Людмила Кучер

Прошло два года, как нет с нами коллеги и друга Людмилы Кучер (†25 сентября). Её публикации читатели встречали с неизменным интересом – она была талантливым рассказчиком. В 2021 году многих взволновала статья Людмилы «Семейные истории» (№ 867, январь 2021 г.), посвящённая дорогим людям – маме, Анастасии Харлампиевне, брату Мирославу. Людмила мечтала написать о маме ещё, рассказать о том, как вера помогала в житейских испытаниях, однако уже не довелось ей этого сделать. Но осталось много рукописных набросков будущей статьи. Из них-то и сложилась эта публикация.

Рай земной

Май 1944 года. Эшелон завербованных на сельхозработы прибыл из Коми АССР в южный город Новороссийск Краснодарского края. Из товарных вагонов без окон стали высаживаться измождённые дорогой люди: в пути они провели больше месяца. Ехали, сидя на жёстких деревянных сиденьях или лёжа на соломе. В пути, когда состав делал непредвиденные остановки, например из-за искорёженных рельсов, путники спрыгивали с товарняка, разжигали костры, кипятили в котелках чай, ели хлеб с салом, пекли картошку или варили кашу, макароны (провизию выдавал комендант). Если рядом была речка, плескались в ней, стирали вещи, отдыхали.

На станции Новороссийск была организована погрузка людей с вещами в воинские открытые машины «Студебеккер». Повсюду слышалась украинская мова вперемешку с польским наречием, ибо завербованные в основном были гражданами Польской республики и Украины. Но были среди них и русские, и одной из них была Настя.

– Настуня! Поди сюда! Здеся есть местечко для тебя и младенчика, – окликнула молодую женщину её знакомая по вагону.

Настя с полуторагодовалым ребёнком уселась в кабину, узел с её вещами – подушкой, одеялом, кастрюлей – закинули в кузов, где его подхватили сидевшие на своих узлах товарищи, и машина двинулась в путь. Новые места, вьющаяся серпантином лента дороги, цветущие кусты сирени, акации, жасмина, запах водорослей, ущелья и обрывы – всё это было необычно для Насти. Она впервые увидела море! И оно поразило её своей бесконечной синевой и солнечными отблесками.

В дороге Настя тревожилась за своего мужа Алексея, воевавшего на фронте, и не понимала, как так вышло, что при посадке в поезд она с ребёнком и семья её мужа-украинца – его отец, мать и сестра-подросток – оказались в разных вагонах. А перед самым Новороссийском ночью их состав расформировали, и вагон с родственниками уехал в неизвестном направлении. С замиранием сердца она вспоминала последний разговор со свекровью. Та просила у неё младенца хоть на одну ночку понянчиться, чтобы Настуня выспалась. Но невестка не отдала сына. Бог уберёг. А то бы потеряла она его навсегда, как затерялись и следы родных.

Прибыли в Геленджик, в виноградно-винодельческий совхоз на Тонком Мысе. Высокий, энергичный директор совхоза Егор Николаич, слегка прихрамывая, сам встречал прибывших и отдавал краткие указания, кого куда определить на постой. Настю с сыном препроводили в маленький щитовой домик с тусклым оконцем. Топчан в виде сколоченных досок, печка (вместо дров – виноградная лоза).

Во второй половине домика жила Лидия, молодая девушка, работавшая в совхозе учётчицей. Настя быстро подружилась с ней. Вообще характер у Насти был замечательный. Она легко сходилась с людьми, была честна и проста в общении. Улыбчивая, приветливая, незлобивая. Всего-то 22 года от роду, а уже пришлось испытать и репрессии с конфискацией имущества (родителей раскулачили в 1933-м), и голод, и холод, и лишения, и смерть отца. Муж и братья воевали на фронте. Мама осталась на Севере, в Кировской области.

Настя окончила в Сыктывкаре бухгалтерские курсы, поэтому по приезде её назначили учётчицей. В её обязанности входил ежедневный осмотр и подсчёт виноградных кустов. Мерили квадратами 50х50. Прибивали таблички с номерами, заполняли журнал учёта. Маленького сынишку Мирославчика устроили в ясельки при совхозе. Молодая мама могла навещать его несколько раз в день и кормить грудью.

Жизнь шла своим чередом. Настя плакала и молила Бога, чтобы поскорее вернулся с фронта её ненаглядный Алёшенька, с которым они пожили счастливо всего-то один-единственный годок. Но писем с фронта всё не было и не было. Малыш быстро подрастал. Стал спрашивать: «Мама, а где папа?» «На войне, мой хороший. Скоро-скоро закончится война, и папа приедет к нам», – отвечала Настя.

По ночам слышался гул вражеских самолётов. Однажды так бабахнуло, что в некоторых домах повылетали стёкла. Бомба упала и разорвалась прямо на винограднике. Все сотрудники сбежались смотреть на глубокую воронку.

Немало пришлось потрудиться всем учётчицам, чтобы подсчитать убытки. Пришлось срочно восстанавливать плантации. Работали под палящим солнцем по многу часов в день, одежда от пота расползалась на кусочки.

«Терпи, дочь!»

По всей стране в годы войны, начиная с 1943-го, власти стали терпимее относиться к верующим. Вот и в Геленджике незадолго до Пасхи 1944 года было принято решение открыть на праздник церковь, что стояла недалеко от моря, давно закрытая. Рассказывали, что после совещания, на котором решался этот вопрос, несколько партийных работников шли мимо храма и увидели, что внутри горят свечи. Удивились: мол, только сейчас вынесли решение открыть церковь, а там уже кто-то есть, открыли без нашего ведома. Подошли к дверям – а на них большой замок… На Пасху церковь действительно открыли, и много горожан пришло тогда на службу – весть о чуде со свечами быстро разнеслась по Геленджику. Всю ночь были в храме и Настя с подругой Лидой.

Вернувшись в свою хатку, выбеленную и украшенную к Пасхе, Настя вспоминала счастливые пасхальные дни детства на Севере, в деревне Кривуша Кировской области…

Росла она в большой дружной семье. Жили в двухэтажном доме, на первом этаже которого находились небольшая пекарня и торговая лавка. Там всегда пахло мятными пряниками, патокой, хлебом. Отец брал её, совсем ещё маленькую, на руки, заходил в лавку и говорил: «Ну, Настенька, выбирай что хочешь». Она стеснялась, а он показывал ей то пряник медовый, то булочку, а конфеты горстями рассовывал ей по карманам. На Пасху, бывало, дети, ожидая сладостей, приплясывали и пели: «Пáтока, пáтока, наливная слáтока!» В большие церковные праздники отец ходил по деревне и раздавал всем сушки, пряники, карамель, семечки с орехами…

У отца была собственная мельница на краю деревни, и крестьяне со всей округи ехали к нему, чтобы смолоть зерно. Оттого, наверно, и звали отца Пудовичем – муку-то раньше пудами мерили. Отец брал на мельницу и маленькую Настю. Работал не покладая рук, иной раз приходилось оставаться и на ночёвку. Тогда Харлампий укладывал дочку на деревянный топчан, подложив ей под голову полено. «Тятя, твёрдо!» «Терпи, дочь, – зычным басом молвил он. – Благодари Бога, что есть крыша над головой». И Настенька с улыбкой засыпала.

«Терпи, дочь…» Много же пришлось вытерпеть в жизни… Детство Насти оборвалось внезапно. В декабре 1929 года, когда стояли лютые морозы, в их дом вошли незнакомые люди, заявив, что они подлежат выселению как кулаки, а всё имущество – конфискации. Вечером этого же дня к дому подогнали две подводы, погрузили семью и повезли неведомо куда. Каким-то чудом Марии, Настиной маме, удалось спрятать в телеге швейную машинку «Зингер». Эта машинка и спасла потом от голода семью – Мария хорошо шила.

Всю ночь их везли тёмным лесом. Дети так замёрзли, что их потом едва удалось растормошить и привести в чувство. Мария всю дорогу молила Господа помиловать их – и выжили, слава Богу.

Подводы остановились в маленькой деревушке соседнего, Котельнического, района Кировской области. Родителям Насти пришлось всё начинать с нуля. Отец съездил в Коми АССР на заработки, всё разузнал и решил туда перевезти семью. Так Настя оказалась в Коми республике. Начали обживаться, много трудились – и жизнь стала налаживаться. Но новая беда не заставила себя ждать: главных кормильцев – отца и его брата Григория – по ложному доносу арестовали и увезли в тюрьму г. Кирова, где Харлампий Анемподистович вскоре и скончался. В 50 лет Мария, жена его, поседела от горя.

Снова на Север

В Геленджике Насте с сыночком было хорошо, век бы там и прожили. Но Бог судил вернуться на родину. С далёкого Севера старенькая мама писала, что живётся ей неважно – обижают родные. Испечёт она спозаранку два противня шанежек да пирожков с капусткой, а невестка спрячет испечённое в буфет, закроет на замок. Все уйдут в поле на работу, а мама целый день до вечера сидит голодная.

Настя обливалась слезами, читая матушкины письма. И как-то стыдно ей было писать в ответ, что они, слава Богу, не голодают; хоть земля – сплошные камни, но растёт всё, прямо рай земной. Как помочь маме, Настя не знала. Изредка высылала денежные переводы. Но письма от мамы приходили по-прежнему безутешные, и тогда она решилась уехать – надо спасать родного человека. Из совхоза отпустили Настю, отличную работницу, скрепя сердце, с надеждой, что вернётся с мамой. Но этого не случилось.

Забрала Настя маму из семьи брата – тот, оказывается, и не знал, как его непутёвая жена с ней обходилась… Приехали в большой животноводческий совхоз, в трёх километрах от братниной деревни. Настя сразу нашла работу, Мирославчик пошёл в ясельки. Семье дали квартиру, пусть и в деревянном доме без удобств, и землю. Стали выращивать картошку и другие овощи.

Алексей её так и сгинул на войне. Куда только ни писала, чтобы узнать о его судьбе, – и всё безрезультатно, ответа не было. Но однажды – было это в 1947 году – в их совхоз из Котельнича приехал оперуполномоченный, и Анастасия пожаловалась ему, что на фронте пропал муж и нигде она не может найти концов. Уполномоченный выслушал, записал данные и уехал в город. Там обратился в военкомат, и через какое-то время установили, что Настин муж, Кучер Алексей Иванович, находясь на фронте, в 1944 году пропал без вести. По приезде в совхоз этот честный и добрый человек сказал Насте, что ей выплатят за три года пособие на сына. И действительно, вскоре Настя получила почтовый перевод на сумму 1200 рублей – по тем временам немалые деньги. Это стало, конечно, большой подмогой их семье, но грусть оттого, что не увидит мужа, не покидала Настю. Мама успокаивала её: «Война есть война, не ты первая, не ты последняя». Но долгие годы она продолжала ждать: а вдруг вернётся? Бывало же такое, что и после похоронки мужья возвращались…

Ой ты, Милка моя!..

Но плачь не плачь, а надо жить дальше, растить сына. Получив деньги, Настя и её мама решили пустить их в дело: купили тёлочку, поросёночка, овец, завели кур. Недалеко от дома от совхоза дали и сенокосные угодья. Жизнь потихоньку начала налаживаться.

Праздник после войны. Анастасия Кучер – в белом беретике. Предположительно, Кировская область

Однако не пришлось в этом хорошем месте остаться надолго. Спустя три года перебрались в село Летка, что на самой границе с Кировской областью. Там жили сестра и брат Насти, они и уговорили переехать. Горше всего было прощаться с коровой – взяли её ещё телёночком, привыкли друг к другу. Настя вошла в хлев, где стояла их Милка, стала гладить её, а та, видно, почувствовала расставание – из глаз её потекли крупные слёзы. Настя обняла Милку за шею и тоже не могла удержаться от слёз, так обе и плакали.

А на следующий день повела корову в Киров. По просёлочным дорогам – около 300 километров. Попросила помочь брата Ивана. Шли четверо суток, день и ночь, с небольшим отдыхом. Корм для Милки был подножный, поили около речки. С собой у Насти было ведёрко, трижды в день доила Милку, молоком с хлебом и питались с братом, а что останется, давали корове.

Однажды на большом ржаном поле случилось вот что. Видят – навстречу им бежит высокая женщина с длинными распущенными волосами и раскинутыми в стороны руками, что-то кричит. Когда поравнялись, она стала обнимать Ивана. Испугались брат с сестрой, Иван оттолкнул женщину – и она побежала дальше, в лес. Дойдя до деревни, узнали, что эта женщина больна и каждый день бегает по этой дороге, а через несколько часов возвращается в деревню. Может, тоже не дождалась, бедная, с фронта любимого мужа, вот и обезумела от горя…

Пришли Настя с Иваном в Киров в три часа утра, попросились в частный дом передохнуть с дороги, Милку поставили в сарай, сами на сеновале над сараем улеглись, чтобы корова на виду была. Но сон, конечно, сморил после долгой дороги. Часа через два Настя проснулась, глядь – нет внизу коровы! Подняла тревогу, разбудила брата, пошли к хозяйке. Неизвестно, с каким умыслом та вывела корову в огород – может, думала, пока спят, сделать тёмное дело. Слава Богу, Настя вовремя проснулась. Ни минуты не задерживаясь больше в этом доме, собрались и отправились в Киров, где на рынке пришлось простоять с Милкой до вечера – скота в тот день продавали много. Но в конце концов Настя продала свою кормилицу.

Прощание

А спустя два года – в 1953-м – скончалась Настина мама. По её наказу, чтобы отпели в храме и дали земли, Анастасия срочно выехала в Киров – ближе церкви не было. На первой попавшейся попутке добралась до станции Мураши. Оказалось, все пассажирские поезда ушли, и Настя поехала на товарном. С разрешения проводников тайком пробралась в тамбур предпоследнего вагона, устроилась на узенькой скамеечке. Тамбур открытый, продувает – хорошо, что на дворе был июнь.

Настя ехала одна, а немного погодя оглянулась – в тамбуре находится какой-то мужчина, очень плохо одетый. Видимо, заскочил, когда поезд останавливался. Настя испугалась, но виду не подала. Наоборот, стала с ним разговаривать. Спросила, откуда он, куда едет. Ответил, что только что освободился из лагеря, в подтверждение вынул из-под пятки старого ботинка документы, справку об освобождении. После этого Настю ещё больше затрясло: «Что делать? Господи, помоги!» Стала рассказывать ему про свою беду. В хозяйственной сумочке с собой было у Насти немного хлеба с маслом и сахар. Поделилась с мужчиной, и он стал добрее, даже посочувствовал. Недалеко от Кирова при медленном ходе поезда соскочил – она даже не заметила. «Слава Богу! – перекрестилась Настя. – Ничего мне не сделал, а ведь всё могло случиться!»

В Киров приехала утром. Сходила в церковь, всё как положено: отпели, дали с собой земли на могилу. И сразу же пошла на вокзал, чтобы ехать обратно – боялась, как бы не похоронили маму без неё. На пассажирском поезде к ночи добралась до Мурашей. Ни одной попутки! А расстояние до Летки – 42 километра, и всё лесом. Перекрестилась Настя – и в путь.

Идёт и вдруг слышит: где-то впереди идут навстречу с песней много мужчин. Поют: «Как родная меня мать провожа-ала…» Стоит Настя ни жива ни мертва, решает, что делать: в лес впотьмах по кочкам бежать или затаиться возле дороги? Перешла канаву, что отделяла дорогу от леса, пошла вперёд по лесной тропке. «Чему быть, того не миновать», – думает. Просила Господа, чтобы сохранил, читала молитвы, какие знала. И видит: идут по всей ширине дороги в два ряда, держась за руки, мужчины, за ними на четырёх лошадях – конная милиция. Это вели заключённых. У Насти отлегло от сердца, когда она увидела милиционеров.

Начало светать, когда Настя попросилась на постой в маленькой деревеньке – ужасно устала, ноги не шли. У хозяйки на лавочке прилегла на часок – и дальше пошла. Часа через полтора вдали показалась Летка. Не было ещё и шести утра. Видит Настя – далеко на дороге лошадка, а за ней множество людей. От процессии отделилась маленькая фигурка мальчонки. И со всех ног мальчонка побежал к Насте. Оказалось, это её 11-летний сын Мирослав бежал, чтобы сказать маме, что бабушку сейчас везут на кладбище. Слава Богу, успела Настя проводить свою матушку в последний путь. Ноги не шли от усталости и горя, но из последних сил дошла, а там родные подхватили под руки, помогли. Бросила в могилу прощальную горсть земли…

* * *

Много было впереди у Насти горестей, но немало и радостей. Мирослав в 14 лет уехал в Сыктывкар, поступил в музучилище, стал замечательным балалаечником и уже не вернулся в деревню. Но послал Господь дочку Людмилу, ласковую и жизнерадостную. Пусть не задалась у Насти жизнь с её отцом, но дочь всю жизнь была рядом с мамой, став ей в старости опорой и утешением.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска