Вместе, но порознь

Так нередко бывает в России вдоль больших дорог: едешь многие километры, не понимая, где заканчивается одно селение и начинается другое. Вот и деревня Ершевская давно слилась с Красноборском – райцентром на юге Архангельской области. Слава Богу, не из умирающих, которых всё больше в нашем краю.

Они не прячутся где-то за полями и лесами, а стоят вдоль трассы – брошенные деревни Русского Севера. За полями и лесами давно уже ничего нет, а эти стоят – последние. Тянется вереница изб. Едешь и вдруг понимаешь: люди ушли отсюда, их здесь больше нет. А жильё-то всё ещё хорошее, ну или выглядит крепким. А то и вовсе стоит большой красивый дом в два этажа – в таком хочется жить, растить детей. Но – никого.

В одной из таких деревень я увидел, как идут несколько мужиков. Обрадовался сначала. Но что-то странное было в этих странных людях: и одеты схоже, и держатся одинаково, и шагают вроде вместе, но порознь, вытянувшись в цепь с равными промежутками. Солдаты? Нет, возраст не тот, да и всё не то – это бывшие заключённые. Смотришь вслед, думаешь, что, с одной стороны, молодцы мужики, ведь не просто так шагают, трезвые, целеустремлённые. С другой – понимаешь, что ни кола ни двора и как на зоне ходили, так и здесь идут, не став частью этой земли; их работа – собирать по деревням металлолом и вообще всё, что можно сдать за деньги. Идёт отряд – не отпетые разбойники, а оступившиеся, но не понятые никем и не понимающие никого, кроме друг друга. А по сторонам – притихшие избы с запылёнными стёклами, ждущие возвращения хозяев. Как брошенная собака, вглядывается дом в идущих мимо людей, а потом понимает: нет, не нужен он им. Они больше не заключённые, но и не свободные – освободившиеся, но не вернувшиеся.

Так и обо всех нас можно сказать. Покинув родину век назад, отправились строить более счастливый мир, рискуя ради него в дыму сражений и усердно работая в заводском чаду. А когда рассеялся смог, тревожно огляделись мы: где Родина? Нет Родины. Да и стоит ли туда возвращаться? Говорят, это прошлое, нужно смотреть вперёд, придумать ещё одну страну. Не расточительную, а рациональную (жлобскую), где всё будет эффективно и грамотно, даже Богу отведём правильное место в правильно оформленном уголке. Хорошее место, где можно вспомнить про совесть, но чтоб надолго не задерживаться: поставил свечку – и ступай делом заниматься, не задерживай других…

Но есть, слава Богу, те, кто видит нашу страну совсем не такой. В деревне Ершевская тоже есть такой человек, в прошлом учительница физики – Нина Артамоновна Шадрина.

Нина Артамоновна Шадрина

В истории устьевдской церкви был такой эпизод. 22 июня 1807 года случился пожар – загорелся храм в деревне Ершевской, а деревенская прихожанка с младенцем увидела пожар и побежала в Красноборск за помощью.

Вот так и Нина Артамоновна однажды бросилась в красноборскую церковь, едва дождавшись автобуса. Но не пожар у неё случился, а вынесли врачи страшный приговор: рак, третья стадия.

«Чего же я хочу?»

– И поняла, что поможет мне только Бог, – вспоминает она. – С помощью врачей, конечно, но главное – Бог. Это случилось восемь лет назад. К Церкви я давно хотела прилепиться. Один из самых счастливых дней в моей жизни – это когда в 1999 году крестились сыновья. Один в армию собирался, другой – учиться, когда я предложила им пойти в храм. Очень хотела, чтобы их крестил наш батюшка – отец Валентин Кобылин. Канун Успения. На литургии очень много народа. Один парень пришёл креститься после хорошей гулянки, едва стоял. Я думала, дождётся он или не дождётся. Дождался, хотя служба шла около четырёх часов – такое было твёрдое намерение. На другой день этот парень на причастие пришёл, и сыновья мои причастились – и тогда я стала ещё счастливее.

В церковь я ходила только по праздникам, пока врачи не поставили диагноз. После этого стала ходить на все литургии, на коленях усердно молилась, чтобы Господь исцелил.

Свято-Троицкий храм в Красноборске

Я тогда очень мало знала, а однажды староста дала книжку о Матроне Московской. Она меня поразила. Стала я всем про подвижницу рассказывать, но меня не слушали. Потом прочла книгу про Луку (Войно-Ясенецкого) – и снова была поражена, но люди опять не слушали, даже знакомые, родные. И тогда я то ли пообещала, то ли мечта появилась, что если выживу, то буду ходить по школам и рассказывать детям о Боге. До этого, выйдя на пенсию, я думала, чем заняться: меня приглашали в разные кружки, но не хотелось ни петь, ни рукодельничать. А когда заболела, поняла.

Потом врачи неожиданно мне заявили: «Опухоли больше нет, вы здоровы». После этого я год дежурила в храме и всё время думала: «Как же мне исполнить обет, нужны ли мои слова детям, если даже взрослые не хотят слышать?»

 Нарьян-Мар

– Вспоминаю своё детство, которое прошло в Нарьян-Маре. В школах о Боге тогда, конечно, не говорили. Но дети переписывались со сверстниками из социалистических стран – Польши, ГДР. Я тоже переписывалась с мальчиком Петей из Чехословакии. Каждую весну он несколько лет подряд присылал праздничные открыточки. Там были нарисованы яички, ещё что-то, но я никак не могла понять, с чем он меня поздравляет. Уже в институте девчонки – те, что были из деревень, – вразумили: оказывается, Петя поздравлял с Воскресением Христовым.

– Как вы оказались в Нарьян-Маре?

– Отец у меня усть-цилёмский, с печорского притока, реки Пижмы, – отвечает Нина Артамоновна, – а мама из Мурашей, это городок в Кировской области. Он – русский, она – коми. Перед войной жили в Архангельске, где мама работала фельдшером-акушеркой, а папа – директором леспромхоза. Потом папа ушёл на фронт, а маму эвакуировали сюда, в Красноборск, потому что Архангельск сильно бомбили. Она была тогда в положении, так что мой брат Борис родился здесь.

После войны родители оказались в Нарьян-Маре – это мой родной город. Он был тогда маленьким, деревянным. Вокруг тундра, а на улицах – раскидистые ивы. Белые-белые ночи. Они и здесь белые, но с теми, что в Нарьян-Маре, не сравнить. Народ порядочный и культурный – очень любили свой народный театр, которым руководил Моисей Немчин. Люди редко бывали на Большой земле, поэтому дорожили друг другом. Такой был дух, редкий даже по тем временам.

Мы жили в первом доме на главной улице – улице Смидовича. В комнате были вечно растянуты сети, которые чинил папа, заядлый рыбак и охотник. Работал он в Ненецком рыбакколхозсоюзе и часто ездил в командировки – я знала названия всех рыболовецких сёл, откуда папа возвращался с нельмой, омулем и чиром. Но больше любил рыбачить сам. Когда пришла пора уезжать, он растерялся. И жильём уже обзавёлся в Тамбовской области, и всё было готово для переезда, но тут папа умер, мама уехала одна. А после университета в Нарьян-Мар поехал мой сын. Сейчас он там директор школы – пошёл по моим стопам, а его жена – фельдшер, как моя мама. Интересно, как через поколение повторилась история.

Учительница

Мне нравилось работать в школе, хотя было тяжело – трудная это профессия, учитель. Но всегда не могла наглядеться на детей: как стоят, стараясь выглядеть взрослыми, старшеклассники – парни и девушки, отмахиваются, как от комаров, от младших, снующих между ними, но не как от чужих, а была какая-то любовь во всём этом. Ребята часто оставались после уроков помогать друг другу делать домашние задания. Если у кого-то двойка, его тянули, болели за него, добиваясь, чтобы понял материал.

Одна из моих четырёх внучек спросила однажды: «Они помогали друг другу бесплатно?» – «Конечно. Какой странный вопрос». – «Как здорово вы жили!»

Был кукольный театр, с которым мы выступали и в школе, и в детском саду. Вместе собирали макулатуру и металлом – соревновались, это было весело. На лыжах ходили, на клеёнке катались с горок. Перед школой была лужайка, куда и весной, и осенью вся школа высыпала в солнечные дни на переменах. Я подходила к окну и смотрела на них, думая: «Они сейчас совсем не такие, как на уроке. Не злятся, не завидуют, любят друг друга». Бегали, играли в «землю», бросая перочинный ножик. Сейчас бы его отняли – не ради безопасности детей, конечно, можно подумать, у них дома ножей нет, а из-за страхов и инструкций. Иду мимо однажды, ученики зовут: «Нина Артамоновна, давайте с нами делить землю!» Я рассмеялась. До сих пор перед глазами эта картина: большая солнечная лужайка, наши ученики и что-то доброе, человечное всех нас соединяет.

* * *

– Тридцать семь лет я проработала в школе. Вела физику и математику. Приходилось преподавать и другие предметы: ИЗО, черчение, географию, биологию, некоторое время даже историю. Будучи классным руководителем, возила учеников по разным городам на экскурсии: в Москву, Куйбышев, Брест… В Устюге смотрели храмы, в Красавино были на льнокомбинате.

Школьная жизнь была подчинена тогда государственному календарю. Первое сентября – Всесоюзная радиолинейка. Потом весь месяц убирали картошку – совхозную и свою. Следом шли День учителя, годовщина революции, День Конституции, а 30 декабря отмечали День союзных республик, когда каждый класс выбирал себе какую-то республику и готовился её представлять на сцене. Разучивали стихи, национальные песни и танцы, шили костюмы. Готовясь к Новому году, мастерили игрушки на ёлку, не забывали и о новогоднем концерте. Восьмого февраля – День юного героя-антифашиста. На общешкольном собрании или в классе вспоминали и наших героев – мальчиков и девочек. 19 мая подводили итоги. Ни один ученик не оставался без награждения: кому-то доставался небольшой подарок, кому-то – грамота.

Ещё были празднования юбилеев. В память о Пушкине каждый класс разучивал сказку. Наши ученики оказались отличными артистами – вся школа превратилась в огромный театральный коллектив. Я была очень увлечена Ломоносовым, читала книги о нём, собирала материалы, а тут – Ломоносовские дни. В районе состоялась игра в память об учёном, и мои ученики участвовали – и представляете, мы победили.

На 40-летие Победы ходили с учениками по домам тружениц тыла, просили рассказать, как они жили в годы войны. Я была поражена тем, как много успевали эти женщины. Просто невозможно столько сделать за сутки, сколько они делали! С утра их отвозили за реку присмотреть за коровами, а ведь нужно было ещё приготовить какую-то снедь для своей семьи. Вечером после работы нужно было поработать на огороде, потом дома. Когда они спали, непонятно. Господь давал им силы, здоровье. Познакомившись с ними, мы придумали интересный вечер по типу передачи «От всей души», которую вела Валентина Леонтьева. Вся страна плакала, когда она знакомила нас с судьбами прекрасных людей. Что-то похожее удалось и нам сделать. Собрали 6 марта 1985 года в школе сорок девять тружениц. Рассказывали о человеке – очень трогательно. Подготовили концерт в их честь. Было много слёз и у этих женщин, и у учеников, и у учителей.

– Нина Артамоновна, после распада СССР вся эта внеклассная работа прекратилась?

– У нас нет. Традиции всё равно старались поддерживать. Уже не праздновали годовщину революции, но ездили расчищать родники от хлама. Это произвело большое впечатление на детей. В 2008-м у нас прошёл Третий православный патриотический краеведческий слёт «Добрая память». К нам приехали команды со всех школ района, из Котласа, Коряжмы, Холмогор. На пол в классах постелили матрасы, всех разместили. Отец Валентин Кобылин поддержал, конечно. И музей в лице Раисы Владимировны Легчановой – она сейчас наша прихожанка. В мае обычно была хорошая погода, но в тот раз выпал снег. Быть может, ради того, чтобы мы почувствовали, устанавливая Поклонный крест на месте гибели репрессированных, хоть крохотную толику их страданий. Такое не должно даваться легко и проходить незамеченным…

Рассказ Нины Артамоновны может вызвать двойственное отношение. Кто-то заподозрит формализм, отчётность и тому подобное. Я не стал в разговоре поднимать эту тему. Сколько души вложишь, такой будет и цена сделанного. Всё, о чём она рассказала, называется «воспитанием», которое постепенно уходит из школы.

– Как вы относитесь к тому, что сейчас школьникам запрещают работать?

– Был случай в 79-м году. Перед Новым годом ударили очень сильные морозы, таких ни прежде, ни после я не помню. Оборвались провода электролиний, перестали работать автономные кочегарки. Школа была заморожена – лопнули батареи. Нужно начинать третью четверть, а негде – классы в инее. Совхоз выделил нам комнаты в конторе – освободили четыре кабинета на первом этаже. И хотя учились в две смены, теснота была невозможная. Узенький проход между столами и доской – там шевелиться трудно, не то что учиться. И так несколько месяцев. Однажды пришли в марте, а нам говорят, что уроков не будет: нужно мебель перевозить и неизвестно, сколько времени это займёт. А ребята кричат: «Ура! Возвращаемся! Ждать не будем, сами столы и стулья перетащим». Там метров двести было. Несколько часов таскали, устали очень, а с утра пришли к первому уроку с сияющими лицами.

Старшеклассники наши шефствовали над совхозом «Телеговский». Раз в неделю переодевались и шли на ферму ухаживать за телятами и коровами. Мальчики чистили, корм подавали, девочки мыли вымя, потом подключали доильные аппараты. Я сначала так боялась, думала, что не пойдут ребята в четыре часа утра на ферму. Но они с таким увлечением туда бегали! Было такое в нашей жизни. Конечно, это нужно. Ничто так не утомляет детей, как однообразие.

* * *

– Что ещё вам запомнилось из тех времён?

– Было два случая. Выпускной класс. Два мальчика в конце первой четверти говорят: «Мы уходим в Красноборскую школу, закончим этот год там». В Красноборске полный курс обучения, десять классов, потом стало одиннадцать, а мальчишки собирались в институт. «Не пожалеете? – спрашиваю. – Обратно не вернётесь?» – «Нет, не пожалеем». Через месяц-полтора дверь открывается, просовывается голова, потом вторая – две виноватые, опущенные головы. «Извините, простите, мы хотим вернуться».

Не скажу ничего плохого про Красноборскую школу, но у нас была своя атмосфера, свои сильные стороны. Оба мальчишки закончили потом институты.

Другая история. Однажды к нам в 8-й класс пришёл новый ученик. Он на троечки учился, а остальные ребята в классе – на «хорошо». Все ученики оставались после школы, что-то делали, придумывали, а новенький бежал домой. Особенно плохо ему давалось черчение. Я оставляла его после уроков, чтобы он смог подтянуться, а парню это сильно не нравилось, говорил: «Мне и тройки хватит, я в ГПТУ собираюсь». Но я его всё равно оставляла. Окончил он восьмилетку неплохо, потом уже в другой школе девятый и десятый классы и поступил в институт. Так вот, его нынешняя работа связана как раз с черчением, работает по архитектурной части, и мы, когда встречаемся, смеёмся, вспоминая, как он отбивался…

Слушаю Нину Артамоновну и думаю: когда в сельской школе складывается сильный учительский коллектив, она может дать школьникам больше, чем почти любая городская. Меньше учеников – больше внимания каждому, нет многих городских искушений, городской разрозненности людей, или, как ещё говорят, атомизации.

Исполнение обета

– Во время болезни вы дали обет, что будете рассказывать детям о Боге. Что было дальше?

– К тому времени уже ходила по школам матушка Татьяна, супруга отца Валентина, с помощницами – такими же, как я, учителями. Им давали пятнадцать минут, чтобы поговорить с детьми в начальных классах. Я своей мечтой не делилась, стеснялась, ведь сама знала очень мало – куда мне других учить! Но однажды подходит староста нашего храма и предлагает назавтра провести в школе урок. «Как завтра?! – восклицаю. – Я же совершенно не подготовлена!» Но делать нечего, что смогла, рассказала.

Дети слушают очень внимательно, чему я не уставала радоваться. Иной раз увидят меня на улице, спрашивают: «Когда вы снова к нам придёте?»

Покажешь мультфильм коротенький, расскажешь о чём-то. Иной раз стоишь на остановке: ветер, дождь, не хочется никуда. А обратно идёшь с таким необыкновенным чувством, окрылённая, радостная. Иконочку дашь посмотреть – к сердцу прижимают. Начинаешь с сотворения мира, но больше всего дети любят слушать о святых. В детских садах, где я тоже вела уроки, – про ангелов, а в начальной школе – о святых, прежде всего тех, чьи имена носят. У ребёнка так интересно меняется выражение лица, когда начинаешь рассказывать ему о его святом. Есть такая девочка, Лиза, ради которой я подготовила презентацию о святой княгине Елизавете Фёдоровне. Спустя какое-то время она издали увидела меня в школьной столовой, подбежала и обняла.

Ещё рассказываю о заповедях Божиих. Скажем, не сотвори себе кумира. Кто такие кумиры? Это и рок-звёзды, которыми увлекаются их старшие братья и сёстры, и компьютерные игры, и сериалы. Возникает живое обсуждение, начают вспоминать, кто чем увлекается сверх меры. В этом году подошла девочка Дарина и сказала, что после моих уроков несколько раз прочла Библию для детей.

Не знаю, надо ли такой пример… С нашим старостой Надеждой Степановной Бекрешевой мы решили провести беседу о земной жизни Пресвятой Богородицы в Ильинском доме культуры нашей деревни Ершевской. Пришли женщины, посещающие разные кружки. Выслушали, но… ни одного вопроса, никакой реакции, так что не знаю, поверили ли они в то, что мы им рассказали. Какое резкое отличие от детей! В другой раз поехали с Надеждой Степановной в Пермогорье – там вообще не пришло ни одного человека. А дети, завидев меня в фойе школы, раздевалке, подбегают, просят о чём-то ещё рассказать.

Про Николая Угодника

– Чудеса сначала замечаешь, потом привыкаешь, но они продолжают происходить. Нельзя злоупотреблять просьбами, но иногда не приходится и просить – Господь знает, что послать. У меня много лет болели ноги, очень сильно, так что ходила с палочкой. А два года назад побывала в обители преподобного Александра Свирского. Приложилась к тёплой руке святого по совету Патриарха, который всем это благословил. И болезнь прошла.

Но особенно много чудес случается по молитвам к Николаю Угоднику. Первым делом, когда выступаю в школе, санатории или детском лагере, прошу: «Встаньте те, кого зовут Колей». Никто не встаёт. «Может, кого-то из родственников, папу, дядю, дедушку так зовут?» Поднимается лес рук. Почему-то почти перестали это святое имя давать, и напрасно – никто так скоро не откликается на наши молитвы, как Святитель Николай.

Сын Илья обычно приезжает ко мне из Нарьян-Мара зимой, на машине по трассе полторы тысячи километров. Однажды проводила сына, невестку и двух внучек, отправившихся в обратный путь. Переживаю, насилу дозвонилась. Оказывается, добрались до опасного участка, который сильно заносит снегом. Дорогу там пробивают бульдозеры, следом едут легковые машины, за ними тяжело гружённые «КамАЗы», за ними уже никому не проехать, всё разворочено. Так вот, сын с семьёй немного припозднились, и грузовики ушли раньше – в общем, застряли. Илья ходит голосует, но никто не останавливается помочь, выдернуть из снега. Падаю на колени, плачу, читаю акафист Николаю Угоднику. Вдруг слёзы прошли, я успокоилась, словно получила от Святителя ответ. Давай снова звонить. Оказывается, всё слава Богу: какой-то «КамАЗ» всё-таки остановился, выдернул их и много километров тащил за собой до хорошей дороги.

Надежда Степановна, наша староста, как-то попросила меня с девочками из воскресной школы подготовить рассказ про Николая Чудотворца. Это было в самом начале исполнения моего обета, я ничего ещё не знала. Стала читать книги, картинки сканировать. Составили текст, матушка отредактировала, и я получила послушание ездить по школам района – рассказывать про нашего небесного покровителя. Так хорошо принимали!

Но ещё когда готовились, одна прихожанка сказала, что за рекой, в Белой Слуде, живёт бабушка, которой являлся Николай Угодник. Она рассказывает, что, когда уходила из дома, никогда не запирала дверь, но говорила: «Николай Чудотворец, оставляю дом на тебя». Очень любила его. Однажды пришла и видит, как два мужика сидят на скамье – встать не могут. Хотели обокрасть, но вдруг в доме появился старичок, который сказал: «Сядьте и сидите, пока не придёт хозяйка».

Эту историю я потом рассказывала во время своих выступлений, и тогда ко мне начали подходить учителя, школьные работницы и тоже рассказывать про то, как им или их родным и знакомым помог Святитель. А несколько лет назад, когда я оказалась в больнице, одна женщина, приметив молитвослов в моих руках, говорит:

– Сама я неверующая, но в нашей семье был во время войны интересный случай. Бабушка рассказывала, что с них требовали большой налог за корову. А платить нечем. Тогда говорят: «Если не отдадите положенное, корову заберём». Бабушка отправилась в Красноборск умолить руководство, чтобы подождали с долгом, ведь нет денег, а без коровы не выжить. По пути присела отдохнуть, и тут подходит какой-то старичок, говорит: «Возвращайся обратно». Она заплакала: «Как обратно? Корову же заберут!» А он ей: «Приедет начальство в своих белых валенках, а ты скажи: “Корова ваша, идите в стаю забирайте”». Стая – это хлев, где стоит корова, так его у нас называют. Ещё сказал: «Детей не пускай начальству помогать. На всё отвечай: “Ваша корова, вы её и забирайте”». И верно, приехало начальство в белых валенках, говорят: «Забираем корову!» – «Корова ваша, забирайте». Они сунулись было, а там навоза по щиколотку, да и корова чует неладное, рогами на них уставилась – попробуй подойти. Они обратно: «Давай пусть дети идут, приведут корову». – «Нет! Корова ваша, забирайте». Они потоптались, да так и не решились по навозу в валенках белых пройти.

«Так это же Николай Чудотворец!» – восклицаю я, услышав рассказ. «Вот и мы так же думаем», – ответила женщина. Это называется «неверующая»…

Так и собирались истории для моих уроков.

– Тридцать семь лет преподавания – это три поколения, – завершает Нина Артамоновна свой рассказ. – Первые из моих учеников стали бабушками и дедушками. Их дети и внуки тоже учились у меня. Все здороваются. Жаль, что раньше нельзя было говорить о Боге. Пришлось уже на пенсии навёрстывать.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска