Гость в Ксиропотаме

Мирослав ГРИШИН

Фото: naafone.ru

На западном склоне горы Афон, над пристанью Дафни, стоит в живописнейшем месте Ксиропотамский монастырь – древнейший на Святой Горе. Он был основан царевной Пульхерией в те давние времена, когда женщины ещё могли свободно посещать это место, и начался с храма в честь Сорока мучеников Севастийских. Я бывал здесь прежде, не смог миновать и на этот раз, отправившись туда вместе с товарищем.

Уже подходя к монастырским вратам, мы увидели стоящие в огороде три огромные, тысячелитровые чёрные бочки, в навершии которых был отлит заводским способом крест. Не знаю почему, но сердце отозвалось радостью: хорошо жить в православной стране, в кругу православных братьев, постоянно имея перед глазами православные символы – как надежду спасения в жизнь вечную. Хотя понятно, что крест этот – распорка, не дающая сплющиться бочке.

Вошли внутрь не без некоторого смущения. Почему-то всякий раз я натыкался здесь на холод негостеприимного безразличия монахов, особенно когда нас привечал монах-болгарин Плохое Благословение – так его звали, конечно же, за глаза. Однако сегодня – удивительное дело! – нас радушно встретил незнакомый насельник, поставив нам на столик подношение: травяной чай с вареньем в блюдцах, лукум и две рюмки узы. Не успели мы как следует распробовать угощение, как прибежал другой монах и бегом погнал нас в храм – там открыли мощи для поклонения, сейчас можно к ним приложиться.

В очереди перед нами были два грека, а третий стоял на коленях перед ковчежцами с мощами. Неожиданно мы услышали плач, переходящий в рыдания, – это благочестивый грек плакал, целуя святыни. Мне стало не по себе: я тоже почувствовал горловой спазм и ощутил близость покаянных слёз, как ответ на пребывание в этом святом месте.

Иеромонах, который стоял у мощей, выждал некоторое время, а потом почти с нежностью поднял с колен рыдающего паломника, видимо заботясь о его здоровье, а также памятуя и о других гостях, ждущих своей очереди пообщаться со святынями.

Мой товарищ с некоторой завистью прошептал мне на ухо: мол, как людям удаётся исторгать из себя такие потоки слёз при виде святынь? Я ответил ему словами отца Владимира из Екатеринбурга: «Когда святость чувствуешь, всегда плакать хочется. Чем святее святость – тем больше слёз».

Подошла и моя очередь встать на колени и приникнуть к святыням. Мощей было очень много. Было несколько целых челюстей, но чьи они были при жизни, я не запомнил, а отзвука от святых костей я тогда не получил. Лишь когда молитвенно приложился к мощам Сорока Севастийских мучеников, ощутил некий озноб в теле и волнение, словно мне сейчас выпала участь стоять рядом с ними той зимой, когда они приняли смерть – голыми в холодном озере. Передалась и их тревога – страх смерти. Не я первый, кто ощутил их присутствие. Турецкий султан Селим в 1520 году щедро жертвовал именно монастырю Ксиропотам, потому что во сне к нему пришли все сорок мучеников Севастийских, повелев ему помогать этому монастырю.

Я видел фреску, которая объясняла смысл подвига севастийцев за Христа: воины-мученики не захотели отречься от Господа и стояли обнажёнными в воде, поддерживая друг друга. Там были и белобородые мужчины, и безусые юнцы. Один из солдат, не выдержав мучений, рванулся на берег к растопленной бане – и погиб, а солдат-охранник разделся и встал взамен погибшего. До наших дней дошли их имена…

Мне пришло на ум спросить себя: кто ты – слабак, бегущий прочь от венцов жизни, или воин, готовый к мучениям за Христа? К сожалению, ответ лежал на поверхности, и был не в мою пользу. Я с особым чувством молился 40 мученикам, ибо я знал, что у них есть сила мне помочь: им молятся о защите и благополучном разрешении дел.

Приложился к частице Животворящего Креста Господня с отверстием от гвоздя, которым был прибит Спаситель. Я постеснялся осязать это отверстие пальцем и во время поцелуя незаметно ощупал его языком. Оно оказалось квадратным, с чётко очерченными сторонами, примерно сантиметр на сантиметр. Вот оно – свидетельство страстей Господних.

Частица Честного Креста из монастыря Ксиропотам. Фото: vimaorthodoxias.gr

Вдруг я понял, почему рыдал грек, стоя на коленях перед ковчегом Животворящего Креста Господня. Неясное томление охватило и мою душу. Я осознал, что всё, о чём мы читаем в Евангелии, – всё это есть правда. И жизнь Христа, и Его распятие, и Его смерть на этом Кресте – всё это подлинное, величественное, переворачивающее душу человека. Мои глаза заволокло туманом, и мне не захотелось вставать с колен и уходить с этого места. Я словно ощутил себя Петром, который сказал: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни». Какая-то иная реальность охватила меня. Я как бы перенёсся в другую жизнь, в другое измерение…

Однако мягкое касание руки иеромонаха опустило меня на Святую Афонскую землю: пора и честь знать, ты здесь не один.

Я стал лучше относиться к насельникам монастыря, имея в виду их негостеприимство, когда прочитал и обдумал следующее: «Одному из настоятелей монастыря Ксиропотам явился Ангел Господень и говорит: “Чем вы здесь занимаетесь? Я уже целых тридцать лет не принимаю от вас ни одной души в добром духовном состоянии, как того желает Господь. Монахи оставили духовные подвиги и стали жить почти как миряне”».

Возможно, после такого вразумления отцы решили больше не тратить усилий на приём паломников или свести их к минимуму, а большую часть своего времени отдать делу спасения своих душ? Хорошо бы, если так…

Три паломника-грека и мы двое повечеряли в трапезной монастыря. Монахов не было, и впервые я видел, чтобы паломников кормили отдельно от насельников. Огромная гостиница, способная вместить несколько десятков паломников, была пуста и продувалась всеми декабрьскими ветрами. Нас расселили по одному в келье, хотя в каждой было минимум по четыре койки. Это хорошо, это мне по нраву – я люблю одиночество. Один рождаешься, один и умираешь.

Погода подурнела – пошёл дождь со снегом, задул сильный ветер. Однако под покровом ночной темноты мой предприимчивый спутник сбегал во двор и нарвал апельсинов. Апельсины, только что сорванные с ветки, большие и плотные, как ядра для пушек, выглядели очень аппетитно и терпко пахли. Но оказались они весьма невкусными, более того, ядовито горькими. И от них стало щипать язык и губы. Оказывается, их греки растят во дворе лишь для красоты. Воистину благословенная земля: насельники не нуждаются в плодах земли, а нуждаются лишь в утешении глаз и, смею предположить, монашеского сердца.

Потом была ночная служба. Огромный храм был тёмным, почти пустым и гулким. Тусклые точки лампадок почти не давали света. Всё очень необычно. Торжественно и не так, как в других монастырях. Монахи кланяются, сильно пригибаясь к земле и быстро поворачиваясь вокруг своей оси. В круге неверного света их несколько человек. Кажется, что они совершают какой-то ритуальный танец. Явно чувствуется, что они готовятся приносить жертву и потом потребить её.

В воздухе разлита тишина сосредоточенной молитвы. Мне сделалось жутко, когда я, переступая с ноги на ногу, нечаянно облокотился на подлокотник расшатанной стасидии, которая издала резкий скрип. Как гоголевский Хома Брут, в пустом ночном храме я раскрыл, я обнаружил себя! Словно сотни нетопырей, летающих мышей, впились в мой мозг. Мне показалось, что сейчас меня монахи схватят и, как инородца и чужака обличив, применят какое-то страшное наказание. О Боже! Спаси и сохрани!

После службы все монахи пошли прямиком в трапезную, а насельник, уже известный нам под именем Плохое Благословение, не пустил нас с ними в трапезную, сказав, что мы должны завтракать в архондарике.

Батарея в моей келье, установленная под окном, была ледяная, и бельишко, которое я вечером постирал и развесил на ней просушиться, так и не высохло. После завтрака я сел под иконой «Сладкое Лобзание» и, закутавшись в одеяло поверх походной куртки, стал читать книжку.

На первой странице я прочитал про свадьбу в Кане Галилейской. У пирующих не хватило вина, и Христос по просьбе Своей Матери из воды сотворил вино. Все пришли в изумление и трепет. Особо удивился и принял всем сердцем это чудо жених Симон Кананит. Он понял, что на его глазах исполнилось сказанное пророками о Спасителе мира. Оставив молодую невесту свою, дом и родителей, он последовал за Христом. Симон Кананит стал апостолом и закончил жизнь мучеником там, где сейчас стоит Новый Афон, убитый тамошними язычниками – предками, возможно, грузин, а может, и абхазов.

Буквально через час ко мне в келью вошёл мой продрогший товарищ и, чуть помявшись у двери, сказал, что плохо себя чувствует и должен поехать в Салоники, так как погода портится и он боится разболеться. Пришлось спешно покинуть монастырь. Закинув на спины рюкзаки, мы зашагали в сторону Дафни, защищая свои лица от дождя со снегом.

…Раз за разом я возвращаюсь в Ксиропотам и покидаю его в не самом спокойном состоянии духа. Словно Господь хочет, чтобы я выучил какой-то урок, который мне никак не даётся. Хорошо бы понять какой.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий