(Продолжение. Начало в №№ 861–866, 868–878)

Галерея забот и трудов

 Из записок Игоря Иванова:

Воскресная школа в Коле представляет из себя большой двухэтажный дом сталинской архитектуры, увидав который, я испугался за православную общину: как же такую громадину содержать-то?! Оказалось, что не весь он принадлежит школе – администрация города передала церкви в безвозмездную аренду помещения на втором этаже на 49 лет. Цифра пугающая, кажется, дожить бы, ан годочки летят быстро – уже 11 лет, как школа здесь обретается.

Встречает нас её руководитель Яна Серафимовна Петрова, рядом с ней Виктория Александровна Липинская, журналист муниципальной газеты «Кольское слово», её дочь, к слову, учится здесь, участвует в рисовании мультфильмов. Понятное дело – сначала экскурсия по храму церковных знаний.

Яна Серафимовна Петрова, руководитель воскресной школы

– Вот здесь библиотека, – рассказывает Яна, показывая действительно библиотеку, а не пару книжных полок. – Я ведь и начинала на приходе с заведования библиотекой, почему и газету вашу знаю. Тогда ещё не было Интернета и читать было вообще нечего, а «Вера» к нам каким-то образом попадала, тогда она была ещё чёрно-белая и мы её зачитывали до дыр. Многолетний настоятель храма отец Андрей на книги денег не жалел, и читателей было много: в воскресенье прихожанки после службы прямиком сюда шли…

– А сейчас?

– Стало мало читателей. Их почти нет.

– В Интернет переползли или читать разучились?

– Думаю, и то и другое.

Ловлю себя на том, что всё чаще в последнее время мечтаю, чтобы в один миг волшебным образом пропал Интернет и все умные живые люди, помыкавшись от духовного голода, вновь заполнили библиотеки, вдохнули живительный запах книжных страниц… Но, наверно, это даже менее реально, чем встреча с инопланетянином…

– Вот помещение, откуда мы проводим трансляции интеллектуальных игр для детей и родителей в прямом эфире. Начали в марте – апреле, когда были жуткие ковидные ограничения («больше трёх не собираться!»), и звукооператора нам приходилось прятать за кадром. Я тихонько сидела в конце зала и подсчитывала баллы победителей. Кстати, ведущей была Виктория.

– До десяти семей одновременно выходили на связь с нами по Интернету, – включается в рассказ Виктория. – Были игры, посвящённые Великой Отечественной, праздникам…

– Но ведь ответы на вопросы дома можно подсмотреть…

– Не успеешь за минуту. Например, включаем тропарь на арамейском языке, спрашиваем, что звучит. Если кто-то вспомнит наш тропарь Пасхи, сравнит, то догадается и выиграет… Для ведущего всё это очень энергозатратно, но и отдача невероятная.

Далее учебный кабинет с развешанными на стенах мрежой, ракушками, сушёной морской звездой (даже не пытайтесь понюхать!) и, наконец, гордость школы – студия, оборудованная исключительно на гранты. Яна показывает какие-то приборы для панорамной съёмки, плоскостной, – я в этом ничего не смыслю, поэтому всё, что мне остаётся, – это цокать языком, дескать, «ух ты!».

– Мы уже сняли несколько «лёгких», детских мультфильмов и три краеведческих. Работаем над мультфильмом о Трифоне Печенгском, а прежде сняли по биографии Феодорита Кольского…

– А как вам удалось показать эпизод избиения Феодорита братией и изгнания его из монастыря? – интересуется Михаил. – Или обошли этот момент?

– Мы думали сначала изобразить монахов со злыми лицами, но получилось не то. Решили показать этот момент аллегорически – в виде разразившейся грозы… Сейчас к юбилею Колы делаем мультфильм «Приключения кита» – он спрыгивает с герба Колы и путешествует на самокате по городу…

Яна достаёт и вручает нам сувенирные флажки города – на голубом фоне чешуйчатый кит с лукавой физиономией. И далее уже галопом по Европам о разном.

– Это фестиваль семейного творчества – папы с дочками танцуют, – показывает Яна фотографии, развешанные на стенах. – Это мы пельмени лепим… Это пасхальный спектакль.

Таким волшебным городом видят свою Колу дети воскресной школы

Но больше всего снимков, посвящённых разным паломничествам. Вот дети толкают застрявший автобус: «Это мы ездили в Важеозерский монастырь и застряли». Вот дети поднимаются на Крестовую гору в Кандалакше – ту самую, на которую не успели из-за ограниченности времени подняться мы с Михаилом. «А это мы плывём на Соловки. Попали в шторм, я лежала на палубе от качки бледная и плохая, а дети гладили меня по голове… Мы очень любим ездить: Кольский полуостров, Карелия, Питер… В этих поездках завязываются узелки взаимосвязей с разными людьми, из которых, как потом оказывается, состоит вся наша жизнь».

Узелки

За чаем разговорились мы о разном, выяснили между прочим, что давеча вместе были на архиерейском богослужении в Мончегорске, наверняка видели друг друга, но, конечно, не могли знать друг о друге. Если вдуматься, это удивительно: встречая на тропах жизни тысячи и тысячи людей, реально видим мы лишь тех, кого можем распознать. Остальные словно проходят сквозь нас. Как происходит это распознавание, какую роль в этом играет наше духовное усилие?..

– Вот еду в поезде, – говорит Яна. – Попутчиком оказывается дьякон из Владивостока, который каждый год ездит на Соловки, скромный, в рваненькой одежонке. Но он так рассказал про монастырь, что я поняла: надо туда немедленно ехать! И поехала! Теперь дьякон у меня записан в помяннике, нет-нет да и вспомню его – и тут же вспомню о Соловках, о тех, кого встречала там…

– Эти ниточки памяти иногда завязываются самым случайным образом. У владыки есть друг, архимандрит Амвросий, он служит в Милане. Однажды он собрался сюда в гости, и владыка попросил меня его встретить, устроить на ночь. Думаю: что-то ведь надо ему купить. Решила, кроме обычной щётки и зубной пасты, взять тапочки. А он, оказывается, весь багаж потерял: встречаем растерянного, с крестом, в подряснике, и больше у него вообще ничего с собой нет. И те подаренные тапочки его почему-то несказанно тронули. Потом, конечно, мы общались здесь, в воскресной школе, и он пригласил меня в гости, я гостила у него на приходе в Милане, мы до сих пор переписываемся, на Пасху созваниваемся с прихожанами… А всё началось с тапочек.

– Как-то я поехала в Нижегородскую область, к праведному Алексию Бортсурманскому, – продолжает Яна. – Было это почти 20 лет назад. Там его мощи в Успенском храме, он небесный покровитель моего сына. В ту пору было совсем трудно с сыном-подростком, я поехала туда, стояла на коленях, плакала и просила святого о помощи. И была там такая бабушка Нина, которая открыла храм и терпеливо ждала, пока я наплачусь, потом закрыла, накормила меня жареной картошкой и проводила на автобус.

И вот прошло много лет, я снова приезжаю туда. Храм опять закрыт. Я оглядываюсь вокруг и вижу: на крылечке дома всё так же сидит бабушка. Да это же Нина – она вообще не изменилась! Я кинулась к ней: «Вы Нина?» – «Да». – «Помните, вы накормили меня жареной картошкой?..» Она встаёт и смиренно опять открывает мне храм. Имя её было у меня в помянничке, и я, может, и не буду каждый день её вспоминать, но как-нибудь прочту – и вспомню… Я вдруг поняла, что у меня очень много таких имён, все вместе их можно назвать дорожным помянником. Это люди, которые сопровождают меня по жизни, с которыми я встречаюсь духовно, а потом и физически!

– Кстати, на днях, 17 августа, наш владыка Митрофан служил у мощей праведного Алексия Бортсурманского, на 20-летие обретения его мощей. У владыки тоже какая-то личная история, связанная с этим святым…

Соглашаясь с моими собеседницами мысленно, думаю о том, что все наши поминания-поминовения не повисают в воздухе. Они прокладывают незримые духовные тропки к тем, о ком мы думаем, эти стёжки отпечатываются в нас, а потом и мы сами, порой не осознавая почему, движемся в том направлении по грешной земле…

– А бывает и наоборот, – словно услышав мои мысли, улыбается Яна. – Как-то звонит мне отец Алексей: «Только что меня архиерей назначил настоятелем храма в Киркенесе, будем поднимать культурную жизнь русских в Норвегии! Поедем со мной, матушка Пелагия». «Очень хорошо, – говорю, – только это вы приезжайте, а я – уже… Как раз сейчас нахожусь в Киркенесе, в гостинице».

Энергетике Яны-Пелагии, её активности в разных церковных делах невозможно не поразиться. Думаю, уж не с югов ли откуда? Почему-то в голове засело клише, что неутомимые, деятельные люди рождаются чаще всего там. Но нет, наш, северный человек. Оказывается, каждое лето в детстве она проводила в родовом доме в буквальном смысле под стенами Антониево-Сийского монастыря (впрочем, тогда стен у монастыря уже не было, при советской власти их порушили). Дом её прадед построил в нескольких метрах от монастырских корпусов, в ту пору занятых пионерским лагерем, а похоронены прадед и прабабка на нынешнем монастырском погосте на Красном носу.

– Почему прадед решил построить дом возле монастыря, что его к этому подтолкнуло? – спрашивает себя Яна. – Раньше жил в Сельце, хорошее место, а тут вообще нет плодородной земли – в огороде даже луковицы не растут, то и дело затапливает так, что из окошка рыбу можно удить… Помню необыкновенные высокие потолки, ту тайну, которая всегда окутывала монастырские строения, – с ребятами мы там всё облазили. Конечно же, всё это сказалось на том, что в зрелом возрасте я пришла в храм.

* * *

Спрашиваю Яну, как сейчас выживает воскресная школа, когда в храме нет прихожан, а массовые мероприятия по-прежнему запрещены.

– С «Православной инициативой» мы работаем с 2013 года, но когда попробовали получить другие гранты, с удивлением узнали, что их предоставляют кому угодно, но только не религиозным организациям. Тогда с благословения настоятеля мы создали некоммерческую организацию «Благо». Теперь выживаем больше за счёт социальных грантов, мы даже президентский грант получали. Деньги – только через банк, никакой налички. Работаем с разными организациями – мы что-то делаем, а эти организации отчитываются нами за проделанную «социально ориентированную деятельность».

– А чем именно вы занимаетесь?

– Занимаемся тяжёлыми семьями – у нас их много, и это бездонная бочка, в которую утекает весь наш запас душевных и эмоциональных сил. То есть правильнее сказать так: у нас куча благополучных православных семей, которые помогают неблагополучным. Вот, к примеру, семья: мать Ольга и пятеро детей. Муж ушёл в неизвестность, когда она родила последнюю двойню, Ольга запила, стала отказывать поджелудочная, её кладут в больницу, детей изымают в приют… Типичная история. Эти люди так живут, привыкли и не видят в этом ничего такого. Мы ей помогаем, делаем ремонт в квартире, возимся как с ребёнком, но иногда отчаяние охватывает: всё, мы тебя бросаем, потому что ты не хочешь исправляться, не хочешь ехать в реабилитационный центр!.. А тут приезжаем: муж вернулся, отец этих детей, Ольга в белых носочках, трезвая, цветёт, глаза сияют. Большая радость для нас. Мы: давайте вас официально поженим!.. Конечно, всё это требует и материальных ресурсов. Отправляют женщину в роддом, а денег нет даже на автобус – даём. Приходим – а дети буквально обсажены клопами, в грязнущем белье лежат. Кидаем клич – и тут же находится человек, готовый передать новое бельё. Мы уже знаем, что поток жертвователей не иссякнет, Господь пошлёт людей. Всё потраченное Он восполняет…

Объявления о новых поступлениях пожертвованных вещей и благодарности благотворителям постоянно появляются на страничке «Благо» в соцсети

* * *

Яну мы после нашей встречи в воскресной школе подвезли до дома. Окна его смотрят на залив, прямо на Немецкий остров в устье Туломы. Яна показывает:

– С той стороны город расстреливал во время Крымской войны английский корабль: выкатил ультиматум, чтоб жители убирались, и снарядами сжёг весь город. В годы перестройки, когда у нас был главой Анатолий Кириллович Осипов, Царство ему Небесное, на Совете города решали вопрос о требовании к английской королеве возместить убытки за то нападение – чтоб хоть если не восстановить 19-главый собор, то что-то поменьше построить…

– Удивительное дело! – восклицаю. – Вот точно говорят: идеи витают в воздухе. Буквально несколько часов назад в разговоре с Натальей Чариковой, новым директором вашего краеведческого музея, я озвучил эту же самую мысль! Только почему «поменьше»? Восстанавливать – так в том же виде!

– Смотрите на этот исторический остров и запоминайте, – говорит Яна. – Этот пейзаж вы видите в последний раз: завтра на острове установят опору ЛЭП – и прощай, пейзаж. Хорошо бы хоть, остров вообще не срыли. Так что теперь не до собора, другие времена, другие заботы…

Киты на голубых флажочках в наших руках тоже взирают на залив – и кажется, им немножко грустно.

За монастырскими вратами

Из записок Михаила Сизова:

Признаться, я так и не понял, когда мы выехали из города Колы и въехали в город Мурманск. Единственное, что зримо разделяет их, – мост через реку Кола. Движемся по Кольскому проспекту, и вот у подножья Горелой сопки показываются строения Троицкого монастыря – наследника обители, в начале XVI века основанной в Коле преподобным Феодоритом. Между старым и новым местом всего-то семь километров.

Монастырские ворота открыты

Это место было выбрано тринадцать лет назад, когда иеромонах Геронтий (Чудневич) (дай Бог ему исцелиться после недавнего инсульта) одновременно со строительством Трифоно-Печенгского монастыря в Луостари взялся возводить и монастырское подворье в столице Заполярья. Подворье обнёс вокруг настоящей крепостной стеной из толстых брёвен, и когда входишь вовнутрь, то словно попадаешь в XVI век – храмы, часовни, жилые постройки тоже бревенчатые, в северном стиле. Когда мы приехали туда, подворье уже пять месяцев как было преобразовано в Свято-Троицкий Феодорито-Кольский мужской монастырь. Что я ждал от его посещения? Обитель новоначальная, можно сказать. Да, носит имя преподобного Феодорита Кольского, но сколько веков минуло – возможно ли, чтобы дух его служения сквозь такую толщу времени передался нашим современникам?

Всю нашу долгую экспедицию не оставляло меня чувство, что мы разбрасываемся по сторонам. Множество разных людей, судеб, исторических отвлечений, уводящих от главного, что наметили себе. А именно: пройти путём миссионеров, просветивших своей верой дикий северный край – ту ледяную окраину Святой Руси, где преподобные Феодорит Кольский, Трифон Печенгский, Варлаам Керетский вступили в схватку с бесами, чтобы прирастить к Святой Руси и этот полуночный край земли. Чтобы как-то прикоснуться к истории той незримой битвы, мы и на языческую гору Воттоваара восходили, где молились у спиленного креста, и к саамской шаманке ездили, и встречались с людьми, преодолевшими тёмные козни. А сейчас как бы к самому Феодориту прибыли. Само собой, помолимся перед его иконой, проникнемся его присутствием. Но не более. Так я думал. И ошибался. То, с чем боролся преподобный, никуда, конечно, не делось – поэтому история продолжается, хоть и на современный лад. Но обо всём по порядку…

С игуменом воссозданной обители отцом Трифоном (Михайловским) уже было договорено о встрече, поэтому без лишних слов он сразу повёл показывать монастырские постройки:

– …Надвратный храм Святой Троицы вы уже видели, проходили под ним. А это баня, внутри ольхой отделана. Вот братский корпус с гаражами на первом этаже. Дальше игуменский домик, недостроенный ещё. За ним храм Иконы Пресвятой Богородицы «Живоносный источник», за которым уже образовалось монашеское кладбище – там похоронены второй настоятель подворья иеромонах Вячеслав, а также монахини Саломея и Анастасия, которые подвизались в Свято-Никольском кафедральном соборе города Мурманска. Три скважины у нас. Над ними, видите, сруб и скиния. А вон то двухэтажное здание – наш недострой. В нём будут кельи, конференц-зал, библиотека и трапезная человек на сто пятьдесят. Это чтобы в большие праздники всех пришедших можно было накормить. Нынешним летом, надеюсь, первую крышу закроем, из сосны. А следующим летом вторым слоем покроем, осиновым.

– Крепко отец Геронтий строил, – говорю, – какие брёвна толстые!

– Это да, – соглашается игумен, – хотя что-то придётся доделывать. Строил он без проекта, на глазок и по-южному, так сказать. Видел я настоящие северные дома в Архангельской области, у них стены, пол, потолок – всё из брёвен. Этакий бревенчатый куб, в котором тепло хорошо держится. А здесь только стены толстые. Полы и потолки надо утеплять.

Входим в храм Преподобного Феодорита, молимся пред его образом. Затем батюшка показывает Боголюбскую икону Божией Матери, которая мироточила. На ней видны и старые потёки, и вновь появившиеся капельки мира.

Отец Трифон (Михайловский) показывает нам старинную икону

– Этот образ замироточил в доме одной женщины, она испугалась, принесла его владыке Симону, а он передал на подворье, – объясняет игумен. – Вообще мурманчане очень активно участвовали в обустройстве нашего монастыря – строителям помогали, иконы жертвовали. Сегодня вот тоже одна женщина должна прийти украшать икону Успения Божией Матери и плащаницу – сама заказывает нужные детали у петербургских художников, сама всё оплачивает. А вот этот ковчежец одним из первых здесь появился, в нём частицы мощей преподобных Сергия Радонежского, Серафима Саровского, святителя Луки (Войно-Ясенецкого), матушки Матроны и других великих святых. К нам приезжала комиссия, отцы игумены проверяли, соответствует ли подворье будущему статусу монастыря, и очень удивились, когда увидели этот ковчег: «Откуда у вас такая святыня?» Не ожидали… Бабушки, отец Геронтий когда мощевик привёз?

Откликнулась одна из работниц, убиравших храм:

– Так, почитай, лет десять назад. А потом, когда его в храм внесли и к иконам поставили, такое благоухание пошло!

– А ещё у нас есть частицы мощей святых равноапостольных княгини Ольги и князя Владимира, крестителя Руси, – продолжил отец Трифон. – Они в алтаре, можете к ним тоже приложиться…

Позже у нас возник тот же вопрос, что и у отцов игуменов: «Как здесь, в заполярном городе, оказались частицы мощей великих святых Древней Руси?» Объяснение вылилось в отдельный рассказ.

Благословение Лавры

– Когда был я ещё мирянином, то всерьёз занимался вьетнамской школой боевых искусств. Сама она вышла из Южного Китая и вся пронизана магическими шаманскими ритуалами, можно сказать, чистый оккультизм. Эта школа, к сожалению, всё большую популярность получает в России, и в своё время я тоже был полностью в неё погружён. В ней всё всерьёз, нужно вступить в общение с некими духами, чтобы получить физическую силу, ловкость и победить противника. Понятно, что где-то победишь, а в главном-то проиграешь, став рабом тёмных сил.

Излечился я от этого в 28 лет, когда Господь привёл в Киево-Печерскую лавру. Там, в Ближних пещерах, и случился переворот, который привёл в Церковь. После этого двенадцать лет подряд, вплоть до «майдана», ездил я в Лавру трудничать – в Ближние пещеры, к преподобному Антонию. Прошли годы, встал вопрос об открытии монастыря в моём городе. Меня, как будущего игумена, отправили на встречу с архиепископом Феогностом, который возглавляет комиссию по монашествующим и монастырям. Мы послужили с владыкой, он спрашивает: «А где бы вы хотели стажировку проходить?» Ну, я знаю, что обычно в Оптину ездят отцы и в другие такие устроенные монастыри. Я думал, что попрошусь, наверное, на Соловки или на Валаам. Вдруг говорю: «Владыка, а в Киево-Печерскую лавру, наверное, нельзя сейчас ехать?» Он заулыбался: «Почему нельзя? Езжай к владыке Павлу». Было это в ноябре 2019-го.

В Лавре встретили как родного. Даже когда я попросил о встрече с духовником Лавры, который давно уже в затворе и не выходит из кельи, мне пошли навстречу. Архимандриту Авраамию 94 года, он старейший из насельников, в Лавру пришёл 66 лет назад и свои первые послушания нёс ещё в послевоенное время (отец Авраамий (в схиме Агапит) почил спустя год после этой встречи, 20 сентября 2020 г. – Ред.). И вот владыка Павел звонит его келейнику, потом сообщает мне: «Иди, батюшка ждёт тебя». Захожу в келью к старцу, и первые его слова: «Да благословит Господь Бог вашу обитель, да процветёт она как крин сельный», – то есть как библейская полевая лилия. Дальше было сказано конкретно мне о поставлении. Сказал: «Вы молитесь за нас, а мы будем молиться за вас».

Ещё довелось мне сослужить Блаженнейшему митрополиту Онуфрию, после чего рассказал ему о том, что у нас в Мурманске монастырь формируется. Он дал благословение, советы, наставления. Архимандриты лаврские тоже очень интересовались, один зашёл в Интернет посмотреть, что есть такое Кольская земля. Пригласил я их: «Приезжайте, своими глазами увидите». Кого-либо зазывать в число насельников будущего монастыря я, конечно, не дерзнул, но митрополит Павел сам предложил: «Могу дать вам двух монахов крепких для помощи на начальном этапе». Когда я сообщил об этом нашему владыке Митрофану, он согласился. Но пока что из-за карантина этот вопрос затянулся, даст Бог, всё потом решится.

Ехал я из Киева с багажом в вагоне на восьми местах: иконы, плащаница, облачения. Проводник хотел деньги взять за перегруз, но потом застеснялся. Таможенники тоже с уважением отнеслись, лишь проверили, не везу ли старинных икон. Один из этих образов особенно мне дорог, вот он у нас в храме… На нём Богоматерь с предстоящими на коленях Антонием и Феодосием Печерскими. Меня ещё в Лавре один из архимандритов надоумил: «Так у вас день памяти преподобного Феодорита, 30 августа, в один день с нашей иконой, Печерской!» Я и раньше в календаре это видел, но большого значения не придавал, что престольный наш праздник совпадает с праздником главной иконы Киево-Печерской лавры. Оказывается, вот как заполярный наш край связан с колыбелью Руси православной.

Приезжаю в Санкт-Петербург, груз перекантовать помогает мне один знакомый. Говорит: «Давайте к моему настоятелю съездим, чай у него попьём». А он – прихожанин церкви в домовом храмовом комплексе в честь Покрова Пресвятой Богородицы, который располагается в частном художественном музее. Это на Васильевском острове, у впадения реки Смоленки в Неву. Приезжаем. Огромное здание. В нём не только музей, содержащий 8 400 единиц хранения, в том числе картин на библейские темы, но и три домовых храма, двенадцать часовен, в которых молятся поочерёдно и регулярно. Ктитором этого храмового комплекса является владелец музея Григорий Борисович Гершкович, он же из своих фондов передал в эти храмы около двух тысяч различных церковных предметов.

И вот захожу в храм. На стенах – старинные иконы, у иконостаса – мощевики. Спрашиваю у настоятеля, откуда столько святых мощей. Отвечает, что ктитор приобретает по всему миру. А тут и они с супругой подходят на молебен. После мы сидели за чаем, я рассказал, что в Мурманске возобновляется монастырь преподобного Феодорита. Вдруг ктитор встаёт и выносит ковчежец с частицей мощей равноапостольной княгини Ольги, передаёт мне. Как потом я узнал, он приобрёл её за рубежом, а туда её в своё время вывезли украинские униаты. Затем выносит и передаёт мне частицу мощей князя Владимира, крестителя Руси. Спрашивает: «А вы останетесь на службу в субботу?» Говорю, что завтра надо ехать в Мурманск. «Ох, как жалко, я второй раз уже не смогу подняться на четвёртый этаж, тяжело мне, а так бы вам ещё мощи дал. Ну, тогда в следующий раз…» Сидим, продолжаем чай пить, вдруг он говорит: «Пойдёмте».

Вижу, Григорию Борисовичу действительно тяжело по лестнице подниматься. Но до четвёртого этажа добрались, он впустил меня в комнату, где старинные иконы: «Побудьте здесь». Стоял я, молился, а он зашёл в алтарь и отбирал, мощи каких святых передать. Очень трепетно мне было, присутствие Божие, присутствие святых… и решалось, кто к нам поедет на Север. Он позвал меня в алтарь, передаёт: «Это вам». Мощевик с частичками двенадцати апостолов и ещё множества других святых: Серафима Саровского, Василия Великого, Онуфрия Великого, Соловецких святых – что особенно обрадовало, потому что Феодорит Кольский там захоронен. А потом вынес икону семнадцатого века «Всех скорбящих Радость». Вот она здесь…

Мы с Игорем прикладываемся к иконе, рассматриваем её.

– Обратите внимание, на одном из клейм изображена Богородица, стоящая на кораблике среди волн. Это очень редкое изображение, обычно-то на лодке изображают Господа. Наш владыка Митрофан это увидел и предположил, что икону писали для монастыря, который находится рядом с водой. Для Валаамского или для Соловецкого.

– Так она на место и прибыла, к Баренцеву морю. А как сохранилась! – восхищается Игорь. – Даже в окладе родном. Вы его не снимали? Может, там надпись, для какого монастыря написана?

– Нет, не снимали, – батюшка перекрестился. – Как Господь ссудил, так и будет.

Друзья батюшки

На выходе из храма сталкиваемся с двумя молодыми людьми, Алексеем и Марией. Это давние друзья батюшки. Все вместе идём в трапезную, где нас встречает монастырский кот. Из разговора («Муся-Рыся теперь звезда Ютуба, тысяча просмотров») понимаю, что Алексей как-то связан с видеосъёмками. Батюшка выносит из кухни мешок овсянки и передаёт ему – для благотворительной столовой, которой Алексей занимается. Он прихожанин Спаса-на-водах, где отец Трифон прежде служил. А подружились они, когда батюшка был директором воскресной школы и возглавлял городскую молодёжную общину при часовне-храме Михаила Черниговского, построенную на турбазе «Каравелла» её хозяйкой в память о погибшем муже. В ту пору воскресные школы города объединились, чтобы поставить православные спектакли и показать их горожанам. Мария говорит:

– Мы продолжаем это дело, но ставим уже маленькие спектакли. А последний большой, «Рождественское сновидение», был в 2012-м и получился такой ску-учный, про бабушку, которая приходит к вере. Он понравился только отцу Трифону и Марине Николаевне, которая играла в нём внучку.

Друзья заразительно смеются, и я с ними тоже, хотя не знаю, кто эта Марина Николаевна и вообще о чём речь. А молодые люди и не подумали объяснить – счастливые всегда считают, что раз их Бог видит, то и остальные тоже видят и знают дела их.

Мария, Алексей и отец игумен в трапезной

Мария – директор воскресной школы при храме Всех Святых в спальном районе Мурманска, о своих делах она рассказывает с увлечением, но вдруг прерывается:

– Ой, да вам это вряд ли интересно. Вы батюшку расспросите про диссертацию об оккультизме, которую он пишет: «Духовные основы восточных единоборств». Лёша, кстати, тоже восточными этими делами занимался, но сумел перебороть эту страсть и в Церковь прийти.

Вдруг понимаю, что мы с Игорем попали туда, куда надо – это же наша тема! Саамский шаманизм и то неоязычество, с которым мы столкнулись на Воттовааре, – семечки по сравнению с новомодными восточными учениями, которые всюду проникают, влияют на молодёжь. По сути, это то самое бесовство, с которым боролись миссионеры прошлых веков. И что же получается? Нынешний настоятель Феодоритова монастыря оказался на переднем крае этой древней баталии с бесами?

Спрашиваю батюшку, тот отвечает с улыбкой: «Да, мы с Лёшей дружны на эту тему. Два специалиста по оккультизму. Чуть живые остались». Алексей как о чём-то обычном сообщает:

– Меня два года они душили по ночам, когда обратился к Богу. А потом ещё два года я наводил порядок у себя в голове. Прочитал житие Серафима Саровского, поразился: «Ого! Тибетские ламы нервно курят в сторонке! Зачем мне Тибет! Всё же здесь есть, у нас…» То есть логика была ещё старая – искал, на какой стороне силы больше. А потом стал понимать, что сила-то в другом. Ну, не сразу стал… когда видишь, как бес выскакивает из комнаты, когда ты перед иконой свечу зажигаешь, тут не до богословских тонкостей. Бывшие друзья мне говорили: «Это серый дух, просто у него такие тонкие вибрации оттого, что ему при свече некомфортно». А потом этот дух «с тонкой вибрацией» так толкнул дверь в ванной, что мало не показалось. Стал бедокурить после того, как квартиру случайно освятили. Я и не думал об освящении, просто крестил своего ребёнка на дому, священника знакомого позвал. Отец Пётр знал, чем я занимаюсь, и стал по квартире ходить, кропилом махать. «Что вы делаете, батюшка?» – спрашиваю. Вот после этого и началось.

– Реально в дверь толкнулся?

– Да, по-настоящему долбил! Жену мою напугал.

– Какую связь человек с духами установит, на сколько бесу себя отдаст, на столько и силы от него получит, – поясняет отец Трифон. – Шаман думает, что вон он как духов себе подчинил! А происходит-то наоборот – это духи его подчинили с той самой силой, какую шаман чувствует в себе от них.

Против бесовской силы

– Сложно от оккультизма избавиться? – спрашиваю игумена. – Что-то в голове ведь остаётся?

– Нет. Тут или «за», или «против», решается всё жёстко. Конечно, в памяти остаются какие-то оккультные техники, но без внутреннего содержания они просто пустая шелуха. Во Христе всё это побеждается. И есть такая закономерность: чем глубже человек был посвящён в магические культы, тем больше он благодарит Бога за дар исцеления после духовного переворота, покаяния, метанойи. Тем больше у него желания послужить Богу. Поэтому многие из тех, кто преодолел оккультизм, принимают монашество.

– Да, и уже профессионально бесам противостоят, – комментирует Алексей.

– А я предлагал нашему духовнику, архимандриту Трифону, поехать с нами в Мурманскую область, – вдруг вспомнил Игорь. – Говорю: «Отче, вы и на своей родине побываете, в Кировске, и по пути на гору Воттоваара вместе поднимемся». Он так на меня посмотрел: «Ты что, у меня и своих бесов хватает».

Все рассмеялись, а я тоже вспомнил:

– Когда мы на Воттовааре молились у спиленного креста, рядом на горе неоязычники медитировали, закат встречали. Стояли недвижным рядком, как тушканчики, все такие в розовом солнечном свете, красиво. И я подумал: с одной стороны, это обращение к духам природы…

– А кто такие духи природы?! – воскликнул батюшка и одновременно с ним Алексей с иронией: – А-а, ну вы сейчас попали, в общем, такое сказали!

– Ну, я немножко утрирую…

– Духов природы не существует, – резко отрезал игумен. – Есть сотворённая Богом природа, и есть сотворённые духи. Всё это существует отдельно. Человеку нравится природа, он видит в ней отпечаток Божий в творении, и падшие духи этим пользуются, прячутся за этим, выдают себя за высшие природные стихии. Взять тех же язычников-саамов. Чему они поклоняются? Вовсе не камням, сейдам этим. А духам, которые стоят за камнями, деревьями и так далее. И они об этом прекрасно знают. И вполне сознательно приносят жертву – пшеничку там оставят, маслице. Кому маслице? Не камням же! Они чувствуют, что эти духи требуют поклонения, жертвы. Надо им убитое животное принести – пожалуйста. Шаманизм китайский, из которого вышел даосизм, до шестого века до нашей эры вполне себе практиковал человеческие жертвоприношения, только при Конфуции это стало уходить. То есть духи всегда требовали к себе внимания, часто с ними надо было договариваться, часто они даже нападали на человека, заставляя его как-то ублажить их. Что такое шаманская болезнь? Это когда дух начинает работать с шаманом, душить его, в лес уводить. И когда шамана две недели он поводит по тундре, по зарослям, когда тот сломается от изнеможения, даст согласие, тут-то дух и входит в него.

То же самое в восточной мистике. Она построена на духообщении. При этом восточные мудрецы никогда не разграничивали духов: вот этот светлый, а этот тёмный. У них не было знания об ангельской иерархии – Силы, Начала, Власти, Престолы, Господства. И что у падших духов тоже есть главные и мелкие сошки. Они считают: раз дух явного зла не делает, даёт силу, энергию, значит, он положительный, с ним можно работать, взаимодействовать, что-то от него получать. Это их «дао», то есть путь. Но путь в преисподнюю.

Преподобный Феодорит Кольский обличал таких духов. А жертвы им приносили ведь не только саамы. Варлаама Керетского возмутило, что христиане-поморы перед тем, как отправиться в море, оставляют на мысу кусочки хлеба некоему духу. Он пришёл на мыс, чтобы его изгнать. Вроде бы ничего серьёзного, ну, суеверие такое – хлебушек оставить. И что получилось? Целая баталия. Изгнанный бес заявил ему: «Я тебе этого не прощу, ещё обо мне вспомнишь». И вошёл в жену Варлаама, тогда ещё священника Василия, ввёл его в чудовищное искушение. Так что в здешних местах бесы цеплялись не только за саамов, но и за русских, живших у Белого моря. Знаю, в храме одного прибрежного села служил алтарник, который вдруг выяснил, что ему по наследству достался некий семейный дух. Из поколения в поколение передавали его. Пришлось ему бороться с этим духом, и тот заявил: «Хозяин, ну что ты меня гонишь, я тебе помогать буду, как ты без меня». А ведь этот парень – коренной помор.

– Может, поморам это от саамов перешло, ведь столетия с ними общались, – предполагаю.

– Не факт. У славян своих суеверий не было, что ли? Национальность здесь ни при чём. Знаете, есть вроде бы разные языческие верования, разные мистические учения – в Африке, в Европе, в Азии… Но если отбросить местный колорит, то в принципе они все одинаковы.

– Потому что эти тёмные знания были получены в самой древности, когда ещё не было национальностей, люди жили одним племенем?

– Да, в какой-то степени, но есть и другая причина. Разным народам, разным людям являлись одни и те же духи, требовали одного и того же, вот поэтому тёмные культы в разных частях света так схожи. И в наше время это те же самые духи, только в другие одежды рядятся. И техники их призывания тоже схожи. Это ритмическая музыка, вводящая в транс, а также галлюциногены, совершение жертвоприношений и богохульство. Особенно бесы радуются последнему.

– Сами по себе духи могут действовать только на разум, на мысли, – дополняет Алексей. – Как Серафим Саровский говорил, самый маленький, паршивенький из них может коготочком землю перевернуть, но только после того, как человек даст на это разрешение. Без нашего волевого содействия они ничего не могут. Кого-то они делают марионеткой, кого-то дойной коровой, чтобы больше греха надоить – но только с согласия самого человека.

– Знаете, я общался и с ненецким шаманом, и вот на днях – с саамским, – говорю, – и они показались мне людьми искренними, открытыми, даже что-то детское в них уловил. Правильно говорят, что язычество – это детство человечества, после которого наступает взросление?

– Простота и искренность, которые вы подметили, связаны, наверное, с образом жизни этих людей, – ответил Алексей. – Они же в тундре живут, на природе. А детство человечества – это рай, это прямое общение с Богом. Даже язычники помнят об этом. На островах Тихого океана есть племена, которые поклоняются обычным языческим божкам, а если те не могут помочь, когда совсем всё плохо, тогда жители накладывают на себя пост и идут молиться единому «забытому богу». Начинают перед ним каяться в грехах.

– О «забытом боге» писали многие этнологи и антропологи, изучавшие языческие вероучения в самых разных уголках Земли, – подтверждает отец Трифон. – Почему язычники называли Его забытым? По их представлениям, Он создал этот мир, а сейчас бездействует, Он далёк. И когда у них спрашивали, почему вы к Нему не обращаетесь, они отвечали: «Зачем? Он и так уже всё устроил. А духи здесь, рядом, нам надо с ними выстраивать отношения. Чтобы не вредили, а что-нибудь дарили».

Первично был монотеизм. И Каин, и Авель, и Сиф знали Единого Бога. Вот тогда и было детство человечества. А потом каиниты возжелали противоестественных сил и обратились за ними к духам. Позже каиниты смешались с народом Божьим, с сифитами и язычество получило широкое распространение, всё под себя подмяв. Да, от духов люди стали получать некую энергию, которая вроде бы помогала по жизни. Но что в итоге? Есть большой миф о том, что восточные практики дают людям здоровье и долголетие. Профессор Маслов, адепт шаолиньского направления, приводит данные о мастерах шаолиньских – один умер в 56 лет, другой в 65, иногда только встречаются прожившие по 80 и 90 лет. А наши бабушки, не занимаясь боевыми искусствами, в 80 лет ещё дворниками работают…

Да, можно найти светлое в языческом восприятии природы, но это не отменяет Творца природы, а, напротив, через Него богозданность природы и открывается. Каждая душа христианка изначально, и в детстве мы ближе к Богу. Когда понимаешь это, то оккультные премудрости рассыпаются в прах.

Что первое у монахов

За чаем говорили, конечно, не только о «бесах». Батюшка рассказал, что едва монастырь официально открылся, как сразу к нему обратились с просьбой взять на реабилитацию наркоманов. Но куда их девать? Монастырь только ещё на ноги становится, от наркозависимых немало искушений, до молитвы ли будет? То же самое с трудниками из числа неблагополучных. Игорь вспомнил, сколько проблем доставили Антониево-Сийскому монастырю бывшие заключённые, приходившие в обитель «перекантоваться». Хочется всем людям помочь, но часто это боком выходит.

– А вот у нас был случай с рабом Божиим Владимиром, которого недавно похоронили, – не согласился игумен. – Звонят из больницы: «Батюшка, возьмите к себе дедушку. Он после операции, у него рак горла. Мы не можем оставить его у себя, если не возьмёте, на улицу придётся выставить. Возьмите! Он хороший, сам ходит, чистенький». Привезли Владимира к нам. Он начал исповедаться, причащаться, ходить на службы. Всегда и на вечерних молитвах у нас стоял. А потом как-то перестал ходить на службы, и я упустил этот момент. Мне уже бригадир трудников говорит: «Батюшка, лежит наш Владимир, практически не встаёт, надо причастить». Попросил нашего священника, он исповедовал, причастил, и через три дня на князя Владимира, в свой день Ангела, наш Владимир перешёл в вечность. Мы считаем, что приобрели ещё одного молитвенника. Ушёл он в мирном настроении души. Всё время благодарил: «Ой, как хорошо, у меня всё хорошо…»

– Боли были у него?

– Что-то ему давали, но совсем простое, недорогое. На глазах усыхал, но при этом светился. Вот это плоды новой жизни здесь, в воссозданной обители преподобного Феодорита.

– Большая уже братия у вас?

– Игумен, три иеромонаха, один монах, три послушника и человек семнадцать трудников.

– По нашим временам немало.

– Для Севера – да. В Трифоно-Печенгском монастыре, для сравнения, семь монашествующих. Первый акцент у нас, конечно, на создание братства, чтобы у нас было духовное единство. Уже вроде бы притёрлись, с кем-то сразу сложились отношения, с кем-то было сложновато. А Бог приводит уже новых. Вот пришёл к нам монах, который прежде, как и мы с Алексеем, занимался боевыми искусствами. Был в Тибете, сидел в яме десять дней в качестве испытания, был у магов в Индии, в Северной Америке три месяца жил с индейцами, а во Вьетнаме – три года, в Японии дыхание тренировал у мастера по дзюдо. Сам он стал основателем школы Кёкусин Будокай в Мурманске – в общем, глубоко проникся восточными религиями. А у него брат был послушником Нило-Столобенского монастыря, и мама верующая, она живёт здесь, в Мурманске. Брат скончался. И как-то по их молитвам он обратился к Богу. Сегодня сдаёт уже последнее собеседование и поступает в Вологодскую семинарию на заочное отделение. Три экзамена уже сдал.

– Такая невидимая борьба…

– Да, тяжело уйти из этого. Но потом, как уже сказал Алексей, волевые качества пригодятся в монашеском делании.

– Напрямую доводилось вам противостоять оккультистам?

– К нам в Мурманск приезжала одна экстрасенс, лекции читала, собирая множество народа. Мы с Лёшей пошли туда. Люди встретили нас адекватно своему настрою, мол, чего вы пришли, она нам помогает, нас лечит. Как умели, рассказали им о пагубности заигрывания с духами, с экстрасенсом подискутировали и ушли. Кто умеет слышать, тот услышит. Но одними словами тут ничего не выправишь. Нужна сильная молитва. Вот преподобный Трифон, когда саамы убивали жертвенных оленей, стоял рядом и молился. Произошло землетрясение, и та жертвенная скала, на которой всё происходило, разрушилась, а на её откосе, обращённом к морю, проступил крест из белого кварцита. Эта скала на территории Норвегии, и паломники плавают к ней на лодках, чтобы крест увидеть. Саамы ведь по-прежнему преподобного Трифона почитают. В Финляндии они обратились к нашему владыке с просьбой помочь восстановить его монастырь и могилу преподобного найти. Мол, не может саам умереть, не приехав к его могиле и не поклонившись. Такие вот были монахи раньше…

(Продолжение следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска