Ольга Сергеевна Кужелева

«Учила меня»

Иначе я её представлял, совсем иначе – всё же бывший директор совхоза. Думал, громовая женщина, сходу берущая быка за рога, но ошибся. Простая, добрая – из тех, кто не лезет вперёд, а терпеливо тянет свой воз. Сунут им в руки оглобли – тащи, а потом всё подкладывают да подкладывают. Несколько раз особенно сильно удивила, а главное – понять не могу, откуда такая сила в этом ровном, негордом человеке.

…Впервые я услышал об Ольге Сергеевне год назад от насельника Антониево-Сийского монастыря и старинного друга нашей редакции игумена Варсонофия (Чугунова). В № 896 нашей газеты был опубликован очерк «Как Дунька стала Бунькой и другие истории», где батюшка вспоминал про девяностые. В то время ему, в недавнем прошлом авиационному инженеру, поручили заведовать в обители коровником. В коровах он тогда разбирался куда хуже, чем в самолётах, но нашёлся человек, который помог.

«Учила меня ветеринарному делу Ольга Сергеевна Кужелева, – рассказал он. – У неё восемь детей – мать-героиня, а работала она в соседнем совхозе, точнее в Емецком опытном хозяйстве, сохранившемся с советских времён. Я звонил ей даже ночью, когда обратиться было больше не к кому. Заболело животное, утра ждать не станешь. Лошадь холодной воды напилась и потеряла жеребёнка – что делать? Звоню, спрашиваю. Однажды объяснила, как поступить, если корова перестаёт жевать. Это звучит непонятно – ну, перестала и перестала, а на самом деле очень плохо, она должна жевать постоянно – процесс такой. Как объяснила Кужелева, в таких случаях берётся бутылка водки, засовывается в рот, выливается – и корова снова начинает жевать.

Она же жертвовала упряжь, хомуты, которые были им не нужны в хозяйстве. Её ругали, что она нам помогает, но Ольга Сергеевна не отступала. Денег у неё в хозяйстве особо не было, всё держалось на её авторитете. Мы очень сдружились, даже в паломничество вместе ездили. Вспоминается, как побывали у святой Матроны. На улице было минус сорок, и на могиле оказалось всего три-четыре человека, а не обычная километровая очередь. Это был, кажется, девяносто седьмой год…»

Тогда же отец Варсонофий предложил нас познакомить.

– Вы ветеринар по образованию? – спрашиваю у Кужелевой.

– Нет, – улыбается. – Кем я только в своей жизни не была, но начинала как школьная учительница. После училища поступила заочно в пединститут, на факультет иностранных языков, мечтала стать переводчицей. Но одна за другой пошли дочки, и учёбу пришлось оставить…

На старой фотокарточке – бабушка Ольги, Ксения Фёдоровна, и мама, Надежда Прокопьевна

«Не по своей воле»

– Родилась я в Самарской, тогда Куйбышевской, области. Моя мама была директором школы и парторгом, – продолжает рассказ Ольга Сергеевна, – а бабушка – очень верующей. Во время войны потеряла мужа и двух детей-двойняшек, они умерли от тифа, так что, кроме мамы, у неё никого не осталось. А как внуки пошли – их было семеро, – бабушка стала нянькой и тайно всех крестила.

Бабушка вспоминала, как закрывали храмы и сбрасывали купола, но была уверена, что однажды люди вернутся в Церковь. К тому, что я была пионеркой, комсомолкой и даже комсоргом, относилась спокойно, словно знала, что это временно. Говорила: «В нынешнее время нужно выполнять что велят, но в душе никогда не расставайся с Богом. Повторяй: “Прости меня, Господи! Я делаю это не по своей воле”». Ещё учила: «Утром встанешь, скажи: “Господи, благослови меня”».

В красном углу у нас была одна большая икона и несколько образов поменьше: как входишь в комнату – они перед глазами. Помню, как мы с бабушкой украшали их самодельными цветочками. Получалось очень красиво. Мама сначала не возражала, но когда при Хрущёве снова начались гонения, сказала: «Ко мне могут прийти люди высокопочтенные, надо иконы убрать». Бабушка перекрестилась и произнесла, обращаясь к образам: «Гос-поди, прости меня, многогрешную», – после чего мы перенесли иконы на кухню. Спустя какое-то время мама попросила и вовсе их скрыть. Так иконы оказались в кованом сундуке. Но бабушка всё равно продолжала читать «Отче наш» перед тем, как сесть за стол.

Она оказалась права: однажды люди вновь начали возвращаться в храмы, среди них и моя мама. Это случилось примерно в 1992–93 годах. Она пришла в Церковь почти одновременно со мной. Бабушка не дожила до этого несколько лет, её не стало в 1988-м, в год Тысячелетия Крещения Руси и прекращения гонений. Но иконы к тому времени уже вернулись на прежнее место.

В доме напротив нашего жила ещё одна верующая старушка. Она была горбатенькой, одинокой, в селе её звали кто колдуньей, кто ведуньей, но это была неправда. Я её не боялась, мы вместе ходили в лес и за травой для её овечек и кроликов. Иногда она просила: «Иди вымой руки, сполосни рот и садись». Когда я всё исполняла, она доставала большую книгу – Евангелие – и просила: «Читай!» Я тогда не очень понимала, что читаю, тем более что книга была на церковнославянском, поэтому спрашивала, что означает то или другое непонятное слово.

«Горька будет твоя жизнь»

– После педучилища распределили меня в одну небольшую деревеньку в Куйбышевской области, – вспоминает Ольга Сергеевна. – Очень интересно было работать учительницей – меня любили дети, я их тоже очень любила. Было мне тогда всего восемнадцать, потому что в школу, можно сказать, с пяти лет пошла, шесть мне исполнилось 2 сентября.

Место, где я преподавала, было глухое, в 1969-м там не было ни одного телевизора. Мы с мужем купили первыми, и к нам потом ходили как в клуб его смотреть. Тогда же пришлось научиться ухаживать за коровой, не ведая, что однажды стану не переводчицей, как хотела, а телятницей.

– Подождите, Ольга Сергеевна, до телятницы мы ещё дойдём. А пока скажите, как вы замужем оказались.

– Не по своей воле, муж меня выкрал… Не понимаете? Понравилась я даже не будущему мужу Николаю, а свекрови. Она оценила: девка работящая, встаёт рано. В День сельского хозяйства, 12 октября, как сейчас помню, мы были в клубе. Когда вышла, мне на голову накинули тулуп, бросили на сани и ночь у себя продержали. Сегодня бы окно выстегнула да и ушла. А тогда всю ночь проревела, а утром пришли сёстры мужа, говорят: «Ты ведь учительница, как пойдёшь теперь по деревне? Спросят тебя, где была, и всё, опозорена».

Утром Николай поехал к моей маме, сказал ей, что я согласна. Ну, она возражать и не стала.

– Вы его не любили?

– Нет, – грустно и спокойно отвечает Ольга Сергеевна, – не любила. Поначалу думала, что стерпится – слюбится, но ничего не вышло. Помню, когда первый раз была беременна, появилась у нас дома цыганка. С цыганами я с детства была знакома, бабушка их пускала ночевать, так что понимала, кому можно верить. Эта была как раз из таких. Появилась она у нас после того, как брата мужа ударили по голове и он сильно занемог. И цыганка взялась лечить, сказав: «У вас в погребе две фляги мёда стоит. Одна моя за лечение». Знать про мёд она не могла, но ведала, так что ей поверили.

«Ты улыбаешься, – сказала цыганка, увидев меня, – но горька будет твоя жизнь». – «Почему?» – «Детишек много будет». – «Да я рожу одну, и больше не надо». – «И с мужем жить не будешь…»

Всё сбылось. Мне 71 год, а я всё не могу этого забыть. Начиналось у нас с мужем, как в обычной семье, меня даже депутатом тогда выбрали. Пошли дочки одна за другой: Ирина, Елена, две двойняшки – Людмила и Наталья, Надежда. Шестая, Александра, родилась, когда я уже сбежала на Север.

– В то время после второго ребёнка обычно аборты делали.

– «Раз Бог дал ребёнка, – учила меня бабушка, – поможет и вырастить». Убеждая, что детоубийство – это смертный грех. К тому же Николаю очень хотелось сына, поэтому я и решилась на пятую, а где пять, там и шесть. Так вот моя судьба сложилась. Слава Богу, что так сложилась. Но в то время, когда муж начал пить, ещё не знала, что стану счастливой.

Работал он трактористом, а среди них многие выпивают. Переехали мы подальше от его друзей, но от себя не уйдёшь, так что после работы зайдёт, бывало, в пивнушку и так напьётся, что, едва переступив порог дома, падает на пол. Я девочкам своим объясняю: «Ой, папа устал!» Но они с каждым годом всё меньше этому верили. Николай вроде уснёт поначалу, а потом проснётся буйноватый, начинает за ножи да за ружья хвататься. Я специально племянников его к себе пожить пускала, чтобы могли меня защитить.

Много лет спустя, когда руководила комплексом, подойду, бывало, к мужику, спрошу: «Ты зачем пьёшь? Для работы трезвая голова нужна, да и здоровье поберёг бы». «Прожила бы ты мою жизнь!» – отвечает пьяница. Кто бы мою жизнь прожил! Я жила ради детей. Лишь бы их прокормить, обуть, одеть. Старалась преодолевать трудности с молитвой: «Помоги мне, Бог, приди на помощь!» Не хотела я, чтобы дочки видели, как спивается их отец. Мы с ним вроде и не ругались, Царствие ему Небесное. Но однажды я поняла, что больше так не могу, и уехала.

– Не понимаю, как можно уехать беременной и с пятью дочками?

– Никто не представляет. Уехала, ничего с собой не взяв, кроме двух рюкзаков с вещами детей. Муж вернулся с работы, побежал к моей бабушке – она жила в пяти километрах. Не сказал, что случилось, просто спросил, не заходила ли я. Потом – к сестре моей. Только тогда понял, что я уехала насовсем. Не сразу, а всё ему я простила. Но когда приехал уговаривать вернуться, ответила отказом.

Жизнь у него потом не сказать чтобы не сложилась. Снова женился, дождался наконец-то сына, с которым мои дочки сейчас дружат, считают братом. И мужнина родня на меня зла не держит: как поеду на родину в гости и могилки проведать, зайду к ним. Просто не с того наша с Николаем жизнь началась.

Рассыпавшаяся семья: Ольга обнимает старшую дочку Ирину, в центре – дочки Елена, Людмила, Наталия. Рядом бабушка и муж

«Два сыночка в белых рубашечках»

– Очень благодарна, что меня, многодетную, в Верхней Тойме не побоялись взять на работу. Порой, конечно, ложилась вечером со слезами: как же мне дальше жить? Алиментов-то муж не платил. Но почитаю молитву, попрошу Господа Бога о помощи, а когда утром встану – откуда ни возьмись приходит какая-то помощь. Под Покровом Божьим и спать ложилась, и вставала.

Сначала, чтобы прокормить детей, работала в лесу поваром. Народ был доволен, так что про меня даже в «Советской России» статью написали: «Таёжная повариха». Потом стала заведующей столовой, а после – заведующей ОРСом: обеспечивала продуктами магазины, столовую, детские сады.

Когда старшие дочки подросли и уехали учиться в Архангельск, стала задумываться о переезде. Тойма – это хоть и не остров, но отделена от мира Северной Двиной. Как перестали ходить пароходы, захотелось жить там, где есть дороги. Емецк выбрала случайно. Заехала туда как-то раз в гости и узнала, что в совхозе требуются работники и что им даже дают квартиры.

Когда переехала сюда, стала работать простой телятницей в родильном отделении, правда зарабатывать в несколько раз больше, чем прежде: вместо ста с чем-то рублей шестьсот-семьсот. Нашла, наконец, и женское счастье – сошлась с хорошим человеком и родила двух сыновей-близнецов, Женю и Серёжу. Так стало у меня уже восемь детей.

– Какая биография бурная! А второй муж жив?

– Тоже уже нет в живых.

– Вы любили его?

– Любила. А что у меня родятся сыновья-близнецы, мне лет за десять до этого сон был, ещё когда жила в Самарской области и дочек было только пятеро. Увидела, что на кровати два сыночка сидят в белых рубашечках, шортиках, при галстуках. Женя у меня потом и правда очень галстук любил. Воспитательница смеялась: «Он у тебя начальником будет». Сейчас работает начальником отдела в Москве, по банковскому делу.

У них с моей старшей дочкой разница в двадцать лет, так что я сначала стала бабушкой, а потом родила сыновей – старшему внуку сейчас 32 года, а сыновьям по 31. Внук старший, помню, прибежит, увидит, что сыночки на коленях, и спрашивает: «Бабушка, я твой первый внук. Я твой любимый внук?» – «Да, конечно, ты мой любимый внук». А так все дети, внуки и правнуки любимые. И дружно живут.

Ольга Сергеевна с дочками и внуками

«Увидишь священника – благословись»

– С сийскими монахами мы познакомились в 92-м. Когда начинала работать в Емецке, в монастыре был пионерский лагерь, а через несколько лет его передали Церкви. Вскоре заходят к нам в контору отец Трифон (Плотников) и его помощник, отец Варлаам, договариваться насчёт угодий, нескольких полей и сенокосов, которые раньше принадлежали обители.

В то время я работала в бухгалтерии, так что всё было на моих глазах. Наши агрономы и зоотехники – сплошь коммунисты – начали кипятиться: «Какие-то монахи появились, будут забирать землю!» В общем, отказали. Хорошо запомнились слова отца Трифона: «Ну что же, отрицательный – это тоже ответ». Отдали им земли позже, когда наше хозяйство начало разваливаться. Я так думаю, что если бы сразу пошли навстречу, то, может, всё для совхоза получше сложилось, Господь бы вознаградил.

Батюшки, конечно, были огорчены, получив отказ, а я подошла и попросила благословения, как учила бабушка: «Если увидишь священника, благословись». Так мы и познакомились. В рясах, бывало, идут по Емецку, и народ оборачивается. Поднимаются ко мне на третий этаж в гости чаю попить – весь дом наблюдает. Потом спрашивают: «Сергеевна, ты где монахов нашла?» А это они меня нашли.

Когда начались службы в Сийском монастыре, стали мы с младшими детками туда ездить. Мальчикам было по два года, крестили их в обители. Бывало, что всю ночь они со мной стояли в храме. Поначалу верующих из Емецка возил в обитель автобус, потом добирались на автомобилях. К сожалению, воспитание дочек пришлось на то время, когда церкви рядом не было, что впоследствии сказалось, а вот сыновья сызмалу при храме. Все праздники – Троица, Пасха – очень красиво проходили. Возобновили крестный ход, стали ходить на Святое озеро.

– Тяжело далась первая исповедь?

– Очень тяжело. Но я благодарна отцу Трифону и всем, с кем свела меня тогда судьба. Такие доброжелательные, жизнерадостные люди, хорошо было с ними. Всех помню. Из монахов игумена Варлаама, отцов Владимира, Феофила, Даниила, Иеремию – брата отца Варсонофия, иконописца Сергея Егорова, матушку Никодиму – маму отца Трифона. По сей день общаюсь с иеромонахом Пахомием, который здесь у нас начинал, а сейчас живёт в Сербии.

Но особенно мы подружились с отцом Варсонофием. Он монастырским стадом заведовал, а я помогала чем могла. Когда обитель стала обзаводиться хозяйством, я узнала, что за дело взялись инженеры да авиатехники. Ну что из этого могло выйти? Но да ведь и сама я такая – самоучка. Стала помогать. Звонят, бывало, ночью: «Корова телится, что делать?» Приедут, заберут меня, помогаю. А когда отелилась, учила вымя разрабатывать. После первых холодов отец Варсонофий пишет: «Ольга Сергеевна, у нас плюс десять. Холодно корове». Говорю: «Подстилки побольше постелите, двери реже открывайте». Чем отец Варсонофий брал, так это любовью к животным. А если к корове с любовью, с лаской подходить – удои повышаются. Грубая доярка столько не надоит, сколько добрая, – коровы очень чувствительны. Так что всё у батюшки получалось.

«Люди мне поверили»

Отец Варсонофий (Чугунов) из авиационного инженера переквалифицировался в монастырского зоотехника. Фото 1996 г.

В советское время в Емецком совхозе было две тысячи коров-холмогорок. Хозяйство передовое, опытное, так как находилось в системе ВАСХНИЛ – Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. В 1970-м про совхоз сняли фильм. Сейчас больно смотреть на красивых, трудолюбивых людей в кадре, простенько одетых, но полных жизни. Куда же это делось? Ольга Сергеевна стала последней, на ком всё держалось.

– Начинала я телятницей, – вспоминает она, – опыта поначалу немного, но, слава Богу, освоилась. Может, потому что страха не было. Простые отёлы я ещё в молодости научилась принимать, а чтобы освоить остальное, много читала, смотрела, училась.

Для выращивания холмогорок нужно полноценное питание, чтобы рацион не менялся. Нужно вовремя осеменить, изучив родословную, вовремя прививки сделать. В 89-м был сильный падёж из-за того, что в заготовленном сене оказалось слишком много нитратов – неправильно удобрение внесли. И телята начали умирать, но мы боролись за каждого, и я научилась делать внутривенное телятам. Или возьмём скручивание коровы при родах, когда телёнок не идёт. Опытный врач один раз показал мне, как правильно раскрутить с помощью двух-трёх мужиков. Попробовала – и научилась.

Вскоре назначали меня бригадиром, потом перевели в бухгалтерию. И хотя я не специалист – была когда-то учителем начальных классов, а представьте, стала директором сов-хоза. Когда начался развал, люди мне поверили, хотя к тому, что я верующая, по-разному относились. Помню, решила освятить здание животноводческого комплекса. Позвала отца Варсонофия, а бывшие коммунисты возмутились: «Что он тут делает?!» Но когда в Емецке открылось монастырское подворье и люди стали туда ходить, отношение изменилось.

А с хозяйством было очень тяжело. Механизаторы выкупили трактора, я выделяла им топливо, и они заготавливали корма. Как-то начали приспосабливаться, но всё было против нас: зарплаты не платили годами, меняли молоко на картошку, хлеб, сахар, чтобы людям хоть что-то раздать. С 1996-го по 2001-й годы жуть что творилось, да и потом не сказать, что легче было. Стало не хватать рабочих рук: одни подались в города, другие спивались. Корма дорожали, молоко дешевело, за новыми технологиями нам было не угнаться – не было ни сил, ни средств.

– Что за технологии?

– Скажем, корова сейчас меньше двигается и меньше живёт. Раньше до 15-20 лет доживали, сейчас до 10-12. Как-то не по-людски это, но никуда не деться. Это бы ладно, если бы не мешали. Особенно трудно переживались постоянные суды – то не так, это не так, словно мы враги, которых любой ценой нужно сжить со света. Лес нам положен, так ведь пока все нервы не вымотают, не получишь. Помощи никакой ниоткуда. Держалась я ради людей, которым оставалось два-три года до пенсии. Дотянула их и ушла.

Это случилось в июне 2006-го. На ферме тогда оставалось около двухсот животных с телятами, коровами, нетелями. Но уже к зиме ничего не было – сменивший меня предприниматель всё распродал, а зарплату не заплатил. Такое было сплошь и рядом: приватизировали за копейки и распродавали. И не стало фермы.

И ведь такие угодья у нас были! Сейчас всё зарастает лесом. Но в некоторых местах, например в Березнике – это девяносто километров от Емецка, хозяйства уже начали восстанавливать. Мы переписываемся, стараюсь быть в курсе. Может, и у нас так будет, очень бы хотелось, ведь возродились же храмы.

«Слава Господу, здравствую»

– Почему вы в начале 90-х стали ходить в церковь?

– Ещё бабушка говорила: если есть храм, надо ходить – это дом Божий, – отвечает Ольга Сергеевна.

– И только?

– Нет, не только. Радостно мне там было. Когда выходила со службы, появлялись новые идеи, какие-то планы, какое-то возрождение во мне происходило. Выходишь благородная такая. А где-то ждут тебя шесть дочек-лапочек и два сыночка-ангелочка. Всех детишек удалось поднять – двадцать внуков у меня и восемь правнуков.

– Сколько-сколько?!.

Собеседница смеётся:

– Так что я очень довольная и даже счастливая. Восьмерых детей родила, шесть операций перенесла. И живу, слава Господу, здравствую.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска