Не под стеклом

Москва – большая. Настолько, что как бы и пойти некуда. Бывает, сидишь на вокзале часами, ожидая пересадки: можно, конечно, в камеру хранения вещи кинуть и на метро до Красной площади скататься. Но сколько раз там бывал… Третьяковка, Пушкинский, Исторический музеи? Их за раз не обойдёшь, туда надо возвращаться, да и очереди там такие, что на сам осмотр времени не останется. И билеты для гостя из провинции, особенно если он с семьёй, в наше время недёшевы. Так что провинциалу, наверное, и вправду безопаснее на вокзале пересидеть, поскольку мегаполис подавляет не только своими размерами, но и дороговизной.

Москву я знаю плохо, но есть и у меня в столице любимые местечки. Выхожу на станции метро «Таганская» – и сразу перед глазами знаменитый одноимённый театр, за которым в бок уходит улица Высоцкого. Иду в сторону словно бы парящей в небе сталинской высотки, перехожу на параллельную улицу – Гончарную. Слева красуется античными колоннами Институт философии, за ним золотятся маковки подворья Афонского Пантелеимонова монастыря. Ещё в начале 2000-х напротив подворья, окружённого низенькой крепостной стеной, громоздился какой-то производственный корпус, грубо сложенный из красного кирпича, а ныне, перестроенный, он кажется продолжением церковной крепостцы. На стене его подсвечена неоном надпись: «Музей русской иконы».

Музей русской иконы. Гончарная улица, дом 3, строение 1

Вход туда бесплатный. Брожу по тихим залам, напитываясь светом неизречённого Божественного слова. Как ещё выразить ту глубину, в которую погружаешься, созерцая святые образы? Иконы здесь разные. Есть очень древние, XIV века, есть и начала XX века.

Зал «Русская иконопись XIV–XVI веков»

Экспозиция «Русская иконопись XVIII – начала XX века.Традиции и новаторство»

Экспозиция «Икона в пространстве христианского храма»

В одном из залов попадаешь в настоящую старообрядческую часовню: бревенчатые стены, тёмные лики образов, раскрытая рукописная книга на аналое.

Старообрядческая часовня. Часть экспозиции

Видно, что экспозиции готовили специалисты высокого уровня. Чувствуется и человеческое отношение к собранию икон – это и некоторая произвольность подбора экспонатов, и теплота, с которой всё сделано. Таким, наверное, и должен быть частный музей – кстати, самый большой в мире.

С владельцем икон, русским предпринимателем Михаилом Абрамовым, мне в первый день встретиться не удалось – он был в отъезде. Но смогли мы поговорить с директором музея Николаем Задорожным, которого также не всякий раз можно застать  в столице. Когда зашли к нему в кабинет, он обговаривал по телефону поездку на лондонский аукцион.

Николай Васильевич Задорожный, директор Музея русской иконы

С завсегдатаями аукционов общаться мне не доводилось, знаю о них только по кино, в том числе по итальянскому фильму 2013 года «Лучшее предложение», который весьма впечатлил. По сюжету пожилой аукционист собрал к концу жизни бесценную коллекцию картин и хранил её в потаённой комнате. Садился в кресло посреди своего богатства и наслаждался: «Это могу видеть только я!» А тут получается наоборот…

– Николай Васильевич, это, конечно, чудо, что такой музей появился у нас в стране, – задаю первый вопрос, – но странно, что о нём мало кто знает.

– Музею уже одиннадцать лет. Мы специально не даём рекламы, потому что настроены на особый род посетителей – тех, кому музей действительно нужен. Зеваки пусть ищут себе другие места, а мы ждём людей, любящих иконопись.

– Если к вам приедет группа, скажем, из воскресной школы сельского прихода, примете их?

– Конечно. У нас есть профессиональные экскурсоводы. Как и вход в музей, экскурсии и лекции здесь бесплатны. У нашего основателя Михаила Юрьевича Абрамова цель – просветительство, именно на него направлена его благотворительность, этому мы и следуем.

– То есть, рассказывая об иконах, посетителей знакомят с православием?

– Безусловно. У нас все сотрудники верующие люди, при этом с историческим и искусствоведческим образованием. Руководитель нашего экскурсионного бюро много лет проработала в Государственном историческом музее, она профессионал высочайшего уровня. Тут такое сочетание – интерес к искусству, к художественной ценности икон и понимание их духовной значимости.

– Что-то подобное было в Третьяковской галерее, когда для Владимирской иконы Божией Матери выделили как бы молитвенное помещение, где можно было перекреститься на образ.

– И всё же там икона под броневым стеклом, что мешает восприятию образа. А у нас они в большинстве своём открыты.

– Насколько знаю, в России есть несколько частных музеев. И начинал это дело мультимиллионер Вексельберг, выкупая вывезенные за границу яйца Фаберже.

– Да, у него есть музей в Петербурге. Отличие в том, что экспонаты там имеют статус временного ввоза, то есть в любой момент владелец может уехать за границу, забрав коллекцию с собой. А у нас всё оформлено как постоянный ввоз: то, что приобретено на деньги Михаила Юрьевича, хоть ему и принадлежит, но стало достоянием России и покинуть её не может.

Если же говорить о первенстве, то за несколько лет до нас первый частный музей икон открыл Евгений Ройзман в Екатеринбурге. Правда, у него узкая направленность – популяризация, изучение и хранение Невьянской иконы. Это особая уральская школа иконописи, связанная со старообрядчеством. Искусствоведы говорят о ней как о «последней иконописной школе в России». Сейчас у нас на выставке «Белоликие образы горнозаводского Урала: три века Невьянской иконы» представлено около 300 экспонатов. Есть очень интересные образы, например «Перенесение мощей Николая Чудотворца из Мир Ликийских в Бари в 1087 году», написанная в 1822 году по заказу авторитетного старообрядца, заводского приказчика из Режа. Ройзман приобрёл её случайно у одного художника. Олифа на ней была потемневшей, а когда раскрыли кусочек, были поражены свежестью красок и замечательным рисунком. Выставка должна была завершиться в марте, но интерес к ней таков, что мы продлили её до 2 июня и расширили на ещё один зал, вместивший более 80 икон.

«Перенесение мощей Николая Чудотворца из Мир Ликийских в Бари в 1087 году».Из собрания музея Невьянской иконы

– А сколько у вас своих образов?

– Всего на сохранении в музее пять тысяч предметов, из них тысяча икон, и из этой тысячи пятьсот икон возвращены из Европы обратно в Россию. Если посмотреть статистику, то у нас самый крупный частный музей в мире. И единственный частный музей древнерусского искусства в широком понимании.

Возвращённые домой

Среди заготовленных вопросов был у меня один каверзный. Накануне в Интернете прочитал я реплику одного музейного работника, мол, музей Абрамова покупает ворованные иконы, а потом не хочет отдавать их истинным владельцам. Вопрос этот Николая Васильевича не смутил:

– Да, существует такая опасность, что приобретённое на аукционах или у частных коллекционеров может оказаться похищенным. Часто такие кражи происходили десятки лет назад, в советское ещё время, и время тут роли не играет. Так было с десятком икон праздничного чина из иконостаса, которые мы приобрели в Швейцарии. Привезли в Россию, провели экспертизу – и оказалось, что они украдены в 80-е годы из государственного музея. Когда это было доказано, мы с радостью вернули их в музей в Великий Устюг.

– То есть напрасно потратили деньги?

– Почему напрасно? Изначально Абрамов покупает иконы не для себя же лично.

– Пишут, что не сразу отдали, перепроверяли.

– Написать могут что угодно. Мне мой батюшка Владимир, ныне покойный, однажды сказал: «Если вы делаете по-настоящему доброе дело, то обязательно задеваете врага человеческого и обязательно будет вам ответ. А настоящим бывает то, что от чистого сердца, а не такое, за которое похвалили, поаплодировали». Понимаете? Это мудрые слова. С одной стороны, наветы неприятны, а с другой – понимаешь, что попали в цель, раз пошли такие искушения.

На сегодняшний день нами по инициативе Михаила Юрьевича возвращено из Европы двадцать икон, похищенных из госмузеев России. История с теми устюжскими иконами, кстати, имела продолжение. На церемонии передачи их в музей присутствовал губернатор Вологодской области, и зашёл такой разговор, что в Германии находится похищенный из Устюжны в 90-е годы образ кисти выдающегося мастера Оружейной палаты Кирилла Уланова – знаменитая икона «Троица Ветхозаветная», написанная в 1690 году. Известно, у кого она находится, но через Интерпол её не забрать, поскольку был уже суд и немецкие юристы решили, что нынешний владелец является добросовестным приобретателем. По европейским законам изъятие невозможно, и вологодские власти не знают, что делать. Абрамов пообещал разобраться с этим. И вот едем мы в Германию, общаемся с владельцем. Он вошёл в положение, осознал важность происходящего процесса и согласился икону продать. С некоторыми трудностями провезли её через таможню в Россию, а потом обратно в Европу – на выставку «От Дионисия до Малевича», которая проходит сейчас в Ватикане. После выставки образ вернётся обратно в Устюжну, в местный музей.

Основатель музея Михаил Юрьевич Абрамов у «Троицы» Кирилла Уланова

– Это была последняя икона из возвращённых?

– «Троицу» мы вернули в прошлом году, а последней пока что можно считать икону «Воскресение Христово (Сошествие во ад)». Этот образ XVI века, довольно большого размера, был похищен из храма на территории Ярославского музея-заповедника. С ним вышла почти что детективная история. Один из сотрудников Государственной Третьяковской галереи, Левон Нерсесян, изучал коллекции в Италии и, будучи в Венеции, среди произведений галереи увидел эту икону. А галерея на Западе не то что у нас – это может быть предпродажная выставка, откуда произведения уходят на аукцион. Нерсесян очень опытный специалист, он сразу предположил, что икона может быть из тех, что похищены из Ярославля. Но что он может сделать? Нужны деньги, переговоры, провоз через таможню – это же целая история. Государственные музеи, как и в целом Министерство культуры, такими вещами не занимаются. Тогда Левон обратился к Михаилу Юрьевичу, и мы тут же взялись за дело. Выяснили, что подлинный владелец живёт не в Венеции, а в Берлине. Связались с ним, пришли к соглашению – и святой образ сейчас в Ярославле.

– Вы упомянули выставку в Ватикане. Часто вывозите иконы за рубеж?

– У нас огромная выставочная деятельность и по России, и по Европе. В этом году вместе с Музеем древнерусского искусства имени Андрея Рублёва мы показали 60 икон в Италии – это Рим, Бари и другие города.

– Государство вас поддерживает?

– Нет.

– Но выставки за рубежом – это же работа государственного значения. Представление России, её духовности.

– Да, особенно это важно в наши дни, когда политики осложняют отношения между людьми и показывают нашу страну на Западе в дурном свете. Но Министерство культуры не мешает нам, и слава Богу.

Остров сокровищ

– Вы ведь стояли у истоков создания этого музея? – продолжаю расспрашивать Николая Васильевича.

– Мы с Михаилом Юрьевичем начинали вместе – он был инициатором, руководителем, а я воплощал его идеи в жизнь, ведь некоторый опыт у меня есть – полвека связан с иконами. Начал собирать их ещё студентом, когда учился в горном институте. В 1974 году случилась первая в истории Советской России выставка древнерусского искусства из частных собраний, она проводилась в стенах Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублёва, и я участвовал в ней как коллекционер. Познакомился тогда с выдающимися личностями, такими как Савва Васильевич Ямщиков. Это специалист по Древней Руси и реставратор, который очень много сделал для спасения и изучения православного наследия. Увлечение крепло, пока не заполнило всю мою жизнь.

– Чем же иконопись привлекла вас в атеистическое время?

– Поначалу религиозного отношения к ней не было – просто интерес. Это же чудо, когда находишь чёрную доску, а потом видишь, как на ней проступает совершенный образ. Сам я расчисткой не занимался, отдавал знакомым реставраторам, но присутствовал при работе. По молодости поиск икон напоминал мне книгу «Остров сокровищ», только там клад выкапывали из земли, а тут с какого-нибудь чердака достаёшь старую доску, и она потом оказывается иконой XVI века. Романтика привлекла. Но в конце концов благодаря, наверное, иконам я и крестился в 25 лет. Это было в 1972 году.

– Самый, что называется, советский застой.

– Да, религия тогда не была в почёте, и люди приходили к вере окольными путями. Сам я воспитывался в неверующей семье. Но когда общаешься с иконами, то невольно что-то в душе раскрывается, прорастает внутренняя духовность, данная нам от рождения. Ведь человек изначально был сотворён духовным. И считаю великой милостью, когда Бог помогает человеку раскрыть в себе этот изначальный дар – как реставратор раскрывает потемневшую икону. Ведь Господь мог бы сказать: «Я всё вам дал, что вам ещё надо?» Нет, Он нисходит до потемневших душ.

– И ещё такой практический вопрос. Собранная за одиннадцать лет коллекция бесценна. Не боитесь краж?

– Вы намекаете на недавний случай кражи картины Куинджи из Третьяковской галереи? Она была на временной экспозиции, поэтому не защищена сигнализацией. А у нас охранная система включена постоянно.

– Но её ведь можно обойти. Довелось мне поездить по отдалённым сёлам Русского Севера, и там у батюшек постоянная проблема – как уберечь иконы. Устанавливают сигнализацию, но не всегда она помогает.

– Не беспокойтесь, здесь, помимо наличия электронных датчиков, ведётся постоянное видеонаблюдение. И в залах иконы прикреплены к стенам таким образом, что их не снять без специальных инструментов. Есть свои секреты. Музей частный, а это имеет свои преимущества – охрана поставлена должным образом.

* * *

Директор предложил пройтись и посмотреть всё своими глазами.

В «Мастерской иконописца» покажут всё – от приготовления доски и красок до приёмов реставрации

Святой Николай, архиепископ Мирликийский. XIV век? Ростов (Поонежские земли)

Крест запрестольный X–XII века. Византия

Икона «Воскресение – Сошествие во ад», из праздничного чина. Последняя четверть XIX века. Мстёра

Икона «Воскресение – Сошествие во ад». Последняя треть XIX века. Москва. Старообрядческая мастерская поморского согласия

Помимо икон, в залах много и других предметов. Те, что поменьше размером, убраны в застеклённые ниши. В «эфиопском» зале внимание моё привлекли деревянные статуэтки святых и облачение священника с богато украшенным зонтиком от солнца. Африканская экзотика.

Облачение эфиопского архиерея с зонтиком от солнца

– Это собрание уникальное, – рассказывает Николай Васильевич, – поскольку вывоз культурных и религиозных ценностей в Эфиопии строго воспрещён. В течение многих лет коллекцию собирал один немец и расставаться с ней не хотел. Но тут умер его приятель-коллекционер, с которым он как бы конкурировал, и интерес к собранному пропал. Мы этим воспользовались, приобрели, и теперь эти иконы, книги, вырезанные и выкованные произведения может увидеть каждый, кто придёт в наш музей.

Такие пергаментные свитки эфиопы держали в домах как обереги. Этот относится к XIX в.

– А вас лично чем коллекция заинтересовала?

– Необычностью. Изображения кажутся детскими, наивными, но в этом как раз гениальность древней христианской традиции. Сказано же: «Будьте как дети».

Богоматерь с Младенцем. Распятие. Чудо Георгия о змие. «Эфиопские образы кажутся детскими, но в этом гениальность древней традиции»

Здесь есть предметы XVI–XVII веков, но в основном это XIX век, что не умаляет их уникальности – своеобразие эфиопской христианской культуры представлено вполне.

Когда в Россию приезжал Эфиопский Патриарх, он побывал у нас с послом и был сильно удивлён, что такая огромная замечательная коллекция находится вне Эфиопии. По регламенту у Патриарха был час на это посещение, но он пробыл у нас полдня, заодно помог и в переводе некоторых текстов, написанных на древнем эфиопском алфавите – геэз. Это, кстати, единственное оригинальное письмо в Африке, которое в ходу тысячи лет.

Евангелие, XIX век. «Патриарх помог нам в переводе текстов, написанных на древнем эфиопском алфавите – геэз»

Когда в другом зале мы с директором остановились перед образом Вседержителя «Спас на троне», к нам подошёл высокий мужчина, коллекционер и доцент кафедры всеобщей истории искусства МГУ Алексей Расторгуев.

– Мне нравится, что вы не стали реконструировать весь образ, – заметил он. – Подлинное рядом с подделкой плохо бы смотрелось.

То, как раньше выглядела икона, было видно по начертанному на стене контуру. Обрезаны перила трона и ступня Вседержителя, опирающаяся на подставку.

Директор музея: «Как раньше выглядел “Спас на троне”, видно по начертанному на стене контуру»

– А зачем икону обрезали?

Алексей Леонидович, кандидат искусствоведения, пожал плечами:

– Это средник в деисусном чине иконостаса. Наверное, в девятнадцатом веке иконостас переделывали и средник целиком не поместился. Вот и пильнули.

– Жаль, икона удивительная, – говорю.

– Да, шестнадцатый век. А в синодальную пору древнерусское не ценилось, вон посмотрите, на той стене лики святых. Прежде это были ростовые иконы, но кто-то взял и отпилил туловища для удобства.

Во славу Божию

Педагог МГУ и директор музея стали обсуждать свои дела. Как понял из их разговора, Алексей Леонидович привёз Абрамову подарок – купленную в Европе предвоенную афишу выступления оркестра Преображенского полка. Свой полковой оркестр преображенцы воссоздали во Франции, куда эмигрировали после революции. На афише, которую показал историк искусства, надписи на французском языке, царские орлы и изображение усатого казака с оркестровыми тарелками в руках. Почему такие вещи, как обычная театральная афиша, важны для предпринимателя Абрамова?

– На средства Михаила Юрьевича на Преображенской площади в Москве построен храм Преображения Господня, который прежде принадлежал знаменитому Преображенскому полку, а теперь станет главным храмом сухопутных войск России, – пояснил директор музея. – Абрамов постарался сохранить основу подлинника. Сама-то церковь была разрушена при Хрущёве до основания, и по всем инженерным расчётам вместо старого фундамента следовало залить новый. Но Михаил Юрьевич купил специальное оборудование для горизонтального бурения. Подняли старый фундамент и бетон залили под него. Таким образом, русский воинский храм остался на прежнем основании. И точно такое же отношение у Абрамова к истории. Он собирает подлинные предметы, связанные с Преображенским полком, чтобы восстановить связь времён.

Вообще-то человек он скромный, публично себя не проявляет, просто делает благое дело. Им ведь построены и другие храмы, вовсе не исторические. Например, церковь Чуда Архангела Михаила в Хонех – это в Братеево, в густонаселённом районе Москвы, где прежде не было храмов. Там уже идут службы, на днях освящены и установлены купола. Храм получился красивый, в традициях псковского зодчества, высится на берегу реки, и возникла идея создать водный паломнический маршрут по Москве-реке, частью которого стало бы посещение храма в Братеево. Но опять же идею выдвинули местные священники, а не Абрамов, который лишь выполнил работу во славу Божию. Он, кстати, попечитель Саввино-Сторожевского и Высокопетровского монастырей, Троице-Сергиевой лавры, детский дом содержит… Возможно, я не про всё и знаю.

Некоторых тешит людская слава, а других радует сознание, что ты кого-то обрадовал. Вот Алексей Леонидович тоже взял и подарил Новодевичьему монастырю напрестольное Евангелие, с которым в старину там служили. В монастыре не осталось ни одной подлинной богослужебной книги, эта стала первой из вернувшихся.

– Вы её купили за рубежом? – спрашиваю доцента МГУ.

– Да, в одном из антикварных магазинов. Раскрываю книгу, а там, как это принято в старых Евангелиях, сквозная надпись на полях, сделанная рукой игуменьи Новодевичьего монастыря Иулиании. На первой страничке написано «сия», на второй – «книга», и далее: «глаголемая… Евангелие… вложена… в лето…». После даты, относящейся к XVII веку, указаны имена вкладчика и одариваемого – в Новодевичий монастырь. Смотрю: 600 евро. Всего-то – за такую реликвию! Ну, матушки невообразимо обрадовались, что, конечно, никакими деньгами не измерить.

Как позже я догадался, вокруг музея образовался круг учёных, чьи исследования Абрамов финансирует. И «входным билетом» в этот элитарный круг, похоже, стала готовность жертвовать свои средства на благое дело – по образу того, что делает и сам Абрамов. А иначе какое отношение ты имеешь к элите?

Прощаясь, повторил вопрос директору, с которого и начался наш разговор:

– Так, значит, вы не против, когда к вам приезжают паломники большими группами?

– Нам нравится, когда группы не больше 10-15 человек, иначе экскурсовод не сможет спокойно общаться и передать свои знания. Но если заранее позвонят и предупредят, то примем всех, как у нас и принято, – во славу Божию.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска