За двумя мостами

Что для меня Выборг? Бывал там всего раз ещё студентом, на военных сборах. Чужой шведский город, как Гётеборг или Гельсингборг («борг» по-шведски и переводится как «город»), завоёванный Петром I вместе с Финляндией. На сборы мы ездили туда в 1987 году, на закате советской эпохи, и как-то там было серовато, уныло. В памяти осталась только «Толстая Катарина» – круглая приземистая башня, оставшаяся от крепостных укреплений, в которой действовал ресторан.

«Толстая Катарина» на Рыночной площади Выборга

Да и запомнилась лишь потому, что наш капитан, боевой офицер, вернувшийся из Афганистана, в этом ресторане дал в морду вышестоящему по званию сослуживцу, из-за чего потерял одну звёздочку на погонах. И вот теперь он сидит, уже старший лейтенант, со мной в караулке, чистит свой «Макаров» и флегматично напевает под нос: «И никуда, никуда мне не деться от этого…»

А потом мы всем взводом едем на море – у бухты Тихая участвовать в массовке на съёмках фильма «Следопыт» по книге Фенимора Купера. Одних ребят киношники обрядили в форму английских солдат, других – во французских солдат, а наш старлей сорвал пуговицу с английского мундира и пошёл в лесок пулять в неё из «Макарова». Полнейшая бессмысленность. И эти, отдающиеся эхом, выстрелы из леска, и бухта, изображавшая собой озеро Онтарио в Америке, и ряженые курсанты моего взвода… Таким ощутил я тогда этот выборгский уголок своей страны – каким-то ненастоящим, доставшимся нам по недоразумению. В последующие 90-е годы этот приграничный город был известен тем, что сюда любили ездить «алкогольные туристы» из Финляндии и что там проходил кинофестиваль «Окно в Европу». Это всё, что знал о Выборге. Ну и, конечно, полюбопытствовал о судьбе фильма «Следопыт». Он получился скомканным из-за смерти актёра Андрея Миронова, для которого эта картина оказалась последней. Кое-как слепили финал без него и выпустили в прокат.

Почему вдруг вспомнилось? Давняя подписчица нашей газеты, выборжанка, пригласила в гости, а я, памятуя прошлые впечатления, раздумывал… И ведь даже подумать не мог, что скоро все мои представления о «шведском» Выборге перевернутся вверх тормашками.

Отправились мы рано утром из Петербурга на автомобиле. Минуем КАД – и вот через двенадцать километров уже мост через реку Сестру. Оглядываюсь – речка так быстро промелькнула! Теоретически мы уже не в России, ведь до 1939 года по Сестре проходила граница с Финляндией. То есть мы как бы в Финляндии оказались, ещё не выехав из Петербурга! Впереди продолжается Выборгский район города: Солнечное, Репино, Комарово – тот пригород, куда петербуржцы на шашлыки ездят. И всё это заграница? Абсурд!

Помнится, в 90-е годы у нас много писали о несправедливости «захватнической» Зимней войны с финнами, по результатам которой СССР присоединил к себе «чужую землю». А разве было справедливо в 17-м году отрезать от бывшей империи кусок Карелии, примыкающий к Северной столице? Петербург строился на землях, где русские испокон веков соседствовали с дружественными карелами. А со шведами воевали – те пытались подчинить карелов, навязывая им католичество вместо православия. Несколько столетий шведам это удавалось: карелы вынуждены были бежать со своей земли в центральную Русь, на их место заселялись единоверные шведам финны. И это тоже было справедливо? Кстати сказать, подписчица наша, к которой мы ехали в гости, как раз из рода таких вот перемещённых карел – предки её при царе Михаиле Фёдоровиче Романове нашли приют на Тверской земле. Отец её там родился, в карельской деревне Климантино, что под Бежецком, и с детства говорил по-карельски. А вот у дочери его, Светланы Николаевны Кудряшовой, был уже «адрес Советский Союз», и языки, карельский и финский, она изучала, будучи филологом. Некоторое время жила в Ленинграде, а потом решила с мужем переехать в Выборгский район. Сколько веков минуло, а всё же состоялось возвращение на историческую родину.

Наш гид Светлана Николаевна Кудряшова

Сто тридцать километров до Выборга мы миновали довольно быстро – по новому шоссе. Ещё видны следы строительства, на обочинах лежат вывороченные из земли валуны – огромные, как яйца динозавров. Природа здесь довольно суровая, но в целом ничем не отличается от окрестностей Петербурга. И климат одинаковый, морской. И даже планировка схожая: часть Выборга теснится на островах. Прежде чем попасть в Гвардейский район города, что на одноимённом острове, пришлось проехать по двум мостам. Выборжане называют этот район посёлком. И впрямь – низкие домики, приусадебные участки. Вот и калитка, у которой стоит Светлана Николаевна, встречает нас. Здороваемся, говорю:

– Какая замечательно тихая у вас улочка! Как в деревне.

– Здесь неподалёку матушка Мария жила, вон её дом, благодаря её молитвам и мы сюда попали. Каждое утро, когда выхожу из дома, радуюсь, вспоминая её. Она в 2012-м умерла.

– А кто это?

– Простая прихожанка, работала при Спасо-Преображенском храме, потом в Свято-Ильинском. Человек святой жизни, была как монахиня.

– Она местная, коренная?

– Да здесь коренных-то с огнём поискать. Все приезжие да уезжие. После революции, когда Выборг отделили от России, многих русских отсюда фактически изгнали. После Зимней войны уже бежали финны, а русских заселяли. Когда началась Великая Отечественная, их эвакуировали, а после войны – снова заселение. Как морской прилив-отлив. Но изначально это был славянский город. Ещё до призвания Рюрика Новгородский князь Гостомысл поставил здесь крепостцу для защиты торгового пути и сбора дани и назвал её именем своего сына Выбора.

– То есть Выборг…

– На самом деле не Выборг, а Выбор. Букву «г» на конце уже шведы добавили, когда захватили Выбор. Поэтому мы здесь не выборжане, а выборяне – так было бы правильнее… Но что мы на улице стоим, пожалуйте в дом, стол уже накрыт.

По молитвам

В доме уютно. Домотканые половики, печка, кошки Ромашка и Тиса. В небольшой кухоньке вся стена в иконах. Помолившись, садимся за стол. Как и заведено, в беседе за трапезой не касаемся рабочих вопросов – а для меня это история Выборга, – говорим просто о жизни. Муж Светланы Николаевны, уроженец Ставрополья, вспоминает, как в своём гражданском техническом институте взял распределение на военной кафедре и стал офицером. Служить «сына степей» отправили на Камчатку, военные корабли ремонтировать. В море тоже ходить довелось. Службу скрашивало то, что на юте стояла бочка с икрой и каждый мог черпать из неё алюминиевой армейской кружкой.

– И снова на море попали, Выборг же портовый город, – говорю. – А вы, Светлана Николаевна, какой институт заканчивали?

Выясняется, что закончила она филфак Ленинградского университета, причём в тот самый год, когда я начал учиться там на журфаке. И видеть друг друга мы могли, поскольку после окончания университета приходила на журфак преподавать языки заочникам.

– Преподавала я по вечерам, а днём гидом-переводчиком подрабатывала, – рассказывает Светлана Николаевна. – В турбюро «Интурист» практиковала английский язык, а в «Спутнике» – немецкий.

– А финским когда занялись?

– Много позже. Мы с мужем жили в тесной коммуналке и решили обменять её на нормальную однокомнатную квартиру в Светогорске. Этот городок в полусотне километров отсюда, на самой границе с Финляндией. Стали там смотреть финское телевидение, и было обидно, что ничего не понимаем. Выучила я финский, и он очень пригодился, когда мы в Выборг переехали. А переехали, потому что в Светогорске с работой было трудно: я только в библиотеку устроиться смогла, а муж вообще официантом подрабатывал. Размен с доплатой мы сделали очень удачный – однокомнатную квартиру на трёхкомнатную, правда совершенно ободранную. Сделали капитальный ремонт, и тут в 2011 году выясняется, что квартира «с обременением». Явился некий мошенник и показал документ, что квартира зарегистрирована на его покойного дедушку. Потом уж выяснилось, что регистрация была сделана в день смерти дедушки, спустя несколько часов после его кончины. Но адвокаты этого мошенника обернули так, что суд мы проиграли, судья даже не стала нас с мужем слушать. Писали мы в разные инстанции, даже Президенту России, но делать нечего, надо выметаться на улицу с вещами, квартира уже не наша. И вот тогда помогла молитва матушки Марии Михайловны Никишичевой, о которой я вам говорила. Неожиданно администрация города дала нам этот деревянный дом. И не жалуемся: газ есть, и водопровод, и центральное отопление, печку только в сильные морозы топим. Ещё при доме яблоневый садик, огород, теплица.

– Так, может, это Путин помог, которому писали, а не молитва?

– Ну а Путину тогда кто помог? Это же не просто, чтобы там, в Москве, обратили внимание на жалобу, дали какие-то распоряжения. А молитва у матушки сильная, я знаю. Когда её хоронили в декабре, у меня от холода сильно зуб разболелся. Попросила: «Матушка, ну помоги!» И сразу отпустило. Она, кстати, по национальности карелка была и землячка моего отца – из Тверской области. Там много карельских сёл.

Позже мы в газете опубликовали очерк о матушке Марии («Помощника Своего вышлю…», № 880, июль 2021 г.), а тогда, не зная о судьбе этой женщины, я подумал: «Что значит генетическая память! Сотни лет прошли, а карелы продолжают возвращаться на свою историческую родину». Но генетика, как оказалось, тут ни при чём. Всё произошло случайно. Брат Марии Николай воевал здесь в Великую Отечественную, которая, как пишут историки, была 124-я по счёту война русских за эту стратегически важную землю. Здесь потерял он товарищей и поселился после войны близ братской могилы. А Мария приехала к нему. Могла бы и не задержаться здесь и вернуться обратно в Калининскую область, как многие переселенцы и делали, не получив на «новых территориях» обещанных льгот. Но по приезде она сразу зашла в Свято-Преображенский храм, да так и осталась при нём. Получается, Господь её здесь окончательно поселил.

– А вы, Светлана Николаевна, были уже верующей, когда сюда приехали?

– Даже некрещёной. Отец-то мой военным был, коммунистом. В церковь я пришла уже здесь, благодаря, как ни странно, знанию финского языка. Но это долгая история… Давайте уж собираться, я же обещала вам экскурсию по городу провести.

Имя наоборот

Садимся в машину и сначала едем на старое кладбище, которое здесь же, на Гвардейском острове.

– При финнах этот остров назывался Сорвали, соответственно и кладбище называлось Сорвальским, – рассказывает наш гид. – Ну как при финнах? Открыли кладбище в 1798 году, а Выборг Россия вернула себе ещё в 1710 году, поэтому здесь было уже много русских – военных, купцов, мещан. Вместе с собой русские привезли евреев, которым, кстати, прежде в Выборге не разрешали селиться. Так что кладбище с самого начала поделили на участки: лютеранский, православный и иудейский. Что интересно, лютеранская часть также была поделена: в одной части хоронили финнов, а в другой – шведов с немцами. Сейчас-то никакого деления не осталось, в советское время по кладбищу дорогу проводили и все памятники снесли.

Выходим из машины. Перед нами ровная площадка с редкими деревьями, между которыми тут и там всё же виднеются какие-то надгробия.

– Старые надгробные плиты люди возвращают сюда из разных мест города, чаще их под асфальтом находят – ими ведь в советское время дорогу мостили. Кладут потом плиты где придётся, поскольку никто уже не помнит, кто где был похоронен. А вот место, где стояла Успенская церковь, точно известно, и там, видите, тоже памятник установлен в виде камня. Церковь-то ещё раньше разбомбили, в 44-м, когда здесь страшные бои шли.

Жители приносят на кладбище найденные кусочки надгробий к месту, где стояла Успенская церковь

– И что же, горожане не протестовали, когда памятники увозили?

– Кто-то возмущался, а кто-то сам плиты таскал для своего хозяйства. Мне об этом матушка Мария рассказывала, которая ухаживала за некоторыми могилами. Грабежи начались здесь в 50-е годы, когда сторожа убрали.

Натыкаюсь на плиту: «Здесь похоронен Хацкель бен Цви Данцигер. Отдан в армию из святой общины Тельш. Скончался в день 25 месяца Тишрей 5600 года». То есть 1839-го, если от Рождества Христова. Чуть дальше другой памятник, Ивану Михайловичу Ткаченко, который родился в 1835-м, а умер в 1919-м. Оба при жизни Пушкина застали, фактически его современники. И уже нет деления между ними по конфессиональному признаку, памятники на одном участке стоят.

– А вот здесь сумели найти точное место погребения, – Светлана Николаевна показывает на ещё одну плиту, – и вернуть памятник на могилу Николая Александрова. Он был рядовым 3-го Учебного карабинерного полка 8-й егерской роты.

На плите едва различимы слова: «Убит на острове Равансаари при отражении английской флотилии. Май 1855». Вот ведь, и в Крымскую войну пришлось защищать эту землю. К её началу на острове Равансаари (нынешнее название – Малый Высоцкий) был возведён форт, который должен был запереть проход в Выборг через Тронгзундский пролив (ныне пролив Тронгзунд). Когда английская эскадра вошла в него, форт стоял без пушек – их только-только привезли на пароходе в сопровождении выборгского губернатора генерал-майора Александра Теслева. Выгрузка проходила под огнём английских кораблей. Им отвечали карабинеры из своих штуцеров, причём так метко, что не подпускали врага. Карабинеры на острове и моряки восьми канонерских лодок, загородивших пролив, так и не пустили англичан к Выборгу, который не был готов к обороне.

– Что интересно, губернатор Теслев, чтобы как-то подготовиться к нападению, с помощью бургомистра Роберта Эрна нашёл в городской библиотеке план Выборга петровских времён, на котором были показаны артиллерийские батареи, и так выяснил, где лучше ставить пушки. В том бою, где пушки так и не выстрелили, погиб только один наш солдат – Александров. Император Николай I распорядился похоронить его со всеми почестями. И он упокоился здесь. А плиту эту обнаружили пять лет назад в посёлке Молодёжное, в лесу возле детского лагеря «Маяк». Как она там оказалась, неведомо.

– Вы упомянули бургомистра Эрна. Он что, шведом был?

– Так за сто лет, как Выборг вернули России, в нём мало что изменилось. По-прежнему шведы занимали высокие должности, имели фабрики и различные производства, а финны были за обслугу в городе, ну и жили по хуторам, занимались сельским хозяйством. Единственное, русская администрация помогла им в культурном плане: финский язык стал государственным, появились финноязычные школы и так далее. К началу ХХ века город стал почти целиком финским. И когда в 17-м году была провозглашена независимая Финляндия, этот процесс ускорился. Даже шведам пришлось переделывать свои фамилии на финский лад, иначе было не ужиться, и русских тоже не жаловали. Было в Выборге два крупных композитора – один Оленев, а другой Акимов, из купцов. Последний среди финнов прославился тем, что написал музыку для восьми финских кинофильмов. Свою фамилию Акимов не стал менять, но всё равно в титрах его представляли как Пекка Аттинен. Ещё одним выдающимся музыкантом был Борис Осипович Вольфсон, который в Выборге создал музыкальную школу, выросшую чуть ли не до консерватории. Так он сначала сменил своё имя на Сироб – Борис наоборот. Потом принял фамилию Сиирпа. Но всё закончилось тем, что пришлось эмигрировать в Америку.

– Правда, что русских, которые заселили Выборг после 39-го года, здесь в 41-м вырезали?

– Не русских, а советских. Но большинство успели тогда эвакуировать. Собственно, русские больше всего пострадали в 18-м году. Был такой эпизод. Когда в город вошли белофинны, мальчики-гимназисты побежали на это поглазеть. А не учли, что сами-то они в гимназической форме, с царскими орлами на фуражках. Да ещё кричали по-русски: «Ура-ура!» И тут же попали под раздачу. Всего в дни так называемой Выборгской резни было убито от 3 до 5 тысяч человек. Казнями руководил майор Марти Эгстрем, коренной швед, отправившийся в Финляндию воевать против русских. По идее, он должен был арестовывать коммунистов, но хватали всех, даже бывших царских офицеров: стучались в их дома и тут же на месте расстреливали. Среди жертв этнической чистки были также православные священники, несовершеннолетние, женщины и гражданские лица разных национальностей, которых приняли за русских.

– В советское время об этом не писали…

– Так после войны Финляндия стала нейтрально-дружественной страной, никто не хотел обострений. Также и военные преступления замалчивались. Вот мы как раз подходим к памятнику «Непокорённые», как его у нас называют. В советское время он не мог здесь появиться, а пять лет назад поставили.

Подходим и к мемориалу, состоящему из гранитных арок с крестом на вершине. На стене выбито 144 фамилии красноармейцев.

Монумент погибшим воинам на Успенском кладбище

– Это советские военнопленные, которых освободили из финского лагеря, но они были уже не жильцы, умерли здесь неподалёку, в эвакогоспитале. Им ещё повезло. Большинство-то умирало прямо в лагерях, кладбищ было несколько десятков. Одно из них не так давно обнаружили близ посёлка Селезнёво, где находился концлагерь Тиенхаара – внутри горы, в пещере. Там рядом озеро, и старожилы рассказывают, что после войны со дна его всплывали трупы. От чего там умирали? Обычно от болезней и голода, ведь почти не кормили. И ещё издевались: специально давали обувь меньшего размера, детскую, чтобы передвигались на цыпочках.

– В самой Финляндии об этом пишут?

– Да, там проводились архивные разыскания, собственно, оттуда я и черпаю информацию. Правда, финны склонны преуменьшать число жертв. Например, по их данным, в Выборгской резне погибло не более пятисот человек и в основном это были мужчины призывного возраста. Но есть прямые свидетельства, что это не так. Вообще у меня много друзей среди финнов.

– Это те, которые не мечтают о Большой Финляндии, до Урала? – шучу.

– Ну, такие идеи там считаются маргинальными. Даже на нашу Карелию они перестали засматриваться. Как объяснили мне финны, они экономически не потянут её присоединять. Сейчас Финляндия – одна из наименее населённых стран Европы, всего пять с половиной миллионов человек. Примерно население одного Петербурга. И сколько там этнических финнов, ещё вопрос. Была я в Хельсинки, через одного видела мигрантов с Ближнего Востока и из Африки. Но приезжать сюда финны любят. У них здесь много памятных мест, в том числе связанных с православием.

Знак у вокзала

Раз уж пошла кладбищенская тема, решили мы съездить на ещё один старинный погост, Всехсвятский. Путь туда лежал через центр города. Светлана Николаевна продолжает экскурсию:

– Сейчас мы минуем остров Гвардейский, а там дальше – остров Петровский, где стоит заброшенный госпитальный храм Петра и Павла. Он, к сожалению, продолжает разрушаться, крыша уже рухнула. Слева – Выборгская межрайонная больница, где имеется молитвенная комната Казанской Божией Матери и есть частичка мощей святителя Луки (Войно-Ясенецкого). Я ходила туда помогать, записывала больных на причастие, и батюшка Дмитрий раз в неделю их причащал. Вообще же на этих островах – они зелёные, растительности много – до революции было много дач. А вот смотрите: влево от нас уходит посёлок Выборгский. Правильнее бы его назвать Выборский, потому что именно туда заходили древние ладьи в те времена, когда действовали пути из варяг в греки и из варяг в персы. Скорее всего, оттуда и пошёл город Выбор.

– Ничего от той древней старины не осталось?

– Там всё водой размывало. Но древние монеты до сих пор находят. А вот ещё слева Аннинские укрепления, построенные во времена императрицы Анны Иоанновны. Там дальше – здание первого Совета народных депутатов, в стенах которого прежде выступал Иоанн Кронштадтский. Справа – филиал Ленинградского областного архива, где я иногда работаю. На его месте перед революцией собирались построить большой морской собор Петра и Павла. А в этой гостинице жил поэт Мандельштам, который приезжал не раз сюда и сватался к дочери местного купца Кушелева, но та его отвергла и вышла замуж за офицера. Здесь же заседала разогнанная царём Николаем Вторая Государственная Дума, составляла какие-то воззвания. И в этой же гостинице останавливались Ленин с Крупской, там табличка есть. А сейчас мы выехали на Ленинградский проспект, который прежде назывался Карельской улицей, ведёт он прямиком к вокзалу, построенному в 1869 году, накануне открытия Финляндской железной дороги…

Въезжаем на знакомую мне привокзальную площадь. Сразу вспомнилось, как мы, студенты, маялись здесь после военных сборов в ожидании электрички.

– А это что за памятник? Раньше его точно не было, – показываю на латинскую букву W, увенчанную королевской короной, что высится посреди площади.

– Меня вот тоже друзья спрашивают, когда сходят с поезда: «Это у вас реклама “Фольксвагена”?» – смеётся наш гид. – На самом деле наши власти в 2006 году решили поставить такой символический памятник городу и для символа почему-то выбрали букву W. Обратите внимание, на короне написаны три названия: Выборг, Wiborg и Wiipuri. И все три неправильные. По-шведски надо писать Viborg, а если по-немецки, то Wiburg, c буквой u. Может, это по-английски? Но там – Vyborg, тоже не совпадает. И с финским вариантом осечка, там тоже нет буквы W, а пишется так – Viipuri. Спрашивается, на каком языке это написано?

– Видно, на языке низкопоклонства перед Западом, – смеюсь. – А третий вариант, Выборг, почему неправильный?

– Потому что рядом надо было написать первоначальное имя – Выбор, раз уж у властей появилась идея через названия на памятнике проследить историю города. В русских летописях город значится как Выбор, и в них сказано, в честь кого он так назван. Здесь полная ясность. А в шведских хрониках нигде не упоминается, откуда их название взялось. Причём писали по-разному, гадая, что это слово значит: Viborg, Vikborg, Vidborg и Viehborg – что переводится как «святая крепость», «крепость у залива», «место у крепости» и «крепость в краю, где разводят скот». А если брать финское название, то оно ближе к русскому Выбору, без буквы «г» – звучит как «Випури». А если с «г» на конце, то звучало бы как «Випурку». У них «г» превращают в «к». Например, есть у них город Турку, так он, как сами финны признают, получил название от древнерусского слова «торг». Новгородцы там торговали. И будь Выбор Выборгом, то финны называли бы его точно так же, с «ку» на конце.

Знаете, когда я освоила финский, потом шведский языки, то смогла читать их первоисточники, и мне многое открылось. У нас как тексты шведов переводят? Вот фрагмент о том, как они якобы в 1293 году основали город Выборг: «Был построен Выборгский замок, и он стал оплотом…» Смотрю в шведский текст: «Был построен замок в этом Выборге, и он стал оплотом…» То есть «этот» город уже существовал, когда они замок возвели в 1293-м, а то, что при этом шведы Выбор называли Выборгом, то это их проблемы.

– И всё же странно, зачем новгородцам основывать здесь город? – сомневаюсь. – Так далеко…

– Что значит далеко?! Это же путь в Балтийское море, где ильменские словены, будущие новгородцы, с самых древних времён торговали. Про Ганзейский союз слышали? Вот он как раз из той торговли и вырос.

Наш гид продолжила исторический экскурс, и мысленно отправились мы в самую-самую древность.

Гостомысл и Выбор

– Возьмём восьмой век. Почти всё побережье Балтики, в том числе и на нынешней территории Германии, было заселено славянами. И существовал так называемый Бодрицкий союз, состоявший из вагров со столицей в Стариграде (ныне Ольденбург), полабов на Лабе (Эльбе) со столицей Ратибор (Ратцебург) и варнов со столицей Росток (Росток). К этому союзу присоединялись глиняне, смолинцы, бутяне, древане и другие славянские племена. А главными в союзе были ободриты, или бодричи, которые имели столицу Велеград (Мекленбург). Кроме того, бодричи владели одним из крупнейших портов на Балтике – Рериком. Возможно, так он был назван в честь одного из сыновей Бодрицкого князя, вообще же «рерик» – это «сокол» по-древнеславянски. Наши князья часто называли новые города именами сыновей. Например, так появился Львов на Галичине, так появился Выбор. Но не буду забегать вперёд. Как повествует немецкая Мекленбургская хроника, в восьмом веке, с 747 года до своей смерти в 795-м, верховным князем Бодрицкого союза был Вышеслав. Запомним это имя.

И вот тут появляется упоминание об Ильменском князе Гостомысле, который отдал своих дочерей за сыновей Вышеслава: старшую, Прекрасу, за старшего Дражко и среднюю, Умилу, за среднего Годислава. Понятно, что брак должен быть равнородным, и видно, что Гостомысл возглавлял не какое-то маленькое племя, а большой союз племён, который уже сложился на территории нынешней Новгородчины и, возможно, за её пределами. Если верить Иоакимовой летописи, то именно Гостомысл призвал Рюрика, Синеуса и Трувора защищать племенной союз, который, согласно Повести временных лет, состоял не только из ильменских словен, но и также из чуди, мери и кривичей – они жили довольно широко, занимая в том числе часть нынешней Белоруссии.

Кем был Рюрик, или, на западнославянский манер, Рерик? Историки предполагают, что это внук Гостомысла, рождённый Прекрасой от Дражко, ставшего вслед за своим отцом, Вышеславом, главой Бодрицкого союза. Другие же считают, что родился он от Годислава. Основываются историки на германских источниках. Например, в немецком городе Шверине (бывшем Зверине) хранится рукопись XVII века историка Иоганна Хемница, который по старым хроникам составил «Генеалогию королей, государей и герцогов Мекленбургских». И в ней он упоминает, что сыновья Годлиба, то есть Годислава – среднего сына Вышеслава, отправились в Новгород. И называет их имена: Рюрик, Сивар (то есть Синеус) и Трувор.

– А почему Годислав, а не Годлиб? – прерываю я рассказ. – Может, это немец и был?

– Так они не только названия городов, но и имена по-своему переиначивали. Вышеслава называли Витслав, Дражко – Траскон. И так далее. Кто есть кто, тут сомнений нет, это выводится по множеству других документов, где бодрицкие князья названы настоящими именами.

– Получается, Рюрик – славянин? Но на Рюриковом городище близ Новгорода археологи находили скандинавские украшения и предметы…

– …а также и славянские. Вполне возможно, что в дружине Рюрика были скандинавы, самые лучшие воины того времени. Что это меняет? Я ведь не про норманнскую теорию толкую, насколько она верна. Кстати сказать, о том, что Рюрик с братьями были бодричами, говорится не только в исследовании Хемница. Этот факт раскопал и французский путешественник Ксавье Мармье, когда собирал предания у мекленбургских крестьян. Об этом же писал немец Фридрих Томас. Только у нас почему-то как ухватились за норманнскую теорию, так и не отпускают.

Но для меня важно что? Гостомысл был кровно связан с ободритскими князьями, а они, владея крупным портом Рерик, имели широкую торговлю по всей Балтике. Значит, Гостомысл не стоял в стороне от этой торговли, был включён в неё. И основание им Выбора на берегу Балтики – вполне логичное решение. Место он выбрал замечательное, в глубине залива, острова в котором позволяют выстроить эшелонированную оборону от морских набегов. Произошло это ещё до так называемого призвания варягов. Ирония в том, что Рюрика он призвал, чтобы бороться как раз с этими варягами. Вот возьмём Иоакимовскую летопись, в ней читаем:

«Варяги же абие [тотчас] пришедше град великий [Новгород Великий] и прочии обладаша, и дань тяжку возложиша на Славяны, Русь и Чудь. Людие же терпяху тугу [беду] велику от Варяг, пославше к Буривою, испросили у него сына Гостомысла, да княжит во велице граде; и егда Гостомысл прия власть, абие Варяги бывшие овы [иные] изби, овы изгна, и дань Варягом отрече, и шед на ня [них] победи и град во имя старейшаго сына своего Выбора при море построи, учини с Варяги мир, и бысть тишина по всей земли».

Появился портовый город, укрепилась морская торговля, возникли крепкие связи с Бодрицким союзом, затем Гостомысл породнился с их князем, а на склоне лет призвал оттуда внуков, чтобы они оградили Новгород от новых варяжских набегов. Логично ведь? А то, что позже в летописях появилось «земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; приходите княжить и владеть нами» – так то писали уже в Киеве, когда Рюриковичи объединяли обширные области и должны были легитимировать свою власть. Их государство началось с Киева, куда из Новгорода перевезли малолетнего Игоря, сына Рюрика, – Великий Новгород, заметьте, остался «нанимателем» князей с дружинами. Они и Александра Невского, если помните, то нанимали себя защитить, то прогоняли. Так было и с Рюриком, которого поначалу на Ладоге поселили. Но, повторяю, здесь мне важна роль Гостомысла – владетельного князя, основателя нашего города Выбор, древней славянской твердыни.

Порушенная память

Едем дальше, наш гид показывает в окно:

– Видите, у нас отель назвали «Викинг». Добрались сюда викинги, хотя город был призван как раз от них защищать. Почему мне эта тема так запала? Однажды услышала от одного знакомого слесаря-сантехника, что мы здесь оккупанты.

– Финн, что ли?

– Он украинец по происхождению, а так-то сам русский. Понимаете, до чего уже дошло. Я написала статью для городской газеты, потом дала ему, но он её читать не стал. Так ему внушили…

– Статью-то напечатали?

– Да, но в другой газете, а в городской посчитали, что это «не в тренде».

– Я вот одного не понял, – уточняю у Светланы Николаевны. – Почему город был основан здесь, а не в устье Невы, где сейчас Петербург? По Неве-то судоходство удобнее, река глубокая.

– Так в древности и Вуокса была глубоководной. Один рукав её впадал в Ладожское озеро, а другой – в нынешний Выборгский залив. При этом Выбор находился как бы в начале двух путей: из варяг в греки и из варяг в персы, по Волге. Здесь был удобный порт для торговцев, которые из Балтики отправлялись дальше в опасный путь по рекам.

Слово за слово, и мы добрались до нашего пункта назначения – Всесвятского кладбища, которое также называют погостом на Крестовом холме, или Ристимяки, если по-фински. Этот погост «повеселее» Сорвальского, некоторые надгробия уцелели. Близ входа высится высокий каменный крест, там же табличка с фотографией лампады и со словами: «Завет благочинного отца Льва Церпицкого, чтобы горела лампадка на Крестовом холме Всесвятского храма».

– Отец Лев – кто это?

– Настоятель нашего Спасо-Преображенского собора. Кстати, сказать, родной брат митрополита Новгородского и Старорусского Льва. Тот имя Лев получил после монашеского пострига, а наш благочинный Лев по крещению. И отчество их Львович. Вот так бывает. Батюшка наш в 2019 году умер, на 71-м году жизни, и похоронили его тут по завещанию. Сам он любил здесь бывать. Крестные ходы организовывал от этого Крестового холма, где в старину стоял Всесвятский храм, к церкви Игнатия Богоносца, первой у нас построенной за сто лет. При нём же там заложили большой Успенский храм, который до сих пор достраивается. И возведение этого креста тоже его заслуга. Вместе с прихожанами он читал перед ним акафисты, а теперь мы и без него здесь собираемся, молимся. Иногда субботники проводим.

– А с храмом Всесвятским что произошло? Как и в Сорвали, разбомбили в войну?

– Здесь, да, тоже бомбили, всё кладбище порушили. Но храм уничтожили раньше: его разграбили и сожгли в декабре 1917 года в ходе беспорядков, связанных с провозглашением независимости Финляндии. На его месте прихожане отстроили небольшую часовню, но она просуществовала лишь до 1936 года. Позже, при советской власти, почти всё кладбище было застроено промышленными зданиями, только вот этот кусочек остался. Видите, мы тут словно в промзоне находимся. Но некоторые памятники сохранились.

Такую каплицу для молебнов поставили на Всехсвятском кладбище

Ходим по кладбищу, читаем надписи. Хорошо сохранился акрополь семье Викстед – видно, знатные были люди в Выборге. И ни одной русской фамилии – больше всех пострадала почему-то именно православная часть погоста.

Помолившись, поехали в центр города – наступил черёд осмотреть архитектурные достопримечательности. Выходим в центральном парке у Рыночной площади.

На Рыночной площади города

Наш гид повела прогуляться по площади, а я задержался перед необычным арт-объектом – стоят два рыцаря перед дамой и как бы предлагают ей руку и сердце.

«Дама сердца» в выборгском парке им. Ленина

– Да пойдёмте, это же кич! – тянет дальше Светлана Николаевна.

– Нет, постойте, это интересно…

– Да чего интересного? «Неразделённая любовь» – так я это называю. Девушка, по мысли архитектора, олицетворяет собой Выборг, а рыцари – Россию и Швецию.

– Швед, понятно, тот, что с рогами на шлеме. А второй на русского чего-то не похож, – говорю. – Подождите, тут что-то на табличке написано: «Автор работы Тимур Саддулаев, фирма “Лаэск”». Так это реклама! Смотрите, у дамы на пряжке эмблема этой самой фирмы, а у рыцарей – на поручи и на наплечнике. Так это памятник не Выборгу, а чистогану!

Кич с рогами на голове и эмблемой «Электрических сетей» на рукаве

– А вы что думали? На этом сейчас хорошо зарабатывают, привлекая туристов искусственной готикой. Раньше были Рига и Таллин, куда наши советские люди ездили поглазеть на Европу. А теперь из Выборга лепят Европу. Но это обман. Пойдёмте, покажу вам другой памятник – маршалу Швеции Торгильсу Кнутссону, который якобы основал Выборг, а на самом деле здесь и не бывал.

И пошли мы дальше, озираясь на дома с островерхими крышами…

(Окончание в следующем номере)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска