Художник и банкир

В наступившем году будет много юбилеев. В феврале отметим 190 лет учёному Менделееву, а в марте – 90 лет космонавту Гагарину. В каждом месяце – десятки имён великих людей, много сделавших для России. Смотрю список за ноябрь: два композитора, два архитектора, девять актёров и режиссёров, один полярник, маршал и адмирал, четыре политика… Каким-то образом среди них оказался Михаил Ненашев – не нынешний депутат Госдумы, а журналист, которого в 1991 году поставили министром печати и информации и который, по его словам, специально провалил поставленную перед ним задачу «остановить проявления вольнодумства на телевидении». Много ли он сделал для России? Ладно, почему бы тоже не вспомнить его 95-летний юбилей. Только вот почему в этом длиннющем списке нет того, кого я ищу? 140 лет памяти человека, которого современники ставили в один ряд со Сперанским и Пушкиным, а о нём ни сном ни духом.

Признаться, прежде я тоже ничего не знал об Александре Людвиговиче фон Штиглице. Когда первый раз услышал его фамилию, подумал: «Ну, был такой обрусевший немецкий барон. И что? Храм православный построил, себя завещал в нём похоронить, будучи лютеранином, – эка невидаль, у нас было много таких русских немцев». А про барона услышали мы от игумена Довмонта, когда прошлым летом гостили у него в Ивангороде («Крепость на Нарове», №№ 933–934, октябрь 2023 г.). Батюшка тогда сказал, что в Ивангороде, помимо его трёх церквей в ограде древней крепости, есть ещё Петропавловская на кладбище и Троицкая на Парусинке.

– А Парусинка – это что? – спросил его.

– Рабочий район на окраине города, за Нарвским водопадом, где до революции гидротурбины крутили станки двух фабрик – льнопрядильной и суконной. Поначалу на них ткань для морских парусов делали, поэтому и назвали Парусинка. А принадлежало производство барону Штиглицу. Слышали о нём?

– Нет.

– Странно. Вы в Петербурге в Музее Штиглица бывали?

– Первый раз слышу.

– Ему не так давно, в 2000-х, имя Штиглица вернули, а в советское время он назывался Музеем прикладного искусства при художественно-промышленном училище имени Веры Мухиной. Ну хоть про Муху-то слышали? – иронически вопросил тогда батюшка, сам в прошлом художник. – Кстати, известную всем Муху тоже переименовали – бывшее училище, а ныне академия вновь носит имя Штиглица. И это справедливо, ведь он и создал её, равно как и музей.

Памятник барону Штиглицу в Петербургской художественно-промышленной академии. Он был создан скульптором Антокольским в 1887 году специально для академии, которая была открыта на средства барона. С 1950-х годов памятник находился в фондах Новгородского музея-заповедника, а в июне 2011-го вернулся на своё историческое место.

Стыдно сказать, но всё это стало для меня откровением – ведь был уверен, что знаю все значимые музеи Санкт-Петербурга. И каково было моё изумление, когда позже тем музеем поинтересовался – словно вновь в первый раз в Эрмитаж попал! Начать с самого здания в Соляном переулке – оно великолепно! А главный зал его огромен, со стеклянным куполом – необычным для конца XIX века. Арочные своды, мрамор всех видов, бронза, плафонная и настенная живопись.

Главный зал Музея им. Штиглица в Санкт-Петербурге

На первом этаже ещё несколько залов, в том числе древнерусского искусства – Теремок, подражающий палатам московского Теремного дворца. Там же зал старинных русских печей с изразцами, на которых картинки и поучительные надписи, а ещё Египетский, Готический, Итальянский залы.

Зал древнерусского искусства

\

Вестибюль музея с расписанными сводами

На втором этаже также поразительное разнообразие – например, Франции выделено аж несколько залов: Генриха II, Людовика XIV, Людовика XIII. Далее лоджии Рафаэля, зал Фарнезе, Венецианский, Фламандский, Елизаветинский залы и так далее. По задумке Штиглица, этот музей должен был служить самым большим в мире учебником по истории художественных стилей. И эти стили не только в убранстве залов, но и в экспонатах, которых в музейных стенах собрано десятки тысяч. Видимо, барон Штиглиц предвидел, какое развитие в наступавшем ХХ веке получит промышленный дизайн, и потратил миллионы рублей – сумма, непредставимая для благотворителей того времени, – на академию и Музей прикладного искусства. И получилось у него грандиозно.

– Этот Штиглиц таким богатым художником был? – удивился я.

– Он, как и его папа, был «русским Ротшильдом», – пояснил отец Довмонт. – Только, в отличие от известных Ротшильдов, свой капитал считал национальным достоянием страны, где жил, и отказался войти в транснациональную финансовую элиту. А ему предлагали. Он ведь инвестировал не только в России, но и в Западной Европе, где его знали и уважали. Журнал «Вестник промышленности» писал тогда о Штиглице: «Имя его пользуется такой же всемирной известностью, как имя Ротшильдов. С векселями его, как с чистыми деньгами, можно было объехать всю Европу, побывать в Америке и в Азии. Нет городка в Европе, где бы не приняли его векселя». И вот там, на Западе, удивлялись: зачем он все яйца держит в одной корзине, то есть не распределит капиталы по банкам разных стран? И Александр Людвигович отвечал: «Отец мой и я нажили всё состояние в России. Если она окажется несостоятельной, то и я готов потерять с ней вместе всё своё состояние». Представляете, россиянин во втором поколении – он был готов разделить судьбу своей родины, даже потеряв всё своё богатство. И сравните с нашими богатеями из 90-х годов. Небо и земля.

Барон Александр Людвигович фон Штиглиц

А что касается художественных увлечений, то Александр Штиглиц, окончивший университет в Тарту, поначалу и собирался заниматься искусством. Но царь Николай I уговорил его продолжить дело умершего отца. Кстати сказать, современник так описывал похороны его отца, Людвига Ивановича: когда похоронная колесница выехала на Невский проспект, то ей пришлось остановиться – весь проспект был запружён народом, желавшим с ним проститься. И густые толпы стояли на всех улицах, пока катафалк везли на Волково кладбище. Столь его уважали.

А получилось как? В Россию из Германии Людвиг Штиглиц переехал жить в 1803 году. Основал свой банк и, как пишут, «неутомимым трудолюбием и непоколебимой честностью» приобрёл доверие среди коммерсантов. Во время войны 1812 года пустил свой капитал на военные нужды. Затем стал членом мануфактурного совета при Министерстве финансов. Властям он приглянулся в том числе из-за того, что много жертвовал на благотворительность и на дела просвещения. Стал придворным банкиром. Умер он рано, в 63 года, и дело подхватил его сын. За «особенное на пользу общую усердие» Александру Людвиговичу дали чин действительного статского советника и вскоре назначили управляющим новообразованного Государственного банка. То есть он стал первым в России главой Центробанка. Как понимаю, сам банк и был создан его трудами и умениями. Финансистом он был умелым – достаточно вспомнить, что во время Крымской войны не только свои деньги на армию жертвовал, но и смог получить выгодные для страны внешние займы. Об этом, кстати, многие забывают – что в войне побеждают не только солдаты и пушки, но и деньги. И вот он большую роль сыграл.

При дворе Александр Людвигович дослужился до чина действительного тайного советника, чем не каждый министр мог похвастаться, и умер в семьдесят лет – от воспаления лёгких.

– А почему его не в столице похоронили? – спрашиваю священника. – Всё-таки Ивангород заштатный городок, а он – величина всероссийская.

– Так этот банкир и по жизни был скромным человеком. Никакой роскоши себе не позволял, даже билеты в театр брал в глубине партера, чтобы не красоваться в первых рядах. И своё училище дизайна назвал не своим именем, а в честь отца – это потом кто-то напутал и дал училищу имя Александра Штиглица. Он понимал, что слава земная преходяща, как и накопленные богатства – о горнем думал, поэтому и завещал похоронить себя в церковной крипте храма, в который ходили молиться его рабочие.

В усыпальнице

Узнав всё это, не заглянуть в район Парусинки мы просто не могли. Фабричный посёлок Штиглица почти полностью сохранился. В некоторых домах до сих пор живут, а те, что брошены и стоят без окон, выглядят тоже неплохо – крепкие, каменные, с красивой архитектурой. Позже узнал, что изначально в них было паровое отопление (в XIX веке!) и рабочие, жившие в них, далеко не бедствовали. Те, кому не досталось здесь жилья, приезжали работать своим ходом аж из Ямбурга, нынешнего Кингисеппа, поскольку платили хорошо. И когда в стране начались революционные волнения, на фабрике не было ни одного митинга, не то что забастовки. Это к слову о жадных капиталистах. Если бы все так же относились к рабочему люду, может, и революции бы не случилось.

За фабричным посёлком начинается обширный парк, где стояло имение Штиглицев, а за ним – река Нарова, по которой проходит государственная граница с Эстонией. На другом берегу также сохранились фабричные постройки барона Штиглица, но они уже не наши. Идём по пустынному берегу мимо полосатого пограничного столба.

Пограничный столб близ храма

Самих пограничников не видно, но, как понимаю, весь берег просматривается – из железной будки, приваренной к козловому крану на плотине ГЭС, что перегораживает реку впереди. Перед плотиной – длинный деревянный дом, видно церковный, а за ним – сама пятиглавая Свято-Троицкая церковь, белокаменная красавица. Пытаюсь определить, в каком стиле построил её барон, и вспоминаются древние соборы Владимира. Ничего немецкого, лютеранского, всё в духе русского православного зодчества.

Расположен храм вплотную к забору, огораживающему железнодорожный погранпереход

Храм закрыт. Обходим его кругом вдоль железного забора, что отделяет храмовую территорию от плотины с пограничниками. Кругом ни души. Так бы и ретировались, не заметь в окне церковного дома светящуюся лампочку. Забыли свет выключить? Стучимся. Выходит женщина, зовут её Светлана Витальевна.

– А я посуду после гостей мыла, вас не заметила, – говорит. – Так-то здесь после службы никого не бывает. Если бы на машине въехали, то услышала бы.

– Мы её у пограничного столба оставили. А прихожане как сюда добираются?

– Так на машинах своих. Кто на такси. Пытались мы договориться, чтобы автобусы по субботам и воскресеньям сюда доезжали, но только один № 51 и ходит. Он далеко останавливается, и нужно пешком через парк идти.

Светлана Витальевна рассказала нам историю возрождения Успенского храма

– И что же, так сами и добираются?

– По воскресеньям – полный храм! И у нас не один, а даже два батюшки – отец Александр и отец Георгий. Всё хорошо.

Дежурная сопровождает нас в храм. Внутри просторно, гулко. Видно, что была реставрация, но давно.

Внутри расписанный храм выглядит ещё просторнее и выше

Приложились к иконам, спускаемся в крипту. Там и усыпальница Штиглицев, и небольшая экспозиция. На стене – фотографии, как было здесь прежде: разбитые могильные плиты, разбросанные по сторонам.

Нижний храм-усыпальница, где похоронены Штиглицы

– Плиты склеили, теперь посмотрите, как красиво. Могилы, кстати, никто не трогал. Там кирпичная кладка – реставраторы до неё дошли и дальше уж не полезли.

Читаю надпись на первом надгробье: «Каролина Логиновна Штиглиц. Рождённая Мюллер. 1818–1873».

– Первой умерла жена Штиглица и здесь упокоилась. Затем – сам Александр Людвигович, его могила справа. А дальше, с краю, лежат их приёмная дочь Надежда с супругом Александром Половцовым.

– А у Штиглицев своих детей не было?

– Бог не дал. А дочку они нашли на своей даче под кустом сирени. Она лежала в корзине, и записка была приколота, что младенец крещёный, имя ему Надежда, отца звать Михаилом. На шее был золотой крестик с жемчужиной. Нашли её в июне и дали фамилию Июнева. Барон её удочерил. Разные потом слухи распускали. Писатель Тургенев, например, считал, что она незаконнорождённая дочь самого Штиглица. Другие говорили, что родилась от Великого князя Михаила и какой-то фрейлины. Но когда девочка выросла, то своими родителями считала Штиглицев. А те, хоть и лютеране, воспитывали её в православии, и венчалась Надежда с Половцовым тоже по-православному.

– Вы сами коренная, из Ивангорода?

– Коренных здесь сложно найти. По распределению приехала в 1968 году. А родилась в Костромской области, в Судиславле, потом в Калинине училась на зубного техника. В Церковь пришла в начале 90-х годов, что-то потянуло. В ту пору в крепости, где действовал музей, древний Успенский храм стоял с разбитыми окнами, снег внутрь залетал. И Мария Ивановна, которая стала моей подругой и которую мы потом почитали за православную старицу, поехала к митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну с просьбой благословить открытие Успенского прихода. Он дал грамоту ей, и Мария Ивановна потом с властями воевала, чтобы храм общине передали. Наконец стали мы восстанавливать, первым делом окна вставили. Священников в Ивангороде не было, и к нам из Нарвы приходили батюшки, в том числе отец Александр Налыкин. Он прежде военным был, до рукоположения десять лет в Нарве прапорщиком служил в войсках ПВО. Однажды Мария Ивановна сказала ему, что в Парусинках в лесу есть большая красивая церковь. Поехали, показала. И батюшку назначили храм восстанавливать, ну и я вместе с ним сюда пришла. Такая история. Здесь даже полов не имелось, всё было разбито. Но храм, слава Богу, не загаженный стоял, даже стены чистые были, без граффити. Народ-то сюда редко заглядывал, тут же лес фактически. Да и территория была под охраной вместе с плотиной ГЭС.

– Повезло храму.

– Как сказать. Из-за этой ГЭС ведь все подвалы затопило вместе с усыпальницей, когда в 50-е годы водохранилище сделали. И святой источник близ храма исчез, который при Штиглице был. Воду мы осушили, а источник так и не нашли. Да много чего исчезло. Усыпальница полностью была разграблена. Здесь прежде стояла статуэтка Христа – так её нашли на территории ГЭС и нам передали.

Светлана Витальевна показывает искусно выполненную скульптуру Иисуса Христа в терновом венце. Как понимаю, этой статуэткой семейную усыпальницу украсил сам Александр Штиглиц – он ведь и оформлял её, будучи художником по первому своему призванию. И вот странно для лютеранина – они же не почитают таких изображений.

– Он и роспись храма заказывал, которая тоже была почти утрачена, – ведёт нас дальше дежурная, показывая церковное убранство. – Во время реставрации пришлось заново расписывать, и жаль, что не закончили.

– Приходу средств не хватило?

– Да там разные причины были. И крышу недоделали. Так-то она железная, не течёт, но стали медью крыть и бросили. Очень дорого получалось. Тёплый электрический пол настелили, а он не работает, температурный режим не соблюдается, поэтому краска местами стала отколупываться.

– То есть много чего надо доделывать?

– Да, и вот бы покровитель появился! Хотя бы туалет прихожанам тёплый построить и территорию плиткой застелить, чтобы осенью по грязи не ходить. Но это же какие деньги!

 Забытый юбилей

С той нашей поездки в Ивангород прошло полгода. Я много прочитал про отца и сына Штиглицев, проникся их делами на благо России. И то, как сетовала прихожанка на отсутствие «благодетеля», кажется теперь довольно странным. Ведь, куда ни глянь, всюду должны быть наследники деяний Александра Людвиговича, чтущие его память. Взять хотя бы такую богатую организацию, как РЖД – разве там не помнят, что именно он на свои деньги построил Балтийскую железную дорогу и дорогу до Петергофа? Помнят, конечно, сами ведь в Петергофе у вокзала поставили памятник Штиглицу. И ведомо им, сколь много вложил Штиглиц в развитие всей железнодорожной сети России, будучи соучредителем Главного общества российских железных дорог. А металлурги, коммерсанты (Штиглиц финансировал коммерческие училища), искусствоведы – да много кто мог бы вспомнить его добрым словом. Но вот гляжу: его имени нет даже в списке памятных дат наступившего года.

Позвонил я протоиерею Александру Салыкину, настоятелю Свято-Троицкого храма, спросил, как на приходе будут отмечать юбилей.

– А мы и без юбилеев молимся, – ответил батюшка.

– Об Александре Штиглице? Так он же лютеранин.

– У нас благодарственные молебны о храмоздателе. А помнить и благодарить можно всех, независимо от вероисповедания. К тому же ещё вопрос, кем Штиглицы себя сознавали, протестантами или православными. Есть свидетельство, что у Людвига Ивановича было второе имя – Любим. А это имя болгарского святого, из православных святцев. И сын его не просто так семейную усыпальницу в православном храме устроил. Когда он умер, поначалу с ним простились питерские лютеране в своей кирхе, но хоронили-то его по-православному: везли катафалк в Ивангород, всюду народ со священниками встречал, да и в гробницу здесь положили в присутствии духовенства и митрополита.

– А вы до того, как стали настоятелем храма, о Штиглицах ничего не знали?

– Откуда бы я знал? В советское время о них никто не рассказывал. Когда Советский Союз распался, я оказался на территории государства Эстония, служил дьяконом в Йыхви, затем священником в Нарве в Воскресенском соборе. И по благословению нашего архиерея ходил в Ивангород служить. Там в Успенском храме были староста Мария Ивановна и очень активная прихожанка Валентина. Вот они и сказали, что на Парусинке есть заброшенный храм. Он был под охраной гидроэлектростанции. Пролезли мы через дырку в металлическом заборе, стали осматривать развалины, мхом да деревцами обросшие, и откуда ни возьмись – явились пограничники. Арестовали, значит, нас, требуют документы показать, спрашивают, что мы здесь делаем. Я возьми и скажи: «Мы этот храм будем восстанавливать». А я и не думал прежде об этом, приехал только посмотреть. Но слово-то сказано, и Господь это услышал. И так получилось, что вскорости мне с семьёй пришлось переехать из Эстонии в Россию. Меня тут же назначили в этот храм, с 1997 года в нём и служу. И о храмоздателе, бароне Штиглице, уже здесь узнал.

– Долго храм восстанавливали?

– В целом закончили в 2004 году. Остались недоделки, да и времени уже сколько прошло – новый ремонт требуется.

– Как понимаю, храм до конца не расписан?

– Да, к сожалению. У нас работали мастера из Московской академии художеств, а когда глава академии умер, то дело застопорилось. Так-то нам помогают местные предприниматели, но, сами понимаете, город у нас небольшой, средств хватает лишь на текущие расходы. Община у нас активная, много молодёжи – и это главное. Вот недавно благотворительную рождественскую ёлку проводили – собрали 160 детишек из семей, где родители по определённым причинам не могут устроить детям праздник. Прихожане подарки им купили, воспитанники нашей воскресной школы показали рождественский спектакль. Молитва и общинная жизнь – этим мы живём. А если будет какая программа по чествованию нашего храмоздателя, то включимся, конечно. Пока что не планировали. Но напишем как всё надо, и будет какая-то подготовка, надеюсь. Тут вопрос в финансировании.

– Есть же богатые организации, которые многим обязаны барону Штиглицу, – напоминаю батюшке.

– Даже город есть, основанный наследниками Штиглица, – Серов в Свердловской области. Раньше он назывался Надеждинск, по имени приёмной дочери барона Надежды. Кстати, тамошнее градообразующее предприятие продолжает носить её имя: Надеждинский металлургический завод. Не знаю, ведают ли там, что Надежда и Александр Половцовы, поднявшие этот завод, похоронены в нашем храме? Или взять «ЛУКОЙЛ» – помнят ли нефтяники, что их управление в Петербурге располагается во дворце Штиглица? Тоже могли бы почтить его память. Или вот недавно видел по телевизору Эльвиру Набиуллину – сидит она в кабинете главы Центробанка России, а над её головой висит портрет Александра Людвиговича Штиглица, основателя банковского дела в России. Получается, многие ему обязаны.

* * *

После разговора с о. Александром вновь перешерстил я новостные ленты. Кто помнит и пишет о бароне Штиглице? Как ни странно, в основном это те, кто связан с его художественно-промышленным училищем. Вот в Петрозаводске бывшие выпускники Мухи провели выставку своих работ «Альма-матер» и упомянули о грядущем юбилее основателя училища. Что примечательно, даже в советское время «мухинцы» о нём помнили, студенты в шутку говорили: «Штиглиц – наш отец, а Мухина – мать». И потомок Штиглицев, Маргарита Сергеевна Штиглиц, также пошла по этой линии: окончила художественную школу при ЛВХПУ им. В.И. Мухиной, затем выучилась на архитектора, в 90-е годы была замначальника Управления по использованию памятников истории и культуры Санкт-Петербурга, до 2006 возглавляла отдел промышленной архитектуры КГИОП. Доктор архитектуры, государственный советник Санкт-Петербурга 3-го класса, она не забывает о своих предках. Но получается, что только через людей искусства мы и знаем о верном сыне России Александре Штиглице. И тем самым обкрадываем свою память.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска