«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Это молитва Иисусова. Вся духовная жизнь начинается и сопровождается молитвами к Богу. И если человек начинает сокращать молитвы, забывает молиться, то отпадает от тела Церкви, теряет связь со своим Подателем жизни. И наоборот, если человек не остывает в молитве, а усиливает её, то укрепляется в вере, у него становится меньше своих проблем и появляется больше времени и сил, чтобы ходатайствовать перед Богом за других людей.

Ко мне часто обращаются с просьбами помолиться за болящих – рожениц, людей, которые ложатся на операцию. В молитве за болящих есть такие слова: «Управь ум и руку раба Своего лекаря». Прошу болящего: «Узнай, кто будет делать операцию. Фамилия не нужна, только имя». Я и сам лежу сейчас в больнице, в кардиологии. Вчера мне нужно было сделать коронографию кровеносных сосудов сердца. Что-то похожее уже делали дня четыре назад, только называлось по-другому – ангиография. Красящее вещество вводится с помощью инструмента в районы грудной клетки и почек, под коленки и в стопы – кажется, так. В этих местах появляется жар, а потом там делаются рентгеновские снимки. Всё это происходит в операционном зале, вокруг пять медиков трудятся над тобой. Довольно болезненная процедура, но длится, к счастью, недолго – минут двадцать.

Так вот, сообщают мне, что хотят сделать коронографию. Особого страха не испытываю. Нужно всё с себя снять, даже нательный крестик. Потом тебя укладывают на каталку и везут в операционный блок. Перед тем помолился как мог, прочитал покаянный канон к Иисусу Христу и молебный – к Божией Матери. Непрестанно читал Иисусову молитву. Но в восемь утра, как я ожидал, меня не забрали, увезли только в десять, так что подготовиться и помолиться успел хорошо. Лежу под простынёй, из-под которой торчит голова с бородой: я не в первый раз здесь, так что все знают, что я священник. Меряют давление – оно очень высокое. Чтобы снизить, делают укол магнезии, потом дают таблетку. Давление снизилось, но недостаточно. Инструмент идёт плохо, мне больно. Потом давление всё-таки начало падать и стало тошнить. А я всё повторяю: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного». Столько пота, что с меня уже просто течёт. Тыкают инструментом в одно место, в другое – идёт плохо. Я спрашиваю: «Может, хватит? Может, не надо?» Вижу, что люди стараются, но не выходит.

Вспоминаю: «Претерпевый же до конца, той спасен будет». Где бы ни оказался, надо терпеть. И в этот момент понимаю, что молюсь только о себе – про врача, ассистента, медсестёр забыл. А ведь им тоже очень трудно, они тоже все в поту и начинают отчаиваться. Стал молиться: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных». Не «меня», а «нас». Молитва должна быть не только за себя. И стоило три раза помолиться, как буквально за минуту у медиков всё получилось. И этим я сейчас полон, повторяя про себя «нас, грешных». У меня ведь приход, и все ждут моих молитв. Когда апостолы попросили Иисуса Христа, чтобы Он научил их молиться, Он научил их: «Отче наш», где нет слова «меня», есть «наш», потому что это молитва не только за себя, но и за других – тех, кому, возможно, тяжелее, чем нам. И в этом всё христианство.

Когда я стал монахом, то после пострига владыка назначил мне чёточное правило, где было четыре сотни молитв: «Помилуй меня, грешного». Ещё три сотни молитв – Богородице. Две сотни – Ангелу Хранителю. Сотня молитв – небесному покровителю святителю Игнатию (Брянчанинову). И сотня – святым дня. А всего – тысяча сто. Занимаешься ли какими-то делами, идёшь ли куда или едешь, сосредоточен на внутренней жизни, где совершается молитва. При этом ни разу не было такого, чтобы я что-то забыл или проехал остановку. Но потом появился помощник, который начал отвлекать меня своими разговорами, и я стал многое забывать, проезжать остановку. Пришлось попросить помощника: «Ты садись в автобусе в другом месте».

Сейчас, когда исповедую монахов, которые раскаиваются, что не исполняют усердно чёточное правило, мне неудобно им признаться, что я и сам не всегда исполняю – по нерадению, слабости, нехватке времени. Но бывает такое состояние, когда без «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного» жить просто невозможно: ты растерялся, испугался, не понимаешь, что делать, – тогда берёшь чётки и начинаешь молиться.

Духовно близкий мне человек Лена Усатова связала и подарила чётки на пятьсот узелков – пятьсот молитв. Их длина больше четырёх метров. Сажусь в келье, читаю. На третьей-четвёртой сотне становится хорошо и уютно, а на последней сотне тянет задремать – такой покой на меня нисходит. Даже вид чёток успокаивает, и бесы отлетают – не нравится им. Но читаю я не чёточное правило, которое было мне назначено двадцать пять лет назад. Если бы оставался монахом-отшельником, этого было бы достаточно. Но есть ещё прихожане, потому в том правиле, которое установилось у меня само собой за многие годы, вместо «меня» много «нас», «наших».

Лежу в больнице, печалюсь, что впервые за девять с половиной лет в нашем храме не будет литургии. Болею я не впервые, но всегда находилось кому подменить. А сейчас отец Феодосий тоже здесь лежит, но этажом выше, в интенсивной терапии. Остальные отцы заняты, или им тоже не здоровится. Думаю вот о чём. Надо что-то делать со здоровьем. В первые годы монашества я никак о нём не беспокоился, пребывал в полном небрежении к телу. Мучил его, спал в неотапливаемом храме, питался как попало. И только лет пять назад, когда крестил одного человека, задумался над словами: «Тело служит словесной душе». Словесной, потому что говорит с тобой именно душа посредством тела. И поскольку тело – слуга, оно должно быть крепким, здоровым. После этого стал немного обращать внимание и на тело тоже, которое Дух Святой связывает с душой и духом при зачатии. Если душа ревнивая, ленивая, блудливая, завистливая, жадная, её никакими таблетками не вылечишь. Это не значит, что нужно пренебрегать телом и медицинской помощью, но нужно понимать, что врачи лечат тень болезни, а не саму болезнь. Болезнь лечит молитва.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска