по хлипким мосткам. По пути не раз обгоняли местные внедорожники, нагруженные туристами, смотрящими на нас из уютных кабин как на странников-инопланетян. В самом деле, пеших следов мы не встретили. Ни одного. Добро ли, что к горе нет хорошей дороги? Наверно, всё-таки да: если бы была, тут было бы не протолкнуться.

Проходим развилку, указатель «Обелиск» показывает направо. Там, с восточной стороны горы, памятник погибшим в Великую Отечественную. Здесь шли бои. Но нам – налево. Наконец возле дороги плакат: «Памятник природы регионального значения “Воттоваара”» и значки для безграмотных: костры не разводить, палатки не ставить и ещё перечёркнутый молоток. Проходим несколько сот метров – и мы вот у цели.

Из записок Михаила Сизова:

Возле дороги на обочине лицезреем памятный знак отчаянным водителям – прибитые к двум соснам утерянные номерные знаки машин. Насчитал я 26 штук, из них только шесть относятся к карельскому региону: местные лучше знают, куда соваться нельзя. Тут же к деревьям были прислонены оторвавшиеся бамперы. Игорь вслух порадовался, что хватило нам ума оставить машину на «таёжной стоянке», а не ехать дальше.

Время от времени обгоняли нас вездеходные «уазики», но мы не голосовали. И не потому, что машины были набиты туристами под завязку, а так уж решили: весь путь надо пройти пешком. Сейчас вот думаю: зачем? Чтобы Господь нас заметил и оградил? Мол, если бы в машине ехали, то под крышей кабины наши макушки были бы не видны сверху?

Пройдя километров пятнадцать, заметили скопление ранее обогнавших нас машин. Вот отсюда тропа на Воттоваару и ведёт. Только подошли к началу подъёма, как одновременно с нами подкатила туда «буханка», из которой высыпались туристы. Невольно оказавшись в окружении балагурящих молодых людей, вместе с этой группой мы ступили на тропу. И не знали тогда, что эта удивительно совпавшая встреча – минута в минуту – и была, наверное, знамением: вас заметили.

Клиенты «реликтпрома»

Молодёжь рванула вперёд, а мы поотстали. Сзади нас на гору карабкались только женщина с дочкой и седой мужчина в тёмных очках и с лыжной палкой в руке. «Старость не радость», – выдал Игорь сакраментальное. «Какие ваши годы», – откликнулся мужчина. Знакомимся. Оказалось, что Александр Владимирович вовсе не «отстал», а замыкает группу, чтобы никто не потерялся. Экскурсовод. Из местных, житель посёлка Гимолы. Когда все выбрались на ровную площадку и скучковались перед огромным камнем, словно бы парящим в воздухе, наш экскурсовод резво выступил вперёд:

– Итак, перед вами сейд, священный камень. У каждого сейда есть пометка, кружочек и палочка в нём – это место входа духа. Надо подойти вот сюда, прислонить руки, поговорить с ним, загадать желание и вслушаться в себя: что он ответит. Пожалуйста, подходите по очереди… Заметьте, что сейд стоит на трёх камешках, подложенных снизу. Природа такое сделать не могла, и не понять, как могли это сделать люди – простые оленеводы-саамы, у которых не было механизмов, каковые, например, имелись у египтян, воздвигших пирамиды. Но о сейдах, менгерах и дольменах мы поговорим позже, сейчас же скажу о самой Воттовааре. Это одна из самых высоких гор в Карелии, земля которой сама по себе является, можно сказать, древнейшей горой планеты Земля. Как и Кольский полуостров, Карелия находится на кристаллическом горном щите толщиной в восемьдесят километров, и эта каменная твердыня никогда не была дном моря, то есть не испытывала влияния морской воды и осадочных пород – какой она возникла три миллиарда лет назад, такой по сей день и осталась. Здесь не бывает землетрясений, здесь ничего не меняется примерно с середины срока существования нашей планеты.

Сделав многозначительную паузу и обозрев притихших экскурсантов, Александр Владимирович хотел продолжить, но девушка-москвичка прервала:

– Подождите, значит, нас привезли не на самую высокую гору? А говорили, что самая.

– Нет, высшая точка Карелии – гора Нуорунен, это на севере, в Лоухском районе. На её вершине, кстати, находится самый большой сейд, которому поклонялись саамы. Но здесь тоже уникальное место. Ребята, внимание! Мы сейчас находимся в реликтовом лесу. Ему больше 14 тысяч лет. Это значит, что столько времени он здесь рос, воспроизводя сам себя. В других концах Европы лес исчезал и снова вырастал, а здесь, в тридцатикилометровой полосе вдоль финской границы, он стоит первозданным. Причём именно на нашей стороне, потому что у финнов лес вырубался, там деревья молодые, им по 100-150 лет, а вот этой сосне, например, 450 лет. Есть деревья и по 600 лет. Когда я работал мастером в здешнем леспромхозе, то, бывало, спорил с рабочими, сколько же лет дереву. Они пилили, а я точковал древесину и на обрезе выбранного дерева годовые кольца считал. Вроде бы сосна не толстая, не кажется старой, но кольца у неё узенькие, в миллиметр шириной. Это потому, что летние поры здесь холодные и деревья медленно растут. В Москве, например, годовое кольцо может достигать два сантиметра, а здесь и не различишь сразу. Сосчитал, говорю мужикам: четыреста лет сосне. Они удивляются…

– А где пилили? Здесь? – спрашиваю.

– Нет, на горе лес сложно заготавливать, поэтому он и нетронутый. Ему ещё повезло, что в 99-м году я не смог с бульдозеристом договориться, чтобы дорогу на самую вершину проложить. Я ведь издавна своих детей на Воттоваару возил, ягоды и грибы мы собирали. А пешком забираться трудно. Теперь-то уж дорогу не сделаешь: Воттоваару объявили памятником природы и здешний лес перевели в первую категорию – рубить нельзя. Хотя, скажу по секрету, дорога существует – на другой стороне горы. Там-то я успел просеку вырубить. Тех, кто не может ходить: инвалидов, больных, я закидываю на машине прямо на гору.

– Разве инвалиды тоже туризмом занимаются? – удивился парень, ухажёр девушки-москвички.

– Они не туристы, они вместе с шаманами приезжают, чтобы исцелиться. Но об этом рассказ…

– За определённую плату? – догадываюсь я, уловив на себе вопросительный взгляд экскурсовода.

– Да, тысячу рублей…

Что ж, логично, с ценой мы согласны. За информацию о язычестве надо платить. Купил – и ничем уже не обязан этому самому язычеству, поскольку недарённое. Часть группы вместе с экскурсоводом ушли вперёд, а «прибалт» – так я прозвал про себя парня в высоких шерстяных гетрах, заправленных в кроссовки, – вдруг начал свою лекцию, «бесплатную».

– Вот сейд, – он погладил рукой камень. – Наш гид правильно сказал: надо с ним сначала поговорить. Но не загадывать желание, а просто так, познакомиться. Потом он скажет, что ему надо, какую жертву: обычно это из того, что у вас с собой имеется, продукты какие, предметы. И только после того, как жертва принесена, желание можно загадывать…

– Будьте добры, помедленнее! Я записываю, – прерываю «прибалта» бессмертной фразой из «Кавказской пленницы», тыкая кнопку диктофона. Девчонки засмеялись, парень тоже улыбнулся:

– Тосты собираете? Ну да, этнография. Я тоже всё это записал у одной саамки на Кольском полуострове. И вот она говорила, что дух сейда может попросить что-нибудь попить, поесть – варианты разные могут быть. А потом ты просишь. И надо делать это аккуратно – только лично для себя, не желая никому зла. И загадывать реальное, что может исполниться.

– А вы из Эстонии?

– Меня зовут Тойво Пумалайнен.

– Финн, из Петрозаводска?

– Нет, ингерманландец, из Петербурга. Это коренной народ нынешней Ленинградской области. А прежде там жили саамы, наш народ их вытеснил в Карелию, затем они ушли на Кольский полуостров, который по-фински называется Kuolan niemimaa, что означает «мёртвый полуостров».

– И вам их не жалко? – покачала головой девушка.

– Мы их очень уважаем. Смотрели фильм «Кукушка»? Там финн и русский попадают к саамке в вежу, это вроде ненецкого чума, и она их лечит, потом берёт в мужья. Саамы – древний народ со своей природной мудростью, у них есть чему поучиться.

– Вы лекцию-то про сейды продолжайте, я же записываю, – говорю Тойво. Тот картинно, подражая нашему гиду, поднял руку:

– Внимание, ребята! Мы сейчас находимся в реликтовом лесу. Этому реликтовому лесу 14 тысяч лет, и он сделан из реликта на Реликтопроммаше…

Ирония Тойво понятна. Он всё же член Географического общества, а наш гид – местный житель, зарабатывающий на экскурсиях. Но всем свойственно чуток приукрашивать. Ведь Тойво тоже забыл упомянуть, что прежде на территории Ленинградской области жили православные ижорцы, которых шведы выдавили на Русь, в тверские пределы, а на их месте поселились ингерманландцы. Получается, это не они, а ижорцы саамов прогнали? Да и было ли всё это?

Позже, когда мы добрались до вершины, где находится огромная впадина, Тойво отделился от нас и долго сидел на камне, взирая на удивительно красивое болотце посредь впадины. Этакая ворсистая лужа с многоцветной протоплазмой жизни, из которой в любой миг может вылезти что угодно. О чём думал тогда Анатолий Пумалайнен? Именно так зовут его по паспорту, а Тойво – это имя деда, которым он всем представляется. Может, вспоминал деревню Хиетамяки в Ленобласти, куда ездил на каникулы к родне и где пытался выучить финский язык? Но там дубы растут, посаженные дедом, и нет, наверное, таких «языческих» болот. Да и народ в Хиетамяки всегда был сугубо христианским, набожным, в XIX веке каждый крестьянин внёс по четыре рубля (большие деньги в ту пору), чтобы построить лютеранскую церковь Петра и Павла. Зачем же наш ингерманландец так проникается духом «саамского космоса»?

На миг мне показалось, что он окаменел.

– Тойво! – кричу ему.

Он повернулся, махнул рукой. Живой! Тогда я даже подумать не мог, что спустя время мы снова нежданно встретимся с ним. И где? На Кольском полуострове, у входа в вежу той самой саамской шаманки, которая рассказывала ему, как общаться с духами сейдов.

Чего духи «не любят»

Из записок Игоря Иванова:

Наш гид показывает очередное место, где совершались обряды:

– Здесь два года висела на сосне африканская маска. В том году осенью забрали. Привозят, «заряжают» вещи, потом забирают.

Подходим к очередному сейду. Тут уже принесены жертвоприношения: камень «покормил» кто-то до нас – на нём лежат конфеты, яблоко, красная лента, какая-то бижутерия и, конечно же, монетки.

– Лежат заряжаются, – шутит кто-то.

Разглядываю их, замечаю: иностранные. Вот новенькая монетка в 10 лепта, греческая.

– Духи не любят, когда чужие трогают их монетки, – нервно предостерегает меня какая-то дама.

– Что вы, что вы! – успокаиваю её. – Это же идоложертвенное, то есть грязное, не возьму ни за что! Просто вот смотрите, как замечательно увидеть тут это…

В моей руке 10-рублёвая юбилейная монета «50 лет первого полёта человека в космос» с изображением ракеты на стартовой площадке на фоне звёзд.

– Вон там, – показывает рукой проводник, – карьер. В нём шла заготовка кварца. Пилили породу параллельными блоками одинаковой ширины…

– Кто пилил?

– Марсиане, – отвечает Павловский, и по лицу его не поймёшь, то ли он шутит, то ли всерьёз говорит. – Говорят, на Луне и на Марсе из кварца построены пирамиды. Может, из нашего строительного материала. У них техника была продвинутая…

Он подводит нас к следующим глыбам размером в два человеческих роста и показывает:

– Вот здесь тоже пилили. Смотрите, какой ровный срез на камне. У нас до сих пор пилят породу циркулярной пилой, а тут след от пилы совсем другой. Наверно, что-то вроде лазера…

– Гиперболоид инженера Гарина! – шучу я, но никто из спутников не откликается, похоже, роман Алексея Толстого у молодёжи не в чести.

Между тем я через камни подбираюсь к самому «срезу», который учёные бы назвали обыкновенной трещиной, и вижу, что меньше всего это похоже на трещину и на лазерный срез: на исключительно ровной поверхности видны повторяющиеся следы какого-то непонятного механического режущего инструмента… «Как будто инструмента», – добавляю я про себя, потому что объяснить происхождение ни этого среза, ни гигантских ровных кубов кварца на горе, ни то, куда некоторые кубы «испарились», не могу. Ну трудно мне согласиться с версией нашего спутника о пирамидах на Марсе!

– А вот тут ребята не по размеру черканули своим инструментом, два раза перерезáли. Оказывается, и среди инопланетян халтурщики есть.

Пока Павловский показывает геологические загадки, часть народа расползается в поисках «сильных камней». Слышу, как одна москвичка из нашей группы советует дочери «искать свой камень», пока экскурсовод отвлёкся на инопланетян.

– Это в России самое сильное место, люди из Сибири приезжают, из-за границы, такие деньги платят, тут неделями живут, – поддерживает порыв москвичек Павловский.

– Что тут, геопатогенная зона? – спрашиваю, показывая на «пляшущие» деревья вокруг.

– Искривление пространства и времени тут есть. Со мной было дважды такое. Я шёл с группой два часа расстояние, которое проходишь за восемь минут: идём и в то же время как будто стоим на месте, всё буксуем и буксуем. Видно, попали в какой-то временной промежуток. Тут приезжала одна профессор из Питера – шаманила, обряд проводила. Меня попросила костёр помочь разжечь для обряда – отказать неудобно было… И тут я убедился, что это у них не гипноз. Разжёг, сижу рядом и вдруг чувствую – каменею. Видно, от ударов бубна вибрация так подействовала, совпала с моими внутренними токами, и в этот момент из земли такой сильный жар в меня пошёл…

Михаил вспоминает, как много лет назад побывал в М-ском треугольнике, аномальной зоне на реке Сылва. Там тоже некогда было языческое святилище народа манси.

– Одна группа у меня была, – рассказывает Павловский, – они поначалу хотели съездить на Тунгуску, где упал метеорит, неделю там пожить, с духами и инопланетянами пообщаться. Обратились в турфирму, а им сказали, что туда только добираться по реке да пешком две недели. Можно заказать вертолёт, но нужно разрешение ФСБ. Разрешение им не дали.

– Последняя линия обороны от инопланетян – это ФСБ, – смеётся Михаил. – Наверно, у них там отдел есть специальный по борьбе с бесами.

– С мрако-бесами, – подхватывает Тойво.

– Вот дольмен, – продолжает Павловский. – Под ним как бы ниша, видите? Эзотерики залазят и лежат или сидят там. Одна женщина говорит мне: «Я останусь здесь, меня вечером заберёте». Я говорю: «Ради бога, только не залети». Мало ли какой колдун придёт – наколдует. А я виноват буду, что привёл сюда. Тем более была ночь белая…

– Мужика-инопланетянина захотелось ей приворожить…

– Ну что вы, это же бесплатное кварцевание!

Тойво вспоминает:

– Недалеко от Волосово в Ленобласти есть Велесов камень. Приезжаю однажды, а там молодая парочка, хотят залезть на него и какой-то обряд совершить.

– Зачать ребёнка? – шутит кто-то.

– Не знаю, хотя, конечно, какой только ерундой там не занимаются… И вот паренёк, рисуясь перед своей подругой, начинает мне рассказывать про это место, про язычество славян… Я его похвалил: «Везде ты молодец, кроме одного – никаким боком это не славянское святилище, а финское».

Вообще шутки шутками, но именно они во время всего нашего похода по горе более всего «защищали» нас от слишком серьёзного отношения ко всем этим морокам. Для атмосферы сакрального шаманизма, за чем и приходят сюда многие, именно смех всего разрушительней.

Шаманы с бубном

Из записок Михаила Сизова:

Собираюсь предложить Игорю отстать от группы и помолиться, как и планировали, но тут вижу, что наш официальный гид взял паузу, усевшись на камень, – нужно пользоваться. Подхожу к нему.

– Ваша фамилия, Павловский, вроде неместная?

– Я родился и вырос в Белоруссии, но всю жизнь проработал здесь. Тропу, по которой идём, я проложил ещё в 2000 году. Мы с сыновьями, как уже сказал, постоянно собирали здесь чернику, туристов тогда ещё не было, они пошли примерно с середины «нулевых», и с 2006-го я стал водить туристов. Сначала шли шаманы, а потом через Интернет узнали другие и тоже потянулись сюда.

– А что за шаманы?

– Колдуны разные, эзотерики, ясновидящие. Гора Воттоваара – это ведь гора язычников всего мира, их святилищу здесь десять тысяч лет, поэтому шаманы приезжают отовсюду. Прежде-то не могли, погранзона была в советское время. Говорят, здесь самый большой дольмен в мире. Это такой каменный стол на булыжниках-подпорках, культовое погребальное сооружение. Ещё есть несколько менгиров – вертикальных каменных столбов, тоже культовых. В знаменитом Стоунхендже, например, их закапывали на глубину до двух метров. А у нас стоят на честном слове, на одной точке. Их всегда ставят в местах силы, где имеется энергетика. Будто бы в них заключена информация и ясновидящие, гадалки могут от них подзарядиться. Вообще вся Воттоваара состоит из серого кварца, а кварц, как говорят учёные, подобен карте памяти в телефоне, хорошо накапливает информацию.

– Какие учёные, британские? – переспрашиваю.

Экскурсовод ухом не повёл, видно, не знает этой шутки, и продолжил:

– Геологи подтверждают, что здесь сильная энергетика. Вся мистика – от кварца. Три года назад возил сюда негритянку из Африки, она шаманка очень сильная. Сказала мне: «Шаман, который не был на этой горе, не обладает полной силой».

– А вы на каком языке с африканкой-то разговаривали? – усомнился я.

– Она с переводчиком приезжала и ночевала на горе. В этом году карантин, а так обычно процентов двадцать туристов – это иностранцы, из которых почти половина немцы. Думаю, это неслучайно. В 1942 году на Воттовааре была экспедиция Аненербе.

– Ух ты! – удивилась одна из внимавших гиду туристок, видно, посвящённая в историю нацистской эзотерической организации «Наследие предков», основанной Гиммлером в 1935 году. – Они так и представились, что из Аненербе? И что здесь нашли?

– Если бы я знал, то был бы миллионером, – отшутился гид. – Документы-то не до конца рассекречены. Известно только, что в 1942 году немцы посылали сюда целую экспедицию. Ещё одна странная команда посещала Сейдозеро на Кольском полуострове. Потом наши нашли там какие-то тоннели с немецким оборудованием, их НКВД обследовал и взорвал. И здесь, на Воттовааре, в 50-х годах тоже что-то взрывали, это хорошо было видно из нашего посёлка Гимолы – пыль столбом стояла над горой.

– Может, геологи взрывали?

– Да кто знает! Всё же засекречено.

«Да уж, – думаю, – пыль над этой горой так и не развеялась, какие-то смутные легенды». Спрашиваю:

– А нынешние эзотерики что здесь делают? Как это выглядит?

– Привозят группу людей и медитируют под музыку – кто с бубном, кто на варгане. Иногда же просто сидят и молчат. Однажды иду я с группой, смотрю: они сидят у костра, женщина достала бубен, хочет обряд делать. Мои просят: «Интересно бы поприсутствовать». Подхожу к шаманке, спрашиваю разрешения. Она кивнула, и мы рядышком сели. Достаёт бубен, греет его над костром, чтобы играл хорошо. Посмотрела на моих ребят, улыбается. Один меня за рукав дёргает: «Давайте уйдём». Отошли, спрашиваю, что случилось. Говорит: «Она нас прогнала». Удивляюсь: «Да нет же, она улыбалась». Другие ребята подтверждают: «Нет, прогнала». Вот как это объяснить?

– Послушайте, а мы на гору-то пойдём? – не выдержала слушавшая нас москвичка.

– Так мы на горе уже, – ответил гид. – Она большая. Её вершина – три километра в ширину и на север семь километров. Прямо на этом месте, где стоим, однажды обряд проводился. Дело в марте было, снег глубокий, в полтора метра, и дальше уже не пошли, решили здесь заклинания читать.

– Это с африканкой, что ли?

– Нет, наши были, русские.

– Если наши, то должны быть православными, – говорю.

– Православные тоже приходили. Священники из Сегежи. Два раза крест устанавливали на самой высокой точке.

– Почему два раза?

– Так ведь его спиливали. И сейчас там пенёк только от креста.

Переглядываемся с Игорем: вот и место, где можно будет помолиться против всей этой нечисти.

Стражи и захватчики

Из записок Игоря Иванова:

У одного из камней в качестве жертвоприношения обнаруживаю георгиевскую ленточку. Как-то мне не по себе делается. Раньше замечал, что символ Победы привязывают к горлышкам бутылок, к собачьим ошейникам – но такое вижу впервые.

Спрашиваю гида, были ли на этой горе бои в Великую Отечественную.

– На этом самом месте, если покопаться, можно обнаружить гильзы. И там дальше. Везде. Я как-то нашёл фрагмент от самозарядной винтовки… – Павловский на время как бы выходит из амплуа «сказочника», как его тут, в Гимолах, называют местные жители, и говорит с полной серьёзностью. – На Воттовааре сначала финский наблюдательный пост был. Отсюда в бинокль на 50 километров вокруг видно. Если летел наш самолёт, они по рации сообщали своим, те поднимали истребители и перехватывали наших. Потом наши партизаны разбили здесь пост…

Действительно, в тыл финским войскам летом 1942 года была направлена Первая партизанская бригада из 648 человек, в основном местных жителей, воевать толком не умевших. Против партизан финны бросили пять тысяч солдат. Через минные поля и болота, голодные, постоянно преследуемые, партизаны пробивались к своим, добивая раненых, бросая своих непохороненными. Вернулись из рейда чуть более сотни. Кровавый 12-часовой бой отряд принял в окружении возле Воттоваары. Погибло больше ста партизан…

На месте этого боя в 1982 году обелиск в память погибших поставил большой патриот Сергей Симонян, простой водитель лесовоза из посёлка Суккозеро. Именно к этому обелиску был указатель на развилке дороги на Воттоваару. За три десятка лет поисковому отряду Сергея удалось найти останки почти двухсот бойцов. «Места, где лежат погибшие партизаны, я чувствую непостижимым образом – они словно зовут меня», – признавался он…

Павловский тем временем рассказывает историю про финского лётчика, чей истребитель был подбит здесь зимой: двигатель американского истребителя, которые поставляли финнам до 1942-го, заглох и он спланировал на лёд озера, а потом затонул. Лётчик вылез, достал лыжи и пошёл в сторону своего аэродрома, а самолёт, когда лёд подтаял, опустился на дно. В 1990-е самолёт подняли и продали за границу за несколько миллионов долларов… Ну и так далее.

Я слушал молча. На самом деле об этом эпизоде войны я читал раньше. Сбит истребитель был не зимой, а в июне 1942-го, сел на озеро, перевернулся и пошёл ко дну, но лётчик спасся. Поставляли истребители «Брюстер Буффало» финнам американцы лишь во время войны 1939 года. В 1998 году самолёт подняли со дна Сегозера и продали за миллион рублей, а не долларов… Ну и так далее.

Ещё одно напоминание мне о том, что факты надо проверять. Жаль, что это не всегда возможно.

* * *

Мы идём дальше, и наш проводник по ходу разваливает своим батогом пирамидки из камней, поставленные там и тут посетителями горы, приговаривая: «Нечего тут следы оставлять… Всё должно быть в первоначальной простоте, естественным, никаких новоделов!» Хрупкая девушка Аня из Санкт-Петербурга защищает «ламбушки», как она их называет: «Люди же желания загадали!» Я шучу в ответ: «Вот наш гид их и исполняет». На самом деле я тут с Павловским согласен. Пытаюсь объяснить ей: так надо, потому что это форма духовного загрязнения природы, – но девушка не слушает меня. В некоторых северных странах такие пирамидки называются троллями, потому что человек, поставив их, как бы даёт «тело» бестелесному духу и выпускает его в наш мир.

Проходим мимо компании готовящих обед на костре молодых людей из Москвы – неделю они живут здесь в палатке. Михаил спрашивает их, шаманят ли, на что те с готовностью отвечают, что просто здесь на пикнике. Но как-то не очень верится.

– Это вы от бесов или медведей оградились? – показываю на стоп-ленты, которыми обвесили они «свой» участок.

– От туристов. Они похуже бесов, – смеются.

– Медведей в окрестностях нет, – комментирует Павловский, – от какой-то болезни погибли все звери, которые питаются мышеобразными.

Ребята рассказывают, что ночью видели над горой «плазмоиды» круглой формы, жёлтого и оранжевого цвета. Они показались на две-три секунды и скрылись. Нет, запечатлеть не удалось: ночь, да и слишком быстро всё произошло.

Наша команда тоже расположилась на обед возле зарослей голых, скрюченных деревьев (впрочем, они здесь везде). Мы с Михаилом как-то не подумали о провианте. Ходим, собираем ягоды.

– Мне всё-таки черника больше водяники нравится, – сообщаю я Михаилу, в очередной раз по ошибке высыпав в рот горсть безвкусных, но внешне похожих на чернику ягод.

– А мне любые нравятся, отвечает он. – Только у нас не водяника, а вороника. А ещё её шикшой называют.

– Вот в этом месте лежал шар, больше метра в диаметре, тонн на пять, гладко обточенный на станке, – за перекусом не спеша объясняет проводник. – Его какие-то хулиганы скатили с горы в лесное озеро. Чем-чем, а дураками Россия богата.

– На станке?! – смеюсь.

– Ну не руками же, – невозмутимо отвечает Павловский.

Просим Аню запечатлеть нас. Она щёлкает моим фотоаппаратом, но снимок не получается. Я смотрю – работает. Снова передаю ей: нет, техника как заговорённая. «У меня в руках всегда так», – грустно говорит Аня, вовсе не собираясь искать в этом таинственное влияние духов горы.

Откуда-то доносится крик: то ли пьяный кричит, то ли это какие-то камлания. Поворачиваюсь: в той стороне, откуда доносится вопль, поднимается дымок костра.

– Я вот хотел спросить: здесь, на особо охраняемой территории, вроде бы костры запрещены?..

– Запрещены, да, – продолжая обедать, соглашается наш гид. – Выписать бы этим друзьям по 5 тысяч штрафа за костёр, а потом и по лбу можно, если не поймут… Недавно, когда сушь была, от чьего-то костра возник пожар. Хорошо, что небольшой. У нас ведь для этого есть Суккозерский лесхоз: форму лесникам выдали с погонами, «уазики» дали, контору они себе сделали. Вроде бы обязаны смотреть и выписывать штрафы. Но ни разу сюда не приехали. А у финнов строго, – он показывает рукой в сторону финской границы, – увидели бы дым и сейчас же приехали. Говорю: давайте напишем, что нельзя палатки ставить. Вместе с палатками ведь тащат мусор, оставляют его. Понаставили шатры, костры жгут – и, прости господи, не вслух скажешь, чем занимаются тут. Под горой – пожалуйста, а не здесь. Но всем до лампочки. Путин виноват? Сами не смотрим…

На самом деле не всем «до лампочки». Этому уникальному месту угрожали опасности посерьёзнее, чем туристы-шаманы. Но Сергей Симонян, о котором я уже упоминал, боролся изо всех сил, заваливая письмами органы власти, СМИ, привлекая общественные организации. Удалось отбиться от превращения горы в ведомственную территорию охотхозяйства МВД, а потом и от москвичей с большими деньгами, собиравшимися здесь в 90-х устроить карьер для добычи кварцита… Между прочим, даже понимая, что горнодобытчиками всё тут будет порушено, жители посёлка высказались за карьер: работать негде, а фирма сулила рабочие места и златые горы…

Крест

 Наконец мы подходим к самой высокой точке Воттоваары – прямо над амфитеатром, где ступени – те самые «напиленные» глыбы кварцита, а арена – небольшое заболоченное озерцо.

– Напротив главного менгера, над обрывом, дважды ставили четырёхметровый крест, оба раза его спилили, – интонацией скучающего экскурсовода сообщает Павловский.

– Надо же, значит, специально для этого приносили сюда пилу? – удивляюсь. – А кто спилил, известно?

– Люди. Народ.

– Почему?

– Попробуйте поставить крест в мечети… Место языческое, чужое.

Михаила, видно, безразличная интонация Павловского задела, и он спрашивает:

– А вы себя к язычникам причисляете?

– Нет, нет.

– Православный?

– Так Бог один, какая разница. Главное – не грешить, думаю.

– В церковь-то ходите?

– А чего ходить? Это так, придумали. Да у нас, в Гимолах, её и нет. Когда сюда приезжал батюшка из Костомукши ставить крест, меня как раз наняли, я его отвозил. Спрашиваю: «Обратно будете ставить?» Потом говорю: «Крест надо поставить на высоте, где бригада Григорьева в 42-м году в боях с финнами погибла». Но попам важнее гору захватить, а погибшие ребята подождут…

* * *

Через несколько дней в Беломорске мне довелось побеседовать с тем самым священником, о котором говорил наш проводник. Это иеромонах Юлиан (Токарев). Он тогда был благочинным в п. Муезерском, ближайшем к Воттовааре райцентре.

– История с этими крестами на горе такая, – рассказал он. – Константин Геннадьевич Голобородов, президент Карельской федерации хоккея (серьёзный дядька), ездил отдыхать в те места раз в год. Но постепенно туда стали стекаться всякого рода колдуны и шаманы. Ему это не нравилось, и он решил поставить на Воттовааре крест. Тогда благочинным был отец Мануил (Полищук), он знал, что это место неоднозначное, и сказал Константину, что нужно благословение архиерея. Епископ Игнатий дал его, благословил и старец Владимир из Петрозаводска, ныне почивший. Сделали крест, бригада доставила, установила. Мы его освятили, я при этом присутствовал в качестве певчего. Крест год простоял. Потом кто-то его спилил и сжёг. Константин Геннадьевич из тех, кто не сдаётся, сказал: идём ставить снова! Я тогда уже был благочинным в Муезерском районе – с владыкой поговорил, он посомневался, но сказал: смотрите сами. Поехали, установили, освятили – опять крест только год простоял. Причём у подножия горы православный палаточный лагерь располагался, нам рассказали: «Мы поднимались на гору, и пока туда шли – крест стоял, обратно идём – нету!..» И вот в прошлом году решили поставить крест уже не на самой горе, а внизу, у озера, где стоянка лагеря – им крест, как православным людям, нужен. В прошлом году его освятили… По крайней мере, до сих пор сведений о том, что его спилили, не было.

Спрашиваю отца Юлиана, кто же, по его мнению, там лестницы устроил, камни поставил на подставки, круги из камней выложил, шары каменные вытесал и так далее. Вот экскурсоводы водят туда людей и, нимало не смущаясь, называют это результатом работы инопланетян.

– Я, честно говоря, не задумывался над этим, – ответил батюшка. – Ещё лет 15 назад про Воттоваару мало кто знал, никаких там камланий не было. Просто природное красивое место. То, что сейчас там ставят деревянные статуи Перуна, – это современное, наносное. Поскольку всё это мало изучено, люди разное думают. Меня один товарищ водил там, говорил, что это не «гора смерти», а портал в иные миры – у него целая система выстроена… Да, местному населению выгодно всякие мифы вокруг горы поддерживать, тут финансовый интерес, ведь там, в глуши, другой работы, кроме как обслуживать туристов, нет. Но в духовном отношении плюсов для местных я не вижу – эти гости-эзотерики такое им на мозги льют, что ужас просто…

* * *

Наконец возле спиленного креста мы отстали от группы. На срезе креста кто-то написал фломастером: «Человек часть природы, а не её хозяин». Неподалёку лицом к амфитеатру неподвижно и молча стоит группа людей, кто-то поднял руки: «заряжаются», потом, наверно, пойдут камлать. Посчитал: 13 человек. Отчего-то жутковато, хотя и обычные люди.

Беру молитвослов и начинаю читать. Здесь, на вершине гольца близ облаков, вроде и неуютно, не то что под сводами храма, но в то же время ощущение, будто слово твоё усиливается многократно и несётся в пространство до самого горизонта, над озёрами, лесами и болотами. Волнующие минуты.

Потом место возле обрубка креста занимает Михаил – и внезапно начинает читать молитвы во весь голос, так, что язычники по соседству не могут не слышать имя Божие. Смотрю то на моего спутника, то на них. Все неподвижны, и только облака проносятся над горой, как тысячу и сто тысяч лет назад.

Теперь дело, ради которого мы пришли сюда, сделано – можно возвращаться к стоянке.

(Продолжение следует)

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска