(Продолжение, начало в №№ 913–918)

Нижне-Покровская улочка вид имеет самый что ни на есть провинциальный

Неродной брат 

Из заметок Игоря Иванова:

В Полоцке по Нижне-Покровской улице мы решили идти в сторону Софийского храма. Побывать в Полоцке и не увидеть Софию никак нельзя.

Улочка тянется вдоль Двины. На берегу, зайдя в воду, стоят рыбаки с длинными удилищами. Неподвижно стоят – видно, что не клюёт. Кроме них, людей нигде нет. Одно- и двухэтажные усадьбы – типичная картина для русского провинциального городка, где нет крикливых «фазенд» новых русских или уродливых домиков советского периода и точно так же многие дома пустуют. Отличие только в том, что улица очень чистая. В Белоруссии вообще везде чистенько.

Идём мимо музея белорусского книгопечатания в здании православной братской школы, где некогда учился Симеон Полоцкий, а затем преподавал и возглавлял там же школьный театр. Но потом по требованию униатов школу закрыли. Такова судьба этих земель: католики уничтожают православных, на их смену являются униаты и тоже жмут и закрывают православных, а потом приходит Россия и потесниться приходится уже латинянам.

Далее по улице ещё один музей – краеведческий. Это бывшая лютеранская кирха Святой Марии, здесь в конце XIX века молились немцы, которых тогда в Полоцке было 850 человек. Ныне немцев в городе не осталось вообще.

Напротив дом, ограда которого разрисована в стиле стрит-арт на исторические темы. Под гербом Полоцка, на котором изображён парусный корабль, плывущий из варяг в греки, – план древней крепости, и я пытаюсь сообразить, где по отношению к ней мы теперь находимся. Получается, ещё за стенами. Идём дальше.

Близ слияния Полоты и Западной Двины улочка завершается лестницей на высокий берег, к храму Софии. На самом деле это тоже музей – истории и архитектуры. Вспоминаю разговор с игуменьей Евдокией, когда Михаил поделился с ней вчерашним впечатлением от Софийского собора:

– Думали, он как в Новгороде или Киеве, ведь Полоцк древний русский город. А оказалось, один к одному католический храм.

– При Петре Первом там в подвальном помещении был склад боеприпасов, и они взорвались. А потом было униатство на нашей земле, польский архитектор в таком виде его и восстановил.

– И как вам храм, близок?

– Раз в год мы там служим, на память преподобной Евфросинии. В этот день, 5 июня, через весь город к храму крестный ход идёт. Мы ощущаем, что там преподобная молилась, особенно когда в неф заходишь.

Игуменья говорит о той части храма, которая осталась с древних времён, когда храм был православным. С обзорной музейной площадки в нижнем зале можно увидеть старинную кладку с плоскими кирпичами – плинфой, по греческому образцу. Честно сказать, эта кладка, делающая храм «полосатым», – единственное, что представляло для меня интерес в музее, но её можно посмотреть и с внешней стороны здания – на восточной стене сохранился фрагмент. Ну, ещё интересен макет-реконструкция храма – то, какой София выглядела изначально. Сделал эту реконструкцию в 1980-х замечательный ленинградский археолог Валентин Булкин. Подобный макет-реконструкцию я видел в музее в Великом Новгороде: бесспорные храмы-братья, а полоцкий из них – младший! Да и в Киеве похожий Софийский собор был, пока его не изуродовали грушеподобными барочными куполами.

Восстанавливали храм после Петра не по первообразу древней православной Софии, а по польскому разумению XVII века. Православные возвели храм алтарём на восток, как и положено, а униаты перестроили алтарём на север, причём безо всяких причин, «назло», чтоб не как у православных было. В ту пору над Белоруссией дул западный ветер и здешняя элита, прости Господи, как, впрочем, и наша, российская, хотела влиться на равных в семью народов Европы. Но даром что собор был униатским (читай – католическим), Наполеон во время своего похода не стал церемониться и разместил в нём конюшню.

Кроме музея, в храме сейчас концертный зал, где по воскресеньям звучит орган. Нет, не католический, а советский, купленный в Германии в 1985-м за миллион рублей золотом. Зачем органный зал в небольшом городке? Очевидно, власти просто не представляли, как ещё использовать здание.

Так выглядела София Полоцкая в древности

Рядом с собором возлежит большой камень – геологический памятник местного значения «Полоцкий Борисов камень» с едва заметными надписями XII века. Долгое время он покоился на дне Западной Двины в 5 км от Полоцка, показываясь из воды лишь в засушливые годы. В 1981 году его привезли в Полоцк. Туристы ходят вокруг камня, прикладываются, загадывают желания, «заряжаются энергией». В недавние годы поместили возле него табличку на литовские деньги – текст на белорусском и аглицком, а на русском (между прочим, государственном языке в Белоруссии) – нет. Дескать, камень тут оказался по одной из многочисленных программ «трансмежнага» сотрудничества – ну а чё, ради дружбы с Западом и соврать не грех! Да вот истина стара: бесплатный сыр бывает известно где. Так и получили прозападные бунты в 2020-м. Сейчас на это смотреть странно, а ещё лет пять назад, видать, была серьёзная такая «многовекторная» установка и на местах, и в Минске на отрыв Белоруссии от России, причём даже не столько для радикалов-националистов, сколько для деятелей культуры, активной молодёжи, людей творческих. И вроде логично: Россия большая, её в ЕС не примут, а Belarus – в самый раз, будем хрустеть французскими булками и на орёл-решка подбрасывать еврики с изображением Евфросинии. Теперь политика вроде бы поменялась, а эти многочисленные таблички, указатели, путеводители и пр. без единого слова на русском по-прежнему всюду. Кто их теперь на английском будет читать в условиях закрытой границы, неведомо, да и неважно это. Лежат они себе, ржавеют или – если медные – зеленеют и втайне наверняка думают: «Погодите, придёт ещё наш час!»

Борисов камень и Софийский собор

Лукавый круг

Бывшая иезуитская академия, ныне университет

Возвращаемся в город. Смеркается. Идём по улице Замковой, потом по Стрелецкой, впереди стадион «Спартак», и вдруг – бац! – табличка, сообщающая, что рядом здание бывшей иезуитской академии, ныне государственный университет. Как-то я оказался не готов к этому. Знал, конечно, что после захвата Полоцких земель поляками сюда понабежали францисканцы, бенедиктинцы, иезуиты, открыли свои монастыри да школы. Но что иезуитская академия открылась в Полоцке летом 1812 года – этого я никак не мог вообразить. Александр Первый, царь православный, в конце жизни подвизаться стал – и чтоб самолично дал разрешение на её открытие? С чего бы это?

Вспомнилось, что в Преображенском храме Евфросиниевского монастыря на древних фресках нацарапаны гвоздиками всякие слова на латинице – должно быть, как раз воспитанниками иезуитского коллегиума, который размещался в стенах захваченной католиками обители: какой-то Petrus Wodeysza сообщает, что «был здесь», ну и, не особо церемонясь, чертит на фресках прямо по ликам святых. Такой юный средневековый вандал.

Такими ныне предстают древние фрески в Евфросиниевском монастыре – с автографами учащихся-иезуитов

Не дожидаясь возвращения в гостиницу, по ходу движения листаю странички в Интернете: любопытно ж! Католики-то появились здесь ещё при Стефане Батории, в 1580-х годах. В XVIII веке уже существовал коллегиум, иезуиты на этом самом месте плотно обосновались, возвели целый городок с каменными амбарами, суконной фабрикой, пивоварней, коптильней, мастерскими и пр. И имений в окрестностях им принадлежало немало. И школьный театр действовал в миссионерских целях, в котором ставили пьесы на французском, итальянском и латинском языках – ну не на белорусском же! В ту пору и в России-то все спектакли на французском ставили.

Потом был раздел Польши и в наших пределах оказалось немалое число католиков. Так изгнанные из России ещё Петром Первым в 1719 году, а при Екатерине Второй проживавшие на присоединённых территориях, иезуиты вновь оказались в России.

Екатерина благоволила к ним, и когда в 1773 году «Общество Иисуса» было запрещено Папой в католических странах, в России, в Полоцке, императрица разрешила создание иезуитского новициата – школы будущих членов ордена. В 1780 году, когда Екатерина посетила Полоцк, местные иезуиты устроили ей пышную встречу. Полоцк на несколько десятилетий стал «мировой столицей» иезуитов.

А с воцарением Павла в России «Общество Иисуса» стало по-настоящему модным. Более известна история о том, как Павел приютил в России орден госпитальеров с Мальты, но при нём в Петербурге обосновываются и иезуиты. Главная католическая церковь Санкт-Петербурга – костёл Св. Екатерины – переходит в их руки.

Тут из мглы выплывает зловещая фигура иезуита Габриэля Грубера. Австриец, он сначала преподавал архитектуру и физику в иезуитском коллегиуме Полоцка. С императором познакомился, когда тот посетил город в 1784 году. Умный и манерный иезуит вполз, что называется, в доверие, причём необычным образом – вылечив супругу императора от хронических зубных болей, – после этого он получил право входить к Павлу I без доклада. Грубер торжественно провозгласил Павла I восстановителем и ангелом-хранителем «Общества Иисуса» и почти убедил русского царя в необходимости объединить усилия православия и католичества для победы над европейской революцией. Но Грубер не был бы иезуитом, если б не начал собственную игру. В письме Папе Римскому он даёт понять, что дорога латинству в Россию открыта и уния под главенством понтифика близка как никогда.

А что же Александр Первый? Лично он не был расположен к иезуитам, но, воспитанный на идеях европейского гуманизма, в начале царствования воспринимал религию отвлечённо – лишь как средство просвещения народа, догматические же различия христианских церквей считая анахронизмом. А потому в начале своего правления Александр I потребовал от иезуитов лишь воздерживаться от католической пропаганды, при этом предоставив им массу прав. В стране стремительно росло число переходов в католичество, особенно среди проживавших в столице дворян. Иезуит Жозеф де Местр писал в 1816 году: «Обращение умов к нашей вере идёт чрезвычайно быстро». Иезуиты открыли множество учебных заведений с богатым набором самых модных светских дисциплин: психологии, политической географии, архитектуры, музыки и танцевального искусства. Одним из таких вузов стала Полоцкая академия. О её неистовой активности говорит хотя бы такой факт: с 1787 по 1820 год она выпустила около 500 наименований книг – это примерно десятая часть всех вышедших тогда в России. Но наибольшую известность приобрёл иезуитский коллегиум Святого Павла в Петербурге. В него поступали учиться дети самых знатных фамилий России – Барятинские, Гагарины, Шуваловы, Ростопчины… Примечательно, что девять её выпускников впоследствии участвовали в восстании декабристов, и это позволяет некоторым итальянским историкам утверждать, что идеи декабристов возникли и развивались под влиянием иезуитов.

В 1816 году император Александр I в ответ на многочисленные жалобы повелел членам ордена покинуть Петербург и Москву. Они переместились в Полоцк, но спустя четыре года императорским указом всем иезуитам было предписано навсегда покинуть пределы Российской империи – их имущество перешло в казну, а учебные заведения закрылись. В Полоцкой иезуитской академии разместился кадетский корпус.

С чем можно сравнить тот дикий период увлечения Западом в истории России? Наверно, с 1990-ми годами, нашествием сект на страну и предательством элит. А какой период в истории Отечества был противоположен по духу этой национальной расслабленности? Полагаю, правление Николая Второго. В статье 219 Устава о паспортах, вышедшего в 1903 году, говорилось: «Иезуиты ни под каким видом и наименованием не впускаются в Россию». Страна тогда крепла и духовно, и экономически.

Изучая всё это в смартфоне, несколько раз споткнувшись и едва не упав на асфальт, я наконец сунул аппарат в карман. Задумался: а нет ли схожести в произрастании декабристского бунта 1825-го и бунта в Белоруссии 2020-го? То же увлечение Западом, только не дворянства, а национальной интеллигенции, то же двулично-льстивое лукавство «западных партнёров», то же отстранённое восприятие «батькой» православия не как Истины личной жизни, а лишь как некоей моральной инстанции. Но ведь пришёл же Александр Первый к глубокой христианской вере через многие испытания, в том числе войной…

Мне вспомнилось увиденное сегодня в Богоявленском соборе знамя Полоцкого кадетского корпуса в витрине на стене. Император даровал его кадетам в середине XIX века, но когда в 1918 году вышел приказ большевиков сдать все старые императорские знамёна для уничтожения, кадеты Симбирского корпуса решили сохранить своё знамя вместе со знаменем Полоцкого корпуса, хранившимся тогда у них. Его похищали, обматывая вокруг тела, прятали в подушках, перевозили через границы, и в конце концов оно оказалось в Знаменском храме на Манхэттене. А потом был не менее сложный путь знамени на родину… Всё, имеющее настоящую ценность, рано или поздно возвращается к истокам.

Кадетское знамя в Богоявленском соборе Полоцка

Только собрался поделиться мыслью с Михаилом, как он спрашивает меня: «Ты же вроде хотел белорусские рубли снять?» Точно! Совсем забыл, что собирался вернуться ещё к Богоявленскому собору и пожертвовать какую-то сумму тамошнему завсегдатаю бомжику Юрию. Оглядываюсь по сторонам, заглядываю в карту – где тут ближайший банк? Какой там банк, всё давно закрыто! И собор уже закрыт… Так и не сдержал я обещания перед собой.

Перебазируемся в Минск

Наш путь лежит в Минск, до которого от Полоцка 230 км. Там нас ждёт Сергей Егоров, иконописец, уже знакомый нашим читателям, – не так давно я рассказывал о его работе в Ватопедском монастыре на Афоне. Сейчас он занят росписями в Покровском храме, что на проспекте Победителей столицы Белоруссии. Звоню Сергею, спрашиваю совета, где бы нам остановиться в Минске, а он: «Приезжайте, у меня будете жить!» «Ты же говорил, что живёшь в келье при храме, где там ещё двоим мужикам разместиться?» «Увидишь», – отвечает он.

И вот снова дорога. Леса по сторонам сменяются угодьями. Возделан, кажется, каждый клочок этих малоплодородных земель. Местами земля распахана до самой кромки воды – непорядок!

Подыскивая место, чтоб сделать передышку, проезжаем реку Эсса и тормозим у придорожной часовенки. Рядом – целый парк самопальных скульптур то ли из гипса, то ли из бетона. Усатый гипсовый  повар держит плакат: «От Москвы до Бреста нет чудесней места» – рекламирует кафе «Гостиный двор». Кругом забавные фигурки: кузнечик из песни, «запиликавший на скрипке», три богатыря с картины художника, два козлика, сцепившиеся на мостике рогами, тянущее репку семейство… Вспоминаю, что нечто подобное я уже видел где-то на просторах России. Но только вот в чём разница: у нас в детском парке среди фигур почти исключительно голливудские персонажи – всякие там бэтмены, человеки-пауки, трансформеры… А тут все русские, даже Хоттабыч – и тот наш! Как сказал кто-то, у народа, не желающего воспитывать своих детей, воспитывать их будут враги.

Тем-то и полезны такие поездки к братьям-славянам – возможностью сопоставлять и оценивать не столько их, сколько самих себя…

Из заметок Михаила Сизова:

Такое впечатление, что Минск только-только построили – кругом ультрасовременные здания. Во всяком случае, так выглядит город на окраине – близ храма Покрова Пресвятой Богородицы, где мы поселились.

Собственно, и этот храм тоже современный, построенный и освящённый в 2007 году. Прежде на его месте стоял одноимённый храм, чья история связана с основанием Петропавловского монастыря. К 1612 году в Минске все монастырские храмы были отняты у православных униатами и католиками – и вот тогда горожане объединились в братство, чтобы на свои средства построить монастырь. На это дело благочестивая княжна Авдотья Григорьевна Друцкая-Горская пожертвовала «три надела в центре города, аж до озера-реки Свислочи прилеглые». Стали собирать средства – и стройка пошла. Из Вильны пригласили монахов, которые начали служить в новопостроенном Петропавловском соборе, несмотря на противодействие униатов. Для православных минчан, которые много лет были без пастырского окормления и Св. Таин, можно сказать, наступил праздник. И пожертвования продолжались. В 1623 году один из жителей, Николай Варонич, подарил монастырю сеножать за городом, в местечке Крупцы. И как раз в это время на праздник Покрова на Крупецких сенокосах у источника была обретена икона Пресвятой Богородицы, которую стали называть Крупецкой. Здесь построили часовню, а потом и Покровский храм – предтечу нынешнего.

Что же касается самого монастыря, то в продолжение двухсот лет он, как пишут, «был единственным хранителем православной веры в городе Минске». В 1635 году сюда приезжал митрополит Киевский Пётр (Могила), затем здесь некоторое время жил Македонский митрополит Софроний (Голепонос). В восемнадцатом веке после пожара монастырь пришёл в упадок, его перевели в здание бывшего униатского Свято-Духова монастыря. А Петропавловский храм продолжал стоять. В 1812 году французы его разграбили и устроили в нём лазарет, но храм вновь привели в порядок. Он и поныне стоит в центре Минска – старейший из сохранившихся. О монастыре же осталась только память.

От сестричества до монастыря

Новый монастырь, женский Свято-Елисаветинский, появился в Минске только в конце 90-х годов. И вновь создали его не «сверху», а фактически сами горожане. Едем туда – на другую окраину города, в район Новинки.

Первое впечатление – мы попали в Лавру. Множество великолепных зданий, построенных в старинном стиле. Огромные белоснежные храмы. В одном из зданий проводился международный фестиваль, посвящённый празднику Покрова, – Игорь с Сергеем пошли туда, а я пристал к группе паломников, которую вёл по монастырской территории местный работник Владимир Чурбаков.

– Каков поп, таков и…

– …приход, – вразнобой ответили паломники.

– Именно так, – продолжил Владимир. – Всё начинается с человека. И этот монастырь возник вокруг конкретных людей. В конце 70-х годов один молодой человек, Андрей Лемешонок, зашёл в Свято-Духов кафедральный собор, где шла служба. Зашёл просто так. Был он сыном доктора исторических наук, который преподавал в Высшей партийной школе города Минска, да и сам о Боге никогда не помышлял. Из собора он вышел другим человеком, там у него произошла встреча с Богом. После этого Андрей оставил всё житейское и пошёл работать сторожем в кафедральный собор, там и молился. Из-за этого его отца сняли с работы, и он выгнал сына из дома. Сторожем при храме Андрей проработал тринадцать лет, учился у пастырей, а затем его рукоположили во священники.

В 1991 году православным передали старейший в городе Петропавловский собор, и отец Андрей стал там служить. После вечерних служб он исповедовал людей чуть ли не до утра. Всем он хотел рассказать про Бога: «Люди, посмотрите, в чём смысл нашей жизни? Вы говорите: посадить дерево, построить дом, вырастить сына и дочь, ещё колодец выкопать. Но главное-то в другом! Пока ты не умер и не покинул эту землю, надо определиться в своих личных отношениях с Богом. Ведь что значит слово “умер”? Это значит, что оказался “у меры” – там, где меряются совершённые тобой добро и зло». Проповеди молодого священника привлекли в храм множество людей, и скоро вокруг батюшки образовалась молодёжная община. Однажды подошла к нему девушка Лия Шиленкова, будущая монахиня Евпраксия: «Батюшка, благословите мне реально помогать людям, пойти куда-нибудь санитарочкой». Отец Андрей взял на себя ответственность, благословил её. Она оставила третий курс института и пошла работать санитаркой в Республиканскую психиатрическую больницу. Вот она здесь находится – за стенами монастыря. Поработав там, она рассказала: «Батюшка, в ней такая скорбь, боль, отчаяние, одиночество!»

Надо сказать, что раньше это место было за чертой города и пользовалось дурной славой из-за психдома. Всё здесь было мрачно. Отец Андрей приехал сюда, пообщался с больными и вышел с твёрдым убеждением, что оставлять их нельзя. К тому времени при Петропавловском соборе образовалось православное сестричество. Началось оно с того, что Ксения Вербицкая, врач 2-й клинической больницы, которая находится рядом с храмом, пригласила туда батюшку исповедовать и причастить тяжелобольных женщин. Спустя время к Лие и Ксении присоединились ещё девушки, и в 1994 году образовалось сестричество в честь преподобномученицы Великой княгини Елисаветы. Собирались они в Петропавловском соборе, служили акафист преподобномученице и готовились к большим делам.

В ноябре 96-го сюда, в Новинки, высадился большой десант – три священника с сёстрами. В психиатрической больнице батюшки исповедовали, причащали, и начальство этого учреждения увидело, как всё в палатах преобразилось, больные просветлели. Пригласили приезжать ещё. В том же году на Пасху там совершили первый молебен, затем и литургию. Место под службу выделили в особом помещении – гипнотарии, где врачи лечили гипнозом. Наверное, и православную службу они воспринимали как такое доброе, успокоительное внушение. Но так думали только поначалу. Службы стали еженедельными, врачи тоже в них стали принимать участие, и больница начала потихоньку воцерковляться. Каждую неделю причащалось около 300 человек: в больнице больше 30 отделений и из каждого сёстры приводили не менее 10 пациентов, иногда и больше.

К тому времени в сестричестве было уже двадцать сестёр. Встал вопрос о пошиве форменного облачения для них, и в одном из подвалов больницы устроили мастерскую, её возглавила Людмила Лемешонок, матушка священника. Сёстры вспоминают, как первый раз примеряли на себя белые одежды. Батюшка принёс с собой частицу ризы святого Иоанна Кронштадтского – у него такая святынька была, сёстры приложились к ней и сами облеклись в ризы послушания во имя Господа и служения ближним. Кстати сказать, эта пошивочная мастерская действует до сих пор. А в целом в монастыре сейчас около сорока мастерских, в которых до пандемии только по трудовой книжке работало более полутора тысяч человек. Не считая пенсионеров, которым трудовые книжки не нужны. Я тоже из числа этих работников, был на разных послушаниях, в том числе работал медбратом в психоневрологическом интернате, что при психбольнице, а сейчас, как видите, вожу экскурсии по монастырю.

– То есть, получается, этот огромный монастырь вырос из сестричества? – спрашиваю гида.

– Именно так. Но пойдёмте, покажу вам монастырские храмы, их здесь пять, а также есть ещё за городом, на подворьях.

«Иди с Богом»

Входим в огромный храм в честь преподобномученицы Великой княгини Елисаветы, построенный в древнем, Владимиро-Суздальском, стиле. Паломницы разошлись свечки поставить, а я подступил к нашему экскурсоводу, чтобы он рассказал о себе.

Монастырский храм Елисаветы Феодоровны с колокольней

– Сами мы не местные, – шутит он. – Мама из Ленинграда. Девочкой из блокадного города её вывезли в Сибирь, потом она попала в Крым, где познакомилась с моим отцом. С детства я мечтал стать военным и после школы поступил в Томское военное училище связи. В ту пору я был убеждённым атеистом. Наше училище, кстати, находилось в стенах бывшего мужского монастыря, может, это как-то потом повлияло. После училища служил во Вьетнаме. А крестился здесь, в Белоруссии. В начале 80-х был я в отпуске в Гродно, увидел у хозяйки икону Жировичской Божией Матери, стал её расспрашивать, она и говорит: «Тебе надо креститься». Звали её Доминика, кажется, она была православной полькой. Привела меня в храм, стала моей крёстной. После этого я вернулся обратно во Вьетнам.

– Тогда в Бога и поверили? – спрашиваю.

– Нет, всего лишь крестился. Позже из Вьетнама меня перевели в Минск. По долгу службы бывал в здании гарнизонной гауптвахты, что рядом с нашим кафедральным собором, ходил по подвалам, которые раньше принадлежали НКВД и где мучили людей, – и было такое чувство… Нечто подобное испытал лишь здесь, в третьем психоневрологическом интернате, когда первый раз пришёл. Хотелось коридоры и стены кропить святой водой – так тяжело там. Но это просто чувства.

А к Богу я пришёл в Киево-Печерской лавре в 1993-м. Зашёл в Крестовоздвиженский храм в гражданской одежде, спрятался за колонну: дай, думаю, просто так постою, ведь никому не помешаю. Вдруг рядом со мной встал монах в чёрном подряснике. Он повернулся ко мне – и я увидел такое светлое лицо, как на иконе! Спустя несколько дней я снова пришёл в храм и увидел того же монаха. Звали его Софроний. После службы мы с ним проговорили часов шесть – ходили по монастырю, и он рассказывал о Боге. В конце разговора говорит: «Я рассказал всё, что мог. У тебя есть время?» – «Есть». – «А деньги?» – «Есть». – «Тогда поезжай в Почаев, ты вернёшься оттуда другим человеком». Ну, мне поехать – только препоясаться. В тот же день сел на поезд. В Почаеве по рекомендации встретился с архимандритом, который сказал: «Всё у тебя нормально». Побывал я и в скиту Лавры. Познакомился с послушником, бывшим офицером-подводником, который также мне на многое раскрыл глаза. В Минск я вернулся действительно другим человеком.

В это время как раз вернули верующим Петропавловский собор, где в советское время располагался архив, а в одном из алтарей был туалет. Внутри демонтировали межэтажные перекрытия, работы было много, и я подключился. Познакомился там с православными минчанами, которые приходили на субботники, стал частью общины. Счастливое было время! Там стал служить отец Андрей, потом появился этот монастырь… Вот такой мой путь.

– Вы сказали, что выполняли здесь разные послушания…

– В ту пору я был ещё на воинской службе, но как-то удавалось совмещать. Поначалу в свечной чистил пол, затем сам свечки делал. Потом был такой случай. Таскал я коробки со свечами, и что-то сердце прихватило. Пошёл в военный госпиталь делать кардиограмму. Рядом в очереди дядька соседу говорит: «За сезон я 350 тысяч долларов заработал. Если будет помощник, уж я развернусь». Говорю ему: «А меня в помощники возьмёте?» Затем иду к отцу Андрею: «Батюшка, хочу денег заработать, благословите?» Он отвечает, мол, приходи на собрание сестричества, там поговорим. Пришёл я, рассказываю, что вот хочу уйти из общины, чтоб себе денег заработать. Сёстры улыбаются, батюшка говорит: «Ну, иди заработай». Я не верю, что так легко он благословляет, снова рассказываю. Тут сёстры смеяться начали, весело им. «Так вы благословляете?» – снова спрашиваю. «Да-да, иди с Богом». «Ну, – думаю, – батюшка что-то знает, а мне не говорит». И что получилось? Работать я поехал в Волгоградскую область, где надо было на огромном поле перец выращивать. Тот хозяин, что обещал хороший заработок, ради большей прибыли купил семена перца не в магазине, а у своего конкурента – турка. Семена оказались плохие, и ничего на нашем поле не выросло. Вся наша команда осталась без денег.

Вернулся я, и батюшка предложил устроиться работать в интернат. Здесь их, при психбольнице, целых два. В одном проживает около 200 детей, и сейчас там есть своя домовая церковь в честь святителя Нектария Эгинского, детки постоянно причащаются. А в интернате для взрослых – около 800 человек. Вот туда меня батюшка и благословил, но сказал прежде с женой посоветоваться. Супруга моя отговорила, мол, много времени и сил это будет занимать, но спустя два года Господь всё равно привёл меня туда. В первый день пошёл я в интернат в своей военной форме. Тут подходит ко мне дядька небритый, к лицу моему приблизился и говорит: «Дай конфетку». Гляжу, а он как ребёнок. И все там как дети – простые, доверчивые, бесхитростные. Господь лишил их разума, но не души. И она так у них обнажена!.. Бывает, подойдут к тебе и обнимут. И если у тебя какие горестные мысли, то они сразу испаряются. Вот люди, лишённые почти всего, но со внутренним светом. И радостно, что теперь они в Боге спасаются, на службах стоят и по-своему молятся.

Православный вагончик

Из верхнего Елисаветинского храма спускаемся в нижний, Святителя Николая Чудотворца, и Владимир продолжает экскурсию:

– С этой Никольской церкви монастырь и начался. Как дело было? После 1996 года сёстры стали постоянно ездить в психиатрическую больницу работать. И возник вопрос: «Батюшка, мы не успеваем физически ездить туда-сюда, благословите поставить вагончик, чтобы можно было ночевать». Отец Андрей ответил: «Давайте спросим у старца Николая, что он скажет». И вместе поехали они на остров Залит. Есть фотография, как старец Николай разговаривает с сёстрами, и даже со спины видно, как он светится! Он так их встретил: «Господи, какая радость! Какая радость! Птицы небесные, откуда вы взялись? Белые монахини. Святые люди». Сёстры попросили: «Батюшка, благословите поставить нам вагончик». И услышали в ответ: «Благословляю строить монастырь». Удивились: «Батюшка, а на что строить? Нету денег, нету спонсоров». И тогда старец Николай протянул им пять российских рублей: «Вот вам первая денежка, а остальное добавят».

В течение последующих тринадцати лет, вплоть до упокоения старца Николая, отец Андрей ездил к нему чуть ли не каждый месяц. А на улицах Минска появились сёстры милосердия со скарбонками – так у нас называют ящики для пожертвований. Стояли они и летом в жару, и зимой в тридцатиградусный мороз. По копеечке собрали деньги на строительство первого храма. Жили сёстры в одном из подвалов больницы, где устроили также иконописную мастерскую. Затем, когда стройка началась, перебрались в деревянный домик, на первом этаже которого была столярная мастерская. Спали на полу, на матрацах. Одна из сестёр вспоминает: «Там я никогда не спала на спине, а только на боку, потому что повернуться не хватало места. И всё равно это было самое лучшее время. Так длилось полгода, а весной нам построили кельи». Некоторые сёстры учились тогда в университетах, поэтому днём уезжали на учёбу, а встречались только вечером, несли послушания и молились по монастырскому уставу.

И удивительное дело! Встреча со старцем Николаем, который благословил монастырь строить, была в 1997 году, а в 99-м уже был освящён вот этот Никольский храм. За год до этого был совершён первый монашеский постриг – старшей сестры с именем Елисавета. Она и стала первой настоятельницей обители.

– А сейчас в монастыре сколько монахинь? – спрашиваю Владимира.

– Сейчас 120 монашествующих сестёр, в штате 11 священников и два дьякона. Монахини в основном из Белоруссии, России, Украины и Сербии. Из Польши есть сёстры, бывшая католическая монахиня из Германии. Она не из русских немцев, а настоящая немка, из Баварии. Когда к нам приезжали из посольства Германии, она проводила им экскурсию на немецком языке. А ещё есть монахиня из Бразилии. Она играла за сборную этой страны по футболу. У неё послушание – преподавать в православной школе, и когда там проводятся соревнования по футболу, то она главный судья. Представьте, монахиня в рясе с судейским свистком и может ещё мяч наподдать. Такая у нас свобода во Господе.

– Здесь и православная школа есть?

– Разумеется. Директор в ней монахиня Ольга, регент хора. Дети учатся с 1-го по 9-й классы по государственным учебникам, но есть и дополнительные православные предметы. Каждую среду отец Матвей совершает литургию, причащаются все ученики, учителя и родители.

Что ещё есть у обители? Два подворья. Мужское находится в 30 километрах от Минска, в деревне Лысая Гора. Там под опекой монашествующих сестёр живёт двести человек, оказавшихся в трудной ситуации: потерявшие жильё, освободившиеся из мест лишения свободы, страждущие от пьянства или наркомании. Среди них много инвалидов, и мужики, кто поздоровее, ухаживают за ними. Ну и работают в подсобных хозяйствах – там ферма с коровами, свиней держат, овец, птицу разную, огороды есть, яблоневый и грушевый сады, теплицы, пасека. Ещё есть разные мастерские. И хорошая там традиция: в конце рабочего дня братья обходят подворье крестным ходом, а потом просят прощения друг у друга. А службы там проходят в храме в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Круглосуточно читается Неусыпаемая Псалтирь – сменяя друг друга, братья молятся о своих родных и близких. В женском же подворье насельниц поменьше, около тридцати. Часто туда привозят девушек-наркоманок, в том числе из России.

– И результаты есть?

– За 23 года многие стали жить нормальной жизнью, обрели свои семьи. Сейчас в монастыре работают дети тех девушек, которых привезли на подворье. И эти дети – хорошие православные люди.

Из Никольского идём в храм иконы Божией Матери «Державная», затем в деревянную церковь в честь архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского Иоанна. Она крайняя в монастыре, за ней уже металлический забор с дверкой, ведущей на территорию психиатрической больницы.

Храм иконы Державной Божией Матери

– Этот храм один из самых высоких в Минске, высота 36 метров, – рассказывает Владимир. – Рубила его белорусская бригада. Нижний венец – дуб, потом идёт сосна, а сверху стяжки – это лиственница. В этом храме мне всегда хочется помолчать – зайти и молча молиться.

Храм свт. Иоанна Шанхайского находится уже за оградой монастыря, на территории психлечебницы

Подходим приложиться к частице мощей святителя Иоанна и к его иконе, которую, как пояснил наш гид, написали на пожертвование китайца. Почему-то китайцам, которых много среди туристов, больше всего нравится эта церковь.

– Перескажу про Иоанна Шанхайского, что слышал своими ушами, – говорит Владимир. – Вот человек такое поведал. Мол, мы, мальчишки, стоим в храме, вдруг из алтаря владыка Иоанн выходит: «Кто к исповеди?» А тот первый стоит. Мальчишки в спину толкают: «Иди, тебя». Владыка епитрахилью закрывает и спрашивает: «В чём каешься?» Он начал рассказывать, как взрослые его научили: каюсь, что плохо себя веду, что не слушаюсь. А владыка начал рассказывать, что такое грех и как он отделяет человека от Бога. Этот мальчик говорит, что его слушал бы и слушал. Потом владыка прочитал над ним разрешительную молитву и говорит: «Я сейчас сниму епитрахиль, только ты не пугайся, здесь темно». Когда он снял епитрахиль, в храме была уже полная темнота, только лампадки горели перед иконами, а все люди ушли домой. Сколько времени он уделил этому мальчику, представляете? Потом он вырос, стал архиепископом Михаилом и сам про себя рассказал во время освящения этого храма в 2019 году.

– Он приезжал специально на освящение? – спрашиваю.

– Да, владыка Михаил (Донсков) специально прилетал из Женевы. С ним были гости из США, которые привезли в Минск ковчег с десницей Великой княгини Елисаветы.

Чудеса в Минске

В этом деревянном храме мы задержались надолго. Разговорился я с одной из паломниц. Оказалось, что сама она минчанка, но живёт в двадцати километрах от города в деревенском доме, где держит хозяйство.

– Недалеко от нас Лысая Гора, – говорит Людмила, – и мы с тамошним подворьем дружим. Однажды матушки попросили моего мужа вырезать на доске икону Божией Матери «Животворящий источник», чтобы определить её в часовню. Стал мой муж искать хорошую доску из лиственницы – весь дом и сараи облазил, но ничего не нашёл. Сказал мне: «Позвони матушке Августе, не получится у меня ничего, метровой доски такой нет». Вдруг в 4 утра он будит меня: «Слушай, мне приснилась Она». – «Кто?» – «Божия Матерь. И показала, где лежит нужная доска, из ясеня. Она на сеновале». Берём фонарик, лезем на сеновал – и точно, в указанном месте под сеном лежит нужная доска. Стал муж вырезать – по образцу, который ему дали. Там у Богоматери строгое и очень старое лицо, а у мужа из-под резца весёлое, молодое выходит. Говорю: «Андрюшка, значит, Она хочет быть такой, не мучайся, не старь Её». А Богомладенец сразу получился, вырезался легко. Муж говорит, что это не он Его резал, Сам такой вышел. Теперь эта икона на подворье висит. Вот разве не чудо?

Наш гид Владимир подошёл к нам:

– Про чудо говорите? А вот здесь у нас образ Пресвятой Богородицы «Целительница», написанный в обители и по молитвам перед которым много было удивительного. В конце пандемии приходит к нам сорокалетняя женщина, плачет: «Я сделаю всё, что вы скажете. Я не хочу, чтобы умер мой муж!» В больницу его увезли с поражением лёгких в 95 процентов, даже под ИВЛ класть не стали, просто кислород ко рту подключили, чтобы облегчить уход. Сестра ей говорит: «Читайте акафисты Божией Матери и святителю Иоанну Шанхайскому». И вот женщина полторы недели каждый день приходила в монастырь и читала акафисты, на коленях молилась. Слышал я, как она одной сестре сказала: «Знаете, в какой-то момент я почувствовала, что Матерь Божия стоит у постели моего умирающего мужа». А через полторы недели сообщила, что её мужа выписали из больницы, у него полностью восстановились лёгкие. Он приходил сюда, исповедался и причастился.

А вот ещё у нас икона… В Москве есть Матрона Московская, в Петербурге – Ксения Петербургская, а у нас в Минске – Валентина Минская. Святая местночтимая. Она почти что наша современница, упокоилась в 1966 году. Акафист ей начинается словами: «Избранной Богом на сохранение веры Православныя во дни гонений на земли отечества нашего…» Священников расстреливали, храмы закрывались, и Господь являл вот таких людей, чтобы других духовно укрепляли. Сама она болела, не вставала с постели, а люди часами стояли у её домика, чтобы помолилась о них. Во время Великой Отечественной к ней приходили и спрашивали, живой ли муж, брат, отец, можно ли молиться об их здравии. Одним матушка говорила: «Молись как о живом». Другим: «Его глаза закрылись». Сегодня на её могилке происходят тысячи чудес, в том числе исцеления по онкологии. И настолько это явно совершается, что стали выходить сюжеты на белорусском телевидении и радио.

Меня это лично коснулось – она помогла нашей семье в деторождении. Видел мужчину я с огромным букетом белых раз, ей на могилку привёз. Двенадцать лет в браке, детей не было, врачи однозначно говорили, что и не будет. И вот мне говорит: «Сегодня суббота, а в среду у меня родился сын…» Смотрю, у него по щеке потекла слеза. Или вот молодая женщина рассказала: у неё были трудные роды, с ребёнком её везли в реанимацию, и тут, говорит, я почувствовала присутствие женщины, которая ко мне прикоснулась и сказала: «Я тебе помогу». И когда всё прошло успешно, мальчика принесли крестить в храм, мама её ей говорит: «Там, у колонны на аналое, лежит иконочка, подойди приложись». Она подошла, увидела икону – и слёзы как хлынули! «Мама, это она мне помогла!» И таких случаев очень много. Вот вы в газете расскажите об этом.

Протоиерей Андрей Лемешонок беседует с прихожанином

– Не только расскажем, но и сами туда съездим, – обещаю.

В этом тихом деревянном храме экскурсия закончилась, пропели «Богородице Дево, радуйся» – и я поспешил в главный храм, где по расписанию должен был читаться акафист. Читал его сам духовник монастыря, отец Андрей Лемешонок. В перерыве он сказал короткую проповедь, простую и ясную – об осознании греха:

«Мы часто даже себе не можем признаться в своих ошибках. Обманываем самих себя и продолжаем совершать их дальше. А ведь легче лечить болезнь, когда ты её знаешь. Когда знаешь, с чем надо бороться. А если человек оправдывает себя, живёт в бесчувствии и безразличии, благодати Божией очень сложно попасть в сердце и ум человека. Человек замыкается в своих каких-то мелких интересах, живёт в маленьком, им самим созданном мирке. Это не жизнь. Надо проснуться и по-настоящему поработать Богу. И это возможно на всяком месте и во всякое время. Нет никаких ограничений, чтобы мы с вами смогли что-то сделать для Бога. Надо только очень сильно захотеть».

Храм был полон народа. Поискав глазами, нашёл Игоря и Сергея. Странное чувство: словно вечность их не видел, прожив здесь какую-то отдельную жизнь.

(Продолжение следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска