Стремительным контрударом наши войска вновь овладели Перемышлем.

Из сводки Совинформбюро от 24 июня 1941 года

Перемышль. Июнь 1941 года

В ходе Великой Отечественной войны это был первый наш освобождённый город, пусть и ненадолго, на несколько дней. В атмосфере паники и растерянности первых дней наступления немцев это было по-настоящему важно и многим дало надежду на победу. Десятки тысяч наших граждан погибли ещё до полудня, когда прозвучало по радио заявление правительства: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы». На самом деле первые бои начались ещё в половине первого ночи, когда были атакованы наши пограничники.

Прежде чем приступить к рассказу о Перемышле, поведаем, что происходило на других участках границы, помянем заставы, ни одна из которых не сдалась, не отступила без приказа, хотя немцы имели минимум четырёхкратное превосходство, а местами оно доходило до сорока раз. Когда от гарнизона 15-й заставы у деревни Трумпининкай осталась лишь горстка бойцов с пулемётом, они выпустили на врага тринадцать пограничных собак, потом ударили из всех стволов. Ошеломлённые, немцы вновь откатились назад. На прорыв границы им отводилось тридцать минут, а потребовалось вдесятеро больше, и это ещё было удачей, потому что заставу не успели укрепить. Крепостью её сделало мужество защитников.

Антон и Антонина

Одной из самых печальных страниц войны стала судьба семей командиров, которых нападение фашистов застало на границе.

Связь с 4-й пограничной заставой в Литве была прервана за два часа до начала войны. Она охраняла участок, где проходило шоссе Тильзит — Таураге, и нельзя сказать, что к войне не готовилась. Неделей раньше отрыли окопы полного профиля, в лесу устроили завалы, а на правом фланге вкопали противотанковые надолбы из сосновых брёвен. С вечера получили приказ, мол, если начнётся, занять круговую оборону.

Лишь сорок лет спустя нашёлся единственный уцелевший – боец Николай Росляков. Он вспоминал, как их обстреливали из орудий, бомбила авиация, потом пошли танки. Из горящей избы выбежала с годовалым ребёнком беременная жена командира заставы Антона Богуна – на белой детской рубашке алело яркое пятно крови. Командир что-то закричал, жена спрыгнула в ближайший к ней окоп, но ворвавшиеся немцы схватили женщину с сыном и уволокли куда-то. «Богун стоял от меня метрах в двадцати с пистолетом в руке, – вспоминал Росляков. – Он всё это видел, и лицо его, залитое кровью, было страшным…»

В 1945-м, во время боёв в Германии, женщина-военврач подобрала валявшуюся на земле фотографию убитого командира. Снимок сделал немецкий унтер-офицер, один из тех, кто напал на 15-ю заставу, написав на обороте: «Он не сдался живым и застрелился на наших глазах». Так погиб Антон Богун, в недавнем прошлом школьный учитель с Донбасса. Как благодаря этой фотографии удалось установить его имя – отдельная история. Слава Богу, Антонина – жена командира – уцелела в концлагере, выжил и их сын Валерий, а в ноябре 41-го родилась на нарах дочка Зина. После победы они вернулись на родину, в Луганск.

Когда Росляков, оглушённый взрывом и раненный в ногу, очнулся, вокруг никого не было. Дополз до леса, но это не спасло, попал в плен, несколько раз бежал, пока не оказался в партизанском отряде в Белоруссии, со временем возглавив его.

Иван и Катя

19-я застава стояла между железной и шоссейной дорогами, шедшими из Восточной Пруссии на город Граево, а оттуда на легендарный Осовец – крепость, которая несколько месяцев удерживала немцев в Первую мировую. До границы от заставы было триста метров, поэтому фашисты практически сразу захватили дом начсостава. Вдруг из него выходит Катя, жена командира Ивана Заики, тоже беременная, как Антонина, рядом двухлетний ребёнок, и ровным шагом идёт туда, где держат оборону наши бойцы. Пока шла, немцы не стреляли.

Штурм длился несколько часов. К полудню закончились боеприпасы, большинство пограничников погибло, удерживать заставу стало невозможно. Нет, бойцы не сдались, отступили в каменный подвал. Их забросали гранатами, и хотя немцы слышали, как плачет в подземелье ребёнок, а значит, есть и другие выжившие, сунуться не решились. В 15-16 часов командир приказал тем, кто способен был двигаться, добраться до наших частей, доложить о гибели заставы. Ранены были все, а двигаться мог только один – рядовой Давиденко, но, как и Росляков, далеко отползти не успел, попал в плен. О судьбе остальных, в том числе Кати Заики и её ребёнка, ничего не известно.

Илларион и Галина

Командиром заставы Лозовицы 17-го Брестского пограничного отряда был лейтенант Илларион Григорьевич Тихонов. На рассвете немцы открыли артиллерийский и миномётный огонь, а пехота начала переправу через Буг. Тихонов приказал заставе занять круговую оборону, а сам с группой бойцов отправился бить немцев на одной из переправ. Бой там шёл четыре часа. Крестьянин деревни Рудовец Андрей Тарданюк рассказывал потом: «На второй день войны меня и других жителей немцы заставили копать могилы и собирать трупы убитых гитлеровцев. Мы четверо суток с похоронной командой врага ловили и таскали баграми из омута убитых фашистов».

Обратно на заставу Тихонов прорваться так и не смог, ничего не зная о судьбе жены Галины, сына Вити и дочери Вали. После того как его отряд оттеснили от реки, он ещё двое суток сражался поодаль, а на заставе центром обороны стала наблюдательная вышка – оттуда вёл прицельный огонь младший сержант Павел Семёнов. Мог спуститься в окоп, но остался наверху: один враг утыкается лицом в чужую землю, второй… одиннадцатый. Сражался, пока фашисты не подобрались вплотную и не закончились патроны, после чего бросился на камень и разбился насмерть. Изуродованная вышка долго ещё стояла после войны, напоминая об этом подвиге.

Застава держалась пятнадцать часов, даже после того, как немецкие танки и две роты пехоты зашли с тыла. Дважды фашисты предлагали сдаться, получая отказ. Под конец давили пограничников гусеницами, забрасывали подвалы гранатами. Когда бой стих, туда отправились местные жители – супруги Иван Дмитриевич и Анна Кондратьевна Плетнюки и другие – и упросили немцев их пропустить. Везде валялись трупы гитлеровцев, потом начали выносить из подвалов наших. «Вдруг из развалин офицерского домика прямо навстречу мне бежит через двор Витя, двухлетний сынишка Иллариона Григорьевича, — вспоминала Анна Кондратьевна. — Я бросилась навстречу к нему, взяла мальчика на руки… И все, кто был со мной, встали на колени и со слезами просили разрешения у фашистов забрать семью Тихоновых к себе на квартиру, на поруки. К вечеру нам удалось пробраться в развалины домика. На полу, вся в крови, с перебитыми ногами, лежала Галина Алексеевна, жена начальника заставы. Рядом с ней, под койкой, барахтался трёхнедельный ребёнок — дочка Валентинка».

Спрятали их в соседнем селе. Через шесть суток кто-то постучался в дверь Плетнёвых. Оказалось, Илларион Григорьевич, сначала искавший семью на заставе и совсем было отчаявшийся. Расцеловался с хозяевами, побыл с детьми, а потом упал, обессиленный, на пол и уснул. Утром пришли немцы – кто-то выдал. И больше Тихонова живым никто в селе не видел, лишь весточка пришла, что готовит побег из лагеря, видно, во время него и погиб. Спустя несколько месяцев выдали предатели и Галину, но она выжила, вернувшись из лагеря. Уцелели и дети. Валентинка потом так и выросла в этом белорусском селе, где принял бой 22 июня 41-го её отец.

Алексей и Анфиса

Дольше всех продержалась 13-я застава Владимир-Волынского погранотряда – около одиннадцати суток, за что её назвали «Маленьким Брестом». Для командира 26-летнего Алексея Лопатина, уроженца деревни Дюково Ивановской области, это была первая и последняя война, что не помешало ему подготовиться к ней как должно.

Алексей Лопатин

На заставе, которая располагалась в бывшей усадьбе польского магната, изначально имелась мощная двухэтажная постройка с массивными стенами, до метра толщиной, и хорошим подвалом. Сверх того были построены три блокгауза, вырыты стрелковые окопы, а между узлами обороны проделаны скрытые ходы. Подступы к заставе обнесли колючей проволокой. Несколько месяцев лейтенант готовился дать бой, не обращая внимания на заверения радио и газет, что у нас с немцами мирный договор. Если ты хороший командир, то обязан быть готов к худшему.

Первый день. Когда немцы начали форсирование Западного Буга, застава была немедленно поднята в ружьё. Первыми погибли дежурившие на вышке – в неё попал снаряд. Остальные наряды уходили в Небо один за другим, по трое в каждом, пытаясь сорвать немцам переправу.

В 4 ч. 12 мин. раздался звонок с соседней 12-й заставы. Её командир, лейтенант Лукьянов, успел сказать: «Немцы снова ведут артиллерийский огонь… Снаряд попал прямо в мою квартиру. Там жена и только что родившийся ребёнок…» На этом связь прервалась. Лопатин отправил в ту сторону отряд из пятнадцати человек во главе с лейтенантом Погореловым, чтобы проверить, что с соседями, но главное – взять под охрану железнодорожный мост. Когда добрались, живых там уже не было, а мост был захвачен фашистами. И тогда Погорелов решил дать бой. Атаковали внезапно, враг побежал, так что удалось захватить крупнокалиберный пулемёт, который немедленно развернули в сторону моста. Переправа остановилась, Бог весть на сколько – на полчаса, на час. Из-за реки по пограничникам били из гаубиц и миномётов, с тыла начали заходить немцы, которые перешли мост раньше. К вечеру на свою заставу вернулся израненный боец, сообщив, что группы Погорелова больше нет.

Против укреплений 13-й заставы артиллерийский огонь был бессилен, но через три часа после начала войны батальон гитлеровцев пошёл в атаку цепями в полный рост, охватывая с трёх сторон. Должны были значительно раньше, максимум в четыре утра, но оказалось, что застава слишком хорошо укреплена. Поэтому фашисты начали накапливать силы в овраге и решились на штурм, лишь достигнув десятикратного перевеса в численности. Не помогло. Огонь по ним был открыт из всех пулемётов, винтовок и автоматов! Полсотни фашистов остались лежать на Карбовском лугу, остальные бежали.

Снова артобстрел. Наблюдатель с чердака сообщает, что два взвода врага движутся, прикрываясь обрывистым берегом, и они мелкими группами смогли прорваться к крыльцу казармы, бросая гранаты. Однако пограничники справились – враг бежал, оставив три десятка убитых и раненых во дворе казармы.

Так продолжалось раз за разом, пока на заставу не опустилась темнота. Лопатин приказывает разобрать печи, чтобы заложить окна казармы, а утром обнаруживает, что атаковавший их батальон, сильно потрёпанный, ушёл на восток. Он и без того задержался на сутки, а орднунг никто не отменял.

Второй день. Представления о порядке у немцев оказались странные. Раз запланировано, что застава погибнет 22-го, значит, её больше нет. Утром удивлённые пограничники видят, как мимо спокойно катится колонна автомашин с пехотой. Её, естественно, расстреляли. Взбешённые немцы схватили в соседнем селе Скоморохи мирного жителя Матвея Скачко, отправив в качестве парламентёра с белым флагом. Прячась за ним, шёл офицер, остальные фашисты ползли следом. Пограничники дали очередь перед ногами Матвея, он остановился, стал что-то доказывать немцу. Тот пришёл в ярость и выстрелил крестьянину в голову, остальные немцы бросились в атаку, но, потеряв с полсотни человек, откатились. «Все, кроме раненых, наверх!» – командует Лопатин, понимая, что впереди новый бой, и отправляет всех на второй этаж казармы. Дрались до вечера, ночью по заставе били пушки, а утром оказалось, что ушёл и этот немецкий батальон, оставив, правда, заслон с пулемётами. Под Владимиром-Волынским у них что-то пошло не так, постоянно требовались подкрепления.

Оставшихся фашистов особенно злит флаг, который продолжает развеваться над заставой и виден издалека. Они сбивают его раз за разом, но он снова возвращается на место – рухнул потом лишь вместе с казармой. Застава приспосабливается к новой жизни. Лопатин делает суровое замечание бойцам, которые забыли побриться. Война войной, а выглядеть каждый должен как надо.

Из еды у пограничников нет даже соли, но осталась свинья, которую откармливали вовсе не для такого случая. Но сейчас она позволяет выжившим бойцам и семьям командиров продержаться ещё несколько дней.

 Третий день и ночь проходят спокойно. Немецкий заслон постреливает, наши не отвечают, экономя патроны. В темноте немцы иногда запускают ракеты, освещая полуразгромленную заставу. Нет, враги не боятся, что пограничники уйдут, наоборот, ни о чём другом не мечтают. Они даже не стали окружать заставу, мол, милости просим – идите. Но приказа отступать у Лопатина нет, а без него никак. Несколько наших бойцов пробираются в Скоморохи, узнают, что делается в мире. Ничего хорошего. Через мост идут колонны фашистов, которые, судя по всему, далеко вклинились в нашу территорию.

Четвёртый день. В 9 ч. 25 мин. утра со стороны села Ильковице к заставе подъехали два мотоцикла. В коляске одного из них немецкий генерал с портфелем – а почему бы и нет: граница осталась в глубоком тылу и, может, решил сфотографироваться на фоне погибшей русской заставы или ещё что-то придумал, однако узнать скоро стало не у кого – пограничники встретили генерала огнём. Вечером, когда смогли подобраться, обыскали трупы, нашли карту с планом наступления немцев. Огромными стрелами были обозначены на ней направления на Киев и Днепропетровск. В багажнике генеральской коляски обнаружились шоколад и галеты, которые раздали детям.

 Гибель генерала напомнила немецкому командованию, что пограничники всё ещё живы. Установили орудие у церкви села Скоморохи, которое открыло огонь по заставе прямой наводкой. Рухнули крыша и стены второго этажа, была повреждена часть окопов, после чего гитлеровцы пошли в атаку силами двух рот. Наши опять отбились, уничтожив к этому времени, с начала войны, около трёхсот фашистов, притом что на заставе изначально было 75 бойцов, а в строю осталась едва ли половина.

Пятый день. К немцам подходит подкрепление, в результате артиллерийского обстрела рушится первый этаж казармы, пришлось укрываться в подвале. Над селом поднимается сигнальная ракета – немцы снова идут, уверенные, что теперь на заставе живых не осталось, за что расплачиваются десятками убитых, в том числе офицером. Подвозят второе орудие, открывают огонь, так погиб политрук Павел Гласов, а Лопатин спрашивает снайперов Тимикуева и Павлова: «Сможете достать?»

Смогли. Перебили первые орудийные расчёты, затем сменные. Обстрел на время прекратился.

Шестой день. Несколько жительниц села Ульвовек пришли в Скоморохи навестить родственников, а потом отправились посмотреть, что с заставой. Почему немцы не стали стрелять, неизвестно. Женщины осмотрели руины, пограничники слышали, как они плачут, причитая над погибшими. Две селянки заглянули в амбразуру и в ужасе отшатнулись, обнаружив, что оттуда на них смотрят живые люди. Лопатин вылез из подвала, успокоил, сказал, что наши обязательно вернутся. Ночью колхозницы вернулись, принесли хлеб – мешок печёного хлеба.

Последующие дни. Утром снова была атака – и так день за днём. С 29 июня заставу начали обстреливать термитными снарядами. Стало ясно – это конец.

Скрепя сердце, Лопатин принимает решение уходить. На следующий день в густом тумане заставу покинули женщины, дети, часть раненых, в том числе Анфиса Лопатина с трёхлетним Вячеславом и грудничком Анатолием, родившимся накануне войны. Их сознательно пустили вперёд, чтобы не подвергать опасности, ведь сдаваться оставшиеся не собирались. Застань их фашисты всех вместе на марше, все бы и полегли в бою. Бойцы планировали выдвинуться в ночь с 1-го на 2-е июля, но в последний момент Лопатин сказал: «Я без приказа заставу не оставлю».

Остальные молча согласились. Днём снова были жестокие бои. Боеприпасов почти не осталось. «Десять, застава должна положить десять фашистов за жизнь каждого бойца», – скомандовал Лопатин.

До выполнения плана осталось всего ничего. Потом была рукопашная, в которой погиб Алексей Лопатин, остальные снова отстреливались, и снова по выжившим били прямой наводкой из пушек. Ночью 3 июля раненые и контуженые воины, лежавшие где придётся, услышали над собой немецкую речь. Когда она стихла, Котов, Головкин и Бугай разгребли землю и выбрались наверх. Было очень тихо среди руин. В другом месте пограничник Хлыстов откопал Максякова, Конкина, Никитина. До победы дожили трое.

Звание Героя Советского Союза лейтенанту Алексею Васильевичу Лопатину присвоили посмертно, в 1957-м. Жена и сыновья уцелели. Когда уходили с заставы, с Анфисой случилось страшное: заплакал младенец и был большой риск, что он погубит всех, и женщина оставила ребёнка на дороге – в надежде, что утром его подберут жители села, но отошла недалеко и вернулась, взяла сына на руки… Первым местом службы Вячеслава, уже в качестве офицера, стала застава, где погиб его отец. Спустя несколько лет его сменил Анатолий.

Об одном мифе

Вот и дошли мы до освобождения Перемышля в июне 41-го.

Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» почему-то приписал этот подвиг генералу Андрею Власову: «Его 99-я стрелковая дивизия, до того самая отсталая в Красной Армии, теперь предлагалась в пример “Красной звездой”, а в войну не была захвачена врасплох гитлеровским нападением: при общем нашем откате на восток пошла на запад, отбила Перемышль и 6 дней удерживала его».

Это не так.

Во-первых, дивизия не была отсталой и до появления там Власова, наоборот, считалась одной из самых передовых в РККА. Именно потому полковник Власов буквально отнял её у прежнего командира – Ивана Евдокимовича Турунова. Согласно военному историку академику Сувенирову, Андрей Власов, побывав в дивизии с инспекцией, написал рапорт, где, в частности, упрекнул Турунова, что тот зачем-то усиленно изучает тактику боевых действий Вермахта: надо же, к войне готовится, опасно оставлять такого на границе, может спровоцировать немцев. В результате Ивана Евдокимовича перевели, а Власов получил соединение, ставшее трамплином для его карьеры.

Во-вторых, Власов к освобождению Перемышля никакого отношения не имел, так как с начала 1941-го 99-й дивизией командовал Николай Иванович Дементьев.

Битва за Перемышль

Тогда мы все, от командующего фронтом до рядового бойца, знали о жестоких боях на реке Сан и гордились мужеством защитников Перемышля – подвигом 99-й стрелковой дивизии, совершившей уже 23 июня 1941 года контрудар, отбросив немецко-фашистских захватчиков к исходным рубежам, за линию государственной границы.

Маршал Иван Христофорович Баграмян

Перемышль 22 июня 1941 г.

* * *

Город древний, никто не знает толком, кто и когда его основал, но в 981 году он стал русским, а потом ещё много раз сменил хозяев. В Первую мировую был крупнейшим узлом обороны австро-венгров, так что здесь полегло немало русских воинов. Вечером 21 июня 41-го в Перемышле царило веселье. Всё сияло, слышался смех, танцы и прочие гуляния вывели на улицу множество народу, но так было лишь на правобережной, советской его части. В кварталах на левом – немецком – берегу реки Сан было темно и тихо, хотя обычно всё было иначе. Не нужно было особой наблюдательности, чтобы понять ненормальность этой тишины, однако те, кто догадывался, молчали. Молчал и полковник Дементьев, терзаясь и отгоняя прочь крамольные мысли. В начале июня жена Александра Ильинична сказала ему, что хорошо бы ей отвезти Олежку, девятилетнего сына, к родственникам в Саратов.

«На что это похоже? – вскинулся он. – Разговоры всякие пойдут. Будем все вместе, и всё будет хорошо».

Николай Дементьев (на снимке он уже генерал-майор)

К этому времени многие командиры мечтали отправить семьи подальше от границы, но их затерроризировали требованиями избегать паники, потому Дементьева можно понять. Доносы на командира, эвакуирующего жену и сына, последовали бы мгновенно.

Точно по расписанию от станции Перемышль в сторону границы отошёл поезд с горючим и строевым лесом. Дежурный городской комендатуры позвонил немцам, спросил, почему нет встречного поезда из Германии. Ему ответили: «Ждите утром». После полуночи комдиву передали, что в нашу сторону перебрался поляк, сообщивший, что утром начнётся война. Дементьев созывает совещание, во время которого послышались взрывы. Германская артиллерия била с высокого левого берега по намеченным целям – штабам, комендатурам, вокзалу, после чего город начала бомбить авиация. Гражданские и военные выбегали из домов и казарм, где погибали от осколков.

Но паника царила далеко не везде. Дементьев отдаёт распоряжение: вывести полки, стоявшие в двенадцати километрах от Перемышля, на рубежи обороны и срочно начать эвакуацию семей командиров и населения. Так начался для него этот долгий день. Ещё одна война, будь она неладна. Уроженец села Преображенского Липецкой области, он был призван в армию в 1915-м, закончил Алексеевское военное училище, в чине поручика командовал ротой. В Гражданскую боролся с бандитами на Украине, где и остался служить.

Когда всё началось, Александра Ильинична одной рукой схватила сына, другой пустое ведро, чтобы запастись водой и спуститься в подвал. Жили они в многоквартирном доме вместе с семьями других командиров. Сколько придётся отсиживаться, никто не знал, из окон было видно, как горит город. Олега одеть не успела, так, в трусиках и маечке, его и усадили в подъехавшую машину вместе с другими детьми. Жён военнослужащих эвакуировали позже. Дементьева взяла с собой лишь саквояж с бельём мужа и первый попавшийся чемодан, в котором, как оказалось, хранились кухонные полотенца. В расположении дивизии нашла сына, после чего их повезли на восток.

Лишь в девять утра полковнику Дементьеву позвонило руководство, чтобы сообщить: «Это война!»

К этому времени счёт погибшим пограничникам, красноармейцам и жителям города шёл на сотни.

* * *

Жуков: В чьих руках Перемышль?

Костенко: В наших…

Из телефонных переговоров начальника Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жукова с командующим 26-й армией Ф.Я. Костенко, состоявшихся утром 25 июня 1941 года.

Дивизия находилась за городом, так что главный удар пришёлся на 92-й пограничный отряд. Бойцы не знали, что против них брошены части одной из самых сильных дивизий врага – 257-й Берлинской, в числе первых вступившей в Париж. А кроме неё, была ещё 101-я дивизия, которая в полтора раза превосходила по численности нашу 99-ю. Город имел стратегическое значение, через него шли железная и шоссейная дороги.

Один из первых боёв начался на мосту. Туда отправили с группой бойцов лейтенанта-пограничника с 14-й заставы Петра Нечаева. Дождались, когда фашисты пересекут красную линию на середине моста, то есть границу, и лишь тогда открыли огонь. Пограничников атаковали восемь раз до полудня не только по мосту, но и вплавь на резиновых лодках. В разгар боя лейтенант Нечаев взорвал гранатой себя и обступивших его фашистов.

Ещё одна схватка шла недалеко от реки, где один из полков Вермахта после переправы натолкнулся на 250 бойцов, которых немцы сочли курсантами. Как пишет немецкий историк П. Каррель, они «оказали отчаянное сопротивление. Только после усиленного обстрела позиций из стрелкового оружия и артиллерии на этом участке удалось продвинуться». Кто это был, толком не понять, живых, похоже, не осталось.

Мост через реку Сан. Перемышль 22 июня 1941 г.

В это время секретарь Горкома Орленко создаёт первый в ту войну отряд народного ополчения. Взломали дверь в военкомате, нашли 200 винтовок в консервационной смазке. Чистили кто чем: бумагой, занавеской, скатертями, снимали с себя нательные рубахи. Патронов нашлось по 70-80 на бойца. Вскоре отряд в 207 человек – железнодорожники, советские служащие, директор краеведческого музея, ставшая медсестрой, – вступили в бой и понесли первые потери. Красноармейцы, пограничники, милиционеры, ополченцы дрались на улицах против врага, который превосходил их численностью в 15-20 раз, не говоря о танках и артиллерии.

К трём часам дня большая часть города была потеряна, но дрались не зря, позволив 99-й дивизии подтянуть силы и занять оборону недалеко от Перемышля. Вечером один из полков Дементьева, 4-я комендатура пограничников и сводный батальон из ополченцев, бойцов полка НКВД, бойцов двух застав получили приказ контратаковать, уничтожив группировку гитлеровцев в восточной части Перемышля. Сводный батальон возглавил старший лейтенант пограничник Григорий Поливода, опытный командир, – ему жить оставалось месяц с небольшим, но не здесь, в Перемышле, ждала его смерть.

Старший лейтенант Григорий Поливода

Всю ночь подвозили боеприпасы и вели разведку в поисках слабых мест у врага. Переводчик 92-го пограничного отряда Богданов четыре раза ходил в тыл фашистов, лично уничтожил двух штабных офицеров и принёс карты, форму, документы. Из четвёртого рейда он не вернулся, попав в засаду. Комдив Дементьев к этому времени полностью определился, как бить врага, – в боевой обстановке он чувствовал себя как рыба в воде. В штабе корпуса командующий генерал Снегов сказал ему: «Николай Иванович, ваша дивизия – наша главная сила. Сможете ли вы вместе с погранотрядом обеспечить освобождение занятой противником территории?» – «Сможем!»

План наступления составили вместе с командиром пограничников подполковником Яковом Тарутиным, архангелогородцем из Шенкурского района. Утром мощный удар по врагу нанёс гаубично-артиллерийский полк. Его поддержали миномётчики. Немцы этого совершенно не ожидали. Разумеется, сопротивлялись, но батальон Поливоды остановить не смогли, фашистов с крыши забросали гранатами. К 17 часам 23 июня правобережная часть Перемышля была полностью освобождена. Более того, одна из рот батальона Поливоды ворвалась в немецкую часть города на левом берегу, то есть на территорию Рейха. Пробившись к базарной площади, бойцы водрузили красный флаг над зданием городского совета, прообразуя то, что случится в мае 45-го. На советскую сторону вернулись лишь на следующий день. Мировая пресса сообщала: «Русская контратака. Отбит Перемышль», «Перемышль снова в советских руках», «Русские ведут контрнаступление».

В городе оставались семьи пограничников, армейцев, советских работников, которых не успели полностью эвакуировать. Кроме того, большая еврейская община, не до конца ещё осознавшая, что её ждёт гибель. Ещё ночью эти люди пребывали в отчаянии, уже начались аресты – и вдруг освобождение. Многие горожане вышли строить оборонительные сооружения. Второй раз врасплох Перемышль было не застать. Все понимали: это ненадолго, на других участках немцы слишком глубоко вклинились в нашу оборону. Но главную задачу выполнили: задержав противника на пять дней, смогли вывезти всех, кто пожелал.

На одном из форумов в соцсетях мне как-то встретилось сообщение от человека, который благодаря освобождению Перемышля появился на свет. Его мать была юной девушкой, родившейся в этом городе. «Как знать, – написал этот человек, – не было бы этой отчаянной контратаки, хватило бы у неё времени убежать от нацистов? Её родители, все родственники и соседи были уничтожены немецкими нацистами».

* * *

Наши части удерживали город до 27 июня, ломая немцам их «Барбароссу». Бои почти не прекращались, особенно тяжёлым выдалось 25 июня, когда врага удалось отбросить огнём в упор из наших пушек-сорокапяток. Лишившись эффекта внезапности, фашисты имели теперь дело с людьми, почувствовавшими вкус победы. Против них стояли одна из лучших дивизий РККА и около двух тысяч пограничников, которые продержаться могли ещё долго. Но прорыв немцев ко Львову грозил окружением – нужно было уходить. В 6 ч. 15 мин. комендант города Григорий Поливода увёл из Перемышля свой геройский сводный батальон, вышли и остальные. Немцы появились часа через два, осторожно крались, опасаясь засады.

Ушли не все, на своих постах остались гарнизоны дотов. Точно неизвестно, почему они остались, возможно, должны были прикрывать отступление. Они сражались ещё несколько дней. Немцы бросили против советских укреплений батальон огнемётных танков. Их задачей было прикрыть сапёров, которые должны были установить фугасы. Одно из немецких донесений свидетельствует, как всё происходило: «Сапёры смогли достичь назначенных целей, заложить и подорвать фугасные заряды. Доты были сильно повреждены огнём 88-мм орудий и могли вести огонь только периодически. Огнемётные танки смогли приблизиться к дотам почти вплотную. Защитники дотов оказывали отчаянное сопротивление. Два огнемётных танка были подбиты 76-мм пушкой из дота. Оба танка сгорели, но экипажи успели покинуть подбитые машины. Огнемётным танкам так и не удалось поразить доты. Горючая смесь не могла проникнуть сквозь шаровые установки внутрь дота. Защитники укреплений продолжали вести огонь…»

Дольше всех – ещё сутки – продержался дот под Замковой горой на берегу Сана. В первый день войны его 76-мм орудие било немцев на мосту, уничтожило товарный состав противника и нефтехранилище. Командовал этой маленькой крепостью младший лейтенант Чаплин. Дата гибели гарнизона – 30 июня. Указом от 22 июля 1941 года 99-я стрелковая дивизия награждена орденом Красного Знамени – первой в ту войну. Награждали и бойцов, некоторых много лет спустя, но на всех орденов так и не хватило.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска