Фельдшер Мариев

«Женя один у родителей рос и очень хорошо ухаживал за своей мамой, Валентиной Андреевной, – рассказывает о зяте Берта Георгиевна, одна из старейших наших читательниц, живущая в Няндоме. – Замечательный человек, добрейший».

В какой-то момент нашего разговора ей становится плохо. Евгений реагирует мгновенно – вот уже давление измерено, таблетка наготове. Чувствуется опыт.

«Я двадцать восемь лет проработал на скорой», – почти незаметно улыбается он.

Евгений Мариев

«По её молитвам»

Евгений Мариев всё время занят – одно дежурство в смотровом кабинете, где он сейчас работает, следует за другим, так что говорим мы с ним урывками.

– Откуда такая фамилия – Мариев?

– Мой отец из Подосиновского района Кировской области, там она довольно распространена. А сам я из Котласа, там жили бабушка с дедом – оба фронтовики. Дед трижды выходил из окружения, а закончил войну на 2-м Белорусском. Бабушка была санитаркой, добровольно ушла на войну. О войне не рассказывала. В детстве я не раз бывал у неё на работе, в амбулатории, поэтому и в медучилище поступил. Была она верующей, так что видел я время от времени, как бабушка стоит перед иконками. Первую молитву – «Господи, помилуй» – я тоже услышал от неё.

Ещё большей молитвенницей была её мать, моя прабабушка Пелагия. Она дождалась, когда я родился, а через месяц её не стало. Как-то, ещё в самом начале воцерковления, побывал в Череповце, в мужском монастыре, где разговорился с немолодыми женщинами. Говорю им: «Всё тянет меня и тянет в Церковь да по святым местам поездить. Откуда это?» «У тебя был кто-то из верующих в роду?» – спрашивают. «Да, очень сильно верила прабабушка». – «Это по её молитвам». А ведь и верно!

Но к вере пришёл далеко не сразу, уже в зрелом возрасте. А началось всё с того, что поехали мы однажды на вызов…

На скорой

Но давайте обо всём расскажем по порядку.

В Котласское медучилище Евгений поступил ещё до армии. После двух лет службы вернулся, окончил учёбу и с 86-го начал ездить по вызовам. Сначала их было не очень много. Потом, в девяностые, становилось всё труднее и труднее.

– Люди всё больше и чаще болеют, – говорит Евгений. – Это моё наблюдение, которое подтвердят и другие сотрудники «Скорой помощи», во всяком случае в провинции. Как в столицах – не знаю.

– Может, потому что стареет население? – спрашиваю его.

– Нет, не в этом дело. Заболевания молодеют. И больные сейчас другие. Звонят в «Скорую помощь» по любому поводу: «Ой, что-то с ногтем!» А иногда и вовсе вызывают к своим животным. Мы прежде реже ездили к детям, а сейчас стало очень много случаев отравления. Пьют пепси-колу, едят сухарики, после которых приходится промывать желудок – там много ингредиентов, которые противопоказаны. Ещё в советское время почему-то было меньше экстренных состояний. Стало значительно больше инсультов, угроз выкидышей… Была волна отравлений некачественным алкоголем в 90-е, пока не нормализовалось положение со спиртными напитками в стране. Сейчас тоже травятся, когда много выпьют, но это уже другая история…

В том, что стало больше заболеваний, нет вины врачей – некоторые изменения от нас, медиков, не зависят. Раньше привозили человека в больницу и там его обследовали: ЭКГ, сахар… И лечили, пока не убеждались, что здоров. Сейчас тебя через 10-11 дней выпишут – независимо от того, поправился ты или нет. Прежде всё-таки относились к людям внимательней.

Ещё один момент. Когда я начинал работать, у нас в Котласе было шесть бригад, в каждой – врач, фельдшер, санитар, водитель, конечно. Идеально было работать. Потом сократили санитара, а затем и врача – фельдшер стал ездить один. Врачи у нас в Котласе остались только в кардиологической и педиатрической бригадах.

И я ездил один. К счастью, к этому времени уже был опыт. Главное на скорой – это практика. Лишь через несколько лет ты осваиваешься в профессии, понимаешь, как помощь оказать, сколько времени на что потратить, приезжаешь и уже знаешь, что делать. Когда едешь на вызов, не надо бояться, а надо верить, что все твои знания пригодятся. Как-то раз пришёл на вызов: человек дышит через раз, на моих глазах происходит остановка сердца – пришлось нанести удар кулаком в область сердца. Сейчас такого нет, а в восьмидесятые ещё практиковалось. Меня научил делать прекардиальный удар врач, который проработал на скорой тридцать пять лет. Вижу: человек возвращается к жизни. Сейчас всё делается иначе – искусственная вентиляция лёгких, непрямой массаж сердца. Изменений много. Например, раньше кололи адреналин подъязычно – это было эффективно, мне приходилось наблюдать результаты. Сейчас колют внутривенно, каждые пять минут.

– Это эффективнее?

– Трудно сказать, – задумчиво говорит Евгений. – Новые методы я считаю всё-таки более совершенными. В течение тридцати минут нужно запустить сердце, восстановить дыхание. Ни в коем случае нельзя останавливаться, поэтому сейчас на такие вызовы ездит не один фельдшер, а двое – одному не справиться. Один вводит лекарство, второй меряет давление, подаёт кислород. Дальше – введение воздуховода, зрачки смотришь. Всё по уму.

– Как всё устроено в работе скорой?

– Очень большую роль играет диспетчер скорой, который понимает, что происходит с человеком, какую именно бригаду направить – кардиологическую, терапевтическую, фельдшера. Он расспрашивает про симптомы, чтобы помочь нам сориентироваться, узнать, что нас ждёт: травма, отравление, простуда. В зависимости от этого, кроме своего обычного чемоданчика, берёшь второй – один из трёх. Если сердечный больной, нужен кардиограф, если требуется реанимация – есть чемодан и для этого, для родов ещё один. Лекарства и приборы для каждого случая нужны разные. Если, скажем, говорят, что алкогольное отравление, нужна капельница. И так по каждому случаю. Мне приходилось работать в разных бригадах, и скажу: очень важно, какой коллектив, даже от водителя многое зависит.

Бывают трудные случаи. Скажем, когда человека зажало в машине во время аварии. Надо бы помощь оказать, хочется вытащить, но трогать нельзя, потому что непонятно, что с человеком. Вдруг перелом бедра? Я потащу, и станет только хуже. Поэтому делаешь, что можешь – укол. И ждёшь МЧС.

Или вот ситуация. Поступил вызов – алкогольный психоз. Захожу – летит в голову графин. Пронёсся возле уха, разбил окно и улетел на улицу. Еле успокоил больного. Оказывается, в Афгане воевал. Поговорили о службе, мне тоже было что вспомнить. В другой раз был вызов к психической больной, которая во время приступов начинала себя дерзко вести. Подошла ко мне с ножом. Я решил не дёргаться, спокойно спрашиваю: «По какому поводу вызвали?» Она спрашивает: «Как вас зовут?» «Евгений». – «Это хорошо, что вы себя спокойно ведёте, Евгений, иначе я бы вас зарезала».

Из самых памятных – роды, правда принимать пришлось один только раз. Конечно, большая ответственность, главное – не теряться. Ещё был случай, который принёс мне большое удовлетворение как медику. Вызов с жалобой на боль в животе, а такие боли нужно дифференцировать, там может быть всё что угодно, даже острый инфаркт миокарда. Было подозрение на язву, но возникли сомнения. Позвонил, посоветовался с главным врачом. Как оказалось, всё-таки инфаркт. Вызвал вторую бригаду – носилки нужны были, капельница. В результате удалось спасти человека.

Главное для медика – если у человека наступает облегчение после лечения. Значит, не зря работал. Это банально, но это самое главное в работе. Бывают случаи большой неопределённости, когда от медика зависит очень многое. Скажем, вовремя отвёз в отделение, заподозрив что-то неладное, а не оставил дома. Потом оказывается, что останься человек дома, мог бы скончаться. На следующие сутки идёшь на работу с вдохновением. Но бывало, что и не довозили пациентов, умирали прямо в машине. Бригаде это большой минус.

– Курьёзные случаи бывали?

– Бывали, но про пациентов вспоминать не буду, расскажу об одной из многих бригад, где работал. Приехали с врачом, остановились. Смотрим: врач вышел и исчез, как сквозь землю провалился. Оказывается, так и было – там канализационный люк оставили открытым. К счастью, доктор ничего не повредил. В другой раз вызвали к одной бабушке, а мы приехали с тем же врачом. И снова он провалился, на этот раз был голбец открыт – погреб под избой. Мы, конечно, сильно удивлялись его неудачливости или, наоборот, удачливости, так как он отделывался каждый раз лёгкими ушибами.

 «Ты что такой понурый?»

– Во время одного из вызовов и начался мой приход к вере, – продолжает Евгений. – Мне было тогда 36 лет, и это случилось вскоре после развода, когда я жил с поникшей головой – потерялся. Пока мерил давление, пациентка спросила: «Ты что такой понурый?» – «Да вот, развёлся, не знаю, куда себя девать». – «А поезжай-ка ты к Матронушке. У меня две подруги к ней завтра отправляются. Подменись и поезжай».

Съездил, поклонился Матронушке, с людьми поговорил, а после этого глянул на небо – и понял, что оно стало каким-то другим. Это было новое небо, и я тоже изменился – так приходит к человеку благодать. Это бывает редко, но случается. Понимаешь, что не так жил, что много нужно было сделать по-другому.

Когда вернулся домой, пошёл в церковь. Вскоре познакомился с отцом Христофором (Цупкиным) из Вилегодского района. Он сказал: «У тебя есть два пути: или остаёшься в миру, или можешь попробовать себя в монастыре как медицинский работник».

Я задумался, и спустя какое-то время поехали мы с отцом Христофором в Троице-Сергиеву Лавру, к его духовнику, одному очень известному старцу. Тот принять меня не смог, но через диакона передал благословение ехать в Приазовск в Краснодарском крае. Там меня должен был встретить человек – обучить для работы фельдшером в обители. Приезжаю – его нет, и отправился в командировку в другой монастырь. Двадцать дней потрудился не по медицинской части – нёс обычные послушания трудника – и вернулся домой.

– Оказалось, не ваш путь. Как вы сами считаете?

– Наверно, не мой. После этого поехал в ещё одну обитель, во Владимирской области, где познакомился с протоиереем Гавриилом, простите, не знаю фамилию, но, как мне сказали, «он прозорливый, там благодать». Зашёл в храм и не подумал даже, что это старец, просто батюшка в возрасте ходит. Поначалу он не хотел меня слушать, но, увидев, как я огорчился, говорит: «Ладно, подойди сюда». И я всё ему рассказал: что развёлся, что по святым местам езжу, вот медиком в монастырь зовут, не знаю, что делать, есть желание жениться, но одного желания мало. «Хватит, Евгений, маяться дурью, – сказал в ответ отец Гавриил. – Возвращайся и спокойно работай на скорой. Женишься ли снова, это как Бог даст, но монашество – это не твоё».

На этом я и успокоился. Наставницей моей стала Валентина Васильевна Романова, недавно скончавшаяся. В храме Святителя Стефана Пермского я обычно ходил к отцу Иоанну, учившему нас тем премудростям, которые нужно знать воцерковлённым: как исповедоваться, как понимать Символ веры и каких святых отцов читать.

На работе меня поначалу, после обращения, воспринимали как фанатика, недоумевали. Но однажды попал у нас в аварию санитар и оказался в больнице в тяжёлом состоянии – коме. Ко мне подходят: «Ты в церковь ходишь. Что нам делать?» «Возьмите иконочку, – говорю, – и трижды прочитайте возле его постели “Отче наш”». Потом возвращаются, говорят радостно: «Точно, полегчало!» После этого ко мне стали прислушиваться, спрашивать, как свечку ставить, куда, к какой иконке подойти, у кого когда именины.

Очень часто у работников «Скорой помощи» происходит выгорание: они привыкают к боли, к смерти. Приход к Богу это сильно изменил. Прежде быстро опрашиваешь, быстро оказываешь помощь – в общем, делаешь всё как надо, но лица словно сливаются в одно. А тут каждого стал видеть отдельно. Расспрашиваешь о здоровье, о жизни внимательно, прежде чем сделать инъекцию. Сначала словом лечишь, потом уже лекарство.

– Когда приезжали на вызов, видно было, кто верующий, кто неверующий?

– Почему-то всегда, когда заходил, смотрел, есть ли иконки. У иных, вижу, рядом с образом стоит парфюмерия. Прошу убрать. В другом доме увидел рядом с образом Божией Матери портрет лжестарца, запрещённого Патриархом Алексием. Стал объяснять, что это не дело. У женщины-пациентки начались непонятные приступы – никогда прежде такого не было, чтоб по полу каталась. Подумалось, не связано ли это с почитанием недостойного человека. Болезни, конечно, зависят от душевного состояния человека. Но, наверное, и от состояния медика кое-что зависит. В экстренных случаях – при потере сознания, инфаркте – просишь: «Господи, благослови!»

Так и работал, пока не почувствовал, что работа почему-то стала в тягость. Один мой друг сказал: «Что-то у тебя перегорело. Надо тебе над этим подумать». И однажды пришла старшая медсестра, говорит: «Давай, Евгений, попробуй-ка ты себя в мужском смотровом кабинете. Съезди в Архангельск в онкодиспансер, переучись». Переучился. Кстати, однажды мне там помогли навыки работы на скорой. У человека во время осмотра остановилось сердце, пришлось делать искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, которое удалось быстро завести.

Но годик ещё поработал на скорой в Котласе, потом перебрался в Няндому, здесь ещё годик на скорой и с тех пор уже семь лет занимаюсь осмотром.

В Няндоме

– А как вы оказались в Няндоме?

– В Покровском женском монастыре в Москве я попросил Матронушку, чтобы послал мне Господь верующую жену, и положился на волю Божию. И произошло чудо: познакомился с Ириной, разговорились – и поняли, что хорошо друг друга понимаем, что есть между нами что-то близкое. Это чудо, конечно, что я здесь оказался. И как медика себя нашёл, и как верующего – сейчас пономарю. Так я оказался в замечательной христианской семье. Долго об этом мечтал, Господь помог.

Работа в смотровом кабинете для выявления скрытых заболеваний у мужчин – очень важная: если вовремя выявить заболевание, велика вероятность, что человек будет жить.

– Вам это удаётся – вовремя выявлять?

– Да, удаётся. Случаев много. Рекомендации мужчинам: вовремя обращаться, как минимум раз год должен быть обязательный осмотр лимфоузлов, кожи, слизистой. На коже образования смотришь разной формы: простые, доброкачественные, злокачественные. Боль за грудиной – значит, нужно на ЭКГ. Есть очень много скрытых болезней той же простаты, есть полипы в прямой кишке и много другого.

Фельдшер может выявить многое. Увеличение лимфоузлов даёт понять – что-то не так, направляет к терапевту, а тот – на обследование. Давление меряешь, пульс, кому-то травки какие посоветуешь – в большинстве монастырей лекарствами не пользуются, травами лечатся. А кому-то может помочь только врач. На дополнительные обследования отправляю примерно четверть тех, кто пришёл на осмотр. За год через мой кабинет проходит примерно три с половиной тысячи человек, так что считайте. У одних предраковое состояние, когда онкологию можно предотвратить, у других первая стадия, она вылечивается.

Евгений замолкает, оценивая свою жизнь. Потом добавляет:

– Недавно сказал нашему отцу Владимиру: «Только сейчас передо мной открывается, что такое духовность». А он: «У меня так же».

* * *

На следующий день Берта Георгиевна почувствовала себя лучше.

– Берте Георгиевне легче, ну и мне легче, – облегчённо вздыхает Евгений.

 – Хорошо иметь дома своего медика, – говорю я.

– Я и говорю, – смеётся Берта Георгиевна, – у нас и священник свой, отец Роман, мой внук, и доктор – Евгений.

Когда Евгений вышел, добавила:

– У меня дочка Таня погибла десять лет назад. Каждый год Женя приносит в день её рождения два цветка. Вот и в этом году принёс – видите, всё ещё стоят. Я забыла, что за день, а он помнит.

* * *

Так получилось, что я написал несколько материалов про эту дружную семью: Берту Георгиевну, Ирину, отца Романа. Этот последний. А может, и нет.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий