О том, почему русские уезжают из Украины

Возвращённые лики

С этой женщиной, у которой три имени и звучная фамилия Король, мы познакомились в день Георгия Победоносца, когда спецоперация на Украине шла уже полным ходом и бои успели прокатиться по её родной Киевщине. Познакомились в городке Нерехта, что под Костромой. Шли по старинной улочке и решили зайти в храм с одной позолоченной маковкой, окружённый строениями промышленного вида.

– Так здесь в советское время и была макаронная фабрика, – пояснила свечница Наталья, когда мы зашли в собор. – Восстанавливаем потихоньку. Благовещенский придел ещё не готов, а приделы Кирилла и Афанасия Великих и Георгия Победоносца уже освящены. С утра престольный праздник в Георгиевском служили – народу-то пришло! Молились Победоносцу, чтобы война поскорее закончилась и наши солдаты вернулись. Мой сосед там воюет, и мать так переживает – один-то у неё сынок! Андреем его зовут, вы тоже помолитесь.

Возрождение Благовещенской церкви ещё далеко от завершения

– Хорошо, не забудем, – отвечаю. – А в другие дни много в храм приходят?

– У нас в Нерехте семь церквей, из них служащих пять – и ни одна пустой не стоит. В воскресные дни человек шестьдесят сюда приходит. Но вы лучше с батюшкой об этом. Или с нашей певчей Никой поговорите, она с дочкой при храме живёт, в привратном домике.

– Имя необычное – Ника.

– Причащается с ним. По паспорту она Вита, а крещена была Викторией. Ну, сами у неё спросите…

В привратный домик зайти мы не успели – приехал настоятель храма. Игумен Антоний очень спешил, поглядывал на часы, но согласился провести по храму.

– Построили его в 1716 году, после революции обезобразили, а с начала 90-х оставили разрушаться, – рассказывает он на ходу. – В главном приделе всё, что выше основания арок, подняли уже внове – мой крестник Костя с братом за два года и стены, и своды сложили.

– Арку, похоже, тоже недавно расписали? – показываю на арку над иконостасом.

– Это Люда, дочка нашей Виктории, Богородицу с ангелами написала и небо звёздное. Да вон Вита сама лучше расскажет…

– Батюшка, да какой из меня экскурсовод! – к нам присоединяется женщина в чёрной рабочей тужурке и шутливо, голосом заправского гида продолжает: – Прошу обратить внимание на изображённые звёзды. Женское созвездие Кассиопея помещено на женское небо, то есть в левую часть арки, а созвездие Персей – на мужское, справа.

– Всё верно, – батюшка смеётся. – А почему женское слева? Потому что женщинам на службе положено стоять слева, отсюда и выражение «мужик ходит налево», то есть нарушает заведённый порядок. Ну а мне надо ехать насчёт стройматериалов договариваться, так что, Виктория, ты продолжай экскурсию, у тебя получается.

Когда игумен, благословив, удалился, спрашиваю нашего гида, почему у неё разные имена.

Набережная реки Нерехты в городе

– Я на Украине родилась, в советское ещё время, и родители назвали меня именем красивым, но не православным – Вита. А когда в детстве крестили, то, как мама рассказала, по созвучию дали мне имя Виктория. В Церковь пришла я уже взрослой, и возникла заминка: «Как же вас причащать, Виктории в наших святцах нет. Но есть мученица Ника Коринфская, которую католики называют Викторией». Так стала я Никой, благо оба имени с латинского и греческого переводятся одинаково – «победа». А когда в 2011 году в православные святцы внесли святую мученицу Викторию Кордубскую, то уже ничего менять я не стала. Потому что и без того было столько перемен! Вита, кстати, по-латински означает «жизнь», а жизнь моя такие кульбиты преподнесла… но это отдельный разговор.

– Дочь ваша художница? – киваю на арку.

– Да, профессиональная, хотя ей всего 19 лет. Она и фрески, что на стенах местами остались, поновляет. Здесь ведь макароны сушили, и от влажности, перепада температуры краски пооблезли. Вот, например, фреска с проповедованием Ионы – от него только лик и руки оставались, а Люда всё восстановила. К счастью, сохранились чёрно-белые фотографии былой росписи, а батюшка наш хочет всё в точности восстановить, а не заново придумывать. Он кандидат исторических наук и ценит каждую крупицу старины. И храм отвечает на такую любовь. Был случай на праздник Казанской Божией Матери. У нас вот здесь леса стояли, на них Костя орудовал, и батюшка ему говорит: «Костя, последний раз молотком стукни и заканчивай, я службу начинаю». Тот стукнул, и с оконной арки краска осыпалась. И нашим глазам открылись… кто бы вы думали? Ангелы, несущие на руках икону Казанской Божией Матери! Такое вот совпадение. И конечно, мы эту фреску будем поновлять, что-то новое по ней писать было бы кощунством.

Открывшаяся фреска: ангелы, несущие икону

А вот старая икона трёх святителей. Краска на ней тоже отлетела, и оказалось, что под ней изначально находился образ Богородицы «Нечаянная Радость». Понятно, «Нечаянную Радость» будем тоже восстанавливать. Батюшка вообще ничего не выбрасывает, даже совсем чёрные доски. Пойдёмте в ризницу, покажу.

Ризница – как склад. Старые иконы, хоругви, подсвечники, лампады…

В ризнице Благовещенского храма есть уголок реставратора

– Это всё собрано из разных мест. Чистится, красится, золотится и у нас остаётся. А вот ризы. Батюшка наш профессиональный портной. Обшивал Оптину пустынь, когда нёс там послушания. У него много было профессий. В Иркутске, откуда он родом, водил трамвай. Был экскаваторщиком и бульдозеристом. Работал строителем. И сейчас постоянно или в цементной пыли, или в деревянных стружках. А ведь учёный человек! Я таким очень доверяю. Он не «батюшка на “Мерседесе”», его бюджетной машине уже тринадцать лет – и она всех везёт, трудяжка, а не катается ради понтов.

Хорошая жизнь

Путешествие по храму, как водится, закончилось в трапезной. Вита выставила на стол облепиховый чай, пироги, банки с вареньем: «Всё своё, не покупное».

– Расскажите о себе, – говорю, принимая в руки чашку с душистым чаем.

– А что рассказывать? Жила девочка Вита в Советском Союзе, и однажды она проснулась на Украине. Уже тогда у девочки Виты было трое детей. Жили мы в ту пору бессознательно. Просто растили детей, работали, возились на своём гектаре огорода, ещё живности у нас было много…

– Нет, – перебиваю, – начните сначала: откуда родом, кто предки.

– По отцу, его дедам и бабкам, я коренная киевлянка. А по матери – из города Новомосковска Днепропетровской области. Я-то её по-старому называю – Екатеринославской губернией. Когда цыгане ко мне пристают, то возмущаюсь: «Что пристаёте к своим-то?» – «А ты кто?» – «Я – Вита Екатеринославская! Что, не слышали о такой?» И они уже мне не колдуют, не гадают. Во время войны дед по отцу попал в плен, и после на него донесли, что он на немцев работал. А как работал? В лагере ночевал, а день-деньской спину гнул на немецкого фермера. Отказаться нельзя было, да там и кормили – и это был один из способов выжить. По суду направили его в донецкие шахты потом «смывать позор». Наказали щуку – бросили в воду! На шахте дедушка заработал Героя Соцтруда, шахтёрскую пенсию и вернулся домой. Так что я ещё и донецкая девушка.

После школы окончила я музыкальное училище в городе Умань на Черкасщине, там же познакомилась с будущим мужем, который учился в сельхозинституте. Жить мы стали у его родителей в Уманском районе, в селе Маньковка. Свекровь, как и мой дед, в войну работала в Германии на ферме, угнали её туда в возрасте 14 лет. Зла на своих «хозяев» она тогда не держала. Говорила мне: «Я ведь не знала, что немцы с моей мамой сделали…» Мать её была обычной дояркой, но перед войной в партию вступила. И в один день всех партийных в Маньковке немцы забрали и расстреляли. В селе памятник стоит, на нём имя её матери. Если, конечно, этот памятник уже не сломали бандеровцы.

Муж всё мечтал в Киев переехать, и моя мама, которая там жила, в 1987 году сделала нам киевскую прописку, а сама уехала в Чернобыль, чтобы денег заработать и нашу семью поддержать. Это было спустя год после Чернобыльской аварии. Потом у неё появились шишки на груди, но, слава Богу, смогли их вылечить. Поселились мы не в самом Киеве, а в пригороде, в посёлке Жуляны. Муж хотел свой домик и обязательно огород, чтобы как в Маньковке. Сначала он на завод устроился, а после развала Союза мы бизнесом занялись, торговлей то есть. Закупали овощи по оптовой цене и продавали по розничной. Появился свой киоск, потом второй, третий. Как уже сказала, жили мы бессознательно, о том, что творится вокруг, и думать не думали. Одна была проблема – дети. Весь день я торгую, а они, три пацана, где-то бегают, хулиганами растут. В детском саду на игровой площадке домик подожгли, я потом доски туда таскала, чтобы починить.

В 2001 году наступил кризис. Родилась Даша, забот прибавилось, а с мужем разрыв произошёл, и мальчишки мои совсем от рук отбились. Что делать? У знакомой иконописицы заказала я большую, в половину столешницы, икону Божией Матери «Воспитание» и отнесла её в Благовещенский храм, что в городе Вишнёвом. Вместе с этой иконой и я в храме, можно сказать, поселилась – на клиросе пела, во всём помогала, разве что не ночевала там. И произошло удивительное. В Великий пост мы с мужем помирились. На Жён-мироносиц оба исповедались, причастились и обвенчались – и только потом начали жить плотской жизнью. На Троицу я была уже беременна пятым ребёнком.

Выносила его фактически в храме, и он родился – девочка Люда. Старшая моя Даша так радовалась! Она сестрёнку и ждала, поскольку задолбали её братья-охламоны. Всё пищала: «Почему ты не даёшь мне Люду на руки?!» Самой-то ещё восемь не исполнилось. Купила я коляску полегче, чтобы Даша могла с ней управляться, – и с четырёх месяцев Люда была на полном её попечении, я только грудью кормила. Когда Люда подросла, просила меня так: «Мама, скажи Даше, пусть она мне разрешит…» То есть всё было через Дашу. Потом и в школу на родительские собрания она ходила, на зависть всем родителям. Сейчас вспоминаю это с умилением. Одна только проблема с Людочкой была, когда она ещё говорить училась. В храме несу её на руках мимо Голгофы, и ребёнок в ужасе, плачет и кричит: «Бобочка, бобочка!» Кровь на Распятии видит и чувствует «бо-бо». Говорю: «Давай подуем, и Христу больно не будет». Она всегда успокаивалась, когда я дула на больные места. И вот вместе дуем на ступни Спасителя, пронзённые гвоздями, а народ странно на нас смотрит… Причастие она называла так: «Нямочка». И радовалась. Хорошо мы жили, грех жаловаться. Пока «бобочка» не случилась на всей Украине.

Украинские демоны

– Вы имеете в виду майдан 13-го года? – спрашиваю Виту.

– Первый звоночек был ещё раньше, на майдане 2004-го. Тогда я не понимала, что происходит, всего лишь боялась под раздачу попасть. У нас на станции Вишнёвое стояли два эшелона с «антимайданом», там в вагонах донецкие ребята ночевали, а днём в центре Киева митинговали. Своих детей я заперла в квартире и целую неделю не выпускала, потому что вокруг эшелонов бродили какие-то люди, вот-вот потасовка вспыхнет. На донецких даже бабушки, насмотревшись телевизора, кидались. Одна, помню, в магазине в очереди своей клюкой тыкала: «Ты зачем сюда приехал, убирайся на свой Донбасс!» Господи, да кого она хочет клюкой огреть, шахтёра?!. Только к весне 2005-го всё угомонилось. Люда подросла, и я выбрала для неё школу с углублённым изучением русского языка и литературы – тогда ещё были такие. Сейчас-то в этом учебном заведении в Киеве преподают только на украинском.

Люда заканчивала 4-й класс, когда случился второй майдан и новая власть отправила войска на Донбасс. В нашей школе отменили питание для детей в связи с тем, что в школьную столовую будут водить солдат, которых готовили для АТО. И в дневнике дочки написали красной пастой: надо принести средства личной гигиены, мыло, зубную пасту и так далее. Тут я не выдержала, пришла к директору школы: «Почему детей не кормите?! Государство решило воевать – пусть оно и обеспечит своих солдат». Директриса в ответ выдала такое, что я взвилась… В общем, Люда потом мне выговаривала – она боялась, что я кого-нибудь побью.

В тот же год решили мы русский язык принести в жертву живописи. Произошло это не сразу. Увидела я, что ребёнок начал всё копировать. Берёт книжку «Весёлые художники» – тогда «москальские» издания нам ещё привозили – и начинает перерисовывать. Решила посоветоваться я с женой нашего священника, которая вела воскресную школу: куда бы отдать ребёнка в учение? Она: «А чего далеко ходить, жена нашего протодиакона Дмитрия – профессиональный художник». И вот за символические деньги Марина стала с Людой заниматься. Уроки длились по пять часов у неё дома. Звоню им поздно вечером, отвечает протодиакон: «Они там картины рисуют, а я на цыпочках хожу, такие увлечённые. Да вы не беспокойтесь, я Людочку на маршрутку провожу».

Мне показалось этого мало, решила её в художественную школу определить – причём в самую «мажорную» в Киеве, имени Куприянова. Поскольку Люда среди массы соискателей оказалась шестой по результатам экзаменов, то отказать нам не смогли. И началось… Для учащихся две формы одежды: праздничная – вышиванка, повседневная – белая рубашка с красно-чёрной вышивкой, то есть с цветами бандеровского флага. «Люда, – говорю, – ты в этом ходить не будешь!» Купила ей льняное платье серого цвета с оторочечкой, украшенной цветами. Приходим на линейку. Дети стоят, у некоторых шнурки разноцветные, жёлто-голубые…

Когда тебе всё время два цвета в глаза тычут, поневоле аллергиком станешь. Недавно шла я здесь, в Нерехте, по мосту, а он… в «жовто-блакитное» выкрашен. И краска-то свежая! Ко Дню Победы так решили горожан поздравить?! Написала в городскую группу в «ВКонтакте», и на меня набросились: а что вам, серенькое, бюджетненькое подавай? Потом знающий человек пояснил: это не краска, а грунтовка, мост ещё и не красили. Вот ведь до чего меня в Киеве довели – на цвета бросаюсь…

И вот в этой художественной школе началась учёба. Общеобразовательная программа там обычная, типовая для средних школ, а не как было в русской специализированной. Люда приносит домой учебник «Українське народознавство», то есть народоведение. Толстенная книга, с кирпич. Поскольку я уже учёная, то прежде сама её прочитала, что заняло два дня. Потом говорю Люде: «Так! Эту книжку в нашем доме держать нельзя». Представьте, в толстенном фолианте всего три раздела и один из них – «Духовная культура украинцев» – посвящён в основном славянским языческим богам и народной демонологии. То есть треть учебника – про демонов! В одном только разделе «Рідні українські боги» насчитала я 22 подраздела с рассказами о Свароге, Стрибоге, Симаргле и так далее – два десятка божков. То же самое про народных демонов – очень подробно о домовике, чорте и тому подобных. А про христианство – пунктиром, мол, это не украинская, а греческая вера. И вот иду к учителю «народознавства», которая и украинскую мову там преподавала: «Зачем вы девятилетним детям про демонов рассказываете?» Отвечает: «А чтобы понимали творчество Леси Украинки». В общем, отбоярилась от меня. Не будет же она прямо говорить, что это такая политика – навязывать детям племенную, националистическую общность вместо общности народа во Христе.

И вот тогда я впервые всерьёз задумалась о переезде в Россию – дочку-то спасать надо!

* * *

Позже я проверил слова Виты Король, нашёл в Интернете этот учебник под редакцией Галины Лозко. Да, всё так и есть, треть «народознавства» – про демонов. Но больше всего поразило меня другое. Глава «Украина» начинается так: «Кто и когда впервые назвал её этим именем? И почему на протяжении нескольких веков российский имперский центр всячески пытался стереть из памяти народа это святое для каждого сознательного украинца название?»

Не верю своим глазам. Смотрю год издания: 1995-й. Затем с некоторыми дополнениями пособие было переиздано в 2004-м, поскольку «стало популярным среди учителей, учащихся и студентов Украины». Ладно, ну и когда же впервые прозвучало название «Украина»? Учебник даёт ответ: «Первым письменным упоминанием принято считать 1187 год, когда оно было употреблено в Киевской летописи». И далее – молчок, ни слова о том, что, собственно, написано в летописи. А там речь о смерти в пограничной Переяславской земле князя Владимира Глебовича, после чего «о нём же оукраина много постона». То есть застонала пограничная окраина, где князь погиб. Таких «оукраин» на Руси было множество, и все они считались краем Русской земли.

Или вот такой пассаж: «Много веков Московское княжество грабило культурные и духовные ценности нашего народа. Вспомним хотя бы летописное повествование про ограбление Киева Андреем Боголюбским в 1169 г.». Позвольте, но ведь в ту пору князья постоянно меняли места княжения и в силу раздробленности Руси грабили друг друга. И при чём здесь «москали», тем более «украинцы», о которых тогда и слыхом не слыхивали? Даже название «Россия» мы украли: мол, эту греческую форму слова «Русь» употреблял сам польский король Жигимонт III. Ложь наглейшая. Слово «Россия» появилось на печатях русских митрополитов уже вскоре после крещения Руси, и русских великих князей именовали «российскими» задолго до Жигимонта и Петра I.

Что ещё поразило: учебник учит украинскому народоведению, а там и сям пишут о русских и России, постоянно себя противопоставляя. Даже целые главы этому посвящают: «Украинский язык под московским ярмом» и др. Как уже сказал, первое издание этого «учебника ненависти к русским» вышло в 1995 году, когда мы, россияне, и думать не могли о вражде с Украиной – считали её братской страной, старались её экономику поддержать, газ недорого поставляли и так далее. Тем, кто первый по нему учился, уже под сорок лет – и сколько поколений успели там вырастить в ненависти к России!

Протест

– Куда за уши тащат Украину, я начала догадываться уже накануне второго майдана, – продолжает Вита. – Однажды приходской общиной справляли мы Новый год по старому календарю, после Рождества. Дети сыграли спектакль, потом они рукоделием занялись, а мы, мамочки, устроили застолье с глинтвейном. И вдруг одна из женщин заговорила о том, как Новый год «праздновали» в концлагере Талергоф. Страшный рассказ. Спрашиваю: «А что за лагерь такой, вроде все самые жуткие немецкие концлагеря знаю, в школе хорошо училась, а не слышала о таком?» Она поясняет: «Это в Первую мировую войну было. В Австро-Венгрии зачищали земли Закарпатья и нынешней Западной Украины от тех, кто считал себя русским». Позже я позвонила той женщине, чтобы уточнить некоторые моменты, а она возмутилась: «Зачем по телефону об этом?! А если подслушают? За это могут убить, больше не звоните мне».

Стала я сама эту тему копать – и про Терезин, и про львовские тюрьмы, куда бросали русин Западной Руси, чтобы выжечь из них всё русское. И в первую очередь убивали русскую интеллигенцию. Затем и простых крестьян стали хватать, кто из униатства возвращался в православие. Тюрем не хватало, и по примеру англичан, которые в Африке устраивали концентрационные лагеря для буров, стали свозить людей в чистое поле и огораживать колючей проволокой. А в лагере Талергоф до наступления декабря не разрешали землянки рыть, держали под открытым небом. Голод, вши, тиф – люди умирали массово. Над женщинами издевались – не давали в туалет нормально сходить. Мужчин подвешивали вниз головой за одну ногу, а когда они теряли сознание, то снимали, ждали прояснения сознания и подвешивали за другую ногу. Если хочешь выжить – признай себя украинцем, признай унию с Папой Римским. И такая сегрегация длилась с 1914 по 1918 год. Представляете, что осталось от некогда русинского народа?

Это были настоящие мученики, о которых на Украине не хотят вспоминать. На каждом шагу ставят мемориалы жертвам голода 30-х годов, а о реальном геноциде, который ментально переформатировал народ, – молчок. И геноцид ведь длится веками. Где те славянские племена, которые жили на территории нынешней Восточной Германии? Они стали немцами. Где пруссы? Их нет. И кем станут бывшие русины и русские на территории Украины? Когда «кровавый пастор» Турчинов направил войска на Донбасс, я поняла: вот современный Талергоф, история повторяется.

Я не хотела, чтобы мою дочь в украинской школе сделали нерусем, и решила твёрдо увезти её в Россию. Своих чувств не могла уже сдержать – поставила на телефон звонок с песней: «А я иду, шагаю по Москве». Иду на каблуках, с сумочкой по Киеву. «Ой, кто это мне звонит?.. Мужчина, чего вы так смотрите? Алё!» А эсэмэски приходили с мелодией гимна России. «Мужчина, не ругайтесь, я советский человек, а это гимн СССР». Дочка возмущалась: «Мама, что ты делаешь?!» Но я уже на нервах была. Если бы мы не уехали, меня бы точно прибили.

В Благовещенском храме

Или вот эпизод. Еду в маршрутке, как обычно. Входит парень в военной форме, но без знаков различия, суёт водителю десять гривен. А у нас на маршрутках работали обычно беженцы с Донбасса. Водитель говорит: «Молодой человек, у вас купюра рваная, у меня её не примут, дайте другую». Говорит, естественно, на русском. Парень шипит в ответ: «Так шо, тибе не подобаются наши гроши?» Здоровый бугай, удостоверение ветерана АТО не показывает, к водителю пристаёт: «Давай номер своего телефона, будем с тобой разбираться!» В маршрутке – тишина гробовая. И тут я как понеслась… он – мне, я – ему. Увидел у меня мелировку на волосах, которой я седину свою немножко маскировала, шипит: «С..а крашеная!» Я всем танком, туловом своим разворачиваюсь. Маршрутка смотрит: убьёт он меня или нет? Говорю: «Раз ты перешёл на личное, значит, я победила». И повернулась обратно. И сколько раз так было! И слава Богу, что плохим не закончилось.

Новая жизнь

– Где находится российское посольство, я знала – его по телевизору показывали, как «активисты» вдоль его забора могильные кресты вкапывали. Это было задолго до спецоперации, но уже тогда россиян кладбищами стращали. Позвонила, работник посольства сказал, что надо обращаться в консульство, которое на улице Панфиловцев. Пришла туда с дочкой. Дали нам журнал с перечнем регионов, принимающих по госпрограмме переселения соотечественников, проживающих за рубежом. Мы с дочкой выбрали Кострому. Потому что это колыбель Романовых, а ещё в Ютубе мы часто смотрели передачи про народные ремёсла, и там постоянно показывали мастеров с Костромской земли.

В общем, в 2018 году мы собрались и поехали. Поначалу было тяжело – никто не хотел брать на работу с украинским паспортом. Неофициально устроилась уборщицей, а через полгода и российский паспорт подоспел. Получила бы и раньше, но дочка поехала на конкурс в Москву, и это съело много денег – не хватило заплатить госпошлину.

– На какой конкурс? – прерываю рассказ. – Вы же не были устроены.

– А дочку в Костроме сразу в художественную школу приняли, посмотрев на её способности. Помню, я когда узнала, что вопрос решён, по старой привычке в кошелёк полезла: «Сколько?» Преподаватель не понял: «Чего сколько?» В общем, мама, отойдите, не мешайте нам работать с ребёнком. Школа оказалась классной, с серьёзным академическим преподаванием. В киевской-то школе Люде ходу не давали. «Людочка, в какой ты Патриархат ходишь?» – «В Московский». И никаких тебе конкурсов, возможностей как-то себя проявить. Если бы не её хорошая успеваемость, то нашли бы повод вообще отчислить. А здесь приехали – и сразу в гору. Первые дипломы на межшкольном, районном, областном конкурсах. Получила диплом и на «Царских днях» – Люда написала картину, на которой Романовы причащаются Святых Таин.

Люду в художественной школе заметили и предложили в Москву на конкурс поехать. Там тоже заметили и порекомендовали учиться в художественной школе в Москве. Я-то привыкла, что государство ни о ком не заботится, и когда мы приехали на приёмные экзамены, даже в голову не пришло написать заявление, чтобы нам предоставили общежитие в интернате при худшколе. Стала искать хостел в Москве, а там все места забиты – как раз шёл чемпионат мира по футболу. Отчаявшись, нашла номер ночлежки, куда бомжей с вокзалов свозили, попросилась к ним: «Нам только переночевать, мы тихие, проблем не будет». Соцработница стала расспрашивать, навела справки и рассмеялась: «Так вам же общежитие полагается!»

Все экзамены Люда сдала на отлично, а на одном поставили двойку. Провал! Думаю: «История знакомая. Кто-то большие деньги занёс, чтобы на Людино место своё чадо устроить. А у меня денег нет, бесполезно метаться!» Один из преподавателей подсказывает: «А вы подайте апелляцию. Если произошла ошибка, то её исправят». Написала эту апелляцию – и оценку пересмотрели, Люду приняли. Удивительно! Законы-то работают!

– А как вы в Нерехту попали?

– У меня не было прописки, и обратилась я к батюшке: может, кто из старых прихожанок согласиться прописать, а я за ней ухаживать стану и документ у нотариуса заверю, что не буду претендовать на её жилплощадь. Батюшка подивился этакой изобретательности и сказал: «Вы лучше поезжайте в Нерехту, где у нас социальный центр “Отрада”, там вам всё сделают». И верно, директор центра составил мне «дорожную карту», какие инстанции надо пройти; я всё сделала, и мне выдали временную регистрацию. В Нерехте мне понравилось, и я осталась работать в «Отраде». Здесь, в храме, стала в хоре петь. Батюшка предоставил привратный домик и озаботился: «К вам же дочка из Москвы наезжать будет? Давайте ещё один топчанчик поставим». Так, по-отцовски, прямо до слёз… Едет Люда на каникулы, говорю ей по телефону: «Ты, не доезжая Костромы, в Нерехте выходи. Твоё любимое блюдо будем готовить на открытом огне». – «Мама, у тебя настоящая печка?!» Сколько человеку надо для счастья?

В Москве Люда окончила 9–11-й классы и сейчас учится на первом курсе Костромского университета, на отделении художественно-педагогического образования. Учится на заочном, потому что работы ей здесь много, надо иконостас писать.

– А вы сами где работаете, помимо храма?

– В интернате для престарелых и инвалидов в селе Семёновском. До революции там было имение мецената Русской Миссии в Иерусалиме, на деньги которого покупались и земли, и здания на Святой Земле. Там, в Семёновском, он и похоронен, рядом с храмом. Удивительно: в такой глуши и такой человек! Но что значит «глушь»? Мы везде под Богом. Вот я мечтаю поселиться в Ильинском – это недалеко от Семёновского – и работать на земле. Там, в Ильинском, отец Антоний восстановил старую, почти порушенную церковь, выкупил брошенные дома и пригласил прихожан переезжать туда, чтобы образовалась сельская православная община. Сначала был энтузиазм, но когда столкнулись с тем, что на земле надо спину гнуть, приехавшие как-то сникли. Они ведь горожане. Сейчас в Ильинском остались двое беженцев из Мариуполя, муж и жена. Они там под бомбёжку попали – жена была контужена, а у мужа до сих пор с нервами нелады. Предупредила его: «Недалеко от Ильинского есть военный аэродром, и самолёт ухает, когда преодолевает сверхзвуковой барьер. Ты не бойся». Он: «Да самолёты мне до лампочки, их у бандеровцев не было, нас из ствольной артиллерии бомбили – вот эти звуки до дрожи пронимают».

Постоянную прописку мы с Людой получили как раз в Ильинском – один из домов нам батюшка выделил. Теперь это наша родина, наша земля. Есть почва под ногами, а это главное.

* * *

Перед расставанием Вита познакомила нас с дочкой – миловидной и застенчивой девушкой. Показала свой огород при домике – как же без него!

– Здесь весна и лето суровее, чем на Украине, но зато ночи светлые и всё быстро растёт. Даже слишком быстро. Вот с редиской, растением короткого дня, мучаюсь – обилие света даёт сильный рост корням, а нужно, чтобы и корни, и плоды были. Я всю жизнь с чем-то борюсь, имя Виктория обязывает, – смеётся Вита. – Теперь вот с редиской воюю. И слава Богу.

…С той нашей встречи прошло почти полгода, звоню ей в конце октября, мол, какие новости.

– Урожай был хороший, особенно картошки много собрала. Доски для иконостаса привезли, загрунтовали их, Люда «Пресвятую Троицу» заканчивает. В храме две новые иконы появились – Божией Матери «Феодоровская» и «Страстная». Батюшка помог мне квартиру в Нерехте купить, рядом с храмом – одну комнату под мастерскую Люде оборудуем. Большой ремонт там нужен, поэтому из интерната для престарелых я уволилась и зарабатываю вахтовым способом на фабрике в Ярославской области. Ещё и в Ильинском надо дом подремонтировать – перееду туда, когда у дочки своя семья появится. Вот навожу справки, как с кабанами бороться. Мариупольцы Виктор и Лариса, что в Ильинском поселились, большой урон от кабанов получили – те перепахали их поле и поля в трёх ближних деревнях. Подсказали мне, что достаточно пугала выставить – белые синтетические мешки из-под сахара на палках. Почему-то они их боятся. Вот вкратце и всё.

– Хотел ещё спросить про Андрея, которого на спецоперацию призвали, – вспоминаю. – Это сосед вашей свечницы Натальи, обещали за него молиться. Он живой?

– Отпевания в храме не было, знать, живой. А недавно отпевали Женьку. Это был такой не очень-то справный мужичок, пил много, все к нему пренебрежительно относились. Даже в военкомате его забраковали, не стали призывать. Он поехал в Чечню, где добровольцев набирали, потом в чеченском отряде воевал. Говорят, погиб героически. А мы над ним шутили… Всех жалко – и тех наших, которых Киев на убой посылает. Я их, кого на Украине насильно мобилизуют, тоже «нашими» называю. Попали под раздачу…

– С родными, которые в Киеве остались, вы общаетесь?

– Только с дочкой Дашей и одним из сыновей. Но их в Киеве уже нет.

– Ваше имя и фамилию публиковать можно?

– Публикуйте, хотя неприятности вполне возможны. Был у нас случай. Ещё в 14-м году из Львовской области переехали сюда Людвиг и Мария со всеми своими шестью детьми и внуками. Работали в «Отраде», сейчас в нашем храме на клиросе поют. И понадобилось Людвигу туда вернуться, чтобы квартиру продать. О его приезде узнали, на местном телевидении и радио дали объявление, чтобы никто квартиру не покупал, и его адрес указали. Тут же около его дома образовались пикеты, люди кричали: «Если бы ты в частном доме жил, мы бы его сожгли!» Выйти на улицу было невозможно – разорвали бы на куски. Спасли его друзья: спрятали в багажнике бусика, накрыли одеялом и на станцию к отходу поезда довезли. Такая вот ненависть к нам.

Но сказано Марком, апостолом последних времён: «Претерпевший же до конца спасётся». И апостол Иоанн говорит: «А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идёт, потому что тьма ослепила ему глаза». Будем молиться, чтобы и над Украиной просветлела ночь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска