Ольга ТУЛЯКОВА

«Мама, не волнуйся, я в Дагестане!» Звучит, наверное, как издёвка. Прочитав, родители, наоборот, начнут волноваться. Я тоже переживала перед путешествием в горный Азербайджан и Дагестан. Мои азербайджанские записки были опубликованы в «Вере» два года назад («Кавказская Албания», № 893, февраль 2022 г.). Теперь вот дошёл черёд до заметок из Дагестана, последние события в котором, освещавшиеся российскими СМИ, тревоги не уменьшили. Но когда ты на месте и можешь увидеть жизнь своими глазами, ситуация выглядит иначе. Как именно – об этом мой рассказ.

Под сенью крепости

Сейчас в это сложно поверить, но христианство пришло в Дагестан раньше, чем в Киевскую Русь. Первую общину создал близ Дербента ещё в I веке святой Елисей, ученик апостола Фаддея. В следующие столетия в этих местах было построено множество церквей и монастырей, приходили сюда армянские, албанские, грузинские и византийские миссионеры.

Но прокатились через Кавказскую Албанию арабские, иранские и хазарские войска, и начала она приходить в упадок: исчезло государство, затем постепенно сошла на нет паства Албанской Церкви.

Теперь только пять процентов жителей Дагестана христиане. От прежних церквей остались лишь фундаменты да в далёком горном ущелье стоит тысячелетний храм.

Въезжала я в Дагестан со стороны Азербайджана. На границе мне пришлось искать машину, куда можно было бы подсесть – пешком нельзя. Автомобили шли все забитые. Вдруг из КПП вышли двое мужчин суровой кавказской внешности, с густыми бородами и взглядами исподлобья. Они направлялись к машине с таким же грозным водителем. Но у меня выбора не было. Мысленно перекрестилась, помолилась да и подошла проситься. Кавказцы согласились. Они оказались милейшими людьми: Камил – оператор, Джалал – фотограф, Гаджимурад – блогер.

Они объяснили мне, что национальности «дагестанец», как и «россиянин», нет, а на территории этой небольшой республики проживает более 30 разных народов: аварцы, даргинцы, лезгины, кумыки, лакцы, ногайцы, табасаранцы, агулы, рутулы… Говорит каждый на своём языке, настолько отличающемся от остальных, что между собой им проще общаться по-русски. Так я узнала, почему в Дагестане все говорят по-русски, пусть и с акцентом, и на свой язык не переходят, точнее на языки – раз они у всех разные.

Ребята довезли меня до Дербента, где благодаря сайту для путешественников я нашла бесплатный ночлег. Привезли на место и пристально, как за сестрой, присмотрели, с кем меня оставляют. Но волноваться им было нечего: меня принимал Марат – доцент, преподаватель английского, бизнесмен, приютивший и накормивший не один десяток путешественников.

С Маратом же мы поехали в знаменитую Дербентскую крепость. Очень остроумно придумали древние! Взяли и перекрыли стеной три километра между горами и морем, так что с севера в Закавказье просто так было не пройти. Правда, обитателям Дербента из-за этого, должно быть, жилось несладко. Стена не только не помогала, но и привлекала завоевателей – стратегический пункт как-никак.

В крепости сохранился фундамент древнейшего в России храма IV–V вв., который доказывает, что этот мусульманский регион когда-то был христианским. Сотню лет Дербент даже был центром христиан Кавказа, оплотом в борьбе с зороастризмом – здесь была кафедра Предстоятеля Албанской Церкви.

И хотя уже в VII веке арабы захватили Дербент, исламу понадобились ещё семь столетий, распад Грузии, нашествие Тимура, чтобы вытеснить христианство с этой территории. Действующий в наши дни храм в Дербенте и ещё 25 церквей и часовен во всём Дагестане построены русскими в XX веке или в конце XIX века.

От крепости – чудесный вид на город и море, за ней – старый квартал с мощёнными камнем узкими улочками. Зашли, а там рядом с мечетью стоят столы, накрытые для ифтара (вечерний приём пищи в Рамадан), и бесплатно всех кормят.

Вообще если Баку показался мне совсем светским городом – я там даже ни одной мечети не видела, то в Дербенте сразу чувствуется религиозность: женщины ходят с покрытыми головами и в юбках, молодые парни в машине вместо музыки слушают проповедников, на улицах висят растяжки с изречениями из Корана, на дверях банков – объявления: «Кредит по законам ислама», на ресторанах и кафе – «Закрыто на время Рамадана».

У мечети хотели и нас покормить, но я отказалась: активная сопричастность к чужому религиозному событию показалась мне неправильной.

Среди ущелий

На следующий день я настолько осмелела, что поехала в горный Дагестан автостопом. Подняла палец, остановилась машина, а за рулём – директор сельской школы. Рассказал, что материально учителя живут неплохо – «зачем им деньги, всё своё растёт». Но детей с каждым годом становится меньше – молодёжь не хочет жить в глуши и заниматься сельским хозяйством. Едем по дороге над краем пропасти – узенькой, мрачной, ущелистой. С одной стороны глубокий обрыв, с другой – заросшие скалы, впереди – каскад горных вершин. Страшно. Внимательно читаю про себя Иисусову молитву. За весь путь ни одной встречной, ни одной попутной машины – настоящая глушь.

По карте вижу, что подъезжаем к заброшенному селу Кала-Корейш. Этот интересный туристический объект я хотела осмотреть, но передумала – если водителя отпущу, придётся ночевать среди ущелий. Новый знакомый об этом селе рассказал, что, по легенде, основали его люди, приплывшие во время Потопа – будто бы там даже сохранились железные кольца, к которым швартовали корабли. Я вспомнила азербайджанское горное село Хыналыг, с подобным преданием. Хотя море на месте Кавказских гор плескалось ни много ни мало 10-14 миллионов лет назад, местные то ли хорошо помнят те времена, то ли обладают замечательной фантазией.

Ещё водитель рассказал, что именно из села Кала-Корейш по Дагестану начал распространяться ислам. Древние дагестанцы отстаивали христианскую веру и сопротивлялись, поэтому арабы выбрали это труднодоступное место своим форпостом – ведь со всех сторон его окружают ущелья, а с миром соединяет только узкая тропинка над обрывом.

Особенно тяжело шла исламизация в горной Аварии. Удивляюсь. С трудом верится, что мои знакомые аварцы Камил, Джалал и Гаджимурад, которые несколько раз паломничали в Мекку и даже в Инстаграме выкладывают суры из Корана, имеют предков-христиан.

В селе Кубачи, куда я добиралась, водитель меня высадил, а сам поехал куда-то ещё выше. Здесь именно так объясняют местоположение: не «дальше – ближе», как у нас, а по-горски – «выше – ниже». На высоте 1600 метров было прохладно, дождливо, дома скрывались в густом белом тумане. Палатку ставить совсем не хотелось. Я зашла в ближайший магазин и спросила у продавщицы, где можно остановиться, желательно бесплатно. И – о, Кавказ! – она отправила меня в гости к своим родителям.

Кубачи

В большом двухэтажном доме мне выделили отдельную комнату. Хозяйка, едва мы познакомились, подарила мне рукодельные джурабы (высокие вязаные носки с орнаментом) и, конечно же, накормила ужином.

Заглянув на кухню, я вдруг увидела ещё одно чудо и весточку с малой родины – нашу дымковскую барыню! Как она попала из заснеженной Вятки в высокогорное дагестанское село, хозяйка не вспомнила.

В доме было чисто, уютно и, я бы сказала, богато. Похоже, кубачинцев хорошо кормит традиционное ремесло – изготовление мечей и украшений, серебряная чеканка и золотая ковка. За десяток веков мастерство не было утрачено, в селе и ныне живы ремесленные династии. Но умельцев всё меньше – молодёжь предпочитает и более лёгкий заработок, и жизнь в шумном городе.

Базар, крепость и легенды

Наутро я планировала выехать в Махачкалу, но передумала и осталась смотреть местный базар. Уже по дороге к нему ощутила здешний колорит: передо мной шла женщина в традиционной одежде – большом тонком, как фата, платке. Я попросила разрешения её сфотографировать, и мы разговорились. Эти платки называются казы, увидеть их можно только здесь, потому что, выезжая, кубачинки их снимают. Вышивают казы золотыми нитями, каждая хозяйка обязана иметь их несколько на разные случаи. Стоят они дорого: платок, вышитый вручную, – 20 тысяч рублей, на машинке – 3-5 тысяч. Матери обязаны передать казы своим дочерям. Может быть, поэтому их носит молодёжь – повязывают и 11-классницы на последний звонок, и невесты на свадьбу.

На базаре почти все женщины были в таких платках, а кто без них – значит, приезжие. Продавали обычную деревенскую продукцию: семена, овощи, разносолы.

Кубачи. Женщины в платках – казах – на рынке

Пятачок базара лежит в старой части села, рядом с крепостью и старинной круглой башней. С этой башней связана легенда – куда же без них на Кавказе! Говорят, некогда в ней держал оборону против персов отряд из сорока молодых неженатых воинов – батирте. Когда жители устали от многомесячной осады, то стали умолять их сдаться. Но мужественные батирте не уступали, в итоге жители подожгли башню – все воины погибли, неприятель ушёл, а селение Кубачи выжило. Похоже на правду – такое, мне кажется, не придумаешь.

У кубачинцев нет легенды о том, будто они приплыли с Потопом. Их предки пришли сюда из Малой Азии или Ирана. Но это не предание, а данные учёных, обследовавших здешние захоронения. Они же определили, что до исламизации местные жители поклонялись солнцу, поэтому остатков христианских базилик тут тоже нет.

Старые захоронения

В стенах крепости до сих пор живут люди – и в самом нижнем ярусе (из плоских камней), и повыше (в надстройках из местного кирпича). Зайдя в неё, я попала в настоящие средневековые закоулки: стены из камня, тоннели, арки, деревянные пристройки, лесенки и крылечки. Неожиданные провалы в стене открывали вид на горы, а завернув за угол, можно попасть в закуток для скота. Эти строения нельзя назвать симпатичными, но в них столько настоящей жизни и безыскусной истории, что я залюбовалась.

Люди здесь, на первый взгляд, суровые, но с доброй душой. В одном из закоулков я встретила бабушку с котомками – она несла покупки с базара. Я вызвалась ей помочь и… через какое-то время малодушно пожалела: сумки были тяжёлыми, а путь – дальним. Мы спустились с крепостного холма, потом плутали по тропинкам среди домов, развалин и зарослей бурьяна.

Дом старушки стоял на окраине села, наполовину каменный, наполовину деревянный. Он прилепился к холму так, что заходили мы в него снизу, как будто вылазили из погреба! Из окон открывались чудесные виды на соседние зелёные горы и холмы. Старушка напоила меня чаем и на память хотела подарить джурабы. Я отказывалась, но она сказала: «У тебя мать есть?» «Есть», – отвечаю. «Вот возьми для матери и ей отдай». С трудом удалось сдержать слёзы от такой заботы и бесхитростной исконной мудрости.

Горные дороги

Кубачи – это последнее село, где есть газ и машины. Дальше – пустые горные дороги. Асфальта нет, да и там, где он есть, не легче – дороги очень плохие. Зато люди хорошие. В этот раз мне помог водитель «Почты России». Если бы он меня не подобрал, я бы не увидела здешних гор. Но я ими смогла налюбоваться, пока мы развозили газеты и посылки, – это были, наверное, самые красивые пейзажи, которые я видела в своей жизни.

Чтобы назавтра я могла с гор спуститься, водитель оставил меня в селе Урари у своего коллеги. Здесь, как и в Кубачах, в средние века жили зороастрийцы, поэтому ни в преданиях, ни в камне памяти о христианстве здесь не было. И попуток не было – до утра не проехало ни одной машины. Пришлось заночевать.

Село Урари

У семьи, которая меня приютила, дом был не такой большой и благоустроенный, как в Кубачах. «Плазма» висела, но туалет системы «дырка в полу», воду женщины носят в кувшине из источника в центре села. Глядя на такое, позабудешь, какой нынче век! Хозяевам не больше 45, но выглядят старше. Детей у них трое: совсем маленькая девочка, сын-школьник и дочь лет двадцати, у которой уже свои дети.

Она как раз тут гостила и рассказала, что сватают молодых родители, а те до свадьбы друг друга не видят и не знают. Сходить вместе в кино или кафе считается позором. «Как же вы, не зная друг друга, поженились?!» – «У нас так принято». – «А разводиться?» – «Очень редко разводятся». К свадьбе у жениха должен быть свой дом, в крайнем случае квартира, а невеста приносит с собой мебель и утварь. Обычно муж работает, а жена сидит с детьми, ведёт хозяйство.

Я удивилась, насколько в Дагестане крепки традиционные нравы. И ведь нет у этой девочки никакого ропота, что её выдали за незнакомого, или обиды, что она сидит дома. «Так принято» – значит, ничего другого и не хочется, не подразумевается, и это считается нормой.

На Кавказе люди до сих пор живут в сёлах на виду у «мира» и стараются соответствовать традиционному укладу. Помню, коллега из Кабардино-Балкарии рассказывал, что у них нет гражданских браков, а знакомый из Осетии, когда мы были в Москве, смущённо заулыбался, увидев на улице целующуюся парочку. «Неужели у вас такого нет?» – спрашивала его. «Ты что! Во Владикавказе это немыслимо, а уж в сёлах тем более!»

Даже когда горцы перебираются в город, то стараются хранить обычаи. Помню, как в Дербенте я зашла в пельменную и разговорилась с тамошней хозяйкой. Она поставила меня в ступор вопросом, как родители разрешили мне путешествовать. «Никак, – говорю, – мне 40 лет, я взрослый человек, позвонила им и сказала, что уехала». Тут настала её очередь удивляться. Оказывается, здесь дети, даже имея свою семью, должны советоваться с родителями и поступать так, как те скажут. «У дочки теперь нет отца, так она спрашивает старшего брата – как он скажет, так и будет».

Гостеприимный Исмаил

Утром из Урари меня забрал рейсовый автобусик и возил по далёким от цивилизации сёлам среди ущелий, поленниц кизяка, белых домиков и зелёных пастбищ с коровами. Бездорожье, как везде. Казалось, я попала в другой мир: нет ХXI века и шумных городов, дымящих производств и вездесущей рекламы. Не знаю, смогла бы я сама жить в такой посконности. Но хочется, чтобы дагестанцы сохраняли свой уклад и традиционные нравы – чтобы можно было сюда приехать, прикоснуться к красоте и тишине.

Вышла я из автобуса, когда он уже совсем спустился с гор, и стала добираться до главных дагестанских достопримечательностей: села Гамсутль, Салтинского водопада и Сулакского каньона. Первая машина подбросила до какого-то туристического места: большой огороженный двор, юрта, веранды со столами и надо всем – шестиэтажная четырёхугольная, сужающаяся кверху башня с маленькими окошечками.

Пока я ела лепёшку и сыр, подаренные доброй хозяйкой, узнала, что эта башня – традиционная дагестанская постройка, но новодел. Её построил местный предприниматель и основал внутри музей, чтобы люди знали историю Дагестана. Шестиэтажная башня полна всякой старинной утвари – ковры, посуда, одежда, есть даже люлька.

Эту башню-музей построил местный предприниматель

Моим «экскурсоводом» стал Исмаил, который заглянул сюда случайно, но, увидев мой интерес, стал с увлечением показывать и рассказывать. Сам он – любитель палеонтологии, археологии и истории, уже на пенсии, подрабатывает тем, что выращивает капусту. Весь в морщинах, загорелый, худощавый, без бороды, в очках, с молодой энергией и авантюризмом, он вызвался меня немного подкинуть и… полтора дня возил по Дагестану! Машина у него – совсем убитая «копейка» с одним сиденьем, водительским, так что я ютилась сзади на чём-то самодельном. Даже по дагестанским меркам это было слишком, но и на том спасибо.

Исмаил – любитель старины

Сначала мы посмотрели Куппинский перевал, потом Салтинский водопад и отправились в заброшенное село Гамсутль. Красоты, высоты и серпантины сменяли друг друга. Глядя на пустые дороги, я поняла, что мне очень повезло: если бы не гостелюбивый Исмаил, мне бы так быстро всё не объехать.

Заброшенное село Гамсутль по сравнению с другими сёлами в Дагестане не такое уж древнее, «всего» 2000 лет, и не такое высокогорное – «всего» 1,5 километра над уровнем моря, но красивое. Говорят, ещё 40 лет назад тут были магазин, больница, жили люди. Однако случилось то, чего я так не хотела бы для всех остальных дагестанских сёл: жители постепенно стали уезжать, перебираясь в более крупные сёла. А последний обитатель там умер пять лет назад.

Гамсутль лежит в той самой Аварии, которая дольше всех регионов средневекового Дагестана отстаивала христианство. Здесь находят резные камни с грузинскими и грузино-аварскими религиозными надписями, изображения креста, фундаменты базилик. И даже сейчас жители сёл называют дома, бывшие когда-то храмами, а потом перестроенные, воскресными или церковными домами.

В заброшенном селе Гамсутль

Оставив машину, мы долго идём на вершину горы. Дома, прилепившиеся к обрывам, каменные арки, открытые дверные проёмы, обвалившиеся крыши, заросшие бурьяном улочки, красные кирпичные стены, круглые кованые ручки на дверях, чудесный вид на окрестные горы… и никого. Призрачное горное село, пример того, как современный мир вытесняет прежний уклад, а насущные потребности пересиливают традиции. «Яко трава дние его, яко цвет сельный, тако оцветет, – вспомнились строки Псалтири. – Яко прах, егоже возметает ветр от лица земли».

Краевед Иса Исаевич

Когда мы спустились, стало совсем темно. Мне надо было искать ночлег, а Исмаилу – возвращаться домой. Но он предложил заехать ночевать к его другу, а назавтра ещё покататься.

Так ночью мы оказались в селе Куппа. Нас накормили, разместили, а наутро отвели… в домашний музей! Иса Исаевич уже 40 лет собирает для него экспонаты – что сам отыщет, что люди принесут. Музей – небольшая пристройка во дворе его дома, но места там уже не хватает – многие древности лежат на скамейках и прямо на земле. Есть экспонаты, которым миллионы лет. Например, позвонок сарматского кита, который плавал в море, покрывавшем когда-то Кавказские горы или то, что было на их месте.

Краевед Иса Исаевич

Экспонаты музея Исы Исаевича

Артефактов, свидетельствующих о христианстве предков, у Исы нет. Хотя известно, что до исламизации жители этого и окрестных сёл исповедовали православие.

Исе Исаевичу 85 лет, он маленький, сухонький. С увлечением показывает свои богатства: окаменелые гигантские ракушки, минералы, неолитические наконечники, средневековые кувшины, солнечные часы. Иса написал несколько книг, принимает экспедиции РАН (я глянула в книгу отзывов). В нём чувствуется основательный подход, глубина мысли и любовь к науке до подвижничества.

Кстати, имена у моих новых знакомых хоть и мусульманские, но ветхозаветные: Исмаил по-нашему – Измаил, а Иса – Иисус. Немыслимо, чтобы я ещё когда-то встретила Иисуса Иисусовича, даже неблагочестиво как-то звучит. Но Сын Божий в мусульманской религии почитается как один из пророков.

Ночевала я на втором этаже, в семье сына Исы Исаевича. Невестка рассказала, что здесь так принято: младший сын, женившись, не уходит, а остаётся с родителями и ухаживает за ними в старости. «А если младший ребёнок дочь?» – «Тогда она мужа приводит, но одни родители не остаются». А ведь когда-то и в русских деревнях жили большими семьями, ухаживали за стариками. Но это ушло, жаль.

На прощание невестка и жена Исы подарили мне несколько платков. Потом мы с Исмаилом переехали Куппинский перевал, спустились в долину и расстались: ему пора было возвращаться, а мне – ехать дальше, в Чечню.

Город без рекламы

После Дагестана ехать в Чечню было уже совсем не страшно. Я поняла, что на Кавказе не опаснее, чем в остальной России, а за счёт строгих нравов, может, и поспокойнее.

Переехав границу республик, я поразилась: в отличие от Дагестана в Чечне превосходный асфальт и много дорогих машин. Но и стоять на трассе мне пришлось подольше – здесь берут попутчиков не столь охотно. Подъезжая к Грозному, опять поразилась: вся дорожная инфраструктура новенькая, над дорогой декоративные арки, а вдоль неё стоят аккуратные домики. Попадаются огромные портреты Кадырова и Путина, но нигде никакой рекламы – нет не только изображений полуголых женщин, но и вообще людей.

В самом городе огнями переливаются комплекс «Грозный-Сити» из 30-этажных зданий, Президентский дворец с парком и главная мечеть. Подсвечена и церковь Архангела Михаила, единственный православный храм в Грозном. Тот самый, на который в мае 2018-го напали террористы и устроили стрельбу. А во время первой чеченской войны отсюда похитили и замучили настоятеля отца Анатолия Чистоусова.

Всё это я объехала очень быстро благодаря чеченцам, которые соглашались меня подвезти, – они хотели во всей красе показать вечернюю столицу. Столица оказалась хорошенькой, небольшой и новодельной – почти все старые здания были разрушены во время чеченских войн. Мне неловко было разговаривать об этих войнах с местными – всё-таки воевали мы не с кем-нибудь, а друг с другом. Но чеченцы так спокойно обсуждают эту тему, как будто это было не с ними.

Один из попутчиков был не очень правоверным мусульманином и жаловался, что молодёжи в Чечне живётся тяжело. Клубы и дискотеки запрещены не только в Грозном, но и по всей республике, а спиртное продают лишь в паре столичных магазинов, и то по утрам.

Интересно, как современные чеченцы отнесутся, если сказать, что несколько столетий их предки, вайнахи, были православными? С VIII века, а может, и раньше. Служили на древнегрузинском и связь с Грузинской Церковью поддерживали до XIV века, пока не напал Тамерлан. Православные вайнахи численностью около трёх тысяч человек до сих пор живут в Грузии. А по эту сторону Кавказского хребта в наступившей после нашествия Тамерлана разрухе и изоляции вайнахи вернулись к язычеству и только три столетия назад приняли ислам! Впрочем, многие христианские общины и храмы продолжали действовать до середины XIX века, пока Шамиль не объединил жителей под мусульманские знамёна для войны с Россией.

От средневекового христианского наследия в Чечне остались каменные кресты, пещеры наподобие келий и развалины, похожие на остатки храмов. А ещё названия. Например, название села Кернстне переводится как «Христианское», а Горгачи ара – «поляна святого Георгия».

Все современные церкви и часовни Чечни построены Русской Церковью в последние два века. Их около десятка, а мечетей в 90 раз больше. Это не значит, что православным не дают строить. Просто сейчас в Чечне «православный» значит «русский», а их осталось только два процента населения республики – ничтожная часть от того, что было при Советском Союзе.

Ислам и Хусейн

На Кавказе мне постоянно попадались люди образованные и интеллигентные, но встреча в Чечне не была случайной. Хусейн, доктор химических наук, и Ислам, кандидат исторических наук, – мои давние знакомые, коллеги по Российскому союзу молодых учёных. Видимся мы редко, с перерывами в несколько лет, но каждый раз встречаемся как закадычные друзья.

Ребята свозили меня в Аргунское ущелье, село Ведучи и к прочим достопримечательностям. Потом мы сходили к Хусейну в университетские лаборатории, посмотреть на уникальное химическое оборудование, а вечером отправились в лучшую шашлычную: я – просто поесть, а они – разговеться после целого дня голода (в Рамадан мусульманам нельзя ничего вкушать до захода солнца). Коллеги, несмотря на учёные звания, строго придерживаются своей религии, Ислам даже совершил хадж в Мекку. И делал намаз, пока мы с Хусейном разговаривали. Я спросила: «А ты почему в Мекку не полетел?» – «Так потом надо жить праведно, а я люблю вино и женщин».

Хусейн – доктор химических наук

У мусульманства в Чечне чувствуется административная поддержка (недаром тут более 900 мечетей). Из женщин я была в ресторане одна – мне, как неместной, такое «попрание» обычаев прощалось. Мне вообще ни разу здесь не понадобилось платка – везде принимали и без него. Но у чеченцев женщины ходят в юбках и платках, мужчины даже на семейных торжествах едят отдельно. На фотографиях застолий у Ислама я видела только мужчин в ермолках или папахах, и ни одной женщины. Если это, конечно, не заседание кафедры.

* * *

Закончилось моё путешествие по мусульманскому Кавказу, который был когда-то колыбелью христианства и территорией древней Албанской Церкви. В Дагестане напоминают об этом периоде только фундаменты базилик и высеченные на камнях кресты. В Чечне христианство сохранялось дольше, но и здесь о нём память сохраняют лишь руины храмов да кое-где топонимика.

Пути Господни неведомы ни человеку, ни народам. Вроде бы весь мир плывёт по пути урбанизации, забвения традиций, стирания национального разнообразия. Но на Кавказе – как в речной заводи: это течение замедлилось и даже повернуло назад. Надолго ли? Как знать.

А ещё на Кавказе я узнала, что наши негативные представления о Дагестане и Чечне не всегда верные. Мне ни разу палатка здесь не понадобилась – везде бесплатно принимали местные жители. Люди подвозили, даже если им было не по пути, кормили и дарили подарки. Они с радостью рассказывали о своей земле и её истории.

Спасибо, Кавказ, я вернусь!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска