Разговоры о кино и не только

На Церковной горе

Уже несколько лет, бывая в Санкт-Петербурге, намеревался побывать я в Спасо-Парголовском храме, да всё никак не мог до него доехать. Честно говоря, далековат он – в районе метро «Проспект Просвещения». Этот огромный жилой район с широкими современными улицами совершенно не знаю, а я обычно плутаю среди таких советских новостроек. Каково же было удивление, когда увидел храм в конце проспекта – на лесистом холме, что высится над обширным озером. Поднимаешься по крутой дорожке – и такой простор!

Храм белокаменный, многокупольный, впору такому красоваться где-нибудь в центре Петербурга, но такое чувство, что попал в деревню. Тихо на Церковной горе (так этот холм исстари называется), покойно. Вокруг храма – приходское кладбище, появившееся в XVIII веке, когда здесь стояла ещё деревянная церковь. Поначалу на погосте хоронили крепостных крестьян, переведённых из Суздаля, – почему местные озёра и называются Суздальскими. А когда в 1880 году владетель этих мест граф Шувалов поставил каменный храм, то стали появляться могилы и знатных горожан.

Вокруг храма – приходское кладбище, появившееся в XVIII в (1)

Одна из четырнадцати аллей кладбища именуется Пушкинской – по имени похороненной здесь родственницы великого поэта. Но я высматриваю, не попадётся ли на глаза выбитая на мраморе фамилия Воронин. В моём родном Беломорске есть улица его имени, а также памятник в честь знаменитого земляка, полярного исследователя, капитана советского ледокольного флота. Знал я, что умер он близ острова Диксон, инсульт ударил прямо на капитанском мостике. Но почему похоронен здесь? Вот могила епископа Лужского Симеона (Бычкова) – знаменитого миссионера дореволюционной и послереволюционной поры, который с 1948 года и до самой кончины в 1952-м был ректором Ленинградской духовной академии и семинарии. Но с ним понятно – он служил в этом храме перед войной, после второго ареста и ссылки на Север, всё-таки связан с этим местом. А вот памятники кинооператору Валерию Федосову, тому, что снял страшный и гениальный фильм «Мой друг Иван Лапшин», и народному артисту СССР Рэму Лебедеву, сыгравшему сатирическую роль отца Фёдора в известном телеспектакле «12 стульев». Их-то что связывает с Церковной горкой? Все они жили на проспекте Просвещения и были прихожанами Спасской церкви?

И ведь даже Александр Блок здесь бывал, на кладбище есть памятный «камень Блока», где, по легенде, у поэта-визионера родилось стихотворение «Над озером»:

 И кто посмтрит снизу на меня,

Тот испугается: такой я неподвижный,

В широкой шляпе, средь ночных могил,

Скрестивший руки, стройный и влюблённый в мир.

…

Лишь озеро молчит, влача туманы,

Но явственно на нём отражены

И я, и все союзники мои:

Ночь белая, и Бог, и твердь, и сосны…

Вот так, гуляя по кладбищу, настраивался я на предстоящий разговор – об искусстве и христианстве.

Вхожу под своды храма во имя Спаса Нерукотворенного Образа. Чувствуется, какой он намоленный. В ХХ веке храм ни на день не закрывался, и ныне литургия в нём совершается ежедневно, а по воскресеньям их три, включая две ранние, – по количеству престолов. Прошу служительницу позвать дежурного священника. Сегодня это отец Игорь Ларченко, с ним и договорено о встрече. Батюшка предлагает пройти в здание по соседству, там, на втором этаже воскресной школы, он и проводит заседания своего киноклуба «Остров».

Отец Игорь Ларченко

– Помимо киноклуба, у вас же много и других миссионерских проектов? – спрашиваю на ходу.

– Конечно! Озёра наши видели? В июле там откроется Летний морской клуб, дети будут учиться плавать на шлюпках, парусных яхтах и каноэ. Он действует на базе нашей воскресной школы и Молодёжной морской флотилии. Есть у нас Братство трезвости, группа «Чтение и православное толкование Библии», а также миссионерские листовки выпускаем, проводим благотворительные акции «Евангелие в каждый дом». При храме действует и творческое объединение «Образ» – спектакли ставим. Ну, тут обо всём долго рассказывать.

Знаки и смыслы

– Давайте тогда про киноклуб. Как он при храме появился?

– Было это семь лет назад. Служил у нас священник Анатолий, которого потом в другой храм перевели. И вот подходит к нему его сын: «Папа, мой друг, баптист, пригласил меня вчера на их киноклуб. Мы там фильм посмотрели, чай попили, всё обсудили, вообще хорошо посидели. Почему у нас такого нет?» Я тогда диаконом служил, и отец Анатолий спросил, соглашусь ли я вести такой клуб. Знал, что я давно кино увлекаюсь, примерно с 95-го года. В ту пору я был в Алма-Ате коммерческим директором большой фирмы, часто в Москву ездил, где на Новом Арбате кассеты с зарубежными фильмами продавали из-под полы. Лицензионные-то было вообще не достать…

– В те годы американские боевики прямо потоком хлынули в Россию.

– Не только. Были и шедевры мирового кинематографа, которые в Советском Союзе если и показывали, то на закрытых просмотрах или фестивалях. И вот с самого начала я почему-то решил, что нравятся мне только те фильмы, которые возбуждают мысли о духовных ценностях. Не я один оказался таким. Помните, какой был интерес к Фредерико Феллини, Микеланджело Антониони и другим итальянским неореалистам? И вот отец Анатолий подошёл к нашему настоятелю отцу Роману с идеей киноклуба и меня руководителем предложил.

Повесил я объявление, люди пришли. Поставил на просмотр фильм Тарковского «Жертвоприношение». Проходит полчаса. Смотрю, люди встают и уходят. Ничего не поняли. А кто остался, с теми стал говорить, объяснять. Так что тонкое понимание и любовь к настоящему кинематографу у наших клубников появилось не сразу, много мы картин успели посмотреть и обговорить.

– Вы им содержание фильмов объясняли?

– Нет, им нужно было научиться понимать символическое кино. Символическое – это всегда духовное. Если, скажем, рассматривать святоотеческую эстетику, то святые отцы очень много внимания уделяли пониманию искусства истинного и неистинного, как сочетаются знаки, символы в искусстве. Это можно найти в Александрийской богословской школе, у Кирилла Александрийского, Блаженного Августина, Дионисия Ареопагита – и так проникнуться пониманием христианской эстетики. Вот в таком понимании и мы пытаемся смотреть фильмы.

– В том же «Жертвоприношении» какие смыслы и символы первые ваши участники не поняли?

– Например, пожар, когда загорелся дом главного героя. Это его жертва Богу. Тарковский считает, что не только Бог принёс Себя в жертву ради спасения человека, но и человек должен приблизиться к Богу путём жертвоприношения. Пожар – смысл его в том, что мы не можем стать другими без жертвы, человек не изменяется без подвига.

– В «Ностальгии» Тарковский также использует образ огня. Главный герой в финале идёт по дну высохшего бассейна с зажжённой свечой…

– Она как символ, освещающий путь к Богу. Свою жизнь, свою смерть герой приносит Богу. Тоже жертвоприношение по сути. Напомню: свои картины Андрей Тарковский снимал в советское богоборческое время, поэтому для него особенно был важен язык символов. Все его фильмы мы пересмотрели, и не по одному разу, причём люди сами захотели, что меня удивило.

– Какой из них вам ближе?

– «Зеркало», конечно! Когда человек говорит о самом себе – это больше всего в душу проникает. Как в проповеди: если ты через себя проповедуешь, на своём личном опыте, то это и людьми лучше воспринимается. А если тебе нечего сказать, то лучше так и заяви: «Братья и сёстры, мне сегодня нечего сказать». Главное же – искренность, чтобы настоящее, что в тебе есть, прозвучало, а не выдумки из головы. Лгать духовно – это последнее дело. А Тарковский в своём «Зеркале» ни на йоту не лжёт, там крайняя, прямо-таки вселенская искренность.

Когда его друзья посмотрели этот фильм, то не поняли: как можно говорить самое глубинное, что в тебе есть, всему миру? Зачем перед миром так выворачиваться наизнанку? А он не испугался этого. Потому что у него был свой путь к Богу.

– Тарковский был верующим человеком?

– Люди, хорошо его знавшие, заметили, как он изменился после «Андрея Рублёва». Говорят, верующим он стал как раз во время его съёмок. И это не единичный случай. Кинорежиссёр Лариса Шепитько также обратилась к Богу, когда снимала фильм «Восхождение». Мы его, кстати, тоже дважды смотрели. Есть такие фильмы, которые можно пересматривать бесконечно, возвращаться через несколько лет и видеть новое. Человек меняется. И восприятие тоже.

Тут надо сказать, что восприятие просто так не меняется. Есть психофизиологический механизм восприятия, а есть духовный – и нужна внутренняя работа, чтобы второй развить. И ещё надо учиться восприятию произведений искусства. Если понимаешь искусство, то такой огромный мир открывается – и получаешь такой духовный заряд! Люди в наш киноклуб приходят с разным настроем, некоторые просто в ужасном духовном состоянии. И мне говорят: «Посмотрели фильм – и захотелось жить». Мы и смотрим такие фильмы, которые обращаются к душе человека, к его сути и меняют человека, хотя бы на некоторое время. Посмотрел – и душа откликнулась.

Слово в молчании

– Насколько знаю, вы пишете рецензии на фильмы и размещаете их на приходском сайте happy-school.ru, в разделе киноклуба «Остров». На кого они рассчитаны?

– Да на всех православных, кто любит кино. Там я даю рекомендации на фильмы «без подложек», которые можно смотреть и не искуситься. А есть такие, которые нужно обсуждать в киноклубе, их я в рецензиях не упоминаю.

– Какие именно?

– Например, мы смотрели трилогию Кшиштофа Кесьлёвского «Три цвета», которую, кстати, изучают во всех киноинститутах. Это, конечно, шедевр. Но там есть вещи, которые могут искусить людей. Это связано с показом плоти и прочее.

– В таком случае и «Андрей Рублёв» может искусить. Там и голые купальщицы, и такое внутреннее духовное борение, протест против попущенного Богом убийства. Не всем, наверное, понятно, почему иконописец в одном эпизоде не пишет фреску, а заляпывает краской стену храма.

– А я «Андрея Рублёва» на сайте и не рецензировал, смотрели только в киноклубе. С Тарковским сложно, некоторые его вообще не воспринимают – или душа не доросла до этого, или язык искусства им непонятен. Если хочешь понять – приходи в киноклуб.

– Молодёжи у вас много?

– В основном взрослые, 40 плюс. С одной стороны, это хорошо, люди зрелые и многое способны понять. А с другой – они привыкли к обычным кассовым фильмам, какие в кинотеатрах показывают. А это, извините, не всегда искусство, чаще просто экшн. И конечно, такое кино не назовёшь религиозным.

– А настоящее искусство, по-вашему, всегда религиозно?

– Как минимум, в нём всегда есть духовная подоплёка. Символы, образы – это же духовный язык, он отражает невидимое в видимом. И это цепляет душу. Знаю по своим одноклубникам: когда они прониклись этим языком, то стали смотреть только такие фильмы, которые развивают душу. А фильмы-экшн, боевики, которые посмотрел и забыл, им уже не интересны.

– Но многие воспринимают кино как возможность расслабиться, отдохнуть. И ждут они необязательно грубо развлекательное, с погонями и мордобоем, а что-то доброе, историю со счастливым концом. Разве это не имеет право на существование?

– Нет, такие кинозрители к нам не приходят. Я сразу говорю: «Вы здесь для того, чтобы развивать свои души». Всему своё место.

– А как вы относитесь к таким фильмам, как «Павка Корчагин», «Коммунист»? Один мой знакомый священник показывал их наряду с «Девчатами», «Весной на Заречной улице» своим воспитанникам в воскресной школе. По его мнению, такие фильмы учат добру и нравственности.

– Понимаю. Но из советских фильмов мне ближе те, что были созданы в первые годы – с 1918 по 1921-й. Эйзенштейн тоже. Они все религиозные.

– Да? Коммунистические?

– А коммунизм в изначальном изводе разве не религия? У неё только вектор другой. Допустим, посмотрели мы наш первый в Советской России звуковой фильм «Путёвка в жизнь». И все удивились: как же так, там хоть и в рамках коммунистической идеологии, но явно проповедуются христианские духовные ценности! Там даже сюжет разворачивается в монастырских стенах, где педагоги воспитывают заблудших людей. И всё в рамках христианской культуры, которой просто запретили называть себя христианской. Интересно, что в первые годы советской власти фильмы создавались именно такие. В большинстве своём это немые фильмы, тогда ещё не было технологии озвучки.

– В киноклубе немое кино тоже смотрите?

– Почему же нет? Среди них есть фильмы, которые считаются шедеврами на все времена, их не смогли повторить даже в звуковом кино.

– Чарли Чаплина имеете в виду?

– Нет, Чаплин – это развлекательное кино в основном. А есть, например, такая кинокартина – «Возница» Виктора Шёстрёма. Это был любимый фильм Ингмара Бергмана. Многие выходят после просмотра потрясённые. Или, допустим, Карл Теодор Дрейер с его «Страстями Жанны д’Арк». Я сразу предложил смотреть этот фильм даже без музыкального сопровождения, и так, в полной тишине, мы внимали этому фильму полтора часа. Признаться, я готов был даже стоя его смотреть, в знак уважения. Ведь когда мы рассматриваем великие картины, мы же не сидим, а стоим перед ними.

Кадр из фильма «Возница», 1920 г.

– Фильм про суд над Жанной д’Арк?

– Да, действие основано на её уголовном деле. Дрейер тщательно изучил документы 1431 года – протоколы допросов, описание всего процесса. И так получилось, что Дрейер, который считался безрелигиозным режиссёром, снял уникальный религиозный фильм. Там вообще удивительная была история. Фильм он снял, смонтировал, и вскоре после парижской премьеры негатив сгорел в пожаре на киностудии. Режиссёр вновь смонтировал фильм – и снова он сгорел, но уже в лаборатории. Это было ещё до войны. Фильм считался утраченным, но в 1951 году один французский киновед на основе сохранившихся негативов попытался воссоздать его хотя бы частично. Дрейер был ещё жив, и он протестовал, что к его кадрам прилепили музыку эпохи барокко, утверждая, что его кино надо смотреть в полной тишине. И уже после его смерти вдруг в Осло, в кладовке психиатрической клиники, обнаружились коробки с плёнкой фильма «Страсти Жанны д’Арк», причём в первоначальной авторской версии. Было это в 1981 году. В 85-м фильм вышел в прокат и произвёл настоящую сенсацию – все увидели величайший шедевр киноискусства. В 94-м году один известный композитор, вдохновлённый фильмом, написал для него ораторию «Голоса света». Но, как уже говорил, сам автор желал, чтобы его смотрели в тишине.

Кадр из фильма «Страсти Жанны д’Арк», 1928 г. В роли Жанны – Рене Фальконетти

– В чём религиозность фильма?

– Это не высказать, надо смотреть. В основном там рассматривается святость и фарисейство, они показаны на контрасте. Фильм построен на крупных планах, его действие – в мимике на лицах людей. Сейчас так не умеют играть. Вы смотрели фильм Глеба Панфилова «Начало», в котором Инна Чурикова играет актрису, снимавшуюся в роли Жанны д’Арк? Так вот, её взяли на эту роль, потому что внешне она очень похожа на Рене Фальконетти, которая в «Страстях» у Дрейера сыграла Жанну. Она была театральной звездой во Франции, но после съёмок фильма ушла из театра и в кино больше не снималась. Фильм снимался полтора года, и она всю душу выложила, по-настоящему плакала в кадре. После такого, наверное, уже невозможно лицедействовать на каких-либо подмостках, впору о своей душе думать. Да и смогла бы она повторить такое вживание в роль? Авторитетные критики утверждают, что работа Фальконетти у Дрейера «возможно, самая лучшая актёрская игра, когда-либо заснятая на плёнку».

В чём ещё величие немого кино? В нём было придумано всё, что только можно: и короткий монтаж, и прочие приёмы. То есть уже в 20-е годы путь развития кинематографа был целиком и полностью заложен. Посмотрите хотя бы две эти немые картины, о которых я говорил, и всё сами поймёте. Ещё рекомендую «Восход солнца» немецкого режиссёра Фридриха Мурнау. Или его же «Фауста». Наши, когда в клубе его смотрели, плакали. А фильм-то немой! Настолько он красиво сделан и касается сердца человека… Этот фильм – прямое обращение к Богу и душам человеческим.

– Признаюсь, этих фильмов я не смотрел. А что видел, то, честно сказать, не понравилось – буффонада, нарочитая мимика, преувеличенные жесты.

– Чарли Чаплина имеете в виду? Его сделали иконой немого кино, но те, кто кинематографом занимается всерьёз, ориентируются, конечно, на другое. Кстати, в «Фаусте» ещё видна театральность, которая естественным путём перетекла из театра XIX века, а вот в «Вознице» и «Восходе солнца » уже не увидите этого, совершенно реалистичное кино. Знаете, я ведь немое кино тоже стал смотреть с Чаплина, а когда открыл для себя эти фильмы, то понял, что есть кино. Оттуда все начала кинематографа – настоящего, духовного, а не «муви», просто движущейся картинки.

Кино и время

– В наше время немое кино вообще не снимают?

– Повторить-то пытаются. Российский режиссёр Александр Котт в 2014 году снял «Испытание». Думаю, это самый красивый фильм в постсоветское время. Он немой, хоть и цветной.

Кадр из фильма «Испытание», 2014 г.

– Построен на актёрской игре?

– Конечно, а иначе ничего бы не получилось. Он попытался сделать современное кино, но языком немого, у него даже текстовых перебивок нет. Что интересно, когда мы его смотрели, к нам, перепутав помещения, заглянули две девочки из нашего подросткового клуба «Купина». И вот сидят они с широко раскрытыми глазами, смотрят «Испытание», смотрят ЭТО. Ничего подобного прежде они не видели, и я думал, что не выдержат, уйдут. Нет, досидели, понравилось, пришли и на следующее заседание клуба. На этот раз был «Возница» Шёстрёма, и вот это уже было тяжело для 15-летних девчонок. Но что пришли – уже переворот.

А некоторые молодые люди, я знаю, вообще не смотрят кино, снятое после 2000-х, – таков их эстетический критерий. То есть ребята у нас весьма развитые есть. С одним разговорился о том, почему ему нравится чёрно-белое кино. И он толково мне объяснил, что в таком кино цвет не отвлекает от рисунка мысли, от образа, такое кино обращается к нему всему, а не только к части души. Вот это радует!

– Многие возмущались, почему покрасили «Семнадцать мгновений весны».

– Некоторые фильмы и созданы как чёрно-белые, лучше их такими оставлять. А в других цвет играет свою роль. Вот недавно мы посмотрели «Шёпоты и крики» Бергмана, там красный цвет играет особую роль.

– У Бергмана довелось посмотреть «Фанни и Александр». И где там подложка христианская?..

– Вы полную версию смотрели, пятичасовую? Он пытался там поведать о своём отце… У преподобного Серафима Вырицкого был сын, он стал католиком. Что его заставило туда уйти? Он не видел в нашей Церкви любви? Или всё же он в семье не увидел любви – и это был какой-то протест? Знаете, тема отцов и детей вечная, и Бергман вложил в её осмысление свою толику.

Кадр из фильма «Фанни и Александр»

– Во время поста работа клуба не прерывается?

– Если не первая неделя, не Страстная, не Крестопоклонная, то смотрим, обсуждаем. Это ведь духовная работа. Смотрели о Христе – начиная с «Иисуса из Назарета» Дзеффирелли. У этого фильма есть несколько версий, а мы смотрели полную – это примерно шесть часов. И «Страсти Христовы» Мела Гибсона смотрели.

– Вы такие фильмы тоже к шедеврам, к высокому искусству причисляете?

– С исторической точки зрения, оба фильма очень удачные. Они, так скажем, серьёзные. Мел Гибсон в коме лежал сутки, и семья его на коленях молилась всю ночь – вот после этого у него и возник замысел фильма. Затем он четырнадцать лет сидел в библиотеках, над документами корпел, исследовал как мог Туринскую плащаницу. Каждый камень хотел воссоздать, по которому ступала нога Спасителя. И только потом взялся за съёмки «Страстей Христовых».

– Нашим режиссёрам в советское время такое бы не позволили.

– Поэтому и надо понимать, в какое время снимался тот или иной фильм. Скажем, если соотнести «Сталкер» Тарковского с тем, что было в СССР в 1979 году, когда фильм снимался, то его легче понять. Как можно было тогда рассказать о священнике, его служении? Только в фантастической обложке и через образы-символы. Сталкер – это священник, который ведёт к Богу. И умирает за всех. Посмотрите последние кадры. Сталкер ложится спать, а дочка его сидит, и три сосуда на столе, и она начинает сосуды двигать. Один из них падает. Это символ жертвы, сталкер отдал свою жизнь за людей, за обретение ими истины.

– Но почему девочка двигает взглядом, это как-то… паранормально выглядит.

– Да, выглядит фантастически. Так ведь всё обрамление там фантастическое, такой задан контекст, своя система символов и знаков, своя художественная реальность, отражающая мир духовный, невидимый. Понимаете? Раз в этом контексте показан сталкер с необычными способностями, то и образ девочки подчиняется той же эстетике. Был такой эпизод: Тарковский включил в фильм документальные кадры, а когда стал просматривать, то понял, что документальное воспринимается как ненастоящее, постановочное. Потому что уже был свой контекст. И так он каждый кадр интуитивно подбирал, соотносясь, как я понимаю, со своим религиозным чувством. Если верующий человек, то ведь всё соотносит с Богом. Вот почему последние кадры я понимаю именно так.

Из фильмов советской поры очень мало таких, которые бы напрямую говорили о Христе. Могу назвать только «Восхождение» Ларисы Шепитько. Он военный вроде бы. Там партизан, которого должны повести на казнь. Но ты же видишь, что это вовсе не партизан, а что режиссёр имеет в виду Христа. Там и предательство Иуды есть, и всё, что мы видим в Евангелии. Мы два раза смотрели этот фильм и всё это увидели. А что касается советских добрых и душевных фильмов, то это другая тема. Добрым и язычник может быть, но это у него душевное, не духовное. Душевное-то переменчиво. Это когда от любви до ненависти один шаг, как говорится. А в христианстве никаких шагов в сторону: любовь – это любовь.

Не подменяя жизнь

– А что вы скажете о таких фильмах, как, например, «Покаяние», снятый в 1984 году Тенгизом Абуладзе и пущенный в прокат в 1987-м во время перестройки? В финале его старуха спрашивает: «Скажите, эта дорога приведёт к храму?» В таких фильмах вроде бы как изначально заявлены христианские смыслы.

– Я всё-таки отношусь к искусству кино как Робер Брессон. Был такой великий французский режиссёр, которого, кстати, Тарковский считал своим учителем. Кино – не иллюстрация идей, не агитка. Это то цельное, что воспринимается через образы и символы. Брессон в интервью говорил:

«Сюжет фильма не должен развиваться так же, как сюжет пьесы или романа. Я даже легко представляю себе фильм вовсе без сюжета или с тысячей сюжетов. Навязывая фильму театральную или романическую интригу, мы сокращаем его необъятный радиус действия до смехотворных размеров».

И ещё: «Я не перестаю удивляться тому, что кинокамера – удивительный инструмент, упавший нам с небес, – используется лишь для погони за созданием фальшивок. Тогда как она способна улавливать настоящую реальность, которую мы не успеваем даже увидеть».

Мы в киноклубе смотрели и разбирали его фильм «Мушетт», о девочке-подростке, довольно страшный. Там он говорит о невидимом мире знаками. Именно такой подход больше даёт душе, потому что душа пытается эти символы разгадать, начинает работать. А что касается «перестроечных», как вы их назвали, фильмов, то среди них я выделил бы «Цареубийцу» Карена Шахназарова – вот тоже такое абсолютно символичное кино.

Кадр из фильма «Цареубийца»

– Из последних – «Монах и бес»…

– Я его не показывал нашим. И не хочу показывать. Ну что он даёт православному человеку, скажите? Ничего. А неправославного может искусить. Там у режиссёра Николая Досталя бес становится как бы хорошим. Теоретически можно допустить, что бес вдруг покается. Но это же и банальный приём обольщения – притвориться хорошим. Можно ли в абсолютном зле различать полутона? К чему это приведёт? Вообще же у меня создалось впечатление, что режиссёр не выстрадал свой фильм, этак прошёл по поверхности.

– Но там и жанр комедийный.

– В том-то и дело. Как можно в рамках комедии или сатиры говорить о глубоком в человеке и в жизни?

– А фильм Павла Лунгина «Остров» вы в киноклубе обсуждали?

– Тоже нет. Фильм, конечно, талантливый. И Мамонов, игравший монаха, человек верующий, и в кадре он молится по-настоящему. В своё время этот фильм был очень нужен нашей стране и через него много людей пришло в Церковь. Но как они пришли? Некоторые священники говорят, что этот фильм…

– …тоже искусительный?

– Не совсем. Понимаете, некоторые, посмотрев его, стали искать себе в духовники таких же старцев Анатолиев, как в кино. Но кино – это кино! И вот, не найдя по жизни киношного старца Анатолия, люди вступают в разочарование и в какой-то протест.

Я знаю человека, который очень сильно пострадал из-за фильма «Остров». Он таки нашёл себе «старца Анатолия», причём не на каких-то островах Студёного моря, а прямо в Москве. Тот ему: «Ты ко мне пришёл? Тогда поехали со мной. У тебя машина есть?» – «Да». – «Поехали». И вот из Москвы едут куда-то в Тверскую область. Старец показывает на деревенский храм: «Будешь здесь помогать, а жить в том домишке». И как быть этому москвичу? У него в столице квартира, работа, разные дела. Отказался – и в душе его теперь раскол, протест.

Жизнь – это не кино. Кино лишь поднимает вопросы, даёт пищу для переживания, чему-то учит, но не должно подменять жизнь, данную Богом.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска