Встреча с протоиереем Сергием Барановым

Недавно, во время наводнения в Оренбургской области, вновь услышал об отце Сергии Баранове. Он ведь основатель и духовник Иверского женского монастыря в том самом Орске, который оказался в эпицентре потопа. Сам Иверский монастырь тогда стал штабом помощи пострадавшим, принимая потерявших жильё людей. Монахини пекли для них хлеб, а батюшка тем временем спасал иконы затопленного Покровского храма. Незадолго до этого я встречался с отцом Сергием в Антониево-Сийском монастыре, куда его пригласили на конференцию. Там я записал выступление отца Сергия об Иисусовой молитве и его ответы на вопросы, в том числе мои.

Отец Сергий Баранов на конференции в Антониево-Сийском монастыре

* * *

– Сразу прошу прощения, – начинает отец Сергий, – тема непростая. Вообще Бог – это тема непростая. Не было времени, когда бы человек не искал Бога. Подсознательно он нуждается в Нём. Поиски эти бывали подчас неказистыми и даже уродливыми, когда люди выдумывали себе богов, похожих на них самих.

Лишь в Ветхом Завете Он настоящий. Но вспомним слова о том, что Авраам был праведен и ходил перед Богом. Это, с одной стороны, говорит о его вере, с другой – чувствуется дистанция между ним и Господом. В Новом же Завете Сын Божий стал настолько близок, что уже не перед Ним ходили, а Он пребывал среди людей. Больше того. «Уже не я живу, но живёт во мне Христос», – свидетельствовал апостол Павел.

Если мы попробуем понять это логически, то упрёмся в стену непонимания. Как это так? Но апостол не мог говорить безответственно и безрассудно, говорил как есть. Если целью ветхозаветного человека было исполнение нравственного закона, то в Новом Завете этого стало недостаточно. Евангелие хотя и содержит заповеди нравственные, этические, это Книга не про нравственность – она мистическая, раскрывающая перспективу жизни в вечности, которая возможна лишь в соединении с Богом. Сам по себе человек не вечен – не может прыгнуть выше головы. Войти в благую вечность, в область Бога, можно, лишь когда Бог будет в тебе. Цель христианских святых не только нравственность, но и нечто большее, много большее – обожение.

Как это возможно? Через Божественную литургию и приобщение Святых Даров: «Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем». Без этого не войти в Царствие Небесное. Христос – это и есть Царствие Небесное. Он наша цель, а не путеводитель, подобный Моисею. Мы принимаем это как факт, не в силах понять Таинства причастия, на то оно и Таинство, выше меры понимания.

Кроме Таинства причастия, есть ещё и Таинство молитвы, наполняющей нас Духом. Бог прост, потому что если бы Он был сложным, то не мог бы быть совершенным. И чтобы отчасти соединиться с Ним, наш ум тоже должен прийти в простое состояние. Это невероятно трудно, потому что ум наш очень и очень сложен. Мы за время, пока читаем «Отче наш», о чём только не успеваем подумать – и никак не можем этого остановить. Преподобный Никифор Уединенник сказал о молитве, что после грехопадения ум человека направился вовне. А пока мы думаем вовне, наши мысли будут витать и витать – мой ум сейчас может и до Архангельска долететь, и до Соловков, где я надеюсь в ближайшие дни побывать, – такой он лёгкий, как эфир, быстрее скорости света. В мгновение ока может унести меня и на Солнце, и в другую галактику.

Так живёт наш ум, такова его природа, и чем больше он витает и цепляет одно-другое, тем сложнее становится. Это многомыслие влияет и на сердце, которое отвечает на то, что думает голова, и в этой какофонии очень трудно сосредоточиться на Господе. Это как если ты по радио слушаешь десять радиостанций, переключаясь с одной на другую: там говорят, здесь поют, где-то мелодия пытается пробиться через помехи.

Поэтому Бога можно найти, лишь когда твой ум направлен вовнутрь. Для чего мы читаем Иисусову молитву? «Иисусе, Иисусе» – и больше ничего: ни хорошего, ни плохого. Так мы учимся менять направление ума. «Блаженны чистые сердцем, – говорит Господь, – ибо они Бога узрят». Некоторые думают, что чистое сердце чисто только от греха. Это неполное понимание. Чисто оно не только от греха, но и от добрых мыслей, так как куча добрых мыслей создаёт порой в голове совершеннейший бардак. И когда мы умом ищем Бога, нужно научиться игнорировать любые мысли, кроме одной: «Иисусе, Иисусе». Пока мы молимся, как и думаем, вовне, ум свой организовать у нас не получится. Вы будете искренне стремиться к благому, плакать и снова начинать, но пока вы обращены вовне, молитва ваша будет рассеиваться раз за разом. (Наверное, это всё равно что пытаться согреть своей печкой весь мир, распахнув в доме двери и окна. – В.Г.).

Святые же отцы изменяли направление ума и, направляя молитву внутрь сердца, там останавливали. Они теснили ум в сердце так, чтобы он там замер и ни на что не отвлекался, ничем не питался, кроме «Иисусе, Иисусе». Святые отцы пытались победить помысел, который лёгок, непослушен, постоянно в движении. Его не победить, пока ты не заставишь свой ум сосредоточиться в области сердца. Это многие понимают, но не знают, что очистить ум, привести его в девственное состояние – это не цель. Девство ради девства бессмысленно. Девство прекрасно, когда сохраняется ради Жениха. Очищаясь от плохих помыслов и от хороших – от любых, – наша душа лишь приуготовляется к тому, чтобы стать невестой Христовой, соединиться с Ним.

Многие христиане знают молитву прошения, многие – молитву благодарения, многие – покаяния, но немногие – молитву соединения с Богом, когда мы уже ничего не просим, а только повторяем «Иисусе, Иисусе» в своём сердце. Тогда Христос становится частью нас, а мы – Его частью.

Мне иногда говорят: «Куда вы лезете?» – когда я начинаю излагать эту мысль. Никуда я не лезу, всего лишь повторяю за святыми отцами. Однажды общались с протестантами. Заговорил с ними об Иисусовой молитве, как вдруг одна женщина говорит: «Отец Сергий, я не поняла, вы сейчас о православии говорите»? – «Да. Но не о том, как свечку поставить. Этим православие не исчерпывается. И не о том, что добрые дела совершать – о них вам скажет и мусульманин, и язычник, и неверующий. Для христианина этого недостаточно. Я говорю о вере святых отцов – о том, как они восходили к Богу». Потом второй раз спрашивает, а в третий раз говорит: «Отец Сергий, а можно я вас поцелую?!» Протестантка! Они думали, что православие – это религия обрядов, внешней культуры, поэтому и прошли мимо, но вдруг слышат совсем о другом, по-настоящему важном для них.

Душа-христианка жаждет не обряда, а Бога. Обряд – это лишь средство, но у нас, к сожалению, на нём нередко всё и останавливается. Дальше боимся идти, а святые отцы жили именно так – шли дальше. Сейчас бытует мнение, что времена духовной жизни прошли – остались в четвёртом, в десятом, максимум в пятнадцатом веке. Я как-то спросил, услышав подобное: «А в каком же веке жил батюшка Серафим Саровский?» Чрезвычайный исихаст! Чрезвычайный мистик! На Святой Горе Афон из русских святых его почитают больше всего, потому что он преуспел в умном делании, Иисусовой молитве.

А это ведь не четвёртый век, не десятый, когда жил Симеон Новый Богослов, не тринадцатый, когда подвизался Григорий Палама. Это девятнадцатый век! А Иоанн Кронштадтский? Силуан Афонский упокоился в 1936 году, Иосиф Исихаст – в 1959-м, Порфирий Кавсокаливит – в 1991-м, старец Паисий Святогорец – в 1994-м. Мы ведь уже тогда в храм ходили, когда они ещё живы были. Старец Серафим учил, что не стоит ссылаться на то, что времена святых прошли и благодать Божия перестала изливаться на человека. Благодать одна и та же – что сейчас, что во времена святых. Дело в нашей нерешимости, теплохладности.

Я не говорю, что не нужна осторожность. Нужна. Важен здесь и совет духовника, который видит тебя со стороны. Такой взгляд очень полезен, потому что наш собственный взгляд на себя замыливается, становится субъективен, мы перестаём давать себе трезвую оценку. Поэтому нужно, чтобы кто-то наблюдал, совершенствуемся мы или деградируем. Но это не отменяет для нас необходимости добиваться соединения с Богом, обращаться вовнутрь себя. Без этого невозможно духовное развитие.

А дальше отец Сергий произносит:

– Очень боюсь заморочить вас, поэтому давайте перейдём к вопросам.

* * *

Первым решается задать вопрос игумен Варсонофий (Чугунов):

– Какое правило у вас в монастыре?

– У нас правило классическое, которое исполняет каждый послушник на Афоне. Я когда был у отца Ефрема в Аризоне (у старца Ефрема Аризонского, основавшего в Соединённых Штатах девятнадцать монастырей. – В.Г.), взял благословение и стал это правило исполнять. А будучи духовником монастыря, благословил исполнять его и сёстрам. В девять часов вечера мы закрываемся в кельях, делаем сто земных поклонов, произносим 900 раз Иисусову молитву и 300 – Богородичную. Это правило именно послушников, а не схимников. Иногда задают вопрос о том, быстро мы читаем или медленно. Отвечаю – быстро.

Оппоненты на это говорят, что нужно вдумываться в слова молитвы, но мы именно этого стараемся избежать – вдумывания. Как только начинаешь вдумываться, то есть запустишь этот процесс, начнут появляться и другие думы, рассеивается внимание. Мы же свой ум держим в словах молитвы: «Иисусе, Иисусе». Держим ум в одном месте, в одной точке, в одном смысле, в одной молитве. Думание – это процесс, а короткая молитва, повторяемая множество раз, – остановка. Она-то нам и нужна.

Святые отцы называют чтение Псалтыри, канонов, акафистов, вычитывание богослужений псалмопением. А непосредственно молитвой они называют Иисусову молитву. В чём разница? Делаю сноску: те, кто подвизается в Иисусовой молитве, не отвергают псалмопения – ни в коем случае. Но когда идёт длинный образный повествовательный текст, включается твоё рассудочное мышление. Я читаю в Псалтыри: «На реках Вавилона, там мы сидели и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, среди него, повесили арфы наши», – и ум сразу рождает картинки верных израильтян, находящихся в вавилонском плену, которые сидят и плачут о потере Иерусалима. У меня сразу включается образное мышление. Это совсем неплохо, но это уже не молитва, а думание – явление, имеющее другую природу. Когда мы молимся, мы не думаем. Когда думаем, не молимся, потому что думы нас отвлекают.

Случаются споры, какой вариант Иисусовой молитвы лучше. Афонская традиция – пять слов: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», русская – несколько длиннее, в разных вариантах. Возможно, это ничего не меняет. Но когда человек занимается Иисусовой молитвой очень много и долго, держит ум в области сердца, молитва переходит у него из слова в Саму личность Христа. Это уже не литературная фраза, состоящая из пяти слов, а Сама сущность Христа.

Как бы пояснить… Я могу долго описывать сидящего здесь, в зале, отца Варсонофия, сказав про его рост, вес, цвет глаз, характер, – это будет множество понятий. Но при этом у меня есть его образ, в котором содержится и характер его, и внешний вид, и даже запах. Не нужно описания на несколько листов или на целую книгу – только образ.

Я иногда привожу другой пример. Чтобы описать весеннее свежее утро с прозрачной далью, голубым небом, щебетанием птиц, капелью, мне нужно будет долго описывать. Но всё это и сразу я могу пережить, выйдя на порог своего дома: и звуки, и запахи, и пространство. Вот так и переживается Христос в Иисусовой молитве. Поэтому, когда святые отцы долго её читали, она могла быть уже не пяти- и семисловной, а сохранять полноту в словах: «Господи Иисусе», «Иисусе, Иисусе», стать однословной: «Иисусе», а то и вовсе безмолвной, когда подвижник просто держал Христа в своём сердце.

– Практика откровения помыслов у вас в монастыре есть? – задаёт новый вопрос отец Варсонофий.

– Откровение помыслов? Нет! Мне кажется, это неправильно, когда духовник в течение дня отслеживает каждый помысел. От этого можно с ума сойти. Послушник перестанет что-либо делать, только помыслы будет отслеживать. А их миллион за день пролетает, в том числе совершенно безумных. Поэтому я сёстрам говорю, что открывать нужно только навязчивые помыслы, которые преследуют неотступно или с которыми они согласились, поддались им. Когда человек соглашается с дурным помыслом, это уже грех. А то, что тебе бес на ухо нашёптывает, – это не твой грех, во-первых. Во-вторых, не нужно вообще в эту сторону поворачиваться, что-то там осмысливать, переживать.

Какую главную ошибку Адам с Евой совершили в раю? То, что они преступили заповедь, – это следствие ошибки. А причина в том, что они вообще заговорили с сатаной. И он их обманул. Это как цыганка на улице. Как только начинаешь ей отвечать, она тебя заговорит – и уйдёшь без кошелька. Так же и с лукавым. Нельзя задумываться над помыслом, позволить, чтобы он тебя удержал. Даже если ты начинаешь ему противоречить, ты уже вступаешь с ним в отношения – дальше лукавый тебя всё равно заболтает.

Поэтому всю эту пургу, что в течение дня происходит возле твоего уха, я не только не прошу мне описывать, наоборот, прошу не обращать на неё внимания. Одна сестра недавно подошла с таким духовным восторгом: «Батюшка, я вам принесла исповедь на десяти листах!» «Это не ко мне, – отвечаю. – К доктору». Это говорит о духовном состоянии, когда в голове всё становится слишком сложным. Прошу мыслить коротко, изъясняться лаконично, действовать так же. Задача сатаны всё усложнить, удлинить – чем сложнее, тем легче человека запутать, обдурить.

Вопросы из зала:

– Вы говорите об Иисусовой молитве для монашествующих?

– Нет-нет. Иисусова молитва – это для всех. Это не только моё мнение. Иосиф Исихаст говорил, что Иисусова молитва – лучшее средство к спасению для мирян, а для монахов – послушание.

– Что делать, если много дел, трудно со временем?

– Мне сложно поверить, что кто-то занят двадцать четыре часа в сутки. Я сам себе не поверил бы, если бы сказал, что у меня нет времени на молитву. Меня спрашивают, почему я стал служить ночную литургию – а это продолжается уже десять лет. Потому что я был секретарём епархии, настоятелем кафедрального собора, который строил и самолично расписывал. У нас имелся приют для бездомных, двадцать пять лет я был тюремным священником, попечителем детского дома, руководил иконописными мастерскими, снимал кино. И чем только ещё не занимался. Поэтому стал служить ночью. Когда у человека есть желание, появляется и время.

Спрашиваю отца Сергия:

– Какие ещё советы вам дал отец Ефрем в Аризоне?

– С таким человеком если просто рядом побыть, оказывается, что всё, о чём ты хотел его спросить, – это такая глупость… Иногда мы к таким людям едем, как в зоопарк, чтобы сфотографироваться рядом, а потом всем показывать. Ну или лишь бы что-то спросить – чаще движимые любопытством, чем крайней нуждой. Но когда оказываешься рядом, многое отпадает или становится понятным и без вопросов. Старец спросит: «Ты тот минимум, который должен делать, исполняешь?» – «Нет, геронда, не исполняю». – «Зачем просишь большего? Исполни то, что должен». Может, это у меня индивидуально – я рядом с такими людьми начинаю стесняться слишком сильно себя проявлять. Стесняюсь лезть на глаза, задавать вопросы. Мне достаточно быть рядом, в атмосфере этого монастыря, его правил.

– Вы сорок раз были на Афоне, насколько я знаю. Скажите, пожалуйста, вам удалось там, на Святой Горе, найти, услышать для себя что-то такое, чего не знали, читая святых отцов древности и недавнего прошлого? Были ли открытия?

– Не только на Афоне. Каждый день какие-то открытия. Об одном скажу. Это моё мнение, но, возможно, оно вам пригодится: драгоценна в духовной жизни постепенность. Есть очень хорошие слова: «Царствие Божие нудится». Не рывком берётся. Это такой длинный-предлинный забег. Сейчас такую анекдотическую ситуацию вспомнил. У меня один знакомый служил в армии, и у них начальство устроило лыжный марафон. Все рванули на старте, кроме одного. Был там один якут, который пошёл потихонечку, чуть ли не шагом. Все над ним смеются, но спустя какое-то время один лыжник выдыхается, другой, а якут всё так же, без спешки, обгоняет соперников одного за другим. На финиш он пришёл первым. Духовная жизнь должна быть выстроена именно так. То, что делается стабильно, без остановок, ну, конечно, с каким-то темпом, но всё-таки без спешки, даёт хороший результат. В этом случае для тебя не так опасно тщеславие, всё происходит естественно, без самолюбования – «ух я какой!».

Святой Силуан Афонский благословил старцу Софронию (Сахарову) жить в пустыне, приняв священство. После смерти учителя тот исполнил это послушание, поселившись в пещере на Афоне, где у него было несколько лет очень внимательной, созерцательной жизни. И он вспоминал потом, что встречал афонитов, которые жили в нетварном свете, но сами о том не подозревали. Потому что они в это состояние не ворвались, а вошли в него постепенно, так что оно казалось им совершенно естественным. Иконы самого старца Софрония есть на Афоне в каждом монастыре, а до его прославления там везде можно было видеть его портреты. Старца Софрония почитают как выдающегося богослова современности.

Ещё меня спрашивают: «Вы бывали на Афоне. Как вы почувствовали, что на вас сошла благодать?» «Господь очень деликатен, – отвечаю. – Это сатана любит фанфары, фейерверки, производить впечатление. Господь же деликатен, и благодать чаще всего приходит мягко, незаметно, не вводит человека в эйфорию, не дарит нездоровых восторгов». О том, что получил благодать на Афоне, узнаёшь уже по возвращении оттуда, когда снова входишь в законы этого мира и начинаешь терять то, что приобрёл.

Мне однажды на Афоне попался земляк-оренбуржец – совершенно нецерковный человек. В детстве его покрестили, и это было всё его христианство. Но как-то раз он поехал в Грецию настраивать свой туристический бизнес, а когда переделал все дела, у него остались три дня свободных. Тогда ему предложили: «Если есть желание, может, оформить вам документы, чтобы съездили на Святую Гору?» Александр – так его звали – не очень понимал, что такое Афон, и согласился лишь ради того, чтобы посмотреть, не удастся ли наладить ещё один маршрут, получив с этого прибыток. Приехал, три дня побыл – и ничего не понял. Мы вернулись в Россию, а через месяц я выхожу после воскресной литургии из храма и вижу посреди церковного двора Александра, ожидающего меня. «О, Саша, здравствуй! – говорю. – Что пришёл?» А он начинает плакать. Я подумал, что, может, умер у него кто-то или заболел. Но нет, слава Богу, всё в порядке. И начинает мне Саша коряво, ну или по-детски, не зная никаких церковных понятий, объяснять, что за три дня на Святой Горе он, оказывается, что-то приобрёл, а теперь потерял. Он не понимает, что приобрёл, что потерял, но это просто горе какое-то – так ему плохо.

 – Кто был вашим первым учителем в деле молитвы?

– Я благодарен судьбе, что, когда рукополагался, моим первым духовником был монах – архимандрит. А ведь первые годы в храме – самые пламенные, самые ревностные; пусть наивные и бестолковые, но именно они закладывают фундамент. Слава Богу, духовник заложил тогда интерес к молитве, к духовной жизни. Первые лет пятнадцать в Церкви мы, его ученики, ходили в кирзовых сапогах, кожаных ремнях и все думали, что мы монахи.

Потом были другие учителя. На Афон я ведь ездил не как турист. Мне была интересна не природа и архитектура, а духовная жизнь. Ездил в Аризону к отцу Ефрему, был в Эссексе два раза, в монастыре у старца Софрония, которого, конечно, уже не застал в живых. Но мы очень хорошо общались с его учениками, теперь уже тоже старцами почтенными. Помню тёплую братскую беседу с отцом Захарией – духовником обители. Он двадцать пять лет провёл рядом со святым Софронием и сказал мне, что хотя уже четверть века прошло со смерти учителя, но «мы живём в таком состоянии, что сейчас откроется дверь и войдёт отец Софроний».

Когда прощались, подумал, что бы на память ему оставить. Ничего с собой не было, кроме старинного креста с мощами старца Ефрема Катунакского. Снял с себя крест, протягиваю, объясняя, что это за святыня. Отец Захария берёт, целует, а потом говорит: «А я ведь с ним дружил». Оказывается, ухаживал за святым Ефремом в Салониках, в больнице, и тот так расположился, что предложил: «Захария, будь моим послушником, если пожелаешь». И тогда отец Захария постарался как можно деликатнее сказать: «Я вас очень люблю, геронда, но уже послушничаю у старца Софрония и не могу его оставить».

Мне всегда были интересны люди, которые не говорят о Христе, а живут Христом. Молодёжь иногда говорит: «Мы устали вас слушать о святых. Покажите нам хотя бы одного». Пока не потрогают, говорят подобно Фоме неверующему. Трудно поверить, что святые не выдумка Церкви, а существуют на самом деле. И я понимаю это. Очень важно встретить на своём пути людей, которые действительно живут духовной жизнью. И тогда можно их ни о чём не спрашивать, просто побыть рядом.

Фото В. Григоряна

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска