В этом году будет сразу два юбилея, связанных с именем архимандрита Макария (Глухарёва) – алтайского миссионера, человека, сыгравшего огромную роль в появлении Синодального перевода Библии. В 2000 году он был прославлен в лике преподобных «за праведное житие, равноапостольные труды по переводу Священного Писания на алтайский язык и распространение на Алтае веры Христовой». В мае исполнилось 175 лет со дня его кончины, а 30 октября по ст. стилю исполнится 230 лет со дня рождения.

Мишенька

Он родился в семье священника Иакова, подвизавшегося в Вязьме, и крещён был с именем Михаил. Родитель закончил полный семинарский курс со званием студента, что приравнивалось к высшему образованию, и, как говорится в жизнеописании, «влиял на паству как своей учёностью, так и прекрасными нравственными качествами». Повлиял, конечно же, и на сына, так что к семи годам Михаил мог переводить с русского на латынь. Это тогда называлось домашним образованием, а возраст, в котором его получил святой Макарий, именовался младенчеством.

Вязьма

Благодаря выдающимся познаниям он был принят в Вяземское училище сразу в третий класс, так что сильно отставал от других мальчиков и по возрасту, и по росту. Вспоминается в связи с этим, как митрополит Антоний Сурожский однажды потерял сознание, проезжая на поезде мимо своей французской школы, – столь тяжелы были воспоминания об одноклассниках. В памяти Михаила остались события столь же ужасные, вот только соученики тут были ни при чём – они его либо не замечали, либо относились добродушно, но некоторые учителя, увы, были по-настоящему свирепы. Мальчик, чтобы не отставать в учёбе, перестал ходить домой на обед, довольствуясь куском хлеба и картофелиной. Но ничто не помогало – любая ошибка могла закончиться катастрофой. И однажды это произошло.

«Если ты опять не выучишь урока, я тебе спорю всю кожу от шеи до пят», – грозно произнёс учитель. Михаил выбежал на мороз, заливаясь слезами и утратив всякое присутствие духа. Дома он почти сразу слёг с жесточайшей простудой. Едва выжил. В школу вернулся лишь спустя полгода, но здоровье так полностью и не восстановилось, так что всю жизнь потом он страдал слабостью груди и голоса.

Знакомство с митрополитом

В Смоленской семинарии, где Михаил продолжил обучение, он стал едва ли не лучшим учеником. В разгар учёбы, в 1812 году, началось Наполеоновское нашествие, во время которого Смоленск стал местом жесточайшего сражения. Вновь открылась семинария лишь в следующем году, но Глухарёву этот перерыв принёс много пользы. Он нашёл себе хорошее место – обучал детей помещика в Тверской губернии и сам вольно или невольно учился, приобретая дворянские манеры, знакомился с этикетом и литературой, которой увлекались в образованном обществе.

Смоленская духовная семинария

Из Смоленска Михаил как лучший ученик был отправлен для продолжения учёбы в Петербургскую духовную академию, готовившую будущих преподавателей семинарий. Там он очень сблизился с ректором архимандритом Филаретом (Дроздовым), будущим митрополитом Московским, одним из столпов нашей Церкви. Архимандрит Филарет был известен, среди прочего, своей поэтической перепиской с Пушкиным. Скажем, поэт вопрошал в стихах:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

На это святитель Филарет написал:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога нам дана,

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Александр Сергеевич в ответ признал:

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Архиепископ Филарет

Среди тех, кому простёр руку святой Филарет, был и Михаил Глухарёв, один из любимых учеников, почти ежедневно ему исповедовавшийся. Учитель смог убедить Михаила в сомнительности взглядов западных мистиков, вместо этого открыв сокровищницу святоотеческого предания, знакомя с сочинениями преподобных Макария Египетского, Максима Исповедника, Иоанна Лествичника и других отцов Церкви созерцательного направления.

«Бегство с Голгофы»

В 1817 году Михаила распределили в Екатеринослав, где состоялось его знакомство с двумя людьми настолько разными, насколько это вообще возможно. Оба были родственниками великих мужей. Архиепископ Иов (Потёмкин) приходился племянником князю Григорию Потёмкину, по приказу которого был основан Екатеринослав. Его духовник, старенький иеромонах Ливерий, был племянником родоначальника нашего старчества, святого Паисия (Величковского), обогатившего Русскую Церковь богатствами Святой Горы, в том числе учением об умной молитве.

Архиепископ Иов

Так как оба считались учениками преподобного Паисия, то отец Ливерий, возможно, был единственным человеком в мире, к кому прислушивался архиепископ.

Характер у владыки был, конечно, незаурядный. По отзыву Михаила, сей постник и молитвенник для паствы пример чистой и простой веры, твёрдой и мужественной добродетели, явление духа и силы. Всё, к чему он прикасался, «начинало гореть, и горело, доколе не сгорало что-нибудь своевольное и беспорядочное». Однако имелся у владыки один недостаток, совершенно невыносимый: принадлежность ли к высшей аристократии, страх ли за души пасомых побуждали его непрестанно заниматься выжиганием в людях гордыни. Доставалось и Михаилу Глухарёву.

Долгое время он намеревался жениться, о чём стало известно, и ему даже начали сватать «достойнейшую девицу», но два вещих сна так повлияли на Михаила, что он подал прошение о постриге. В июне 1818 он стал иеродиаконом с именем Макарий, а через несколько дней – иеромонахом. А так как у доброго инока, по мнению архиепископа Иова, должно быть только два слова: «прости» и «благослови», с этого момента владыка взялся за новопостриженного иеромонаха со свойственным ему рвением. Скажем, мог подарить Макарию шубу, а потом в летнее время повезти его в ней за тридцать вёрст в какой-то монастырь. Или, например, прилюдно оскорбить в соборе.

Преподобный Макарий скрыл от потомков большую часть воспитательных опытов архиепископа, больше упирая на его великие достоинства, но что-то всё-таки дошло до нас. Например, как-то раз иеромонах Макарий, будучи инспектором семинарии, отказался подписать денежный отчёт из-за отсутствия расписки архиепископа, и тот страшно возмутился: «Как! Ты не веришь мне?» В ответ прозвучало: «Как архипастырю верю, как человеку, который может умереть, нет». Владыка уступил, но окончательно убедился, что гордость в отце Макарии всё ещё не искоренена, а значит, нужно спасать его, пока не поздно.

Отношения обострились после того, как отец Макарий наотрез отказался подписать документы о покупке здания для нового общежития, сказав, что оно для этого совершенно непригодно. Впоследствии это подтвердилось – дом пришлось продать за бесценок. В другой раз за общение с английскими протестантами владыка пригрозил отлучить его от Церкви. Видя отношение архиерея, в травле приняли участие и некоторые сотрудники семинарии, стараясь сделать жизнь инспектора невыносимой. Изводили так, что отец Макарий однажды воскликнул: «Ах, какой это чёрствый хлеб – любить врагов своих!»

К счастью, рядом был ещё и добрейший духовник старец Ливерий, отличавшийся «до конца жизни смирением, общительностью и чистосердечием; кротость же и презрение к любостяжанию содержали всегда его душу в покое и видимой радости о Господе». Именно он преподал молодому монаху основы учения святого Паисия, защищая, насколько это возможно, от преследований архиерея, которому отец Макарий много лет спустя воздал предобрым на презлое: «Что бы во мне произвёл Преосвященный Иов без отца Ливерия? Может, я пришёл бы в ожесточение и отчаяние. Но что бы сделал со мною и отец Ливерий без Преосвященного Иова? Младенческая рука его была бы слишком легка для гордости учёной; а в гордости, как в крепком замке, и плотские страсти держались и содержали душу мою в рабстве греха и смерти».

Однако эти мудрые мысли пришли в голову иеромонаха Макария, лишь когда он оказался на изрядном расстоянии от владыки Иова. В 1821 году отец Макарий отправил архиепископу Филарету прошение о переводе в другую семинарию, «оставив врачебницу, не исцелившись». Впоследствии он раскаивался в этом, говоря о себе, что «не только сошёл с креста, но и сбежал с Голгофы».

Новые метания

Перевели его в Костромскую семинарию, но не простым преподавателем, как надеялся отец Макарий, а ректором, в силу особого доверия к нему владыки Филарета возвели в архимандриты и вдобавок назначили игуменом Богоявленского монастыря. Всё это было сплошной цепью ошибок. Созерцательный, добрый характер отца Макария делал его едва пригодным для такой должности. Не спасали ни великая учёность, ни замечательное трудолюбие, ни организаторские способности. Он стал вспыльчив, пытался жёстко исправить положение – но строгость хороша в строгой руке, в доброй же она не убеждает, а усиливает сопротивление.

Дошло до того, что однажды в отца ректора бросили из окна камень, попав ему в плечо. Архимандрит Макарий виноватых искать не стал, вместо этого задушевно побеседовал с воспитанниками. С тех пор они изменили отношение к нему, но оставались ещё преподаватели, оставалась братия монастыря, успевшие ополчиться против ректора и игумена. Сопровождалось это болезнью глаз и лихорадкой, а также жестокой тоской, делавшей жизнь невыносимой.

Всё это привело архимандрита Макария к решению оставить педагогическую стезю, на которой за семь лет после выпуска из академии он не нашёл ничего, кроме страданий. Так как отец Ливерий в то время жил на покое в Пустынно-Николаевском монастыре близ Екатеринослава, отец Макарий через знакомых начал умолять его принять к себе под опеку. Старец не благословил, недоволен был и архиепископ Филарет, укорявший своего любимца: «Опасно искать общественного служения, когда знаем свои недостатки, препятствующие проходить оное с успехом; но и того, думаю, остерегаться надобно, чтобы не оставлять служения, к которому призваны и в которое допустили себя ввести, по своей воле, по нетерпеливости, по неудовольствию видеть свою личность меньше своего места. Надобно в сём испытать себя, прежде нежели оставим место».

Но помогла, возможно, характеристика владыки Самуила Костромского: «При строгой, прямо монашеской жизни и честном поведении часто примечается задумчивым, часто вспыльчивым. Подвержен частым припадкам. Крайне слабогласен. К продолжению должностей впредь кажется малонадёжным». Припадки – это приступы лихорадки. В декабре 1824 года архимандрит Макарий покинул наконец Кострому. Да, это был очередной побег, и, как писал о себе отец Макарий, он «был подобен испуганному и преследуемому псами оленю, который бегает в разные стороны».

Попытка стать монахом Киевской лавры провалилась, как и все предыдущие опыты подыскать себе место. Он старался вести себя ниже травы, тише воды, но и это не помогло. Однажды в его келью ворвался наместник Лавры с братией – они получили донос, что отец Макарий держит у себя какие-то сомнительные книги. Забрали всю его библиотеку, часть потом так и не вернули.

Архимандрит Макарий был в полной растерянности: «Что же нужно делать такого, чтобы тебя просто оставили в покое? Есть ли предел этим бесконечным испытаниям и мучениям? Над тобой Покров Божий, и один из самых влиятельных архиереев Русской Церкви относится к тебе как к сыну. Ты подчинялся – было плохо. Руководил – стало ещё хуже. Чем же заняться, чтобы обрести душевный покой?»

Попросил место библиотекаря Московской духовной академии, но получил отказ: напомнили о решении оставить учебно-административную деятельность. Зато разрешили поселиться в Глинской Богородице-Рождественской пустыни в Курской губернии. Епископ Владимир (Ужинский) не поверил, что это надолго, но согласился принять отца Макария у себя в епархии. Как видим, жизнь святых – это иногда не только восхождение.

Глинская обитель

Глинская пустынь была основана в XVI веке на месте явления местным пчеловодам Глинской иконы Рождества Пресвятой Богородицы и к началу XIX века пришла в самое бедственное состояние. Тогда и пришла на ум последним монахам светлая мысль поискать такого настоятеля, в котором любовь к монашескому подвигу соединялась бы с хозяйственностью. Это была непростая задача, но хорошо, видно, молились. На сегодняшний день прославлено шестнадцать глинских монахов, а первым в этом Соборе стал возобновитель пустыни старец Филарет (Данилевский) – как и многие лучшие монахи той эпохи, горячий почитатель Паисия (Величковского).

Жизнь иеромонаха Филарета протекала куда более мирно, чем у отца Макария. Со всеми он был в мире и глубоко почитался братией. Вокруг своей кельи в Софрониевой обители он посадил прекрасный плодовый сад, а любимым его занятием было переписывание духовных книг. Этого подвижника и послал Господь Глинской пустыни в 1817-м. Увидев, во что превратилась пустынь, старец твёрдо сказал, что отныне обитель будет жить по Афонскому уставу: «Я дал обет Божией Матери установить этот Устав в Глинской пустыни для всегдашнего строгого исполнения этого чиноположения моими будущими преемниками. Посему, если кто из них нарушит его, с таковыми буду судиться на суде Божием».

Чтобы найти деньги на возобновление обители, отец Филарет отправился на приём к императору Александру Благословенному. В столице он целый месяц обличал скептиков, еретиков, масонов, а так как был весьма искушён в афонской премудрости, иных смог вернуть в православие. Начали появляться жертвователи, так что необходимые средства для восстановления обители были собраны, и всё до копейки пошло в дело. Сам же отец Филарет питался раз в день ячневой кашей без соли и масла, а спал на деревянной скамье с тремя стенками, сильно напоминавшей гроб. Всё свободное от богослужений время посвящал саду и столярной мастерской, но службы, надо сказать, были более чем продолжительными. О высоте духовной жизни отца Филарета свидетельствует то, что сам святой Серафим Саровский отправлял к нему людей за наставлениями. Два этих подвижника никогда не встречались, но так почитали и чувствовали друг друга, что однажды – а это было 2 января 1833 года – Глинский настоятель неожиданно воскликнул: «Вот как отходят души праведных! Ныне в Сарове почил отец Серафим». Он сподобился увидеть душу преподобного, восходящую к Небу.

«Добро добра добрейши»

Архимандрит Макарий навестил прп. Серафима Саровского, когда отправился из Костромы в Киев. О чём говорили два преподобных, неизвестно, сам отец Макарий помянул в одном из писем лишь три слова, сказанных ему святым Серафимом: «Добро добра добрейши».

Поясняя эти слова, архимандрит Макарий написал спустя шестнадцать лет небольшое, но замечательное эссе:

«Возьмём сию небольшую свечу и сойдём с нею в глубочайшие недра земли, пещеры тёмные посетим, и опустимся, как водолазы, на дно морское; что там увидим? Везде добро добра добрейши – от кремня до алмаза, так и в металлах, кристаллах, кораллах… Если же мы будем проходить и по всем областям царства животных, то и там везде будем удивляться Премудрости Божией в разнообразных делах её; но в этом разнообразии является столь же дивный порядок и самая стройная постепенность, – добро добра добрейши, – от мошки, которая в один день проходит все возрасты жизни своей, до человека, в котором всё земное, рассеянное по бесчисленным созданиям в великой лествице естества, совокуплено и в котором сия лествица соединяет земное с небесным, а на вершине её сияет слава образа и подобия Божия; небо отверсто, и ангелы Божии восходят и нисходят к Сыну Человеческому; ибо всему человечеству глава Христос, а глава Христу Бог».

Беседа с отцом Серафимом между тем длилась около двух часов. Кроме слов про добро, известно, что отец Макарий поделился мечтой побывать в Иерусалиме. «Будешь в Иерусалиме, – ответил старец, – только не знаю, воротишься ли назад; может быть, и сам не захочешь». Не стал добавлять, что речь идёт о Небесном Иерусалиме, поэтому отец архимандрит его не понял.

«Везде дует…»

В Глинской пустыни отец Филарет с ходу взялся за то, чтобы исцелить отца Макария от страстей и желаний, мешавших ему возрастать на пути подвига. Начал с того, что разлучил с келейником Иваном (Савельевым). Это было мудрое решение: эмоционально опираясь на Ивана, архимандрит Макарий остался бы закрыт для помощи. Первым делом отцом Макарием здесь была написана подробная исповедь жизни, начиная с десятилетнего возраста. Нужно было хорошо понять себя, чтобы научиться справляться со своими страстями и желаниями. Старые раны залечивали в монастыре и продолжительные службы, и добрые отношения между братией.

«Это школа Христова, это одна из светлых точек на земном шаре, в которую, чтобы войти, надлежит умалиться до Христова младенчества», – с благодарностью вспоминал отец Макарий время, проведённое в пустыни. Три с половиной года он проходил эту удивительную школу, конечно же много работая. Перевёл на русский язык «Исповедь» блаженного Августина, «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника и другие труды отцов. Изучил «Добротолюбие», много преуспел в умной молитве.

Так готовятся к подвигу воины на ниве Христовой. И однажды наступил день, когда Бог призвал отца Макария выйти в мир на проповедь. Прозвучал этот призыв через старого друга Мартина Андреевича Атласа, человека весьма образованного, осознанно перешедшего в православие из католицизма. Однажды приехав в Глинскую пустынь, он обнаружил отца архимандрита в его келье, приютившимся между стеной и печкой.

– Что ты, отец Макарий, забился и сидишь тут в темноте? – спросил Атлас удивлённо.

– Что мне делать, когда я так слаб и чувствую, что везде дует, – печально ответил архимандрит.

– Ты человек просвещённый, тебе надобно других просвещать, а ты засел здесь в темноту. Иди и проповедуй Евангелие сибирским язычникам, Святейший Синод ищет такого человека.

Здесь нужно сказать об одной замечательной подробности. Святой Макарий с детства страдал от немощи в груди, вечно был болен, отчаянно боялся сквозняков, а в Сибири ему потом приходилось переносить трудности почти невыносимые даже для самого здорового человека, пересекая сотни вёрст по дикой местности, переправляясь через реки, карабкаясь в горы. Болезни никуда не исчезли, но дух всё превозмогал.

Архимандрит Макарий. Гравюра XIX века

Выслушав Мартина Атласа, отец Макарий обратился за советом к старцу Филарету. Тот с радостью одобрил это намерение и обещал свою помощь. Архимандрит Макарий понял, что дело ему предстоит воистину Божие, а значит, можно не страшиться тех препятствий, что так изводили его в годы метаний. Итак, решение принято. В Сибирь!

(Продолжение следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска