Эту историю прислал мне мой брат Николай Елисеев, проживающий на Нижегородчине. А записал он её от случайного попутчика, священника. С удовольствием предлагаю этот рассказ вниманию читателей «Веры».  /Владимир Елисеев/ Заканчивались последние тёплые майские дни. Ласковое солнышко по-летнему светило на частные дома пригорода, спрятавшиеся в цветущих фруктовых деревьях. В одном из этих домов жила семья местного священника, отца Михаила: он сам, матушка Лизавета и трое их детей. Старший сын заканчивал школу и собирался поступать в институт. У среднего сына проходили последние школьные занятия в пятом классе. А любимица семьи – дочка Машенька – ещё ходила в садик. Отец Михаил с утра побывал в церкви и вернулся домой; до завтрашнего утра он был свободен. Дома никого не было: сыновья ушли в школу, Машеньку он отвёл утром в садик, а Лизавета на стареньком «жигулёнке» ухала в город навестить племянницу Олюшку, которой исполнилось три года. Девочка тяжело заболела, и спасти её могла только операция. Но в московской клинике делать срочную операцию отказывались по причине её сложности и большой очереди, а направить девочку в зарубежную клинику для государства было слишком дорого. У родителей денег на такую операцию тоже не было, как не было и надежды собрать необходимую сумму за те несколько недель, которые Олюшка могла

/Инок Дорофей/ На архиерейской даче в одну из смен работали сторож и кочегар – сутки отработают, трое отдыхают. Бородатые мужики – обоим под пятьдесят, – называли они друг друга ласковыми именами Гришаня и Мишаня. Гришаня сторожил, а Мишаня – кочегарил. Кроме этого, в их обязанности входило чистить снег на двух больших подъездах к даче и разных маленьких дорожках в саду, а также очищать высокое крыльцо архиерейского дома. Выйдет утром архиерей, сердце у работников затрепещет, подойдут они к нему, шапки снимут, поклонятся в пояс, одной рукой коснутся вычищенного асфальта и скажут: – Благословите, владыко… Владыка их благословит, отшагнут они в сторону, а шапки не надевают в знак особого уважения. И пока владыка садится в машину и она выезжает со двора, они без шапок стоят и на владыку благоговейно взирают. В воротах ещё раз низко поклонятся проезжающей белой машине, ворота закроют и тогда только наденут шапки. Иной раз и скажет архиерей: – Да надевайте шапки, холодно, мороз же! Но тут они никогда архиерея не послушают. Бывает, и машина задержится, и мёрзнет голова без шапки, у обоих уже лысинки проглядывают, но ни за что шапки не наденут. Жалеет их архиерей, а всё ж ему приятно, что такую честь оказывают, потому что в других

/Инок Дорофей/ В соборе идёт полиелейная служба. Диакон Никодим, здоровенный детина, скороговоркой твердит мирную ектению. Когда он заходит в алтарь и стремительно проходит на горнее место, чтобы оттуда поклониться служащему священнику, возникает сильный поток воздуха, от которого колышутся ризы на священниках и бахрома на престоле, гаснут две лампадки на семисвечнике. Отец Никодим берёт свечку и снова возжигает их. Несмотря на свои внушительные габариты, диакон ещё молод и достаточно проворен. Во всех его движениях чувствуется спешка. Недавно у него родился первенец, и молодой папаша хочет поскорее попасть домой. Живут они с матушкой на станции Мухино, от собора полчаса нужно ехать электричкой. Если не успеть на ближайшую по расписанию, то следующая будет только через час. Диакону не с руки «куковать» в её ожидании, ему хочется поскорее попасть в своё гнёздышко. Он подходит ко второму диакону и шепчет ему на ухо:  – Ты побыстрее ектению проговаривай, мне на электричку надо успеть. Второй диакон тоже молод. Служит он совсем недавно, ему ещё нужно многому учиться. Он очень даже сочувствует Никодиму в стремлении поскорей попасть домой – у него самого жена и ребёнок, и ехать ему на другой конец города с двумя-тремя пересадками более часа. Будь его воля, он бы с радостью совсем отпустил Никодима

/инок Дорофей/ Жили-были три православные бабули – Вера, Надежда и Любовь. Все они были одинокими и дружили между собой, хотя характеры имели разные. Молиться Богу они ходили в одну церковь. И как-то случилось им всем заболеть. У бабы Веры болезнь оказалась очень тяжёлой, и нужно было ей ложиться в больницу. А она как раз перед этим пенсию получила. Не надеялась она из больницы вернуться живой и решила все деньги сжечь – ведь они ей больше не понадобятся. Деньги спалила, в больницу легла, а врачи через месяц её на ноги поставили и из больницы выписали. Вернулась баба Вера домой, давай деньги искать, а их нет. Стала она подозревать своих духовных сестёр в краже: ходила надутая, фыркала, ни с кем не разговаривала по-доброму. Через год память у неё восстановилась, и она вспомнила, что сама спалила деньги. Стала она всем в ноги бухаться и у всех прощения просить. Баба Надя, заболев, лечилась травами, но про лекарства медицинские тоже не забывала. Уговорили её в аптеке льготные лекарства получать со скидкой, но при этом с её пенсии будут удерживать по пятьсот рублей. Баба Надя малость подумала и согласилась. Ходит она в аптеку, ходит, а нужных ей лекарств всё нет. Вот и месяц прошёл, и половина

/Надежда Смирнова/ Сегодня дед с утра почувствовал себя плохо. Щемило сердце, ныло раненое плечо, в правом виске постоянно пульсировала боль. Он долго лежал, потом с натугой встал и, шаркая ногами, пошёл на кухню. Налил воды, но пальцы, онемев, разжались, и стакан упал на пол, рассыпался звонкими осколками. Из комнаты тут же выглянула невестка, пламенея ярко-красной головой (выкрасилась позавчера, дед тогда аж плюнул в сердцах: уже 50 лет – а всё туда же). Невестка зло скривила губы и, ничего не сказав, громко хлопнула дверью. Дед, неловко нагнувшись, собирал остатки стакана. Он вдруг остро ощутил своё одиночество, подумал, что, наверное, зажился на этом свете и уж пора ему ложиться в землицу, которую когда-то так щедро полил своей кровью. Первое своё ранение получил он под Смоленском, в самом начале войны. Немцы наступали, не давая передышки нашим войскам, пускали в ход авиацию, танки, пехоту. Их рота обороняла небольшую высотку уже третьи сутки. Держали из последних сил, вгрызаясь в землю. И тогда молоденький лейтенант поднял их в атаку. И дед, тогда ещё безу-сый солдат Сашка, рванувшись вперёд, вдруг почувствовал, как что-то кольнуло в плечо. Он пробежал ещё несколько шагов и упал, уткнулся лицом в траву. И, уже теряя сознание, продолжал зажимать рану рукой, ощущая, как горячая