Наталья ИВАСЕНКО

День второго рождения

Чаепитие устроили в сельской библиотеке, которая была как раз напротив строящегося храма. Пропели «Многая лета» батюшке Василию и матушке. Собрались вот так впервые. Редкий случай, чтобы совпало: пятидесятилетие самого батюшки, двадцатипятилетие его службы и воскресный день. Поэтому после литургии и решено было собраться в библиотеке. Внутри храма шли ещё отделочные работы. Без воспоминаний не обошлось. Теперь даже невозможно было представить, с чего всё начиналось: как с трудом отвоевали церковный дом, как мучительно приобреталась церковная утварь, когда покупка нового подсвечника становилась событием. Вспоминали о пожаре: чтобы замести следы, наркоман, укравший старинную икону, поджёг церковный дом. Жалели тех, кто не дожил и никогда не увидит красоты нового храма. Вспоминая трудности, каждый как бы отодвигал их в прошлое, чтобы они остались где-то там далеко-далеко, чтобы не заслоняли сегодняшнее радостное настроение от того, что выстояли и всё преодолели.

В окне библиотеки был виден новый храм. Даже в серый день купол отсвечивал мягким золотом, от которого становилось тепло. Отец Василий, выйдя из-за стола, подошёл к самой старой прихожанке.

– Вот благодаря таким людям, – обнимая её, сказал батюшка, – можно не один храм построить. И в пургу, и в дождь, и в жару не было случая, чтобы Варвара Михайловна пропустила воскресную службу. А идти-то приходится, сами знаете, четыре километра туда и четыре обратно. И возраст немаленький.

Варваре Михайловне было уже за девяносто.

Кто-то спросил у неё:

– А у вас-то когда день рождения?

И неожиданно услышали:

– Сегодня. У меня сегодня тоже день рождения.

– Да как же так? Что же вы молчали? – послышалось со всех сторон.

Теперь уже Варваре Михайловне пропели «Многая лета»…

Кто-то посетовал:

– Неудобно как-то без подарка.

– Да чего тут мудрить? Все же свои! По-простому! – певчая Нина освободила тарелку от яблок и стала подходить к каждому: – Кто сколько может. Хотя бы чисто символически, – и, собрав деньги, завернула их в салфетку и положила на стол рядом с Варварой Михайловной: – Зато от всего сердца.

Уже собирались уходить, когда в дверях появился Георгий, внук Варвары Михайловны. Поздравив отца Василия, пояснил:

– За бабулей приехал. Могу и ещё кого-то подвезти. Особо не холодно, но ветер уж очень сильный.

– Что же ты, Георгий? Хоть бы предупредил, что у Варвары Михайловны сегодня день рождения. Сам-то хоть поздравил свою бабулю? – послышались упреки.

– Да нет у неё никакого дня рождения! У неё – 17 декабря, на Варвару. А сегодня что? 16 ноября. Спутала она…

– Ничего я не спутала, – прервала внука Варвара Михайловна. – Отец Василий родился, и я родилась к новой жизни. Что у меня было-то? Как жила-то, пока он не появился в нашей деревне? Муж – пьяница. Только и знала: коровы, свиньи, куры. Голову от огородов не поднимала. Благодаря отцу Василию о воскресении узнала… А за деньги спасибо. Я на них свечей накуплю, наконец-то перед каждой иконой поставлю.

– А ведь и правда, батюшка, – сказал Степан, сидевший напротив Варвары Михайловны. – С вами мы все обрели день нашего нового, второго, рождения.

Отец Василий, скрывая смущение, обратился к гостям:

– Друзья мои! Не зря мы живём в Псковском крае. Без Пушкина не обойтись! Вслед за ним хочется повторить: «Друзья мои, прекрасен наш союз!» Да и вообще, даже сегодня «унылая пора», но, как и для него, и для нас, всегда «очей очарованье». Всё замечательно! Но… – батюшка сделал паузу и нарочито серьёзно произнёс: – Но одно мне не нравится, – тут же не выдержал и весело, с улыбкой продолжил: – Не нравится, что Георгий так и стоит, не хочет выпить с нами чаю и поесть пирогов.

Все засуетились, задвигались, уплотнились, и возле Варвары Михайловны на скамейке появилось свободное место.

Карта

Как и договаривались, Виктор со своим племянником Артёмом уже утром были в доме священника отца Геннадия.

Пока шли по заснеженной дороге, Артём рассказал своему дядьке не только о том, что заработанные деньги ему нужны для подарка сестре – в этом году она оканчивает школу и для выпускного вечера он обещал ей подарить платье, – но и доверительно поведал о своей мечте: если в следующий раз удастся заработать, обязательно купит себе большую карту во всю стену. Артём учился в девятом классе, и такую карту он видел только в школе.

Работа в доме отца Геннадия была несложной: надо было сделать перегородку в большой комнате, разделить пополам и поставить дверь. На вопрос отца Геннадия, справятся ли к Рождеству, осталось-то чуть больше недели, Виктор успокоил:

– Не беспокойтесь, батюшка. Тем более, с таким помощником! – Виктор похлопал по плечу Артёма. – Сам упросил взять на работу. Задумка у него добрая: сестрёнке платье на выпускной подарить. Он уж не раз мне помогал. Опыт есть, – и ещё раз повторил: – Справимся, не беспокойтесь! Материал весь на месте, да и доски-то уже сухие.

Большая комната, которую предстояло разделить, была пустой. И только в простенке между двух окон висела карта.

– Жалко, комната хорошая, а теперь будут маленькие, забегаловки какие-то, – покачал головой Виктор.

– Ничего-ничего. Зато удобно: кто-то спит, а кто-то играет. Людмила уже приехала с новорождённой, чуть позже, к Рождеству, Анну ждём с мужем и двумя детками. Сын обещал с невесткой. Так что только и осталось, что перегородки делать, – не скрывая радости, ответил отец Геннадий.

– Батюшка, а карту-то надо снять и куда-то в другое место перевесить, – сказал Виктор.

В дверях появилась дочка отца Геннадия с ребёнком на руках.

– Папа, помоги, пожалуйста, с коляской, – попросила она.

– Давайте я, – тут же предложил Артём и, не дожидаясь, на ходу накинул куртку.

– Славный парень растёт, – глядя ему в спину, похвалил Артёма Виктор. – И не потому, что мой племянник. Он молодец – и учится нормально, и матери помогает. Жаль, без отца…

– Да знаю я, – скручивая карту, ответил отец Геннадий. – Вот, пусть карту себе возьмёт.

– Что вы, батюшка! Вам и самим пригодится! Вон внуки растут…

– Ага, конечно, скажешь тоже! Им только и делать, что политическую карту мира изучать: одному три года, другой – пять, а самая главная – в коляске! – засмеялся отец Геннадий. – Нет уж, пусть Артём берёт. Я видел, какими глазами он на карту смотрел. Оторваться не мог.

– Это правда. Вы не поверите, батюшка, именно сегодня, когда мы шли к вам, он признался, что мечтает купить большую карту. Деньги на неё собирался копить. Да если бы вы знали, ведь у него с детства любовь к картам. Когда он начальную школу в нашей деревне окончил, учёбу-то ему пришлось в райцентре продолжать. А там на собрании учительница спрашивает у его мамы, у моей сестры-то: «Какое увлечение у сына, чем он интересуется?» Ну, сестра так и ответила: «Карты». «Как карты?!» – ужаснулась классная руководительница. «Да не те, о которых вы подумали, – пояснила сестра. – Географические. Рисует дороги, отмечает все деревни по пути в райцентр».

Заметив, что Артём вернулся и отряхивает от снега валенки, Виктор воскликнул:

– Какой тебе подарок-то батюшка делает! Карту тебе дарит! Как будто мечту твою услышал. Что молчишь-то? От счастья онемел, видно!

– Да ладно, – махнул рукой отец Геннадий. – Будешь уходить, не забудь взять, – и показал Артёму на карту, скрученную трубочкой. – Мечты сбываются, ведь так обычно говорят по телевизору! Это тебе к Рождеству. А к Пасхе я тебе другую карту подарю, – пообещал отец Геннадий.

– Зачем, батюшка! Не надо, не надо! – испугался Артём. – И так большое спасибо!

– Эта карта – политическая, а есть другая, не знаю точно, как называется. По-моему, физическая, на ней горы изображены, реки, моря, водопады… Представляешь? Красота-то какая! А то мы живём – ни гор, ни озёр, ни лесов, одни поля. Хотя есть маленькая речка, да и то за полтора километра. А тут всё как на ладони. Помнишь, в сказках давным-давно мечтали люди о таких картах, о глобусах, когда рассказывали о блюдечке, которое все города показывало… Будешь смотреть на такую карту и мечтать о путешествиях. Учись только хорошо, и всё у тебя будет.

– Да-а-а… – протянул Виктор. – Чудеса! Ещё не встретили Рождество, а батюшка уже к Пасхе подарок готовит! – и тут же по-деловому спросил: – Отец Геннадий, где дверь-то хотите поставить?

Не родственник. Не друг. Не знакомый.

Кроме отца Александра, все в доме – две его дочери, мать и жена – с облегчением вздохнули, когда узнали, что Леонид уезжает. Не родственник. Не друг. Не знакомый. Совершенно чужой человек, проживший в доме около месяца.

С каждым днём Леонид всё больше и больше раздражал домочадцев. Поначалу вслед за отцом Александром все относились к нему сочувственно. Бедняга, по глупости отсидел пять лет в тюрьме, а когда вышел, оказалось, что никому не нужен. Бывшая жена «уголовника» продолжала жалеть его, но никак не могла понять, как помочь ему. Решение пришло совершенно неожиданно. Встретив случайно в городе отца Александра, Галина бросилась к нему за помощью. Она знакома была с ним раньше, видела его несколько раз по воскресеньям, когда он служил литургию в тюрьме, а она навещала Леонида.

– Батюшка! – взволнованно обратилась она к нему. – Может быть, вы сможете помочь? Леонид-то освободился, да вот беда: жить ему негде. Дом-то моей мамы, она его сразу же выписала, да и меня заставила развестись с ним. А мне его жалко. Он ведь тихий, безобидный. Вы его знаете… У вас храм строится, может, найдётся какая работа для него. Здесь-то ему не устроиться. Батюшка, пожалуйста, возьмите его под своё крыло! С вами-то рядом он не пропадёт. Мне так будет спокойнее. Пожалуйста! – попросила Галина, зная доброту отца Александра и потому уверенная, что он не откажет.

Так и случилось. Леонид стал жить в доме отца Александра. Это не очень обрадовало его родных, но что делать, пришлось смириться. Да и отец Александр пообещал:

– Какое-то время поживёт у нас, а потом что-нибудь придумаю.

Что же касается самого Леонида, то он вяло поблагодарил, не выражая особой радости. Так – значит, так. Придётся пожить в чужом доме с чужими людьми.

В первый же день он на попутке привёз невероятное количество коробок, пакетов, наполненных гвоздями, гайками, болтами, всевозможными, порой уже заржавевшими инструментами.

– Куда это всё сложить? – спросил Леонид у отца Александра.

Тот в растерянности смотрел на сомнительное богатство и предложил сделать полки в дровянике, но не стерпел и поинтересовался:

– Зачем тебе всё это?

– А как же? – оживился Леонид. – Я ещё до тюрьмы годами копил. В подвале дома своей жены держал. Всё может пригодиться. Я ведь, знаете, даже искривлённые гвозди выпрямляю. Кто-то выбросил, а я подобрал.

Несколько дней он занимался полками в сарае. Наконец разложил всё так, что и к дровам подойти было невозможно.

– Леонид, как же мне дрова-то достать? – с досадой спросила Анна Михайловна, мать отца Александра.

– Неужели ещё топить будете?! – удивился Леонид. – Так ведь конец апреля!

– Да мы порой и весь май топим. Так что, пожалуйста, проход освободи!

Как-то в комнату Леонида зашла жена отца Александра и тут же вышла:

– Что же он делает-то?! Наглухо закрыл окно каким-то старым одеялом. Была же тюлевая занавеска! Почему-то снял, замуровал окно.

– Ну какая тебе разница? – ответил отец Александр. – Мы предоставили комнату, пусть живёт как хочет. Леонид мне сам признался: он человек ночной.

– А что он ночами-то делает? Представляю, какой счёт за электричество получим!

– Пойми, человек пострадал, вышиблен из колеи, – вздохнул отец Александр. – От мира это своего рода защитная реакция. Спрятаться от того, что было, спрятаться от настоящего. Настоящего-то у него пока нет. Есть только томительное ожидание… Ему надо дать время прийти в себя. Не трогай ты его, – попросил отец Александр.

– Когда на храме работать начнёт?

– Пока не получается. Сейчас работа наверху. А он высоты боится. Да не беспокойся ты… Как-то всё устроится…

– Не знаю, не знаю… когда это всё устроится, – засомневалась матушка и спросила: – А всё-таки что он ночами-то делает?

– Да ничего особенного. Видел как-то раз – берёт то одну коробку, то другую, раскладывает по размерам гайки… Ну, в общем, упорядочивает своё хозяйство… Да пусть!

– Смешно. Здоровый мужик какой-то ерундой занимается! – не успокаивалась матушка.

– Я пообещал его бывшей жене, что всё с ним будет в порядке… Я обнадёжил.

К концу недели у крыльца дома отца Александра образовалась новая громадная куча из обрезков труб, небольших листов железа, фанеры, мотков проволоки.

– Что это?! – почти с ужасом спросила Анна Михайловна.

– У друга накопилось, – пояснил Леонид. – По дороге завёз. Ему-то не нужно. Ну а нам в деревне всё пригодится.

– Леонид, ты хоть за сарай всё это перенеси. Что ж у самого крыльца разбросал?

Через неделю отцу пожаловались обе дочки:

– Папа, ты прости, не хочется огорчать тебя. Но скажи, пожалуйста, Леониду, что это невозможно! Он так долго принимает душ! После него воды горячей не хватает!

– Хорошо-хорошо, не волнуйтесь! – успокоил их отец Александр. – Понимаете, для него даже простой душ – радость. Потом он привыкнет. Я вас уверяю, всё станет на свои места.

– А сколько ждать, когда он привыкнет? – спросила младшая, бойкая.

– Надо потерпеть, – ответил отец Александр. – Вот если сделать ему сейчас замечание, и что? Я уверен, он может смутиться, вообще перестанет принимать душ. Он же не дома. Ему трудно. Малейшее наше замечание может его расстроить.

– Ой, папа! «Расстроить!» Нянькаешься ты с ним! Как тебе не надоедает со всеми возиться?!

Анна Михайловна тоже не переставала возмущаться:

– Додумался! Даже в собачью будку запихал свои железки! Спросила: «Зачем?» Ответ простой: «Так скоро лето, собаке будка не нужна». «А если дождь?» – спрашиваю. Молчит. Ну всё заполонил! И откуда-то всё таскает, где-то находит… В следующий раз, сынок, как надумаешь кого привести, надо всё предусмотреть.

– Ой, так не хочется никакого другого раза. Умоляю, пощади! – попросила матушка. – Девчонки взрослеют. К ним друзья приходят. Тесно им в одной комнате.

– Да и вообще, – перебила матушку Анна Михайловна, – третья неделя пошла, как он у нас, а на храме так и не работает. Встаёт поздно. Помощи от него никакой. Ты же сам обещал: поживёт первое время, а потом что-то придумаешь.

– Да-а… Нет у вас терпения, нет, – вздохнул отец Александр.

– А с какой стати терпеть? Что он нам брат, сын, дядя? – спросила Анна Михайловна.

– Ну вот, видишь, значит, родных мы бы потерпели, а чужого – нет. Всё время забываем – не должно быть у нас чужих!

– Знаешь что? – перебила его Анна Михайловна. – Если бы ты жил один, то, пожалуйста, терпи сколько хочешь, но ты живёшь не один. Тогда согласуй свои поступки с нами. Честное слово, мы малость подустали от твоей добродетели. Не успеваем опомниться, как ты то одного, то другого опекаешь. Вон как хорошо устроилась бывшая жена Леонида – сбросила на тебя проблему. А ты – на нас. Ты-то целыми днями то в одной деревне, то в другой требы служишь.

– И верно! Неужели других дел тебе мало?! Часовни строишь, строительство храма заканчиваешь, – подхватила жена отца Александра.

– А для кого храм-то? Часовни? Вот для таких тоже. Ну, оступился человек, с каждым может случиться. Есть проблема – надо помогать.

– А почему за кого-то мы должны решать проблемы? Своих хватает! – возмутилась Анна Михайловна.

– Ты права, мама, – перебил отец Александр. – Я ошибся, ты права. Это я, только я должен решать чьи-то проблемы, а не вы, потому что для меня они никогда не бывают чужими… Ужасно его жалко. Галина прямо попросила: «Возьмите его под своё крыло». И действительно, мне представляется он птенцом, выпавшим из гнезда. И всего-то от нас требуется так мало: поддержать его, помочь взлететь, а дальше уже он сам…

– Хорош птенец! – усмехнулась Анна Михайловна. – Да с таким металлоломом при всём желании взлететь не сможет!

– Мама, ну зачем ты так?!

– А как? Как ты хочешь?! Нет-нет, умиления от меня не дождёшься!

– Раз уж вспомнили про птиц, то хорошо бы не забывать о своих собственных крыльях: о вере в Бога. И о добрых делах. А мы ждём не дождёмся, когда за ним дверь закроется. Ладно… Я поговорю с Леонидом. У меня появилось одно соображение…

Но говорить с Леонидом не пришлось. Неожиданно приехала Галина.

– А я за Леонидом! – обрадовала она. – Не хотела говорить по телефону, решила всё объяснить при встрече. Мама моя умерла… Так что собирайся, – обратилась она к Леониду. – Домой поедем!.. Спасибо вам, батюшка! Мы сегодня же уедем. Вот надо только попутку организовать. Все его жестянки вывезти.

– Да оставьте их! Как-нибудь потом, – посоветовал отец Александр.

– Нет уж, пожалуйста, всё вывозите, всё с собой забирайте, – попросила Анна Михайловна.

– Конечно-конечно, не беспокойтесь, – поспешно ответила Галина. – Да Леонид без своих жестянок и не поедет… Дело в том, что это пристрастие у него с детства. Его покойная мама мне рассказывала. Было ему шесть лет. Играл он с какими-то металлическими деталями: то ли с гайками, то ли с болтами – отец-то у него строителям был. Так вот, в тот момент, когда у него в ручках эти детали были, узнал он, что отец погиб в автокатастрофе. Детали-то эти – не знаю, гайки, что ли, или болты – так зажаты и остались у него в кулачках. Потом, рассказывали, долго кулачки не могли разжать… Вот с тех пор Леонид со своими жестянками и не расстаётся. Чтобы успокоиться, часами может их перебирать.

К вечеру во двор въехал грузовик. В окно было видно, как Леонид снова и снова загружает свои коробки. Ему помогала жена.

Отключён… или вне зоны

Отцу Леониду позвонила знакомая:

– Батюшка, это я, Тамара, – голос у неё был приглушённый, чувствовалось, что она волнуется. – Валера-то мой пропал! Дома не ночевал…

Тамару отец Леонид знал давно, ещё со школы, учились в одном классе. Временами общались. С тех пор как он стал священником, где бы они ни встречались, обращалась она к нему только так: или «батюшка», или «отец Леонид».

– Тамара, скажи мне, пожалуйста, а когда он из дома-то ушёл?

Валерия отец Леонид почти не знал. Пока Валера был маленьким и позже, отроком, Тамара брала его с собой, когда ехала к ним в гости. С годами отец Леонид всё реже и реже видел его – высокого, худощавого, малоразговорчивого парня. Единственно, что было заметно в нём, – по поводу и без всякого повода время от времени на его лице возникала скептическая, так и хочется сказать, не улыбка, а улыбочка.

– Ушёл вчера в десять вечера,– ответила Тамара. – Смотрю, куда-то собирается. Сказал, к Лидочке поедет. Дружат они уже несколько месяцев. Она тоже учится в техникуме, но в другом. В каком-то… Забыла… Подожди, вспомню…

– Тамара, сейчас не имеет значения, где эта девушка учится… Скажи мне, а почему он поехал-то так поздно?

– Поссорились они, и он хотел помириться. Единственно, о чём я просила его, – звонить мне и как можно раньше вернуться домой. На всякий случай деньги на такси ему дала…

– А сама-то ты звонила ему?

– Конечно! Всю ночь и утро. Не отвечает. Тысячу раз слышу одно и то же: «отключён» или «вне зоны…». Что же делать-то? Что делать?! – в отчаянии спросила она.

– Тамара, я сейчас в дороге. Везу соседа в больницу, ему помочь надо, к операции готовить будут… А у тебя есть телефон этой самой Лидочки и его друзей? Звони им! Обзванивай! Спрашивай!

– Да я уже всех обзвонила. Лидочка сказала, что они так и не помирились и он поехал домой. Вот и всё… И никто до него не может дозвониться.

Было понятно, что она плачет.

– Тамара, позвони Илье. В конце концов, он отец!

– Я звонила, но Илья в командировке, вернётся через неделю.

– Так… А если позвонить в полицию?

– Илья тоже посоветовал. Я звонила. Но там объяснили, что начинают искать пропавших только через три дня…

– Вспомни, – перебил её отец Леонид, – а документ у него есть хоть какой-то при себе? Студенческий билет? Паспорт?

– Билет есть, я точно знаю, всегда в кармашке куртки.

– Это уже хорошо! Если бы с ним что-то случилось, тебе давно бы позвонили… Да не плачь ты! Подожди отчаиваться!.. Вот ведь какая досада. Понимаешь, день у меня забит до отказа. После больницы поеду к одной прихожанке, причастить её надо, и так-то боюсь, не опоздать бы. Старая уже да больная… Скажи мне, а Лидочка вспомнила, сколько было времени, когда они с Валерием расстались? Может, всю ночь выясняли отношения?

– Нет, Лидочка сказала, что говорили они недолго, ей некогда было, она к зачёту по какому-то предмету готовилась… По какому-то, дай вспомнить…

– Тамара, пойми, сейчас совсем не важно, по какому предмету зачёт. Может, всё-таки Валерий сказал что-то конкретное на прощание Лидочке?

– Сказал, что домой пойдёт пешком, чтобы специально идти долго. Но если и пешком шёл, я уже подсчитала, он давно был бы дома! Отец Леонид, мне страшно! А вдруг по дороге замёрз? Шёл-шёл, устал, решил отдохнуть, присел где-нибудь да и замёрз… – слышно было, что она начала плакать.

– Тамара, позвони матушке, пусть она молится, друзей попросит молиться, да ты и сама молись. Господь милостив. Матушка обязательно к тебе бы подъехала, да Павлик у нас третий день температурит.

– Я понимаю… – сквозь слёзы прорывался голос Тамары. – Валера всегда ночевал дома… Нет, явно что-то случилось страшное. Не зря сон накануне видела очень неприятный. Будто…

– А можно без этого «будто»? Пожалуйста, – попросил отец Леонид.

– Правда, очень нехороший сон был…

– Это потому, что мысли у тебя перед сном были нехорошие наверняка.

– А у меня постоянно мысли тревожные, – вздохнула Тамара, – то упрекаю себя, что не всех родила, то казню себя, что мужа не простила. Ведь некоторые женщины измену прощают, а я – нет. И потому сына практически отца лишила. Встречаются только по праздникам да в день рождения. То думаю, как Валера будет жить без меня, если со мной что-то случится, родила-то я его поздно. Вон у тебя уже внуки…

– Послушай, Тамара, ты давно всё исповедала, покаялась. Сколько раз мы об этом с тобой говорили. Хватит копаться в прошлом! Даже сейчас Господь показывает, что все страхи твои ложные. Ты жива, а сын потерялся. А ты спрашиваешь, как он будет жить без тебя… Не понимаю одного: почему он тебе ни разу не позвонил, не вспомнил о тебе?! Ведь догадывался, что ты волнуешься!

– Так именно поэтому я и думаю, что случилось что-то непоправимое, – и вновь было слышно, что она плачет. – Замёрз он, замёрз…

– Успокойся, пожалуйста! Морозы-то сейчас не такие сильные. Ночью всего восемь градусов было. Это вот в пригороде, в Берёзовке, до восемнадцати доходило. У наших-то, у матушкиных родителей, вода в трубах замёрзла, а тут ещё снег у них выпал, провода облепил, где-то, видно, замыкание произошло. Представляешь, без воды и света остались. Сегодня ещё поеду за ними.

– В Берёзовку? – спросила Тамара. – Да ты что! Это же двести километров туда и обратно!

– А что делать? Надо… Не знаю почему, но у меня предчувствие, что с Валерой всё в порядке. Жив он. Как только вернусь из Берёзовки, если у тебя ничего не выяснится, обязательно к тебе заеду. Одну не оставим. Хорошо, что ты с соседкой дружишь… Молись, пожалуйста, и я молиться буду, – пообещал отец Леонид.

Было уже девять часов вечера, когда отец Леонид вошёл в квартиру Тамары.

– Что? Как? – тревожно вглядываясь в измученное лицо Тамары, спросил он. – Я без звонка. Зарядка кончилась.

– Слава Богу! Слава Богу! Вон он, дома! – указывая на дверь комнаты, радостно воскликнула Тамара. – Вернулся совсем недавно. Где-то выпил… Теперь вот спит.

– И ничего не сказал тебе?! Не объяснил, не попросил прощения?! – возмущаясь, спросил отец Леонид.

– Я спросила его: «Почему мне-то не позвонил? Хотя бы одно слово сказал». А он в ответ: «Зачем? Ты же всё равно не смогла бы мне ничем помочь», – и, помолчав, предложила: – Может, чаю попьёшь? Перекусишь?

– Да нет, спасибо, – отказался отец Леонид. – Домой пора… Тут близко.

– Ничего себе близко! В другой конец города!

– Ладно. Отдыхай…

– Я-то что, мне на работу только послезавтра… Как-то нехорошо получилось, – сокрушённо покачала головой Тамара. – Ты и без того устал, а тут ещё я, и, как на зло, телефон у тебя сел. Знал бы, не мотался…

– Ты тут ни при чём. И телефон мой ни при чём, – перебил её отец Леонид. – Успокойся!

– Какое там успокойся! Веришь ли, ноги до сих пор ватные. Все успокоительные выпила. Хорошо, соседка ещё что-то приносила. Всё подряд пила… А в ушах только одно: «отключён» или «вне зоны», «отключён» или… Ужас какой-то! Не понимаю, как выжила за эти сутки!

– Отдыхай, – ещё раз попросил Леонид. – Очень бы мне хотелось поговорить с твоим сыном. Как только будет у тебя время, обязательно приезжайте к нам. Обязательно. Договорились?

Тамара кивнула. А отец Леонид уже в прихожей, устало вздыхая, сказал:

– Это не беда, когда телефон отключён или вне зоны, беда в другом. Беда, когда дети наши или «отключены», или «вне зоны». Вот где настоящая беда! – и, перекрестив дверь комнаты, в которой спал Валерий, перекрестил на прощание и Тамару.

Дружки и родители

Вещей оказалось даже меньше по сравнению с тем, когда Глеб приехал к отцу Николаю. Да это и понятно. Тогда был июнь и куртка лежала в сумке. А теперь куртка на нём. И остался только чемодан. Но и в нём ничего особенного, кроме фотографий из той, другой, прошлой, жизни. Небольшая пачка фотографий поместилась в целлофановом пакетике из-под хлеба: свадьба, рождение сына, втроём с женой и сыном, сын-первоклассник… И почему-то фотографий похорон жены больше, чем при жизни. Жена в гробу, её похороны, её могила… Когда хоронили, Глеб признался самому себе: «Это я, я угробил её, доконал своими пьянками!» Допился до того, что разгромил ларёк и украл несколько бутылок водки. Пили дружно, а сидеть в тюрьме пришлось ему одному. После четырёх лет вернулся потерянный, почти плакал, просил отца Николая помочь, обещал не пить, работать – и не пил почти три месяца. И вдруг пропал. На пятый день только объявился. Отец Николай и в больницы звонил, и в полицию обращался.

Глеб вернулся, толком ничего не объяснил, сообщил лишь, что решил жить иначе, самостоятельно, а не в доме батюшки.

«Ну вот вроде и всё», – подумал Глеб и на всякий случай заглянул даже под кровать – не забыл ли чего.

Отец Николай вошёл в его комнату и предложил подвезти – всё равно по пути, едет на отпевание за двадцать километров.

В открытую дверь было видно, как младшая дочка отца Николая с мисочкой молока ищет котёнка.

– Нет его здесь. На кухне поищи, – посоветовал отец Николай. – Наверное, прячется от тебя. Ты его, видно, замучила…

– Не замучила, совсем не замучила, я его только глажу.

– Папа, – позвала отца Николая старшая дочка, – опять цыган стоит у калитки и просит, чтобы ты подошёл к нему…

– Сколько раз я объяснял, никакой он не цыган! У него имя есть – Иван.

– Мама так называет, потому что он тебя всё время обманывает.

– Пусть мама даст тебе сколько может денег, а ты передай их Ивану.

– Хотите, я прогоню его? – вмешался Глеб. – Каждую неделю попрошайничает. Надоел.

– Жалко его. Он ведь не очень здоров, а дети-то есть хотят.

Двухлетний малыш подошёл к отцу Николаю и попросился на руки. Батюшка посадил его к себе на колени:

– Ну, Дмитрий, что хорошего нам расскажешь? А… пока ещё не умеем говорить… Ах, вот что! Машинка! О, какая у тебя замечательная машинка!

– Отец Николай, я пойду с вашей мамой попрощаюсь.

Глеб зашёл за сарай и тут же нашёл Анастасию Николаевну.

– Зачем вы это делаете?! – недоумевая, спросил он, увидев, как она таскает тяжёлые длинные доски. – Зачем?! Я же их сложил!

– Сложить-то сложил, да между досками-то никакой прокладки не положил. Вот дожди начались, плесенью всё может покрыться. Доски хоть и не новые – спасибо и за такие, – но они же ещё здоровые, крепкие. Я тогда картошку копала, не досмотрела.

– Ведь тяжело же… – растерянно сказал Глеб.

– Тяжело, конечно. А кто таскать-то будет? Батюшка днями дома не бывает, возвращается поздно, а невестка, сами знаете, через две недели рожать будет.

– Я пришёл попрощаться, вот к другу еду…

Анастасия Николаевна внимательно посмотрела на Глеба.

– Ну да… – она вздохнула и неожиданно резко спросила: – И почему вы так ненавидите священников?! За что?! Вон отец Павел пригрел одного, пустил в свой дом, а он его зарезал!

– Да что вы такое говорите-то?! – возмущённо воскликнул Глеб. – Я-то тут при чём?!

– А при том! – прервала его Анастасия Николаевна. – Всё одно! В доме нашем жил, долги твои батюшка отдал, сам в долги влез, к матери твоей за сто двадцать километров возил, сына твоего три раза в детском доме с тобой навещал. Уговорил, чтобы в бригаду строителей храма тебя взяли, а ты!.. Всех подвёл – на четыре дня пропал. И так-то батюшка устаёт, а из-за тебя ещё переживал, нервничал, в больницы звонил, в полицию! Неужели не понимаешь, за всё доброе ты его и без ножа убиваешь! Нож для этого не нужен!

– Глеб, поехали, – позвал отец Николай. – Пора, дорога-то не очень после дождя.

– До свидания, – пробурчал Глеб.

– Какое там «до свидания», прощай! – и, сняв мокрую рукавицу и перекрестив спину торопливо уходящего Глеба, Анастасия Николаевна тихо попросила: – Господи, помоги, спаси.

Уже в машине отец Николай сказал:

– Делай, конечно, как хочешь, но я бы на твоём месте не к дружку поехал, а к матери. Вспомни, как она обрадовалась тогда вашей встрече! Если надумаешь – обращайся! Я довезу. Ты же знаешь: я всегда рядом.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска