Встреча в Киришах
Воспоминание о летней поездке
На пустыре
Интересно, если собрать всех нас – читателей и авторов газеты – за одним столом, то какой длины он получится? Понятно, что стол за горизонт не утянется, не так уж нас и много, но всё же… Берём по минимуму (по тиражу газеты), 5 тысяч человек, делим на два (поскольку за столом с двух сторон сидим), затем умножаем на один метр (не теснимся, каждому по метру столешницы, чтобы локтями не толкаться), и получается, что наш стол – в 2 километра 500 метров.
Такая мысль пришла мне, когда с Игорем Ивановым сидели мы в тесной кухне Людмилы Ивановны Яцына и та накрывала на стол. Тесной не потому, что маленькая – дом православных фермеров Яцына в деревне Березняк Киришского района Ленинградской области («Свободные люди», № 932, сентябрь 2023 г.) довольно просторный, а потому, что много места занимают сыродельный аппарат и банки. Здесь и трапезничают, здесь и работают – по-крестьянски.
Пока хозяйка собирала на стол, пришла её подруга, Лариса Дмитриевна Емельянова. Она, как и Людмила Ивановна, верный и давний наш читатель – ещё с начала 1990-х.
Настоящий русский интеллигент, человек она скромный и на все журналистские вопросы о себе кивала на подругу: «Лучше о Люде напишите». Разговорить Ларису Дмитриевну удалось только в машине, когда, погостив у фермеров, поехали с ней в Кириши. Игорь припомнил, что бывал в этом рабочем городке ещё студентом во времена перестройки, готовил публикацию о химзаводе, которая в итоге так и не вышла.
– Да, в 1987-м на этом заводе была большая авария с выбросом в Волхов сточных вод, от ядохимикатов дети умерли, – припомнила Лариса Дмитриевна. – В том же году биохимзавод закрыли на реконструкцию. Но у нас не только этот завод экологию портил, есть ещё нефтеперерабатывающий и ГРЭС со своими выбросами.
– А я вот ни разу у вас не был, – говорю, – но наслышан. И для меня в самом имени города словно газ шипит и шлейф дымный – Кириш-ши…
– Так это шиканье никакого отношения к газу не имеет, – рассмеялась киришанка. – Это новгородский выговор. Вот спрашивают новгородца: «Почему ваши дети говорят на “ши”»? Ответ: «Так они так привыкши!» Или вот говорят не «я вчера помылся», а «я вчера помывшись». И с названиями то же самое. Видно, жил в этих местах Кирик, от того и Кириши.
– Получается, эти места ещё древними новгородцами освоены?
– Конечно! Мы ведь живём на берегу Волхова, по которому проходил путь из варяг в греки. Когда появилась деревенька Кириши, точно неизвестно, но в семнадцатом веке в документах она уже упоминается. А совсем рядом, чуть ниже по течению, на другой стороне Волхова, стояло село Сольцы – там были волостное правление и каменный храм Рождества Пресвятой Богородицы. После революции Кириши стали развиваться – появились железнодорожная станция и фабрика, и Сольцы присоединили к Киришам вместе с храмом. К сожалению, во время войны храм разбомбили. И потом уже мало кто помнил о его существовании.
– Потому что народа после войны поубавилось?
– И местных убыло, и новых приехало много, здесь в 1960-х была всесоюзная комсомольская стройка. Что говорить, я ведь тоже приезжая. А в 91-м году об этом храме вспомнили, на его месте поставили Поклонный крест и напротив, на киришской стороне реки в местечке Чёрная Речка, открыли церковь с тем же именем – Рождества Богородицы. Это был обычный деревенский дом, оборудованный под храм. Он не отапливался, так что зимой на службах мы стояли в валенках и шубах. Он находился фактически за городом, за нефтезаводом, автобусы туда редко ездили, но мы всё равно добирались, и община дружная сложилась. Настоятель наш, отец Иоанн Сахарук, говорил: «Так хорошо, как сейчас, нам нигде не будет». И вправду, сейчас светлые воспоминания о том времени. Там молились, а в Киришах, в центре города на улице Нефтехимиков, большой каменный храм строили, в 1996 году работы начались. Вы увидите его – удивитесь, такая красота! Пока он строился, в Киришах на первом этаже пятиэтажки открылась Троицкая церковь. Так что теперь у нас в городе два храма. И ещё больничный храм-часовня Святителя Николая на улице Декабристов Бестужевых.
– А декабристы к Киришам какое отношение имеют? – удивляюсь.
– Так в Сольцах их родовое имение было. Сами-то Бестужевы коренные новгородцы, их предок ещё в пятнадцатом веке получил вотчину на Новгородской земле. А на Сольцах они скромно жили, имение было небольшое, деревянная усадьба. Когда двух братьев Бестужевых в Сибирь сослали, то спустя время их мать, Прасковья Михайловна, к ним уехала, дав вольную всем своим крепостным крестьянам – тридцати душам. Имение же продала. И как думаете, кто его купил? Будущий революционер Петрашевский. Такая ирония. Потом был пожар, поместье сгорело, и сейчас даже не знают точно, где оно стояло.
– Получается, вся прежняя история здесь стёрта, нет никакого преемства с прошлым?
– Почему же, а наш храм? В Сольцах он был Рождества Богородицы, мы его как бы временно возобновили на Чёрной Речке и одновременно строили в Киришах – и теперь он там стоит, во имя Рождества Богородицы. Такое преемство… А здесь, смотрите, пустырь был, когда я в Кириши приехала. А теперь вон какое чудо! С вертолётной площадкой. Когда Путин у нас был, то его вертолёт здесь приземлялся.
Мы уже въехали в город и минуем ультрасовременное здание, перед которым на постаменте возвышается огромный глобус. Земной шар опоясывает надпись: «ОАО Сургутнефтегаз».
– Это заводоуправление «Киришинефтеоргсинтеза», которое входит в «Сургутнефтегаз», – поясняет Лариса Дмитриевна. – Генеральный директор его и помог наш храм построить. Да много чего им у нас сделано. Был плохонький Дом культуры, а стал «Эрмитаж» с музеем, творческими студиями и концертным залом. Я по профессии учитель музыки и постоянно на концерты хожу, отдыхаю там душой: кругом колонны, высокие потолки, бассейны, скверики с цветами. И всё это накрыто прозрачным куполом, так что зимой можно без одежды гулять, настроение праздничное.
– Необычно для небольшого городка.
– Да я вот тоже удивляюсь. Столько знаменитых артистов к нам приезжают, столько афиш! На Троицу выступал знаменитый скрипач Сергей Стадлер. После концерта я вышла, вижу – Сергей Валентинович идёт, его директор к машине провожает. Я здороваюсь, прошу разрешения сфотографировать народного артиста, а директор улыбается: «Так давайте я вас вместе сфотографирую». – «А можно?» И он нас сфотографировал.
– Смелая вы, – говорю.
– Да что вы, трусиха! Когда я в 1976 году сюда приехала, то боялась по вечерам гулять – наш дом ведь один тут на тёмном пустыре торчал. Город тогда только строился. А теперь глядите: рядом школа, детсад, Дом быта…
Въезжаем во двор. Лариса Дмитриевна волнуется:
– Куда бы машину поставить, чтобы соседей не стеснить?.. Они ведь привыкли на свои места машины ставить.
– Так не платные же стоянки! – удивляется Игорь. – Кто первый встал, того и тапки.
– А вдруг рассердятся и вашу машину гвоздём поцарапают? – высказывает опасение учительница музыки.
Паркуемся с краю, Лариса Дмитриевна приглашает нас в гости. Квартира у неё небольшая, много места занимает пианино, которое превращено в подобие иконостаса: и сверху, и на крышке – везде иконы. Спрашиваю:
– Как же вы музыку играете?
– А я дома не играю. Слышимость-то в доме какая! Да и не хочется – на работе с учениками так фортепиано наслушаешься за семь-восемь уроков, что тишина музыкой кажется. Мечтала прежде: вот уйду на пенсию, для себя музыкой займусь. Но приходится и на пенсии работать, куда ж денешься.
Лариса Дмитриевна говорит об этом с улыбкой. Скромная русская интеллигентка. Собирает ужин на стол, а я думаю, как подступиться, чтобы о себе рассказала. Ведь стесняется: «Кто я такая, чтобы обо мне в газете писали?» Пожалуй, про её предков спрошу, а там уж слово за слово.
Святой из иконы
– Кто мои предки? Прадедушку звали Владимир Надежницкий, и мы думали, что он священником служил, потому через бабушку и маму остались сведения, что в его доме в Тобольске постоянно гостили священники. Когда я стала в церковь ходить, то начала записки подавать за упокой иерея Владимира. И вдруг он мне приснился – седой старец, на Серафима Саровского похожий. Я почувствовала тогда, что он совсем-совсем рядом со мной. Может, он и сейчас молитвами держит меня на этом свете, мне ведь 73 года уже, многие мои уже умерли – и муж, и родители, и братья…
– Так вам больше 70 лет?! – не верю. – А так молодо выглядите.
– Батюшка тоже не верил, переспрашивал: «Так сколько же тебе лет?» Знаете, я ведь с детьми постоянно работаю. Они как чистый лист бумаги, нет двуличия – и сама с ними чистишься… Что ещё о прадедушке знаю. Моя сестра, которая в Вологде живёт, нашла в Интернете епархиальные ведомости и выяснила, что Владимир Надежницкий, окончив епархиальное училище в Тобольске, служил псаломщиком, а священником стать не успел. Он рано умер и, по нашему семейному преданию, в гробу лежал как живой, так что мои бабушки думали, что он спит, а потом всю жизнь боялись, что их похоронят живыми.
– Других священнослужителей в роду не было?
– Может, и были, но в советское время этим как-то не интересовались. Тем более, в роду у нас были такие знаменитости, как мой дядя Василий Семёнович Литвинов, личный лётчик Жданова, руководителя блокадного Ленинграда. Кстати сказать, это благодаря ему в блокадный Ленинград была доставлена партитура знаменитой 7-й симфонии Шостаковича «Осаждённый Ленинград». Он был командиром самолёта Ли-2, и вместе с грузом – медикаментами и продовольствием для госпиталей – ему передали портфель с четырьмя объёмистыми тетрадями. В небе над Ленинградом летали немецкие истребители, но на бреющем полёте удалось туда пробраться, так что 2 июля 1942 года мой дядя передал портфель в оркестр Ленинградского радиокомитета. Там взялись репетировать исполнение симфонии, и дирижёр записал в журнале: «Репетиция не состоялась. Срабиан мёртв. Петров болен. Боришев мёртв. Оркестр не работает». Из ста музыкантов осталось 27 человек, да и сам дирижёр с женой накануне лежал в больнице с диагнозом дистрофии. Но сел он на велосипед, объехал весь город и собрал музыкантов, кто на ногах ещё держался. И 9 августа 1942 года в Большом зале филармонии 7-я симфония была исполнена, её передали по радио, и весь мир был поражён стойкостью Ленинграда.
После войны Василий Семёнович жил в Москве на Кутузовском проспекте, и мы к нему в гости ездили. И в Вологде гостили у другого дяди, который воевал в разведке, был офицером, дошёл до Берлина и расписался на стене Рейхстага. Жил он в небольшой, обычной квартире для рабочих, о подвигах не рассказывал.
И мой папа был таким же скромным – никогда не хвастался, хотя тоже офицер, майор, много орденов имел. На войну он пошёл, как только она началась, в двадцатилетнем возрасте. Был артиллеристом, участвовал в Курской битве. Потом ещё с японцами воевал, служил на Сахалине. Помню встречи однополчан: все гуляют в ресторане, я тихонечко в уголке сижу – меня-то, в отличие от старших братьев, некуда было девать и отец всегда с собой брал. Когда его на военную пенсию отправили, он работал в ДОСААФе и брал меня на соревнования по стрельбе, где судьёй был. Учил из пистолета стрелять, но у меня мандраж был.
– Братья по стопам отца не пошли?
– Нет, один в музыку подался, другой в науку. Станислав по моему совету поехал в Челябинск учиться в вузе, и с однокурсниками послали его на картошку в какой-то колхоз. А в тех местах ядерные испытания проводились, радиация ещё оставалась, и брат заболел, рано умер из-за онкологии. До сих пор виню себя.
А Владислав до 80 лет прожил, недавно умер. Он в Москве работал в каком-то секретном главке, который то ли атомной энергией занимался, то ли космосом. Когда мы с его женой покрестились, то решили ещё и дочку их покрестить, но была проблема: вдруг начальство Владика узнает. Уже был прецедент: какой-то партийный чин допрашивал, почему у них в доме иконы висят. Владику удалось отговориться тем, что жена его художник и старинные иконы коллекционирует. Брат был очень умный, всегда в корень смотрел и мог любую проблему разрулить. Мы с мамой просили ему свои сны толковать: ей такие сжатые, телеграфные снились, а мне художественные – и он всё по полочкам раскладывал, а потом делал заключение: «Но всё это выдумка, этому не надо верить». Может, он и был прав. Но вот однажды снится мне какой-то город белый – строения не наши, белоснежные и церкви другие, закруглённые как бы. Вхожу в церковь, там икона, и из этой иконы выходит святой, целует стены храма и плачет. На следующий день вижу по телевизору: Югославия, Белград, над крышами домов дымы. Это американцы начали бомбить Белград. И тут уже я заплакала… Знаете, мы ведь не только родственников своих чувствуем, переживаем за них, но есть что-то большее.
Молебен трём мученикам
– Бомбардировка Белграда в 1999 году была, – вспоминаю. – Получается, вы уже здесь в храм ходили. А как в Кириши приехали?
– Музыкальное училище я окончила в Нальчике, там же заочно поступила на филфак – так, для общего развития – и поехала в Ленинград к тёте, папиной сестре. О ней тоже можно долго рассказывать, старой блокаднице. Жила я у неё в коммуналке в историческом центре города, но чтобы не стеснять, решила в Киришах пожить, где у меня были друзья. Да так и осталась здесь. В музыкальной школе преподавала, а когда открылась школа искусств, то приняли туда, поскольку уже имела высшее образование, хоть и филологическое. До сих пор там работаю, не отпускают. А когда на Чёрной Речке храм открылся, поехала туда – и всё, поняла, что там моё место. Меня и муж ругал, Царствие ему Небесное, и друзья приходили, удивлялись – будто я в какое-то неприличное место попала и меня надо выручать. Конечно, были свои искушения… Поначалу хор в храме не нравился, мне с музыкальным образованием казалось, что слишком «по-народному» поют, но потом и хор наладился, и я сама стала понимать, чем молитвенное пение отличается от концертного… Да вы про меня не пишите! Есть же более достойные, пойдёмте покажу.
Хозяйка достала фотоальбом:
– Вот мы с Галиной Ивановной стоим, она всё и начинала. Получив благословение от старца ещё в 80-е годы, стала она пороги начальственные обивать, чтобы храм в городе открыли. В исполкоме в коридоре сидела, а на неё никто внимания не обращал. Были у неё сподвижники, да побоялись с ней в исполком идти. Всё же добилась своего. Когда Галина Ивановна умерла, на сороковой день приснился мне сон. Будто бы идём мы к ней с иконой, чтобы от прихода её поздравить. А там, на небе, у неё уже домик построен, красивый, двухэтажный. Галина Ивановна выходит на крыльцо, глаза опущены, но улыбается – всё у неё хорошо. Ирина Ивановна передаёт ей икону, она принимает… Думаю: «Что за икона?» Так это же Рождества Пресвятой Богородицы! От храма, который она открыла.
– Ирина Ивановна тоже старейшая прихожанка? – уточняю.
– Не совсем. Она прежде, при митрополите Алексии, будущем Патриархе, преподавала церковное пение в Санкт-Петербургской академии и семинарии. А потом служила регентом в храме в Парголово и к нам приезжала, потому что поблизости у её подруги дача. И с нами она постоянно в паломничества ездила. И куда мы ни приедем, батюшки её обнимают, рады встрече – это бывшие её студенты. А ездили мы много и бесплатно, батюшка автобус арендовал за счёт спонсоров. Все возрождавшиеся тогда монастыри в митрополии посетили – не по одному разу и не с пустыми руками. Помню, как в Коневецкой обители обрадовались помощи – продуктам и вещам, у них ведь даже постельного белья не было, так бедно жили. Да и мы тоже как все. Помню, митрополит Владимир приезжал, посмотрел на нашу жизнь и сказал: «Да у вас тут катакомбная церковь».
– А вот необычный снимок, – заглядываю в фотоальбом. – Перед Голгофой над кануном – туманное облако, словно бы фигура человека поднимается.
– Было такое чудо, и кто-то из наших успел сфотографировать. Но батюшка сказал, чтобы не искушались этим – оно непонятное, для чего и почему. А бывают чудеса понятные. Вот когда в городе храм Рождества Богородицы строили, вдруг всё застопорилось, деньги закончились. И мы заказали молебен святым мученикам Прову, Тараху и Андронику…
– Почему именно им?
– Их мощи были положены в основание храма, под престол. И представляете, после второго молебна стали выделять деньги, батюшка воспрянул и пошла работа. У нас уже традиция такая – разным святым коллективно молебны заказывать. В «Вере» прочитала, что кого-то жёны-мироносицы спросили: «Почему вы нам не молитесь, мы же с Христом были рядом». И говорю: «Девочки, давайте-ка им молиться!» Ну, «девочки» у нас – всем под 60 лет. Другой раз в «Вере» прочитала о просьбе помолиться о здравии перед иконой «Умягчение злых сердец», и мы снова собираемся…
– А вы газету ведь читаете с 90-х годов?
– Да, в середине 90-х в Петербурге проводилась вторая по счёту выставка «Православная Русь», и я там, в Михайловском манеже, увидела «Веру». Сама подписалась, потом коллективную подписку организовала. Сначала не знала, как 10 человек на приходе наскрести, а в прошлом году был рекорд – 64 человека. Иной раз с двумя сумками в храм прихожу, чтобы газеты раздать, в том числе тем, кто прошлый раз на службу не приходил… Вот хорошо, что напомнили! Утром одна женщина 300 рублей прислала, надо в журнале отметку сделать.
…Ужин окончен, хозяйка взялась за свою бухгалтерию, а мы стали вещи вынимать, обустраиваться. Ближе к ночи Лариса Дмитриевна, чтобы нас не стеснять в своей квартире, пошла ночевать к подруге Катерине.
– Мы с Катей, уж не помню, сколько лет дружим, – пояснила она. – Ей 83 года, но помнит имена своих односельчан и всех без исключения в молитвах поминает.
«По-настоящему»
Вернулась хозяйка утром, но не в самую рань.
– Решила дать вам поспать, – сказала она. – Вы же с дороги. Да и с Катей заговорилась. Звала её, чтобы с вами познакомить, да чего-то застеснялась она журналистов. Ну ничего, сейчас в храм поедем, я с другими подписчиками «Веры» познакомлю.
Церковь Рождества Пресвятой Богородицы нас просто поразила, как и обещала Лариса Дмитриевна. Мрамор, фрески, позолота. Врата на территорию – как отдельная церковь, внутри на сводах купола восемь архангелов встречают. Написаны в знакомом стиле – видел такое в Петербурге в Феодоровском соборе, где нижний храм расписывал архимандрит Зенон (Теодор). Лариса Дмитриевна подтверждает: большую бригаду иконописцев из Москвы, Петербурга и других городов как раз он и возглавлял.
Что ещё необычно – в этом павильоне на входе расположена церковная лавка. Знакомимся с работницами храма Татьяной и Антониной, они ведут нас дальше по обширной площади, аккуратно выложенной плиткой.
– Здесь глинистый пустырь был, – рассказывает Татьяна, – и поначалу бетонные плиты положили, чтобы гружёные машины могли проехать. А когда храм уже подняли, полтора месяца брусчаткой мостили – было нас 60 человек. Жара стояла, батюшка нам всё время квас да воду подвозил, а если кто устанет и ругнётся в сердцах, то заставлял участок вокруг разобрать и заново мостить с молитвой. Так что камни, по которым идём, – они намоленные.
– Тань, а помнишь, юмор был, – говорит Антонина. – Плитку кладём, и батюшка говорит: «Вы в щёлочки между плитками песок засыпайте». И вот я струйкой туда сыплю, а мастер, который всем руководил, смеётся: «Чего вы там поливаете? Это ведь не огород». А надо было просто песок высыпать и веником размести – он по щелям-то и заполнял.
– Это мы потом поливали, когда цветы сажали. Воду вёдрами таскали из соседнего дома. Ой, сколько КамАЗов с землёй под цветники привезли, не сосчитать! И ещё деревья сажали и поливали, каждое с именем – в честь благотворителей и членов их семей. Саженцы нам привезли из питомника Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря. Было это 30 мая, и игумен Адриан говорит: «Кто ж в такую пору, в жару, деревья сажает?» Он сам профессиональный садовод, в миру был учёным биологом. «Не должно прижиться, – говорит, – если только помолиться…» И все мы молились, и все саженцы, кроме одного, земля приняла. А вон у той ёлочки ветки выросли в форме креста.
– Да, много здесь трудов, – Игорь достаёт фотоаппарат. – А вон то здание рядом с храмом – это воскресная школа?
Показывает на каменный дом в стороне от храма.
– Это вообще-то… туалет.
Позже не преминули туда заглянуть. Подобное я видел только в Москве близ Храма Христа Спасителя. Мрамор, бронзовые ручки, водопроводные трубы из нержавейки. Всё очень дорогое.
А сам храм! Кругом мрамор, в том числе итальянский, гранит – из Карелии привезённый. Киоты, потолки в подсобках – из морёного дуба. Иконостас вообще произведение искусства.
– Такую высокую планку поднял наш благотворитель, генеральный директор «Киришинефтеоргсинтеза» Вадим Евсеевич Сомов, кстати, начинавший простым оператором на производстве, – объясняет Антонина. – Для Бога – только настоящее, такой у него подход. И батюшка с ним согласен, говорит нам: «Ничего временного здесь не должно быть. Временное – на Чёрной Речке было».
– Вижу, и зодчего хорошего нанимали? – спрашиваю.
– Строили по проекту Александра Знаменского, известного петербургского архитектора. При нём успели поднять только сам собор и храм-часовню Ильи Пророка. Осталось построить церковный дом с воскресной школой и фонтаны поставить, но денег уже не хватило. И сам Александр Васильевич умер. Но его сын, Глеб Александрович, готов продолжить работы. Он создал мастерскую, чтобы завершить все проекты отца. Были бы деньги… Пока что даже роспись в храме-часовне не доделана.
Процветшая ветвь
Настоятель храма был в отъезде, и Антонине пришлось звонить его матушке, чтобы узнать, можно ли корреспондентов на колокольню провести. Получив благословение, поднимаемся наверх. Что удивительно, даже здесь, на технической лестнице, стены расписаны фресками.
– А звонарь у нас рок-музыкант, – говорит Антонина, – с мальчишками в каком-то подвальчике в ансамбле играет. Но музыкальное образование имеет, человек творческий, ищет новые звучания колоколов. У нас в общине много людей интересных, увлечённых.
Обозрев окрестности, спускаемся обратно, и нас знакомят с другими прихожанками, которые «Веру» читают:
– Вот это Татьяна. Она у нас всегда опаздывает, когда мы в паломничество едем. Ждём-ждём – глядь, бежит с огромными сумками. А в них шапки, пуховые платки, варежки для нас, чтобы не замёрзли, заботливая. А это Лариса – она микробиолог и ваша землячка, из Сыктывкара…
Женщины ведут нас по полу из итальянского мрамора, показывают иконы:
– Вот эти две, Казанская и Николы Чудотворца, из первого ещё храма на Чёрной Речке. Их написал наш местный художник. А эта уже здешняя, такой нигде в мире больше нет – Боголюбская Божия Матерь с предстоящими мучениками Провом, Тарахом и Андроником. Почему именно они? В день Боголюбской иконы экскаватор начал фундамент рыть, тогда же и мощи мучеников под алтарь заложили. Это день рождения нашего храма. А вот икона Пюхтицкой Божией Матери – её праздник приходится на тот же день, на 1 июля, поэтому она тоже наша.
– И что интересно, одна наша прихожанка, Наташа, в монастырь ушла, когда мы ещё на Чёрную Речку ездили, – продолжает Татьяна. – И как раз в Пюхтицкий. Такое совпадение. Сейчас она монахиня Назария, и когда будете в Пюхтицах, обязательно с ней познакомитесь – у неё послушание в гостинице для паломников.
– Ой, я же вам забыла Неопалимую Купину показать, которую Назария привезла, – спохватилась Лариса Дмитриевна. – Она у меня дома на подоконнике в горшке растёт.
– С этим растением чудесная история была, – говорит Татьяна. – Вместе с настоятельницей Пюхтицкого монастыря Назария поехала в Иерусалим. Побыли они там, Назария обратно собралась, а игуменья Варвара решила задержаться. «Матушка, вы когда приедете?» – спросила Назария. Настоятельница показала на сухую веточку, закладку в книге Назарии: «А вот когда распустится эта веточка, тогда и приеду». Пошутила так, очень ей хотелось на Святой Земле ещё побыть. Назария в Пюхтицы вернулась, веточку в воду поставила, та и вправду ожила. Из неё потом куст вырос. А взята веточка была из куста, который на Святой Земле вырос, как говорят, из побегов той самой Неопалимой Купины, в которой Господь явился Моисею. На вид это обычное растение, на ежевику похоже. И вот несколько веточек матушка Назария нам привезла, они и у нас выросли.
– Я свой кустик, наверное, в Варлаамо-Хутынский монастырь отвезу, – сообщила подругам Лариса Дмитриевна. – За ним ухаживать надо, а я чего-то болеть стала. На Хутыни у матушек всё расцветает, у них лучше сохранится.
Женщины с Игорем пошли дальше, а я остановился поговорить с Ларисой Николаевной, микробиологом. Сама она с Украины, выросла в Сыктывкаре, а на биолога училась в Ленинграде.
– Как думаете, эта история с ожившей веточкой реальна? – спрашиваю.
– Если ветка совсем засохла, уже не гнётся, то ожить не может. А если такая, как мы вербу на праздник срезаем, то почки распуститься вполне могут. Естественным образом. Но есть ещё чудеса Божии, их наука никак не объясняет.
– Лариса Дмитриевна показывала нам фотографию с необычным явлением – словно дух проявился у креста Голгофы. Вы там присутствовали?
– Да, стояла на службе. Своими глазами не видела, да и не могла – это, как понимаю, только на фотографии и проявилось. А что сама видела – как иконы сами по себе проявляются. Там же, на Чёрной Речке, был у нас совершенно чёрный образ. Однажды прихожу – на нём светлое пятно появилось. Подумала, что кто-то так почистил. Но храм был закрыт, никто не мог к ней притронуться. А потом образ стал светлеть – и увидела я лик Богородицы. Оказалось, что это икона Божией Матери «Благодатное Небо». Такое же обновление случилось с иконой Николая Чудотворца, к которой мы только что подходили. Правда, произошло это, уже когда с Чёрной Речки её сюда привезли. Она прям засияла. Ещё видела, как мироточила икона «Умягчение злых сердец». Научно это никак не объяснить. Но сверхъестественным я бы это не стала называть – это тоже естество, которое мы не знаем, а Бог знает.
– А вы кто по профессии?
– Работала инженером-технологом микробиологических производств на биохимзаводе, а когда его закрыли, стала переводчиком в патентном бюро. Перевожу с английского заявки на изобретения в области биохимии, фармацевтики и генной инженерии. И каждый день столько нового узнаю! Работа на удалёнке, и чем она хороша – могу днём в храм ходить и помогать, а переводами заниматься вечерами.
– Как вижу, у вас в общине много людей с высшим образованием.
– Есть даже кандидат технических наук. Вообще, в Кириши много ИТР приехало, когда производство развивалось, и наш город этим выделяется, уровнем образованности. Ещё среди прихожан много учителей, есть даже учительница танцев.
– Могли бы и в воскресной школе преподавать.
– Так нет её. У нас за забором большой пустырь, церковная территория, на которой должны были построить православно-духовный центр. Там же по проекту и чудный сад должны были насадить, с красивым мостиком через пруд, с площадками для детских игр. Но средств не хватило. А такой центр очень нужен, чтобы киришан просвещать. У нас населения более 50 тысяч, а в храм-то ходят единицы. Только в субботу и воскресенье собирается народ, хотя службы каждый день, вечером и молебен, и панихида, и хор поёт. Однажды было так: в хоре шесть человек, а в храме – всего один. Время сейчас сложное, за воинов молиться надо, а народ этого не понимает. Ну, сколько бы нас ни было, стараемся… Вчера вот был молебен о здравии Александра, Виталия, Алексея, Дионисия и других. Александр – это электрик нашего храма, он добровольцем воевать поехал и прислал нам имена своих сослуживцев, всех вместе поминаем.
– Газету «Вера» давно читаете?
– Да уж и не помню, сколько лет. И вижу, что вы развиваетесь.
– А мне кажется, глупеем год от году.
– Нет, у вас лишнее отпадает, как шелуха. Я вижу это. И всегда искренне пишете – это главное. Рада, что к нам приехали. Вам успехов, чтобы побольше интересных местностей, а мы уж почитаем с удовольствием. Через газету знакомимся с жизнью: здесь так, а там иначе. И как-то всё у вас по-домашнему, словно мы в одном доме.
– А так и есть.
Женщины провожают нас до ворот с восемью архангелами. Прощаемся. Даст Бог, ещё свидимся.
Фото Игоря Иванова
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий