Приближается великое событие, осиявшее светом не только скромную горницу Девы Марии, но и всю мировую историю, – Благовещение Пресвятой Богородицы. Как и Рождество Спасителя, оно совершилось неслышимо и невидимо для мира, не сопровождаясь ни звуками небесных труб, ни многоголосыми криками народа. И сами евангелисты говорят о случившемся просто, будто пересказывают житейскую историю: как перед Девой явился крылатый юноша с цветком в руке и возвестил Ей: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!», и как Она ответила: «Се, раба Господня, будет Мне по слову твоему».

Чудо по сути своей просто и безыскусно, как хлеб и вода. Но русское искусство, пожалуй, не знает сюжета прекраснее и светлее, чем Благовещение. Он вдохновлял на протяжении веков не только иконописцев – к нему обращались и художники, и поэты.

Самой древней из русских православных икон праздника – «Устюжскому Благовещению», что хранится в Третьяковской галерее, – уже девятьсот лет.

«Устюжское Благовещение»

Левая рука Архангела пуста, как будто за столетия лилия увяла, но пряжа в руке Приснодевы по-прежнему горит киноварью, а сквозь Её одеяние просвечивает маленькая фигурка Младенца Христа. Лицо Богоматери совершенно спокойно, а голова слегка наклонена – так древний иконописец изобразил Её смирение перед Божией волей.

Если задаться целью сравнить существующие иконы Благовещения, то окажется, что Пречистая Дева в момент явления Архангела изображена то с книгой, то с рукоделием или с кувшином у колодца, – и все эти образы каноничны. Интересно, что по-разному представляли себе эту картину и поэты. Михаил Кузмин (1872–1936) так писал о Благовещении:

Какую книгу Ты читала
И дочитала ль до конца,
Когда в калитку постучала
Рука небесного гонца?
Перед лилеей Назаретской
Склонился набожно посол.
Она глядит с улыбкой детской:
«Ты – вестник счастья или зол?»
(«Благовещенье», 1909 г.)

А другому поэту начала прошлого века – Зинаиде Гиппиус (1869–1945) – оказался ближе другой образ:

Дышит тихая весна,
Дышит светами приветными…
Я сидела у окна
За шерстями разноцветными.
Подбирала к цвету цвет,
Кисти яркие вязала
Был Мне весел Мой обет:
В храм святой завеса алая.
И уста Мои твердят
Сил мольбы привычные…
В солнце утреннем горят
Стены горницы кирпичные…
(«Благая весть», 1904 г.)

Явление Архангела Гавриила Деве Марии изображали и художники – им важно было представить, что могла испытывать Божия Матерь, услышав обращённые к Ней слова. Ведь Она тоже была человеком, пусть и самым лучшим из нас. Поэтому на полотнах разных живописцев на лице Её можно прочесть разные чувства: от минутного сомнения, даже испуга, как у Клавдия Лебедева (1826–1916), до восторга, как у Василия Сурикова (1848–1916).

Клавдий Лебедев. «Благовещение Пресвятой Богородицы». Иллюстрация к Библии. Конец XIX – нач. XX в.

Василий Суриков. «Благовещение». 1914 г. В разгар Первой мировой войны художник создаёт картину о начале новой, христианской, эры.

По-разному изображается и обстановка, в которой произошло чудо. Михаил Нестеров (1862–1942) писал Богоматерь, как хрупкую девочку, на фоне нежнейших красок неба, пробуждающейся природы.

Михаил Нестеров. Эскиз правой части композиции «Благовещение» для Царских врат храма во имя блгв. кн. Александра Невского. 1899–1900 гг.

У Клавдия Лебедева Приснодева Мария услышала благую весть в дому аскетически скромном. А Григорий Гагарин (1810–1893), напротив, поместил свою Богородицу не в бедную горницу, а на открытую галерею храма, откуда открывается вид на живописные окрестности Назарета. Так художник показал надмирность Благой вести, которая тотчас разнеслась во все концы земли.

На картине Григория Гагарина в руках Приснодевы веретено и пряжа, Архангел же держит мерило (жезл) – атрибут всех ангелов.

В день Благовещенья весна благоуханна,
О чуде бытия поют поля и лес.
При виде таинства не чудо сердцу странно,
А странным было бы отсутствие чудес.
И, чуду радуясь, священное «Осанна»
Пою Архангелу – посланнику небес!
(Александр Солодовников, 1893–1974)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска