Алёша Денисов сидел у окна и сам себе удивлялся: почему ему так хочется вернуться туда, откуда он когда-то мечтал вырваться, где, по сути, у него никогда не было настоящего дома? какая сила его тянет на Родину?

Он смотрел в окно на чисто вымытые тротуары, аккуратненькие дома, словно выпеченные из пряничного теста, где окна блестят прозрачностью и утопают в цветах, и смотрел на вежливых шведов, расшаркивающихся друг перед другом по любому поводу, и всё отчётливее сознавал: этот сказочный мир под названием «заграница», которым он грезил когда-то, теперь ему не нужен. А ведь ещё немного – и у него было бы всё, что есть у этих прохожих на улице: вид на жительство, хорошо оплачиваемая работа, а вместе с ней самоуважение, комфортное жильё… А теперь желание вернуться в Россию у него было намного сильнее, чем желание выехать из неё когда-то. Он сам с другом Володей пришёл в Российское консульство и написал заявление, и вот теперь они сидят в приграничном мигрантском пункте в ожидании возвращения домой…

В поисках ответа Алёша стал вспоминать всю свою прошлую жизнь.

«Может, он монахом станет?!»

Своего отца Лёша не знал, а спрашивать о нём у матери тоже не было смысла: она его уже не помнила – забеременела по пьянке от какого-то встречного татарина. Бабушка пыталась, как могла, искупить грех дочери – старалась дать внуку как можно больше ласки и заботы. Для этого она забирала Алёшу во время маминых запоев к себе. Только эти дни и были счастливыми в его детстве. Вот он, четырёхлетний карапуз, выходит с бабушкой из маленькой старинной церкви, что на Арском кладбище в центре Казани. Они только что отстояли всю службу, в конце которой батюшка дал Алёшеньке просфору. Вкусная, но маленькая, малыш проглотил её мигом, а когда сели в трамвай, разразился громким плачем: «Хочу ещё булочку!» Сердобольные женщины стали угощать малыша пряниками и сдобами, но малыш не унимался – хотел непременно ту булочку, что дали в церкви. Но вообще-то Алёша рос тихим, послушным мальчиком.

Мама пила долго, бурно, беспробудно. Но когда в запоях случались перерывы, она так же бурно начинала выплёскивать на сына материнскую любовь и заботу: готовила для него завтраки, помогала делать уроки. И одевала его, несмотря на бедность, так прилично и чисто, что даже учителя в школе поначалу не догадывались, в какой неподобающей для ребёнка атмосфере он находится.

Однажды, проверяя тетрадь сына для внеклассных занятий, мама увидела в ней 90-й псалом, переписанный Алёшей по просьбе бабушки. Увиденное потрясло её так, что она недовольно прокричала бабушке: «Может, нам его в монастырь отправить? Может, он монахом станет?!»

Конечно, она сказала это не всерьёз, просто была воспитана в духе обычной в то время антирелигиозной идеологии: мол, религия порабощает волю человека, а слово «монах» вообще обидное.

Но на всё воля Божья.

В то время, когда крестили маленького Алёшу, по ТВ показали иностранный фильм «Иисус». Наши телезрители впервые увидели художественный фильм, созданный на религиозную тему. На многих он оказал впечатление. Ещё бы! Призрачный в сознании многих россиян Бог приобрёл вполне реальные черты: худощавый, с длинными тёмными волосами и большими печальными глазами. «Совсем как у Алёшки! – ахнули жители Алёшиного двора. – Он тоже как не от мира сего: редко смеётся, говорит мало, негромко, но если что-то рассказывает, то обязательно интересное, так что другие слушают его внимательно…»

«Смотрите, Иисус идёт!» – сказал кто-то на следующее утро, заметив Алёшу во дворе. Эта кличка сохранилась за ним и после, когда он оказался среди малолетних бродяг.

Много солнца

В истории Раифского монастыря, что находится в лесном массиве недалеко от современной Казани, много как светлых, так и трагических страниц. Во времена укоренения православия на территории современного Татарстана монастырь процветал – слава о нём как о святом месте распространялась далеко за его пределы.

Увы, в веке двадцатом в его стены вошли безбожники, чтобы грабить, разрушать, убивать. Одна женщина передала мне рассказ своего отца, ветерана МВД Татарстана. В 1930-х он руководил подразделением НКВД по строительству. Ему был дан приказ переоборудовать Раифский монастырь в тюрьму, да так, чтобы от святой обители остались только воспоминания. Позже открыли здесь исправительную колонию для несовершеннолетних преступников. Омертвели не только стены, но и омертвело прекрасное чистое озеро, кормившее когда-то монахов рыбой, – оно превратилось в зловонное болото.

Очистились обитель и озеро чудесным образом в 90-е годы, когда на его берегах вновь зазвучала молитва. Началось восстановление поруганной святыни. Одновременно с храмами, кельями для монахов здесь организовывался и детский приют – волна перестроечных перемен выплеснула на улицы городов беспризорных голодных детей. За плечами многих был уже богатый опыт не только бродяжничества, но и преступлений. Но в отличие от советской колонии в монастырском приюте их исправляли добрым словом, заботой, любовью.

…В один из дней в приют везли мальчика, бабушка которого умерла, а мать погрязла в беспробудном пьянстве.

Алёша ехал в машине с женщиной-инспектором по делам несовершеннолетних. Она всю дорогу твердила, что ему в этом приюте будет хорошо: его и накормят, и оденут – словом, будут заботиться. Алёша слушал молча, не отрываясь от автомобильного стекла – запоминал обратную дорогу: при первой возможности обязательно сбежит. Хорошо поёт инспекторша, но он-то знает, что единственный, кто о нём позаботится, так это он сам. Свой нелёгкий хлеб зарабатывает уже с двенадцати лет с такими же, как он, обитателями теплотрасс: собирает и сдаёт цветной металл, разгружает арбузы. К 14 годам Алёша твёрдо уяснил, что человек человеку волк и вообще весь мир соткан из зла.

…Дорога по заснеженному лесу в последний раз повернула влево и уткнулась в большие железные ворота. А потом на Алёшу хлынуло солнце, вернее, два солнца – такое ощущение возникло у беспризорника, когда в комнату, где он с инспектором ждал своей дальнейшей участи, не переставая обдумывать план побега, вошли двое высоких мужчин в чёрных одеждах. Это были настоятель монастыря отец Всеволод (Захаров) и молодой тогда монах, наставник детского приюта отец Силуан (Хохиашвили), но поначалу Алёша их не различал. Впервые в жизни чужие люди отнеслись к нему по-доброму, ласково и при этом не притворно. Просто познакомились и не доставали глупыми вопросами: почему ты такой да когда исправишься? Они просто его полюбили.

Дом «генералов песчаных карьеров»

Раифский детский приют был известен не только в Татарстане, но и за его пределами. Сюда доставляли «генералов песчаных карьеров» с берегов Волги, Невы, Москвы-реки. Здесь «неисправимые хулиганы» отогревались душой, добровольно посещали воскресные службы в монастырском храме, участвовали в послушаниях, старались преуспеть и в учёбе, причём в школу ежедневно ходили за 4 километра от монастыря. Игумена Раифского монастыря отца Всеволода знали в республике и уважали не только в церковных кругах. Благодаря этому ребят лечили в лучших казанских клиниках, отстающим в учёбе нанимали репетиторов, летом отправляли в детские лагеря отдыха и турпоездки по России и загранице.

Однажды в Париже их пригласила в гости княгиня Романова, одна из прямых потомков Русского Императорского Дома. Эта встреча потрясла Алёшу обилием красивых старинных вещей с царскими гербами, но главное – манерой хозяйки держаться с людьми: доброжелательной, но без панибратства, простой, но интеллигентной. А речь вроде русская, но не такая, к какой он привык: красивая, словно песня, без посторонних слов, грубостей, жаргона. Так теперь на родине Пушкина не говорили даже дикторы Центрального телевидения.

Тогда Алёша впервые почувствовал острое желание стать частью этого чистого, сверкающего огнями мира, где все люди внимательны друг к другу и вежливы, где нет длинных злых очередей и хамства на улицах.

Окончив 9 классов, Алёша поступил в банковскую школу. Занятия в школе ему нравились, однако на третьем курсе он понял, что цифры и вообще бумажная работа ему не интересны. Бросил занятия, вернулся в монастырь. Год разбирался в себе: чем же он хочет заниматься в жизни? Однажды его навестил друг детства Володя. Сидели, говорили о том о сём. Алёша поделился воспоминаниями от поездки в Париж, знакомства с княгиней Романовой и мечтой побывать там хотя бы ещё раз… Решение о побеге родилось само собой…

Готовились основательно. Интересовались у знакомых тонкостями эмиграции, продумывали план передвижений: поедут сначала в Питер, потом – в Финляндию, затем – в Швецию. Узнали, что по принятым в Европе правилам через три месяца пребывания нелегальных эмигрантов отправляют в ту страну, которая давала визу. Значит, они нигде не должны задерживаться больше этого времени, при этом ещё смогут увидеть весь мир своими глазами.

Заграница

Они не разочаровались. Европейцы не оставляют никого на улице. Вот и в Швеции непрошеных гостей из России поселили в общежитии, отправили на курсы шведского языка и обеспечили таким пособием, что через три месяца они не убрались восвояси, а купили старенький, но очень крепкий «Мерседес» и отправились на нём путешествовать дальше. Их ждал город мечты – Париж.

Швецию, несмотря на радушный приём, покинули без сожаления: в её стерильной чистоте русскому человеку жить трудно. Зато Франция встретила знакомой грязью и неустроенностью. В первой же гостинице их атаковали тараканы, причём обслуживающий персонал они, судя по всему, ничуть не смущали: «А что вы хотели? Это же Сан-Дени. Но бывает намного грязнее…» И темнее. Буквально в следующие дни они убедились в этом лично.

Синдром Парижа

Ах, Париж! Город всех романтиков. Само его название, кажется, соткано из аромата Елисейских полей, звуков шансона, запаха жареных каштанов, беленьких старушек в милых шляпках и, конечно, утончённых француженок и галантных французов, каждый из которых обязательно потомок королевских мушкетёров.

Увы, то, что видит иностранец в современном Париже, не соответствует его представлениям о знаменитом городе настолько, что некоторые разочарованные впадают в истеричное состояние, которое даже назвали «Синдром Парижа». Нечто похожее случилось и с нашими героями. Сан-Дени оказался арабским кварталом. Выходцы из Индии, Марокко, Алжира – по ним, кажется, можно было изучать карту мира. И каждый привёз свои традиции, привычки, образ мышления.

Именно в парижском пригороде Сен-Дени большинство «советских» улиц: авеню Ленина, улицы Сталинграда, Юрия Гагарина и Валентины Терешковой… Но на улицах – одни эмигранты из Азии и Африки

Однажды друзья зашли в ресторан, чтобы попросить там нож – не смогли руками открыть коробку с соком. Но шум за столиками стоял такой, что расслышать хоть что-то было ровным счётом невозможно.

– Господа негры! – крикнул по-английски Володя. – Вы приехали из Африки, но сейчас находитесь в культурной столице, поэтому, будьте добры, ведите себя культурно.

После чего попросил у официанта нож. Всё кафе замерло в ожидании развития событий. Официант же после недолгих раздумий отправился на кухню – наверное, догадался, что перед ним русские, с которыми, по слухам, лучше не спорить. Но, вернувшись с сервировочным ножом, повёл друзей на улицу: не угодно ли, мсье, чтобы их коробку открыл профессионал?

Въехав в столицу Франции, они оставили машину в центре – пусть забирает эвакуатор: по этим улицам надо ходить пешком! И они долго гуляли, осматривая достопримечательности французской столицы. Нашли русский православный храм. Познакомились там с прихожанкой, коренной француженкой. «Мне нравится здесь, – объяснила она свой переход из католичества в православие, – здесь Бог живёт».

Обрадовались они с другом не только потому, что давно соскучились по родной православной службе: была надежда на материальную помощь, ведь в Париже пособий не давали. Но надежда оставила, как только вошли внутрь храма: приход сам бедствовал… Русской же диаспоры во Франции вообще не существует – каждый сам за себя. Шведских денег хватило на неделю в гостинице, после чего их попросили. Во Франции работает целая сеть бесплатных ресторанов для всех желающих, помогают мигрантам и различные «красные кресты», но жильё дают только семьям с детьми – Париж ведь не резиновый. А они-то думали, что как только обратятся в миграционную службу, так им тут же, как в Швеции, предоставят и стол и дом. Но таких желающих оказалась огромная очередь.

Побрели по городу. Молились Богу – вот когда в сытой Европе вспомнили Его по-настоящему. И Бог их услышал. В следующий приход в социальную службу их встретил чернокожий социальный работник, который учился в Советском Союзе. Видимо, в память о гостеприимстве советских людей отнёсся к ним внимательно: «Звоните 115, это номер ночлежки. Там тепло и чисто. Там вас и кормить будут». Но предупредил: «Пропустите хоть один день – больше никогда не пустят». В этот момент в помещение собеса ввалилась целая толпа орущих французских бомжей. Соцработник посмотрел на них, потом на спокойных русских и отправил последних жить в… гостиницу для туристов. Настоящее чудо!

И стали они жить-поживать бесплатно, с комфортом, обедать в бесплатных, но приличных ресторанах и знакомиться с достопримечательностями Парижа и его жителями пусть и пешком, но тоже бесплатно. Даже во французский Диснейлэнд съездили.

Русские и парижане

Может, оттого что экскурсоводили они сами себе, а может, просто от жизни хорошей, но стали ребята за собой замечать: отвыкают от России и вот уже сами, как европейцы, безошибочно определяют соотечественников в разношёрстной туристской толпе.

Провели как-то эксперимент: сели на лавочку около холма Монмартр, чтобы понаблюдать за людьми, спускающимися по лестнице, и затеяли игру на угадывание русских: решили спрашивать по-русски, который час.

Святой Дионисий, чьим именем назван Сен-Дени, был первым епископом Парижа и одним из трёх мучеников, обезглавленных на холме Монмартр

Вот идёт парочка, очевидно, супруги. Молчат, как будто не понимают. Алёша с Володей повторяют вопрос, потом ещё раз, и те не выдерживают: «Как вы догадались, что мы русские?»

Да очень просто.

Во-первых, по стилю одежды. Русские «на выход» стараются одеваться как можно аккуратнее: тщательно причёсываются, заранее обдумывают, что наденут и как – чтобы и модно было, и красиво, чтоб не полнило и к лицу шло. А европейцы, кажется, даже не задумываются над нарядом – надевают всё подряд, но в этом тоже есть своё изящество.

Во-вторых, внешность. В Европе самыми красивыми женщинами действительно оказывались либо туристки из России, либо эмигрантки, либо их потомки. Внешностью коренные европейки в своей массе уступают русским женщинам – это ещё если мягко сказать.

Наблюдая за прохожими на парижских улицах, Алёша подметил и разницу в характерах. Западные люди устроены так: внутреннее своё напряжение наружу не выказывают, держат всё в себе. И в массе своей они более однородны. Прямая противоположность исламскому миру: там чуть что – сразу за ножи. А русские какие? Они разные.

Как-то Алёша с Володей ехали в городском автобусе. На переднем сиденье – двое мужчин с ребёнком. Недавно в стране прошёл народный референдум по вопросу об однополых браках. Победили «цветные», которым разрешили усыновлять детей. В результате были разрешены не только браки среди сексуальных меньшинств, но и их право на усыновление детей. Вот такая парочка оказалась в том автобусе. Они не скрывали своих отношений, напротив, всячески демонстрировали их, выставляли напоказ так, словно это они нормальные, а другие пассажиры – нет. Бородатые папа с «мамой» забавлялись ребёнком, передавая его друг другу. Кем он вырастет? Вот когда Алёша понял истинный смысл слов о том, что если Господь хочет спасти душу, то попускает быть потрясениям. Россия прошла через них, в отличие от Европы, не знавшей ужасов воинствующего атеизма.

Ностальгия

Однажды ребята решили не просто погулять по пригороду Парижа, а ещё и исследовать, где же он кончается. Шли очень долго через арабское жительство (казалось, оно никогда не кончится), пока не попали в район, застроенный коробками, очень похожими на советские пятиэтажки времён Хрущёва – просто один в один. И задумались: «Как там, на Родине? Что делают сейчас друзья по приюту? Как поживают отцы Всеволод и Силуан? У них, наверно, сейчас настоящая зима, с белыми сугробами…»

И словно какая-то невидимая рука перехватила горло, стало трудно дышать. Но вернуться домой всё-таки не решились.

– А давай поедем в другую страну, там, наверное, ещё интереснее, – предлагал один, и другой тут же соглашался: – Конечно!

Так они оказались в Швейцарии, где услышали историю о старце Гаврииле – католическом монахе, который захотел найти истину. Ушёл из монастыря, чтоб построить себе скит вдали от мира. Выбрал место в итальянской части Швейцарии, недалеко от города Лугано – столицы итальянского кантона. Там-то он для себя и открыл труды отцов древней Церкви и поразился, насколько их откровения отвечают его духовным поискам.

Это случилось в 2010 году. Тогда он принял православие, а когда каялся, то ему сказали, что на самом деле он всегда был православным, просто сейчас вернулся к своим корням. Настоятель Крестовоздвиженской пустыни схиархимандрит Гавриил (Бунге) стал первым швейцарским православным старцем. Позже к нему присоединились другие католические монахи. Теперь это место широко известно среди паломников. В народе его называют местом сошествия Духа Святаго – те, кто идёт туда с верой в сердце, получают просимое.

Старец Гавриил с братией обосновались не на пустом месте – Алёша с удивлением узнал, что, оказывается, в Швейцарии уже существовала традиция русского православного старчества: там когда-то жили и творили чудеса, по Промыслу Божию, русские праведники Сафроний и Дионис русский – наши старцы, уже почившие. На чужбине они оказались, вероятно, в первой волне белоэмиграции.

В двух шагах от сказки

Швейцария предстала сказочной страной. Её островерхие кирхи, домики под красной черепицей, утопающие в роскошной зелени, альпийские пейзажи и улыбающиеся мирные жители показались путешественникам иллюстрациями из детской книжки про доброго принца из маленького, но прекрасного королевства. Здесь Алёша увидел, что значит настоящее швейцарское качество – оно ощущалось повсюду: в вещах, в устройстве быта, в политическом и общественном управлении. Оказалось, что альпийцы отлично умеют делать не только шоколад и часы, но абсолютно всё – от овечьей пряжи до станков и техники. Но его, как русского человека, больше всего поразило отношение швейцарцев к своей земле: каждый её клочок ухожен с заботой и любовью – всё зеленеет, цветёт, благоухает. А в лесу так и вовсе, как в храме Божием, чистота и уют: сколько ни гуляй, не увидишь сломанной ветки или вытоптанной травы.

Друзей встретили так хорошо, что они поначалу заподозрили подвох. Но потом Алёша понял: расположили к себе местных жителей они с другом Володей всего лишь тем, что не воровали, не ругались матом, не плевали на улице, не устраивали шумных попоек. Работник социальной службы, в которую они обратились по прибытии в Женеву, сразу предложил трудоустройство с достойной оплатой. Воспитанные парни из России, которая, по телевизионным репортажам, представлялась дикой и невежественной страной, вызывали сочувствие – таким на их родине не выжить. Надо помочь.

Итак, двери в сказочную страну распахнулись. Войдя в них, они отправились в… Российское консульство.

Почему? Это Алёша смог отчётливо себе объяснить много позже, когда, сидя в шведском миграционном пункте и считая часы до вылета домой, он готов был расплакаться от желания скорей пройти по улицам Теплоконтроля, его родного района, поцеловать крест на могиле бабушки, вдохнуть сосновый дух Раифского монастыря и застыть под звон его колоколов…

Обратный путь для наших героев оказался тяжёлым. Перед Швецией была Норвегия. Их поселили в отстойник для депортируемых где-то на севере страны, на бывшей военной базе. Там им не рада была даже сама природа: скудная растительность, свинцовое море, грозно ощетинивающееся при каждом порыве ледяного ветра. Ждали разрешения с российской стороны принять обратно своих граждан. Скорее бы.

Монах Иустин

…В Казани Алёша первым делом отправился в Раифу, к родному наставнику, просить благословения на монашеский путь. А после смерти матери, уладив наследственные дела, продал оставшуюся от неё квартиру, вырученные деньги раздал бедным людям и с одной сумкой, в которой было только необходимое, вошёл в монастырские стены. Пророческими оказался испуг матери, когда она прочитала 90-й псалом в его школьной тетради. «Вот только пугаться было нечего», – думал Алёша, став монахом Иустином.

Мы познакомились с ним августовским днём 2016 года, когда я в который раз приехала навестить Свияжскую обитель. Сели за стол. Я настроила видеокамеру, и отец Иустин (Денисов) начал с рассказа о том, как его, никому не нужного когда-то сироту, спас монастырь, как он, проделав длинный, сложный путь обретения себя, был убережён от ошибок заботливым наставником – отец Силуан заменил отца не только ему, но и многим приютским сиротам, официально оформив над ними опекунство. За отцом Силуаном монах Иустин ушёл из Раифы в Свияжск, как только того назначили сюда игуменом. Рассказал о встречах с родителями своего наставника в Грузии, от которых у него остались самые тёплые воспоминания: и папа-грузин, и русская мама – уважаемые всеми люди. Посвятил он меня и в события, последовавшие за возвращением в Россию из путешествий по Европе – не только из монашеской жизни. Печальным оказался рассказ о том, как выживали из Свияжска отца Силуана: двое насельников согласились «сотрудничать» – с тех пор на настоятеля стало собираться «досье». Я уже собралась было уходить, когда моему собеседнику позвонили – едет посыльный от владыки: кто-то сообщил ему о пребывании в монастыре журналиста…

Свияжск. Лестница к стенам монастыря

Чему быть, тому, видно, не миновать: иеромонаха Иустина выдворили-таки из Свияжска вслед за духовным отцом, и впоследствии выдержал он много архиерейских прещений. Когда я восхитилась в переписке его мужеством, он ответил: «Не достоин я ваших добрых слов. Бывают у меня уныние, отчаяние… Простите меня».

Молюсь за монаха Иустина, чтоб Господь укрепил его, подал утешение и явил на нём Свою милость.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска