рубрика •Паломничество •

(Окончание публикации. Начало в №№ 161-162)

Автобус мчится вдоль Сухоны – вглубь Вологодской области. Справа, на высоком берегу, мелькают села: Барское, Якуниха, Борисовка, Село… Так и называется село – Село. А есть еще (встречалось) село Деревенька. Вот уж, действительно, в самую глубинку забрался.

Из-за поворота выплывает высокий храм со множеством маленьких куполков, реющих в небе словно на мачтах. Примечаю место, чтобы вернуться потом и сфотографировать – настолько он необычен. Но тут глазам открывается Тотьма: всюду над ее крышами эти причудливые маковки, схожие как капли воды. Видно, здесь из века в век строители копировали друг друга, с упорством придерживаясь какого-то одного, неведомого образца.

Действующий храм (все с теми же куполками) был закрыт и, делать нечего, пошел в музей. В музее также было безлюдно, пустые залы, и мне, как показалось, обрадовались. «Устроитесь в нашей гостинице, – категорически посоветовала сотрудница, – у нас самые дешевые номера в городе – в братском корпусе бывшего Сумориного монастыря. Там сейчас музей-заповедник».

На вопрос о тотемских храмах музейщица удивилась: «А вы разве не знаете? Наши купцы-мореходы Америку открывали, двадцать экспедиций отсюда на Аляску ходило. Про остров Кадьяк слышали? Его тотмичи на коче «Тотьма» открыли. Путешествия были опасные, многолетние, вот купцы по возвращении и строили каждый раз по церкви – в виде кораблей, в память об Америке. А корабли ведь, в принципе, похожи друг на друга, так и наши храмы…»

“Корабли ведь, в принципе, похожи друг на друга, так и наши храмы…»

Вот тебе и глубинка! Шел по заснеженному провинциальному городку, затерянному на просторах континентальной России, и дивился про себя: «Тотмич Иван Кусков в Калифорнии Форт-Росс основал»; «Тотьма – метрополия, а Калифорния и Аляска – тотемские колонии». Последнее было сказано как бы в шутку, но в подтверждение в музее показали герб Тотьмы – изображение черной лисицы, которая водится только в Америке. В это верилось как в… сказку. Что понадобилось здравомыслящему мужику-вологжанину за океаном? Шел бы уж в Сибирь да посуху – всяко привычнее. Сибирь-то не беднее Аляски и барыш надежней. А он – в экую даль. Зачем?

***

Тотемский Спасо-Суморин монастырь

В Суморин монастырь идти десять минут. Он на окраине городка, на возвышенности, в излучине Ковды и Пёсьей деньги, которые и речками-то назвать нельзя – летом вброд переходят. Берега их заросли ивняком, и там, как мне подсказали, есть «святой колодец», оставшийся еще от основателя монастыря праведного Феодосия Тотемского (память – 10 февраля). До основания обители (в 1553 году) о. Феодосий (Суморин) был иноком Вологодского Прилуцкого монастыря и нес послушание в Варницком посаде, из которого, собственно, и выросла Тотьма. В Варницах тогда добывали соль. В отличие от Сольвычегодского и других северных месторождений, здешняя соль залегала далеко в земле, и приходилось посадским людям копать глубокие шурфы, а потом и скважины бурить. Один из нынешних тотемских краеведов доказал даже, что с этих скважин началась наука отечественного бурения. Просмотрев древние документы, он нашел много тотемских жаргонных словечек, которые используются сейчас как технические термины в современной геологии. Вот одной из таких «буровых» с тремя «трубами» и заведовал инок Феодосий, поставляя соль в Прилуки.

Известно, что Феодосий был хорошим управляющим, заботился о рабочих и те любили его, и Прилуцкий монастырь «никогда не получал от варниц столько выгоды, как при нем». Но не этого желал монах. Еще до назначения послушания он взял на себя подвиг, подобно св. Димитрию Прилуцкому, питаться только хлебом и водой и проводил ночи в слезной молитве перед гробом святого. И теперь – подолгу он стоял в варницах, глядя на пылающий огонь, на кипящий и клокочущий рассол… «Феодосий, терпи этот жар и огонь, чтобы избежать огня геенского, трудись в поте лица над солию вещественной, чтобы иметь в себе соль духовную и сохраниться от тления греховного», – говорил он сам себе.

Ныне Суморин монастырь совершенно пуст. Главный, Вознесенский, храм в обветшавших лесах, «идет реставрация». Единственный живой человек здесь – горничная, которая сидит в братском корпусе за стеклянной перегородкой и, как я заметил, читает православный катехизис. Выдав ключ от номера, она спросила: «Осмотреть монастырь не желаете? Его строили знаменитые зодчие Казаковы. Здесь была самая высокая на Севере, красивейшая колокольня, пока не взорвали…»

Ныне Суморин монастырь совершенно пуст…

Гостиничный номер «двухместка» – преоборудованная келья, в которой помещался один монах. Здание огромно, и странно, что я единственный здесь «проживающий». Пустые кельи, гробовая тишина. Листаю жизнеописание св. Феодосия, и, кажется, что все это уже было, все повторяется…

К 1796 году (двести лет назад) после перевода «в заштат» обитель обезлюдела, здесь оставались только 75-летний старец и двое послушников. После Петра Первого, после раскола, тогда всюду наблюдалось охлаждение в вере, жизнь стала регламентироваться чиновничьими указами. Глотнувшая европейского, в основном протестантского, образования столичная знать считала пережитками чудотворные иконы и мощи святых. Чудо не «вписывалось» в тот рациональный век, похожий на длинный гулкий коридор, по которому туда-сюда снуют чиновники с бумажками в руках.

В жизнеописании св. Феодосия, составленном в XIX веке, приведено много документов. Вот рапорт настоятеля монастыря старца Израиля от 3 сентября 1796 года о том, что во время разборки старой церкви был откопан гроб с телом праведного Феодосия. Подлаживаясь под канцелярский слог, он пишет вологодскому генерал-губернатору: «Спешу убогий старец о столь благознаменитом деле возвестить яко хозяина нашего места… и со свою сторону не оставте куда надлежит отнестись… а мощи весьма перечудны». Находка действительно была удивительна: тело человека, пролежавшее в земле два столетия, почти не изменилось. По распоряжению консистории гроб был снова зарыт в землю, а земля заровняна так, чтобы не найти. Но дело получило огласку. Прибыл архиерей и в присутствии чиновников и горожан освидетельствовал тело, что оно и вправду «пречудно». Потом была следственная комиссия, переписка с Синодом. С чиновничьей скрупулезностью очередная проверка заносила в «опись»: «Тело, лице, нос, на голове и на бороде и на бровях волосы серые (в другом акте уточнено: русые. – Ред.) не густые и ресницы на очах, кои закрыты, значатся, уста сжаты… Руце сложенны на персях вблизости к браде крестообразно… Сапоги, у коих голенища от передов отстали и распоролись, а переды и подошвы и каблуки, подбитые железными скобами и гвоздями, коих имеется в каждом каблуке по семи, целые…»

На докладной о явлении мощей император Павел Первый поставил резолюцию: «Предать провидению Божию». Мощи положили в ящик и опечатали двумя печатями. Но тотмичи отстояли своего святого. Множество исцелений, которое последовало от мощей, и настойчивые просьбы горожан (ходоки шли аж в Петербург) вынудили в 1798 году приехать на освидетельствование вместе с архиереем и губернатора. Спустя два года тело не изменилось – судя по предыдущей «описи». Ни у кого уже не вызывало сомнения, что мощи нетленные.

Преподобного Феодосия канонизировали и оставили мощи открытыми для почитания и исцелений. Как отметил жизнеописатель, «всех чудес пр. Феодосия в монастырской книге записано 146, и записывать их давно уже перестали…»

***

Исследуя историю Тотьмы – записанную в летописях, житиях и ту, которую еще предстоит написать, – невольно удивляешься, сколь значил для тотмичей их небесный покровитель. Первый его образ был написан еще в 1626 году, почитался святой задолго до канонизации, хотя и без того была «солона» эта земля: в городе подвизалось четверо общеизвестных юродивых; под Успенским и Максимовским храмами-парусниками и по сей день покоятся мощи канонизированных святых Андрея и Максима Тотемских; неподалеку, в д. Погорелово, под Благовещенской церковью лежат мощи святого Вассиана Тиксненского. А сколько здесь было неканонизированных праведников! Но дух Тотьмы держался одним святым…

Прежних, коренных, тотмичей в городке мало осталось. К кому ни обратись – приезжий. Так получилось, что после изъятия из Суморина монастыря мощей св. Феодосия жизнь стала резко меняться. Все купеческое сословие было уничтожено, остальные поразъехались, поумирали. Очевидцев увоза мощей я уже не нашел. Правда, подсказали адрес 85-летней старушки, Нины Ивановны Слезиной, которая давно отсюда уехала. Впоследствии в Вологде я нашел ее.

– Да, большая толпа собралась, вся Тотьма, – вспомнила она. – Я маленькая была и ничего не понимала. Мужики и бабы скандировали: «Угодника на место!.. Угодника на место!» У меня и сейчас в ушах это стоит… Многие плакали, будто у них отнимают что-то. А как чекисты увезли угодника, так и опустело в городе. Блаженный Николай наш, он по городу полуодетым ходил, тоже куда-то исчез. Наверное, ушёл куда глаза глядят. Хороший был блаженный, сестру мою Раечку, от нее тогда врачи отказались, он водичкой, помню, побрызгал и сказал: «Будет она жить и ученостью заниматься». И вправду, Рая выросла, в Архангельске институт закончила. А блаженный – неизвестно где… А тот, который мощи вскрывал, потом страшно умирал, в сумасшествии. Это все подтвердят…

 Узнав, что два месяца назад (разговор был в ноябре) мощи вернулись в Тотьму, Нина Ивановна вначале не поверила: «Господи! А я и не знала… газет давно не читаю…»

***

Перенесение мощей в Тотьму совершилось 14 сентября 1994 года. Было много паломников со всей Вологодской области. Под звон колоколов св. мощи внесли в недавно переданный общине Троицкий храм. Епископ Вологодский и Тотемский Максимилиан в проповеди сказал: «Отныне возвращена милость Божия на град Тотьму».

Участником этих событий был местный краевед Владимир Замараев. С ним я встретился в печальный для него день – в годовщину гибели его друга и учителя Зайцева, который-то все и начинал…

– Жаль, Станислав Михайлович не дождался возвращения угодника, – вздохнул краевед. – Да и вам бы он много интересного поведал…

– Вы даже представить не можете, какая пустота и равнодушие царили здесь, – стал рассказывать Замараев. – Десятилетия из людей вытравляли память о святом Феодосии, печатали грязные атеистические статейки. Даже название города изменить хотели, мол, «То – тьма» напоминает о «темных религиозных предрассудках» наших предков. А Станислав Михайлович доказывал, что «тьма» с древнерусского переводится как «десять тысяч» или «бесчисленное множество», и вообще, этимология названия совсем другая.

Пять лет Зайцев был единственным здесь гидом и говорил всю правду о святом Феодосии и других наших праведниках. В музее его терпели, ведь заменить некем было. И меня он учил: «Володя, о религии говори или все, или ничего». Я ведь тоже первое время гидом поработал. Однажды приехал сюда в отпуск (в Ленинграде жил, был прорабом на стройке) и прочитал интервью с ним в местной газете, да так и остался в Тотьме, поступил к нему в ученики.

Владимир Николаевич выкладывает на стол папки с бумагами, общие тетради, продолжает рассказ:

– Вот его дневники, материалы к книге. Все это я думаю издать. Он был талантливым человеком, кстати, родом из Варниц, где святой Феодосий добывал соль. Был лауреатом всесоюзных конкурсов художников, снимал фильмы, печатался в различных журналах. Но «зарыл» свой талант – годы уходили на тяжбы с Минкультуры. Реставрация Вознесенского собора и Входо-Иерусалимской церкви – его заслуга. Он же восстановил дом землепроходца Ивана Кускова, оборудовал там музей.

Он же и открыл, почему тотемские храмы внешне так похожи на корабли-парусники. Их изначально строили в виде кораблей! И доказательством тому – изображения картушей, развернутых свитков морских карт на церковных стенах. Нигде нет таких барельефов на храмах, только в Тотьме. Тогда же, собирая материалы по русским освоителям Северной Америки, он заинтересовался житием Феодосия Тотемского.

Дело в том, что купцы-землепроходцы очень почитали этого угодника. Все они, кстати, похоронены в ограде Спасо-Суморина монастыря. Отправляясь в Америку, они просили у него заступничества, молились. Можно предположить, что им близок был характер святого Феодосия: молитвенник, аскет, а ведь две соляные лавки в городе завел и промысел так умело вел, что кормил весь свой монастырь и «навсегда обезпечил братию содержанием». И все же суть не в этом… Современник землепроходцев Преосвященный Иннокентий, заступая на Вологодскую кафедру после Киевской, написал: «Куда ни посмотрю, везде вижу целые лики святые. Возрю ли на восток – там Прокопий Устюжский своими молитвами отводит каменную тучу, висящую над Устюгом. Там Феодосий Тотемский средь сланных источников открывает новый, неиссякаемый кладезь соли духовной, и сам соделывается солью земли Тотемской, спасающей от гниения души и сердца». А ведь купцы-землепроходцы сами были плоть от плоти Земли тотемской, и «соль» Феодосия Тотемского не давала им опреснеть, забыть о своих духовных корнях на диких, бескрайних просторах чужбины. Эта «соль» придавала духовный смысл их безумным по смелости путешествиям, ведь они были благочестивыми христианами и первым делом на другом континенте строили часовни и церкви, несли Благую весть алеутам и индейцам, прокладывали путь для иноков-миссионеров. Не случайно ведь на Валааме, откуда отбыл на неведомую землю первый миссионер, почитается образ Феодосия Тотемского. Его «соль» солила чужую землю, превращая Америку в «Русскую Америку». Вот сколь значил святой угодник…

Владимир Николаевич рассказал, как они с Зайцевым искали местонахождение мощей св. Феодосия. Куда бы ни обратились – один ответ: «Данных нет». И вдруг в 1988 году известие: мощи найдены в подвалах собора Святой Софии, Премудрости Божией. Узнали их по сопроводительным документам и явным признакам – вот когда пригодились многочисленные акты освидетельствований XVIII века! В торжественной обстановке мощи были переданы в епархию, но… в Тотьму они не вернулись.

– Представьте, поместили их в скромную Лазаревскую церковь, что на Горбачевском кладбище в Вологде, – вспоминает Замараев. – Почему туда, почему не в кафедральный собор? А в этом был промысел… Мне еще тогда сон был, после которого надолго привязалась фраза: «Пройти осталось полпути…» Святой угодник свою половину уже прошел – навстречу нам. А мы? Пустыня, полвека в Тотьме не было действующей церкви. И как-то все начало устраиваться: приехал священник о. Георгий Титов, рабочие мастерских речного порта помогли отремонтировать Троицкий храм, местные художники расписали его. Сейчас на службах много молодежи… И Преосвященный, когда передавал мощи, заметил: «Тут не только храм, но и души людей ожили…» Жаль, очень жаль, что Зайцев этого не дождался… Угодник теперь в Тотьме, и я уверен, он вернется на прежнее место – в Спасо-Суморин монастырь. Уже удивительные дела творятся: один за одним там были пожары, так что лесотехнический техникум оттуда выехал. А музею монастырь не потянуть. Так что у нас на Вологодчине вторым действующим монастырем, после Прилуцкого, будет, наверное, Суморин.

Пришла пора прощаться, но Владимир Николаевич предложил: «Сегодня годовщина смерти… Если хотите, видеофильм о Зайцеве покажу».

***

Видеофильм этот – о путешествии на Аляску на коче «Помор», построенном петрозаводчанами. Вместе с ними по следам своих великих земляков, купцов-землепроходцев, отправился и Зайцев. Путь лежал из бухты Провидения на Чукотке через Берингов пролив до алеутского поселка Skammon Вау. На экране: гигантские волны, играющие русским кочем как скорлупкой. «Несколько раз ребята прощались с жизнью, чудом только и спаслись, – комментирует тотмич. Погрустнев, добавляет: – А пленку эту первый раз увидели в день похорон. И жена его тоже с нами смотрела…»

На экране алеутские рыболовецкие суда, на бортах их русские названия: Akula, Moroz… Лица алеутов. Служба в самом старом на Аляске храме – Вознесенском, на острове Уналашка. Странно видеть, как алеуты крестятся по-нашему, поют по-церковнославянски: «Спаси, Господи, люди Твоя…» Один из матросов коча, суздальский звонарь, обучает алеутов настоящим русским звонам. Плывут над островом близкие сердцу звуки…

Перезимовав, коч направился в Форт-Росс, в Калифорнию. Моряки рискнули: пошли не вдоль побережья, а напрямки. Двухнедельный штиль в океане. Кончилась питьевая вода, все бы обернулось трагически, если бы не подвернувшийся траулер, с которого сбросили на коч канистру. «А наших первопроходцев некому было выручать, только на Бога да на молитвы угодников надеялись», – мелькает мысль. Первая остановка – в Сиэтле, команда идет в Свято-Никольский кафедральный собор вознести Господу благодарение. Следующая остановка – в Ванкувере. Здесь съемки обрываются… Как рассказал Замараев, причалили они в заливе English Вау, стоянку им определили в морском историческом музее, рядом с экзотическими судами, собранными со всего света… На коч зачастили гости, американцы были в восторге от «русских парней». Однажды утром команда обнаружила, что Зайцева нет на борту. Полиция после недолгих поисков прекратила расследование. Было это 22 ноября, когда Зайцев погиб. А тело нашли в апреле – его отнесло далеко в залив English Вау. Нелепая смерть –             на приколе, на музейной стоянке старых кораблей. До Форт-Росса коч так и не дошел…

Владимир Николаевич прокручивает пленку назад: хроника установки креста на могиле Ивана Кускова. Это перед трагическим путешествием. По архивным документам Зайцев установил, что основатель и первый комендант русского форпоста в Калифорнии Форт-Росса похоронен у алтаря Преображенского храма в Суморином монастыре. Странно видеть рядом с Замараевым живого Станислава Михайловича, деловитого, прикрепляющего якорную цепь к кресту…

Впоследствии я пролистал американское издание «Православная Русь» и нашел отчет о событии, на которое не попал Зайцев. 14 мая 1994 года – в год 200-летия открытия Русской Америки – на кладбище в Форт-Россе при скоплении местных русских было совершено богослужение, был установлен 15-фунтовый памятный крест. Незадолго до этого археологи Висконсинского университета под надзором православного духовенства нашли 136 могил первых русских поселенцев. Над ними также были установлены восьмиконечные кресты – из красного дерева. Изготовлены они были на средства русских американцев, которые, как пишется в отчете, «жертвовали в память усопших священнослужителей, общественных деятелей, родных и друзей. Прапраправнук Ивана Кускова пожертвовал крест в память своего благочестиваго предка». Знал ли русский американец, что в Тотьме, в обители праведного Феодосия, уже стоит крест его предку?

Знал ли русский американец, что в Тотьме, в обители праведного Феодосия, уже стоит крест его предку?

На службу в Троицкий храм я так и не попал – отец Георгий куда-то уехал по делам. Видно, в другой раз… Перед отъездом попросил сторожа открыть храм и приложился к мощам святого угодника Феодосия. По пути засмотрелся на Входо-Иерусалимскую церковь, отреставрированную старанием Зайцева. Храм-парусник… Теперь я почему-то понимаю этих землепроходцев и мореходов. Трудно это выразить… Столько святости здесь было! А ведь когда своя земля благоустроена, когда есть дома настоящая святыня, то не страшно отправляться в тридевятое царство. Когда дома, в душе, силы хаоса побеждены, то не страшны дикость и неосвоенность другого берега. Когда человек здоров и богат, ему, бывает, хочется еще приобрести – не из корысти, а из желания навести порядок во всем мире, чтобы всюду было так хорошо устроено, как у него устроено в хозяйстве и в душе… Перед глазами: кадры видеофильма, океанские волны до неба, скрипящие от натуги борта коча. Нет! Не только за «барышом» и не ради приключений снова и снова отправлялись в Америку эти расчетливые, здравомыслящие мужики!

Картуш – это символ карты, условный контур земного пространства.

Любуясь храмом, похожим на корабль, только сейчас замечаю, что изображено на картушах его стен. Картуш – это символ карты, условный контур земного пространства, будь то Тотемская земля или вся Вологодчина целиком, хоть вся Россия с Америкой, весь космос… Что же изобразил на месте этой невидимой земли русский землепроходец? В центре картуша – крест.

Вот и простился я с этим уютным провинциальным городком. Хотя… какая же это провинция? Да и что у нас в России можно назвать провинцией? Там, где стоит православный крест, там и центр Руси, там ее столица и вся «соль».

М. СИЗОВ

Вологда-Тотьма-Сыктывкар

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска