Храм Чагодощенский
Двойные полы
Вроде бы Вологодская область не такая большая по северным меркам, всего-то чуть больше Франции, но не везде там бывал. Вот, например, Чагода. Какое душистое название! И берёзовая «чага», и «ягода» в нём. Тайга, глушь… Хотя сразу надо уточнить. Сам-то я в Чагоде, да, не бывал, но корреспондент наш туда ездил («Сокровища Евфросина Синозерского», № 353, январь 2000 г.) – а вы что думали, за три десятка лет мы, почитай, весь Русский Север объездили. И да, леса там знатные, но не совсем глушь – до Санкт-Петербурга всего 300 километров по прямой, и столичный дух даже туда дотянулся. В чём убедился сам, когда по соседству, в деревне Анисимово Чагодощенского района, показали нам школу, выстроенную «в шотландском архитектурном стиле» («Из старых брёвен», № 930, август 2023 г.). «А в самой Чагоде, в райцентре нашем, дома для рабочих построены в стиле конструктивизма, который был в моде в 20-е годы прошлого века», – сообщили нам.
Действительно, туристические справочники в разделе достопримечательностей Чагоды упоминают про «деревянную застройку в стиле конструктивизма».
И вот медленно иду по улочкам Чагоды, смотрю на деревянные двухэтажные дома. Да, что-то есть необычное в них – деревянные пилястры на фронтонах. Но и только. Останавливаюсь перед одним из домов. На стене его какая-то табличка, наверно: «Охраняется государством». Подхожу поближе: «Ваш дом будет расселён. Не позднее 31.12.2025 г.».
Архитектором этих зданий был Ной Троцкий, который много чего построил в Ленинграде как раз в стиле конструктивизма, в частности здание КГБ на Литейном проспекте, многим известное как Большой дом. Хотя любимым его стилем был всё же неоклассицизм – в нём он спроектировал Дом Советов на Московском проспекте, который всегда поражал меня размерами: в этакой громадине, считавшейся крупнейшим общественным зданием в СССР, можно было разместить население небольшого города. А эти деревянные домики для рабочих получились у него уютными. Проектировать он их начал вместе со стекольным заводом, который строился здесь, на реке Чагода, с 1926 года. Так появился посёлок Белый Бычок, названный сначала по имени речного порога, а потом переименованный, – «Бычок» звучал как-то слишком несолидно для нового советского человека.
А вот эта постройка Ноя Абрамовича действительно необычная – словно двугорбый верблюд, с двумя фронтонами.
Возле дома сидит мужик в майке:
– Интересуетесь? А хотите, я вам дом внутри покажу? Полы знаете какие? Двойные. Внизу черновой пол, затем мелкий гравий насыпан, а сверху уже чистовой. Очень тепло, хотя потолки высокие. Дом в два этажа и был рассчитан всего на две семьи инженерно-технических работников. Это потом уже его уплотнили, по четыре семьи стали заселять. А в двадцатые годы советская власть ещё по старинке думала: раз инженер, то и хоромы должны быть соответствующие.
Житель дома посетовал, что вот другие дома признали памятниками архитектуры, а этот почему-то в аварийный записали, хотя ни одно брёвнышко не сгнило – настоящие мастера строили. И всячески хвалил советские времена. Хотя если подумать, то кто строил-то? Те, кто научился этому ещё до революции. В Анисимово я такие же дома видел – брёвнышко к брёвнышку, как монолит, а построены ещё раньше были, при царе. Там православные выкупили один такой дом, реставрируют. А здесь, получается, их под снос?
Простился с мужиком, пошёл дальше – и в конце улицы… глазам своим не поверил. Словно в Кижи попал! Бревенчатая красавица со множеством маковок. Рядом маленький храмик – часовня, которую видел наш корреспондент. Тогда здесь был заброшенный пустырь, только часовня и стояла. А теперь сад – цветники кругом, женщина тяпкой землю взрыхляет, новые цветы сажает. Здороваюсь, поднимаюсь в храм по лестнице, украшенной резьбой. Как понимаю, храм освящён во имя местного святого преподобномученика Евфросина Синозерского, к его иконе и подходим.
Ловитва в Пустыни
– Первый раз у нас? – спрашивает свечница, раба Божия Татиана.
– Первый. Но в 2000 году из нашей газеты приезжал корреспондент Евгений Суворов. Был он с череповецким краеведом Михаилом Хрусталёвым.
– Хрусталёвым, который в музее мощи нашего святого нашёл? Их же после вскрытия могилы в 1936 году в череповецком музее на антирелигиозной выставке показывали, а потом в фонды убрали, там они и лежали до 1991 года. Помню, Михаил Юрьевич тогда и акафист преподобномученику написал, чтобы молиться. Прежде ведь его не было.
– Сейчас общался с жителем вашего посёлка, он всё советское время вспоминал. Здесь о святом Евфросине, наверное, и не знали?
– Так посёлок советский с самого начала. Да и в Старой Пустыни, где святой подвизался, ничего уже не осталось, там часовню только в 2001-м поставили.
– Далеко от вас?
– В нашем районе есть деревенька Пустынь, которая относится к Мегринскому сельсовету. Это в сорока километрах по лесной дороге, но можно и на моторной лодке доехать вниз по реке Чагодоща, в которую Чагода впадает. И вот в трёх километрах от этой Пустыни – Старая Пустынь. Там преподобный землянку себе выкопал, молился, и в 1612 году к нему польские интервенты пришли, думали, что золото и серебро он прячет. Евфросин-то знал свою смерть, ждал их, стоя у креста. Они ничего в его храме, такой же землянке, как и келья, не нашли и рубанули его, раскололи всю голову. Мы этой тропой от реки, которой поляки шли, тоже ходили, когда детский православный лагерь устраивали.
– Давно это было?
– Лагерь действует с 1999 года, а ещё раньше Наталья Михайловна Ситникова, директор нашего музея, организовала исторический кружок и стала с ребятами ходить по бабулькам, расспрашивать о святых местах. Узнали от них о Синозерском монастыре, куда народ ходил молиться даже после его закрытия. Пошли и мы в Старую Пустынь – деточки с родителями. Начали с благоустройства местного кладбища, потом нашли «коленочки и локоточки» – это такое место, где, по преданию, Евфросин молился. На земле отчётливо видны как бы отпечатки, где он лбом земли касался и где коленами стоял, – они никогда травой не зарастают. Деревня Пустынь в конце 1990-х уже умирала, из старожилов осталась одна баба Зина. Она показала нам Вещую Лужу, которая образовалась от источника, выкопанного преподобным. Известно, что люди, купавшиеся в ней, исцелялись. До 60-х годов местные следили за этим водоёмом, а потом там стали скапливаться палые листья, деревья туда попадали и всё замусорилось. Ну, мы взялись за расчистку, вёдрами ил и гниль со дна стали собирать. А когда православный детский лагерь «Ловитва» образовался, то этим уже дети занимались. За семь лет докопались до слоя белого кварцевого песка – очистили, в общем. И ещё нашли два источника: в одном вода была хорошая, в другом гнилая. Их тоже очистили. Сруб поставили над чистой. За один день председатель Мегринского сельсовета Валерий Павлов часовню срубил, и снова началась там молитва.
– А дети были чьи, прихожан?
– Поначалу и батюшкины, и прихожан. Сейчас они уже выросли и сами своих деток туда водят. Но потом и другие присоединились. Со всей России едут, даже одна русская семья из Швеции детей отправляет – чтобы приобщались к святыням исторической родины. А ещё в Старой Пустыни стали проводить Межрегиональный православный форум «Синозерский бриз» – для молодёжи Вологодской области. У него много учредителей: и областной департамент культуры, и администрация района, а батюшка наш там руководит. Едут студенты, старшеклассники, живут там в палатках. Так-то нашему лагерю два хороших дома в Пустыни выделили, а до этого в заброшенном доме размещались. Но, сами понимаете, там всё в радость – хоть в палатке живи, хоть в землянке. Такое место золотое. Озеро, сосновый лес. Я там душой чувствую особую красоту, словами не передать.
Прощаясь, Татьяна пригласила приехать в лагерь «Ловитва», который проходит в дни Успенского поста:
– Наши дети всё-всё расскажут. И про святого Евфросина, и разные истории, которые с ними случились. От святого ведь чудеса происходят. И на крестный ход приезжайте, который проводится накануне 14 июня, дня обретения мощей. Идём от села Долоцкое в Устюженском районе, где Евфросин служил в храме чтецом до пострига в монахи, по лесным дорогам и тропам, до самой Пустыни. Обязательно приезжайте, это незабываемо!
Вспомнить о святом
В Чагоде довелось встретиться и с настоятелем храма отцом Романом Подосёновым. Его я тоже спросил, насколько в народе сохранилась память о преподобномученике Евфросине.
– Когда ушло то поколение, которое монастырь застало, так всё и забылось, – ответил он. – Сами посудите. Вот я родился и вырос в деревне Сметанино Верховажского района. Там, в отличие от Чагоды, уже почти двести лет стоит большой каменный храм Воскресения Христова. Он, правда, не действовал, но хорошо сохранился, напоминал нам, какой мы веры. И что же? Папа был механизатором в колхозе, мама – продавщицей в сельпо, и ничего о православии они не знали. Как и о святых, которых у нас на Вологодчине очень много было. И когда я ещё школьником стал задумываться, для чего мы живём, то где ответы стал искать? В журнальчиках иеговистов, пятидесятников и баптистов. А другой литературы и не было. Мог бы и к баптистам податься, но, к счастью, на своей старенькой радиоле поймал волну «Радонеж» – и стал слушать, прижав ухо к динамику, поскольку сигнал был слабый. Там батюшки отвечали на вопросы, и всё начало становиться на свои места. Потом и про газету «Вера» узнал, стал выписывать, много чего из неё почерпнул. В общем, понял я, что истина в православии, и отправился в монастырь поступать.
– В какой?
– Да я только до райцентра доехал, там меня верхневажский настоятель уловил, увидел, что я ещё не готов, и при своём храме оставил. Общался с ним, литературу читал. Поступил заочно на катехизаторские курсы в Вологде, а потом и в духовное училище при Спасо-Прилуцком монастыре. Рукоположили, и вернулся в свой район служить. Понял, что никуда уезжать не надо было – у нас тоже намоленная земля, есть свои святыни и святые, в том числе современные, например священномученик Павел Малиновский из деревни Шелота. И вот служил и там, в Шелоте, и в своём Сметанино, и в Чушевицах, и в Олюшино, когда был вторым священником в Верховажье. Потом меня в Чагодощинский район перевели, служил в Сазоново и сюда приезжал – в часовне народ на молебны собирался. Ну а с 2007 года здесь постоянно. И здесь, и в тех деревнях – везде есть своя православная древность, надо только её вспомнить.
– Как вспомнить, если всё забыли?
– Так помочь надо. Вот сейчас в Чагоде у многих семей дома стоят иконки преподобномученика Евфросина. На крестных ходах, на молебнах, на требах, после крещения я дарю их людям, благо напечатали их много – на средства директора стекольного завода Валентина Фёдоровича Варзина. Раздавали их и на торжествах 300-летия памяти преподобномученика, на которые тогда с гостями собралось 30 тысяч человек. На обороте иконок – молитва ему и тропарь, и все могут теперь ему молиться. Ещё организуем автобусные поездки в Устюжну, где в храме находятся его святые мощи. Так что постепенно небесный покровитель Чагоды становится для людей своим, близким святым. А главное – к его святости прикасаются наши дети. О летнем лагере «Ловитва» вам рассказывали? Две недели дети живут в святом месте, молятся – и это уже на всю жизнь.
– Как понял, администрация района помогает финансово проводить эти лагерные сборы. А в школы вас пускают?
– Есть классные часы, бывает, приглашают. И в Сазоново с детьми общался, и здесь. А в 2010 году меня вообще в штат учителей зачислили – преподавать «Истоки». Детям нравилось. Вообще, по статистике школьники у учителей-мужчин усваивают 95 процентов материала, а у женщин – половину того. К тому же я старался информацию до них донести не менторским тоном, а через доверительную беседу. С детьми надо всегда говорить, а не «грузить» их. И знаете, результат был. Дети уже выросли и говорят, что всё помнят с тех уроков.
– И до сих пор «Истоки» преподаёте?
– Да я там всего полгода продержался.
– И кто вмешался? Областное начальство?
– Нет, баптисты. Написали письмо в прокуратуру, что нарушается закон, по которому Церковь отделена от государства.
– Но как частное лицо могли же продолжить преподавать?
– Так я же не могу «на время» не быть священником, на мне рукоположение. Может, всё спустили бы на тормозах, если бы ещё раньше баптисты прокуратуру не допекли. Одно время у нас в Чагоде начались пожары, и кто-то пустил слух, что поджогами занимаются баптисты. Некоторые жители стали им угрожать, камнями в их дома кидать. И баптисты обратились за помощью к своим единоверцам. В прокуратуру стали приходить письма со всей России и из-за рубежа – по двести штук в день. По закону прокуратура должна давать ответ на каждое такое обращение, но их была целая гора, на одних марках можно было разориться. Кое-как это дело замяли. И вот снова письмо от баптистов. Тут меня сразу и попросили уволиться из школы.
Так-то баптисты вполне безобидные люди, с некоторыми общаюсь. Что хорошо – у них многодетные семьи, и они другим многодетным помогают. Один из них в газовой службе работает, приходил ко мне домой ремонтировать – чаю попили, хорошо так поговорили и расстались с миром. Раньше-то они по вторникам близ нашего храма сидели и литературу раздавали. А потом вдруг это прекратилось, гляжу: один из них на службу к нам пришёл, потом второй. Кто ищет истину, тот всегда найдёт.
По молитвам
– Как считаете, Чагода – это город или село? – спрашиваю батюшку. – С одной стороны, всё у вас сельское, с другой – завод действует, рабочие живут.
– Изначально Чагода строилась как рабочий посёлок городского типа, но дело-то не в заводе. В Сазоново тоже есть стекольный завод, основан в 1860 году помещиком Бакуниным, но там старинное село – со своим каменным храмом, своими сельскими традициями. Завод, кстати, внешне отличался от обычных цехов – это был огромный шатёр на столбах, в котором работали стеклодувы. Сейчас-то он современный, в 2021 году была последняя модернизация. Местные там очень дорожат историей своего завода, поставили кованый памятник стеклодуву, но быт у них самый что ни на есть сельский – с личным подворьем, с огородами. Просто жить в квартире и не работать на земле здесь как-то не принято.
В районе у нас три завода. В Сазоново, Чагоде и Смердомском, где директором был Валентин Фёдорович Варзин, Царствие ему Небесное, о котором я говорил, – он нам много помогал. Когда я сюда приехал, с его помощью как раз начали возводить вот этот храм Евфросина Синозерского. А сейчас завод в Смердомском банкрот, судьба его неизвестна.
– А вы не замечали, что стоит кому-нибудь из предпринимателей начать помогать Церкви, как его бизнес расстраивается? Может, вот это участие в благих делах идёт против коммерческого духа, поэтому всё у них валится?
– Нет, с Варзиным было всё наоборот. Как только он что-то делал для Бога, так сразу дела налаживались – он сам об этом говорил. Вообще, он же чагодощенский, школу здесь окончил, поэтому переживал и за производство, и за людей. Директором стал ещё в советское время, когда завод стоял на ремонте и весь был в долгах. Рассказывал, что однажды шёл с партсобрания, где его расчихвостили в пух и прах, и у него сердце прихватило. Тогда он впервые взмолился святому Евфросину Синозерскому, о котором хорошо знал от бабушек и дедушек. И молитва «подействовала» – вдруг навстречу выехала скорая. Врач откачал его, фактически спас от смерти. Вот тогда у него и появилась мечта построить храм преподобномученику Евфросину. И тогда же дела пошли на лад. Появилось новое оборудование для завода, директор стал строить коттеджи для рабочих. А когда в 90-е всё стало рушиться, он сумел удержать ваучеры от распродажи, и бандиты завод не захватили, хотя были такие «наезды». Тоже всё по молитвам.
– Принято считать, что православие у нас стало городским, – в городах больше воцерковлённых, чем в деревнях и посёлках. У вас это так? – спрашиваю настоятеля.
– Ну, давайте посчитаем. Сегодня небольшой праздник, обычный воскресный день. На службе стояло 50-60 человек, из них 27 причастников. А населения в Чагоде – 5 тысяч человек. Теперь сравним с Череповцом, крупным промышленным центром, где у нас епископская кафедра. Там населения – 300 тысяч. Смотрим в процентном соотношение и видим примерно равное количество тех, кто ходит в храм.
Правда, тут надо учесть, что летом народ из города едет в деревню, и у нас большой приток оттуда. Но, с другой стороны, у нас своя беда, по поговорке: «Май, июнь – в кружку плюнь». Имеется в виду храмовая кружка для пожертвований. В эту пору все пропадают на огородах, в храм редко ходят. А потом начинаются грибы, ягоды.
– Не пробовали народ увещевать, что в воскресенье работать нельзя?
– Пытаюсь, и иногда получается. Вот у нас на вечерние службы мало приходило, все шли только на литургию. И я на проповеди объяснил, что есть богослужебный круг и его разрывать нельзя, поэтому исповедовать к причастию буду на вечерне. И народ услышал – стали приходить в субботу вечером в храм.
– Традиционно у каждого святого просят что-то своё. А к святому Евфросину с чем обращаются?
– Думаю, по молитвам к нему Господь помогает в целом в жизни нашей многотрудной. Он преподобномученик, убиенный польскими интервентами, с которыми, кстати сказать, сюда грабить и убивать приходила и часть запорожских казаков. Поэтому во времена наши немирные стоит молиться ему о матушке нашей России и о том, чтобы смутные времена к нам не вернулись, а была крепкая держава.
– Участников специальной военной операции вы духовно окормляете?
– Да, всех мобилизованных проводил, более полусотни мужиков. Один уже вернулся, правда он не мобилизованный был, а доброволец. Остальные, насколько знаю, тоже живы, воюют. И слава Богу. В алтаре у меня лежит список с их именами, всех поминаю.
* * *
Батюшка показывает храмовую территорию. Вновь любуюсь маковками церкви.
– Владыка называл её «вологодскими Кижами», – заметив мой интерес, говорит отец Роман.
– Такой древний стиль специально выбран, чтобы приблизиться к времени, когда жил преподобный?
– Да, связь времён. И заметьте, бастилат у храма красного цвета, а иконостас внутри бордовый – чтобы не забывали, что он мученик. Если заметили, внутри и небо сделано с нарисованными архангелами, как было принято у нас на Русском Севере.
– Можно сказать, что с появлением храма Евфросина Синозерского он как бы вернулся на эту землю?
– Так и Синозерская пустынь тоже возрождается. На днях ездил я туда, служил вместе с иеромонахом Евфросином, который там постоянно живёт, снимает комнату в сельском доме. Братия для обители уже собрана, но они пока что служат в разных местах епархии – селиться-то в Пустыни ещё негде. Братский корпус пока строится, может, осенью его закончат. Уже действует там храм Петра и Павла, почти готова Благовещенская церковь – она под крышей, с куполами, осталась внутренняя отделка. Там была ещё часовня, но пару месяцев назад сгорела – и на её месте появится новая, на днях фундамент будут заливать. Так что скоро приедут туда монахи, послушники – и возобновится монастырская молитва. Вот это, можно сказать, и есть возвращение святого на нашу землю.
Любуюсь цветами. Ими занимаются прихожанки по своей инициативе, никто не руководит. Иду дальше за храм и понимаю, что там не футбольное поле, как сначала подумал, а всё та же храмовая земля – будущий сад. На ровной площадке видны маленькие саженцы фруктовых деревьев.
– А как получилось, что такой огромный участок земли отдали под церковь? – удивляюсь. – Да ещё в самом центре посёлка – между автовокзалом, музеем и Дворцом спорта. И администрация прямо напротив.
– Так пожар был. Много домов, вот этих конструктивистских, Троцким построенных, дотла сгорело, и образовалась просторная площадь. Но, как знаете, свято место пусто не бывает. А земля наша Чагодощенская ведь и вправду свята – за много веков освящена молитвами подвижников. И рано или поздно всё возвращается к тому, что непреходяще и неколебимо у нас на Руси.
Фото Игоря Иванова
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий