(Продолжение. Начало в №№ 957–962, 964–967)

Портки для Карпа

Из записок Михаила Сизова:

Мы продолжаем путешествие в своё советское прошлое. Лариса Анатольевна, экскурсовод Музея «Дом на Карповой горе», подводит к стенду с фотографиями:

– Смотрите, выступает колхозник на собрании, а на лице испуг, растерянность. Потому что наши пинежские не любили говорить, они больше делали. А вот на фото простая жительница Карпогор Евгения Михайловна Верещагина, доярка колхоза «Комсомолец Севера». Сталинский ударник, в 1934 году была награждена красным бантом и премией в виде 20 книг, в том числе сборником «Вопросы марксизма-ленинизма». В 39-м её за успехи вместе с другими передовиками катали на самолёте над Карпогорским районом, чтобы сверху они смогли на свою землю посмотреть. Такое поощрение. А когда её премировали ещё и тёлкой холмогорской породы, это было дороже ордена на груди.

Вот фото: на весах в буфете Карпогорской средней школы взвешивают коржики – если несколько граммов не хватало, то сразу браковали. А вот наш магазин. В 20-е годы ему дали название «Ёлочка», но название не прижилось. В 30-е его называли «Санькиной лавкой». Сюда, исполнив свою мечту, попал работать продавцом 16-летний Александр Кордумов. Он был низенького роста и стоял на ящике из-под вина, чтобы возвышаться над прилавком. В магазин захаживал Алексей Фёдорович Калинцев, любимый учитель Фёдора Абрамова, давал Саньке список, и тот после работы относил ему домой продукты. И другим учителям тоже носил, потому что их уважал. И самого Саньку все уважали. В 50-е магазин уже назывался «Настиным магазином» – там работала тогда Анастасия Евдокимовна Южакова. Так у нас хранится память о хороших людях…

Идём дальше – мимо коллекции утюгов, часов, радиол, посуды. В углу притулился манекен без головы, одетый по-народному, в кирзовых сапогах.

– Хороший картуз ему нашли, да голову пока подобрать не можем, – сетует экскурсовод. – Это Карп. Можно сказать, хозяин нашего Дома на Карповой горе. По легенде, село у нас образовалось благодаря охотнику Карпу, который пришёл на крутой берег реки Пинеги за пушниной и за рыбой, а затем подтянул своих родственников. Расскажу, как мы его наряжали. Из старого дома на улице Колхозной подарили нам тюфяк-наперник, набитый соломой. Сшит он был из пестряди, и мы отдали его в Дом народного творчества, чтобы из него рубаху сшили для нашего Карпа. Там тюфяк распороли по швам, и оказалось, что когда-то тюфяк из рубахи и перешили. Потом достался нам старинный мешок из деревни Матвера. Гляжу, он из холста и со странными завязками. Раскроили его – а он из порток перешит. И вот эти портки также Карпу достались.

Карп с Карповой горы

– Поясок у него почти как у меня, – делюсь открытием с экскурсоводом. – Мне такой с Удоры подарили. Вы, говорили, там часто бываете?

– Да, постоянно езжу, – подтверждает Лариса Анатольевна. – А в феврале туда на фестиваль «Кытшъяс» большая делегация отправилась, в том числе Веркольский народный хор во главе с нашим начальником по культуре. Приехали мы – а там ещё Кубок Коми по этноспорту проводился, – и начальник говорит мне: «Побежишь на лыжах». Я – ни в какую…

– Вы же сами в Коми выросли, – шучу, – должны, как Пера-богатырь, по лесу рассекать.

– Вот-вот, начальник так и сказал. Я-то на лыжах умею, даже с Раисой Сметаниной лично знакома. Но там соревнования на охотничьих лыжах и с одним колом в руке, как в старину. Местные девчонки рванули по снежной целине – и сразу в снегу зарылись. Кричат мне: «Помоги!» Я потихоньку иду, кол им протягиваю, тащу… Восьмой с конца пришла.

А вообще корни мои из Красавино Великоустюгского района. Родители приехали в Сыктывкар на ЛПК работать, а меня после пединститута из Сыктывкара распределили сюда, на Пинегу. И сейчас я пинежанка более, чем многие другие пинежане! Вот честно, очень люблю этот край!

По местной традиции с музеем прощаюсь у охлупня – надо его погладить, желание загадать. Привезли этот классический пинежский конёк – как и положено, с конской головой – из деревни Немнюга околка Хрипунова. И музейщицы дали ему прозвище Хрипун. «Ну, прощай, Хрипунчик, может, ещё свидимся. Вроде бы тебе, деревянному, не место в “городском” музее, посвящённом советским временам, но как же без тебя…»

Выходим на улицу, Игорь предлагает Ларисе Анатольевне довезти её до дома, но та отказывается: «У меня в телефоне шагомер, и не хватает тысячи шагов, чтобы норму выполнить». На вопрос, а какова же норма, смеётся: «Однажды на рыбалке было 29 тысяч – около 12 километров. Это идеал для меня, пенсионерки, стараюсь его держаться». Попрощавшись, расходимся в разные стороны. Игорь поехал в автомастерскую – машину к дальней дороге готовить, а я направился в храм.

Чудеса духовные и технотронные

Церковь Святых апостолов Петра и Павла издали видится сказочным теремом. Но в этой, казалось бы, излишней красоте всё по-северному рационально. Высокая подклеть с хозпомещениями, берегущая тепло для верхнего этажа. Наверху застеклённое гульбище, которое также тепло бережёт. Островерхие крыши – они тоже не для «сказочности», а чтобы снег не скапливался. Рядом с храмом стоит двухэтажное церковное здание, подворье Артемиево-Веркольского монастыря.

Петропавловская церковь похожа на русский терем

Пока ждал приезда настоятеля, отца Симеона Арнаутова, разговорился с прихожанкой. После Пасхи, по её словам, в храме кровоточила печатная иконка Божией Матери «Феодоровская» – красные капли прямо на бумаге выступали. Это совпало с приездом беженки из Донбасса, которую при храме поселили. Когда уехала, кровоточение прекратилось. Как понимать сие событие? Женщина предложила мне два варианта: либо Божия Матерь огорчается из-за войны на Украине, либо у той беженки была какая-то злоба на сердце и Божия Матерь от этого огорчилась. А может, ещё что…

Приезжает батюшка, спрашиваю его про эту иконку.

– Феодоровская? Нет, это на иконе Спиридона Тримифунтского заметили, выглядело как кровь. И про беженку ничего не знаю. Может, у кого на квартире было. А нам и своих чудес хватает.

– Каких? – сразу ловлю на слове.

– Так Евхаристия у нас совершается на каждой литургии. Есть у нас одна прихожанка, и как-то засомневалась она, что из Чаши подаю ей Тело и Кровь Христовы: приняла их, а проглотить не может. Потому что во рту ощутила мясо и кровь. И не выплюнуть, и не проглотить. Кое-как с запивкой потребила. Вот такое бывает. Я потом объяснял ей: «Почему нас Богородица любит? Потому что вместе с причастием мы принимаем в себя Её Сына и сами становимся детьми Её. Молись перед Богородицей – и дурные фантазии твои рассеются». Это, конечно, бес так искушает. Верующий человек отдаёт себе в этом отчёт. А вот что делать неверующему? – он же духов не видит.

– Так ведь никто не видит, – не понимаю батюшку.

– Если Богу будет угодно, то и духов, и всех ангелов покажет. Вот представьте: ночью фотографируем машину с включёнными фарами. Что будет на снимке? Одна засветка. Такая у нас матрица несовершенная. Чтобы такой объект запечатлеть, требуется всестороннее освещение, суммарный спектр. Вот мы как цвета спектра запоминаем? Каждый по отдельности: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан». А у Бога красный, оранжевый, жёлтый и все другие цвета, о которых мы даже не ведаем, едины в нетварном Фаворском свете, и в нём может проявляться то, что состоит из духовной материи. Электрическим фонариком такое не подсветишь.

– Как вы научно объяснили, – удивляюсь. – Наверно, у вас образование техническое?

Выясняется, что и вправду батюшка в своё время окончил Ленинградский политехнический институт и работал в «ящике» – разрабатывал СВЧ-приборы для военной техники, в том числе для знаменитых зенитно-ракетных комплексов С-300. В частности, участвовал в создании сложного клистрона – электровакуумного прибора для усиления и генерации электромагнитных колебаний сверхвысокой частоты, какие применяются в радиолокации. Через науку и в Церковь пришёл. Точнее – через понимание ограниченности научного познания.

– Как-то взялся я математически обсчитать некоторые выкладки Николы Теслы и вдруг понял, сколь примитивный у нас инструментарий. Сам подход к познанию целого ущербен. Скажем, берём явление – здесь его рассечём, а там сложим, приведём к математическому виду; ага, получилось некое уравнение. Решаем его и смотрим, отвечает ли отклик того, что мы с вами получили в виде математической формулы, тому, что мы намеряли физически. Ага, отвечает! Стало быть, «верной дорогой идём, товарищи». И вот так, не входя в суть вещей, приходим к идее Большого взрыва, к теории катастроф, к случайному возникновению жизни из рибонуклеиновых кислот и к труду, который делает обезьяну человеком. Из отдельных кусочков сложили. А если посмотреть на мир в целом? Вся эта картинка рассыпается.

Вот простой вопрос: а где в этой картинке место душе? Она же существует, мы её осознаём. Однажды причащал я диабетика, которому ногу отрезали, и он жаловался: «Батюшка, я уже много лет без ноги, а она до сих пор ноет. Врач прописал мне таблетки, но они не помогают – я своей культёй пол чувствую, будто нога у меня и она болит». Вот точно так же и душа – она от нас неотделима. Каким прибором её можно измерить, какой математикой обсчитать? Да никакой!

– Вы уже во время учёбы в церковь стали ходить? На работе проблем не было?

– Однажды подошёл ко мне парторг, стал интересоваться, чего это я, комсомолец, в храм зачастил. Спрашиваю его: «Вы же сами верующий человек?» Он удивился: «Откуда знаете?» – «Вы же еврей». – «Ну и что?» – «И не просто еврей, а иудей. Чего нам с вами о вере спорить?» Он вспыхнул, ушёл и больше этот вопрос не поднимал.

Когда я учился в Политехе, у меня по научному коммунизму пятёрка была. Помню, привёз маме – а жили мы в посёлке Отрадное Волгоградской области – «Капитал» Карла Маркса: «Ты должна прочитать!» Мама пошла в храм: «Батюшка, сын безбожником вернулся, Маркса мне дал читать. Что делать?» Он: «Ты читай, не отказывай, главное, чтобы в семье мир был». – «Так я там ничего не понимаю!» – «А понимать не обязательно. Почитай и потом отдай, чтобы он в библиотеку вернул». Папа, кстати, у меня тоже верующим был, хоть и состоял в партии. А я тогда с этим «Капиталом» что понял: есть наука об экономике и есть идеология, такие отдельные вещи, а Карл Маркс их смешал вместе. И то же самое в современной науке: есть строго научные данные и есть теории, которые подгоняются под определённое мировоззрение.

Я тогда немного экономикой увлёкся и написал работу про учёт продукции в советском народном хозяйстве – что данные о продажах надо собирать в самый момент продаж. То есть все кассовые аппараты требуется подключить к единой системе учёта, тогда плановая экономика заработает эффективно: мы будем понимать, какой товар и в каком количестве следует производить. Это в 1986 году было. Тогда только появились первые цифровые кассовые аппараты, их ставили в сберкассах и на почте. А на онлайн-кассы у нас полностью перешли только в 2017 году. Вот это пример просто экономики, без идеологии.

– Учёт тоже можно во вред использовать, – возражаю. – У нас ведь много пишут про «цифровой концлагерь».

– Так всё можно во вред! Я же говорю, нельзя смешивать одно с другим. Когда я уже был дьяконом на Оптинском подворье в Петербурге, но работу свою ещё не бросил, отцы меня спросили: «Ты инженерией занимаешься. Скажи: когда придёт антихрист и будет чудесами соблазнять, это будут техногенные чудеса или магические, откровенная бесовщина? К чему нам готовиться?» Попытался я на это посмотреть широко – из нас ведь в Политехе делали специалистов широкого профиля. Долго я думал над этим вопросом, крутил так и эдак, и пришёл к простому выводу: чтобы соблазнить человека неверующего, особых чудес и не требуется – такой во что угодно поверит.

Вот сейчас, например, искусственный интеллект генерирует интересные картинки, пишет тексты, музыку и так далее. И большинство думает, что это и вправду какой-то интеллект. Хотя там машина, которая компилирует заложенные в неё данные. А потом построят у нас супермашину с «интеллектом» и скажут: она умнее человека и при этом объективна, каждое её решение справедливо, давайте доверимся ей, пусть она управляет всем миром. И многие ведь согласятся! И кто будет править миром? – те, кто эту машину обучал, закладывал в неё программу. Этак машина покумекает и объявит: все беды в мире от разделения людей на национальности и религиозные конфессии, Бога надо запретить или сделать «единого» бога. Вот тебе и антихрист. И разве не примут его? Ведь это «интеллект»!

Дар Божий

В разговоре с карпогорским священником вспомнил я, что когда-то каждый год ездил в Москву на конференцию «Наука и христианство», общался там со священниками, с монахами, которые когда-то занимались наукой, и примерно представляю, как из науки приходят в Церковь. А вот в Церкви их научное прошлое имеет ли ценность, как-то оно помогает служить Богу?

– Думаю, никак не помогает. И не мешает. Можно же быть учёным и верить в Бога. Если он старается не выпадать из Божьего гнезда, то не заблудится, будет ходить как при свете дня и Господь поможет какие-то открытия совершать. И лучше в духовниках ему иметь батюшку-простеца, который бы удерживал его от прелести умствования. Ум ведь сам по себе ограничен, и мы слишком на него полагаемся. Ещё лучше, если духовником будет бывший учёный, который набил шишки и знает все эти искушения. Вот как старец Наум – он ведь тоже Политехнический институт оканчивал, физико-математический факультет. И вокруг него в своё время сложился большой круг молодых учёных, студентов и аспирантов.

Лично мне инженерия пригодилась, когда служил на Оптинском подворье: занимался там электрохозяйством, рассчитывал, как экономичнее сети протянуть, придумал, как провода упрятать в храме, где стены расписаны, – проложил их под полом.

– А в Архангельскую область как приехали?

– Владыка Варсонофий был тогда управделами Московской Патриархии. И вот из Москвы в пять утра звонит: «Собирайся в Архангельск к митрополиту Даниилу на смотрины». Спрашиваю: «А что с собой брать?» «Возьми диплом с отметками. Ты же семинарию окончил?» Беру диплом, еду. Владыки в Архангельске нет, звоню в Верколу, куда раньше ездил помолиться о детях: «Отец Иосиф, что делать?» Он: «Приезжай, пока попрактикуешься у нас». Послужил я там, вдруг владыка Даниил в Суру на вертолёте летит, а на обратном пути вертолёт у нас садится. В общем, принял он меня и служить направил в Суру. Тогда же туда из Иоанновского монастыря в Петербурге прибыла матушка Митрофания, и монастырь ожил. Четыре года назад, как вы знаете, она почила, и сейчас там игуменья Тихона. А тогда всё только начало развиваться. Но я пробыл там недолго: умер мой папа, поехал его отпевать. И на моё место владыка поставил отца Алексия Кривицкого, праправнучатого племянника святого Иоанна Кронштадтского. А меня направил в Карпогоры, на подворье Артемиево-Веркольского монастыря, которое тогда строил иеромонах Артемий (Котов).

Отец Артемий, можно сказать, тоже технарём был. Уроженец Ростова-на-Дону, он окончил Харьковское высшее военное лётное училище, служил на Щёлковском военном аэродроме в службе обеспечения. Потом – перестройка, всё рушиться стало. И он пошёл в Троице-Сергиеву Лавру, монахом решил стать. Отец Наум в 1993-м послал его в Казахстан строить храм и скит в горах, ныне это Серафимо-Феогностова пустынь. Он там хорошо себя проявил. Потом был Сийский монастырь, Веркольский. Иеромонахом стал в 2002-м, а через пять лет – здесь настоятелем. Вот это всё он построил…

С отцом Симеоном идём вокруг храма. Останавливаемся, молимся у могилы отца Артемия – в 2017-м ему должно было исполниться 52 года.

– Могила, крест – из разных пород камня, сделаны по проекту Архангельского владыки Тихона, – рассказывает новый настоятель. – А собирал могилу пустынник из Абхазии, монах Василиск. Он у нас жил, пока российское гражданство оформлял.

Батюшка посмотрел вверх:

– Вон те два куполка на самом верху сварщик приваривал к основанию, а отец Артемий придерживал, чтобы на стропах крана не раскачивались. Я внизу стоял, ничем помочь не мог, только молился. Шёл дождь, крыша скользкая была… Он крышей озаботился накануне смерти. У московских ктиторов заказал квадрокоптер, осмотрел всё сверху и обнаружил, что по деревянной крыше грибок пошёл. Но успел только куполки поставить. Вскоре после того, как ушёл отец Артемий, служим мы литургию. На улице ливень как из ведра. В алтаре звучит: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся», – это такой момент евхаристический, когда ещё нет Тела и Крови Христовых, а происходит возношение Даров, надо поднять дискос и Чашу над престолом. Поднимаю Святые Дары – и шарах: паникадило надо мной засветилось и стримерами к Чаше потянулось.

– Стримерами?

– Это такие извивающиеся, ветвящиеся искры, плазменные каналы, состоящие из молекул ионизированного воздуха. Они при электрических разрядах образуются. Змеи электрические летают вокруг меня, пономарь стоит с вытаращенными глазами. А у меня в руке Чаша – она металлическая, токопроводящая. И не бросишь – там же Дары. Вот-вот долбанёт. Ну, честное слово, я не испугался, продолжаю молиться и медленно-медленно Чашу опускаю, ставлю. Молния в алтаре пошипела-пошипела и утухла. Рассказал об этом отцу Анатолию, тогдашнему настоятелю, он: «Ну, похоронили бы тебя честь по чести, делов-то». И отец Иосиф: «Ты не переживай, мы тебя отпоём».

– В смысле смерть в алтаре как бы и не смерть? – уточняю.

– Да шутили они. Отец Иосиф потом сказал: «Надо молниеотводы делать». Он, кстати, тоже в прошлом инженер, приборы для оборонки придумывал. Заодно, понятно, надо и крышу железную делать, что отец Артемий не успел. Стали мы с бабушками деньги собирать, кое-как набрали 300 тысяч рублей. Тут приезжают два наших пинежских предпринимателя – Владимир Буторин и Татьяна Сидунова. Помолились они, свечки поставили, спрашивают: а чего храм в лесах стоит? Говорю, мол, крышу не можем сделать, цена на железо подскочила, в полтора миллиона всё теперь обходится. И они выделили из своего фонда. Вот видишь, антенночка такая – это приёмник, чтобы не шарахало по кресту.

– Да, сразу заметил громоотвод, когда на храм крестился. Ещё подумал об Артемии Веркольском – его же как раз молнией убило.

– Мы не знаем Промысла Господа о нас – кому-то суждено и таким образом в жизнь вечную перейти, – поэтому должны делать то, что должно, в том числе и по науке. Знания и ум ведь тоже дар Божий.

Капля на иконе

В храме, приложившись к иконам, снова я вспомнил о кровоточивой иконке, попросил её показать. Батюшка вынес её из алтаря:

– На ней всего две капли и выступило. Спросил благословения у отца Иосифа, чтобы вынести её к народу. Стал снимать со стены и как бы стряхнул одну капельку – она струечкой поползла и вот в этом месте остановилась. Какое в этом знамение, я не знаю. Наверное, просто для укрепления веры.

А вот другая икона – Святителя Николая. Её принесли ещё в старый храм, Святого отрока Артемия, напротив ГИБДД, где отец Артемий поначалу служил. Её сохранили во времена гонений на Церковь, и была она в старом дореволюционном кивоте, стекло лопнутое, сама доска в копоти. Отдали её на реставрацию, но нам вернули: реставрации не подлежит. Ладно, повесили в храме, народ перед ней молился – и она совершенно обновилась. Любят у нас её. Приходят на службу – сразу к ней, куда-либо едут, женятся, замуж выходят, экзамены сдают – тоже к ней. Называют «ласковый дедушка».

– А действительно, образ такой домашний, взгляд добрый, мягкий…

– Так вот, этот образ росоточить начал: стали появляться такие бесцветные, без запаха капли. Видишь, рядом кисточка лежит – народ сам с образа миро собирает и себя помазывает. Давай и тебя помажу: «Величаем тя, святителю отче Николае, и чтим святую память твою, ты бо молиши за нас Христа Бога нашего…»

А вот икона святой мученицы Александры Римской – жены Диоклетиана, гонителя христиан. Периодически у неё как бы роса проявляется, а потом исчезает. И у других тоже: великомученицы Екатерины, Василия Великого… Вот свечку зажгу, в её свете хорошо видно.

Отец Симеон показывает одну из икон с капельками росоточения

И вправду на иконах заметны следы от капель. А на иконе Божией Матери «Толгская» так целая трасса от потёков осталась. Видно, жидкость хоть и прозрачная, но маслянистая, раз следы оставляет.

– А икона Вознесения Господня, бумажная под стеклом, заросоточила сразу по двум поверхностям – и по стеклу, и по бумаге. Звоню отцу Иосифу: «Что делать?» Говорит, стекло помыть, а саму иконку в алтарь убрать, где у нас святыни. Стал я эти капли стирать, а они уже застыли, просто так ещё и не уберёшь. Из какого они вещества, я так и не понял.

– На анализ отдать не решились?

– Это уже лишнее. Мы же не опыты научные проводим. Единственное – решился сфотографировать на цифровую камеру, но снимок не получился, ничего не видно. Иконы же – не фотографии, это образы. Соответственно и относиться надо.

– А может, это краска такую прозрачную жидкость выделяет? – делаю предположение.

– Нет, краска такое не даст. Да и она же сухая. Это мир живой. Вон икона Иверской Божией Матери: когда воины ударили по ней копьём, из неё кровь потекла, из-за чего те воины в ужасе убежали, а были не робкого десятка. Да чему тут удивляться, если сама жизнь такие чудеса преподносит, что просто в голову не помещается. Видишь, на солее накладка сделана? Это я солею расширял. А история такая.

Построил отец Артемий храм, и деньги закончились. А надо ещё иконостас заказывать, один его проект-то сколько стоит. Поехал он в Ярославль узнавать, кто бы подешевле согласился всё сработать. По дороге остановился у кафешки, зашёл. Одет был по-походному, в гражданке, только шапочка афонскую скуфейку напоминала. Взял кофе, чтобы взбодриться. К нему за столик присаживается молодой человек, тоже с чашкой кофе, на столик какие-то папочки кладёт. Сидят они. Вдруг этот человек спрашивает: «А вы случайно не священник будете?» – «Да, я из Пинежского благочиния, из Карпогор». – «А где это?» – «По пути в Суру, как ехать на родину Иоанна Кронштадтского. Вот храм мы там построили». И показывает на телефоне фото. «Красивый». – «Только иконостаса пока нет». Тот человек и говорит: «А у меня вот в этой папочке как раз готовый проект иконостаса. Хотите посмотреть?» Этот человек так удивился встрече, что предложил повторить проект и денег за него не взял.

– А кто это был?

– Работник мастерской. Может, сам художник. Так совпало. И проект-то хороший – смотрите, какой у нас иконостас красивый, резной. Но слушайте дальше. Когда отец Артемий рассказывал, я не сразу поверил, но так и было. Едет он, в сон клонит – снова кафешку выискивает. Заходит. Присаживается за столик человек в костюме, при галстуке, по виду офисный работник. И чемоданчик у него. Спрашивает: «А вы случайно не батюшка?» – «Я из Пинежского благочиния, из Карпогор». – «А где это?» В общем, всё повторяется. Отец Артемий фото в телефоне показывает, человек оценивает: «Красивый!» Батюшка дальше рассказывает: что проект иконостаса ему бесплатно достался от случайного человека, мол, вот как Бог помог, а реализация проекта стоит больше миллиона. Человек открывает чемоданчик, перекладывает деньги в обычный пакет: «Возьмите, батюшка. На доброе дело». И вот он в Ярославль приезжает и заказывает иконостас – и проект, и деньги в наличии.

Единственная проблема – этот иконостас оказался толще, чем предусмотрено у нас в храме, и он далеко на солею выступил. Когда Великий вход, неудобно идти – тут ещё цветы стоят, облачение их задевает. Отец Артемий с этим мирился, а я уж после его смерти немного изменил, вот такую накладку сделал. И клиру удобно, и народу, и малышне – они здесь в углу перед причастием как воробушки на проводах сидят.

Подаренный иконостас

* * *

– В Карпогорах народ верующий, много на службы ходит? – напоследок спрашиваю настоятеля.

– Однажды на Пасху сто пятьдесят человек причащалось. А так в среднем 25-35 человек. То есть десять процентов от населения. Так, наверное, везде.

– Война на Украине что-то в этом плане изменила?

– Помню, провожали мы первый набор, молебен я служил. Это были ребята боевые, воевавшие в Афганистане, в Чечне. Подходит ко мне пожилой человек, хоть и в гражданке, но видно, что кадровый офицер. Говорит: «Батюшка, нам это всё не понадобится, там нужны только калаш, боекомплект к нему и сапёрная лопата. Только это выручит». Я его кроплю святой водой, даю крест целовать: «Ничего, вы и молиться научитесь». Проходит несколько месяцев, привозят бойца отпевать. Сейчас-то давно уж никого не отпевал, видно, потерь меньше, а поначалу они были. И что же? Стоят на панихиде его сослуживцы и молятся. По-настоящему молятся!

– Вы ведь не только в Карпогорах служите?

– Иногда в Перинеми. В Немнюге – это напротив Карпогор, на другой стороне Пинеги. Ещё есть храмы в Шотово, в Шардонеми, в Ясном, в Кевроле – но он не отапливается, туда только летом. Сейчас в Ваймуше жители сами храм построили. Самая дальняя точка у нас в деревне Труфанова – там отец Венедикт из нашего монастыря бывал, а я пока ещё не доехал. Это, конечно, беда, когда люди не могут регулярно исповедоваться и причащаться. Как говорил отец Наум, человек без причастия – как самолёт без топлива, вниз пикирует. Был у меня случай. Женщина прибегает, муж у неё запил, с работы выгоняют. Потом привела его, а он никакой – как такого причащать? Ну, икономии ради как-то исповедовал, к Чаше допустил. И что же? – на глазах изменился. На службы ходит, а на работе ему новый дорожный грейдер дали. А вы-то сами куда дальше едете?

– Так к вам, в Верколу. По пути и в Ваймушу завернём.

– Ну, Господь благословит…

(Продолжение следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска