Памяти архимандрита Александра (Вишнякова)

Отец Александр (Вишняков). Фото: pravmir.ru

Наш рассказ – о военном священнике русской императорской армии архимандрите Александре (Вишнякове), казнённом фашистами в ноябре 41-го. Нынешние гонения на православных христиан Украины послужили поводом для написания этого материала. Так, 16 марта прошлого года был схвачен СБУ, а затем убит киевский священник Сергий Родионов. Родные нашли его тело несколько недель спустя в одном из моргов. В тот же день был избит, а затем уведён в лес и пропал без вести священник одного из винницких сёл – архимандрит Лавр (Березовский). Сразу несколько митрополитов лишены гражданства, их вынуждают покинуть страну. Захвачена святыня всего православного мира – Киево-Печерская лавра. А ведь подобное уже было во врем Великой Отечественной.

Как-то в «Архипелаге ГУЛаг» Солженицына на глаза мне попалась следующая фраза: «А приходилось же немцам иногда и правосудие вершить, например над доносчиками советского времени, – как расстрел дьякона Набережно-Никольской церкви в Киеве, да не единицы случаев таких».

Тут писатель ошибся. Расстреляли настоятеля отца Александра (Вишнякова), и отнюдь не за то, что был доносчиком. Исповедником он был, прошедшим через сталинские лагеря, пастырем добрым, спасавшим в Киеве людей, обречённых на уничтожение.

А убили его по совершенно другим причинам. В сводке гитлеровской службы безопасности СД от 5 декабря 1941 года, где говорится об убийстве священников, ни слова об их связях с НКВД, так как не было никаких связей. Говорится лишь о том, что у батюшек нашли текст воззвания Митрополита Сергия (Страгородского), призвавшего ещё в июне дать отпор захватчикам. Но это был лишь повод, да и неправда к тому же – дома священников во время ареста не обыскивали, воззвания не находили. Знали, конечно, что они зачитали его с амвона, как и остальные настоятели в стране, но и только. Подлинная причина – та же, что и в наши дни: расчистить путь раскольникам-автокефалистам и запугать православное духовенство.

Спустя два года Киев был освобождён, и о мучениках узнала вся наша Церковь. Это случилось благодаря отчёту митрополита Николая (Ярушевича), посетившего древнюю русскую столицу.

Глазами владыки Николая

«С глубоким волнением подъезжал я к Киеву вскоре же после очищения его нашей героической армией от фашистских захватчиков», – писал митрополит Николай (Ярушевич) о посещении Киева («Журнал Московской Патриархии», № 4, декабрь 1943 г.).

Перед владыкой открылась панорама города-мученика, над которым царствовала на высокой круче знаменитая колокольня Киево-Печерской лавры. Но глаза не нашли возле неё куполов Успенского собора, созданного в одиннадцатом веке, – он был взорван. В Лавре были расхищены и уничтожены находившиеся в ней музеи: исторический, этнографический и другие. Исчезли всеукраинская историческая библиотека, лаврские архивы, разграблены были экспонаты по истории Украины XV–XIX веков: грамоты, старинные монеты, печати и пр. В храме Святой Софии, где хранились мощи святой княгини Ольги и святого князя Владимира, курили, ковыряли ножами древнейшую мозаику. Перед уходом подожгли Владимирский собор, расписанный Васнецовым и Нестеровым. К счастью, наша армия шла буквально по пятам вандалов – пожар удалось потушить. Но самое страшное случилось с находившимися под оккупацией людьми.

«На окраине Киева есть местность с именем “Бабий Яр”, – продолжает владыка Николай. – Это ряд огромных узких и глубоких оврагов. Это место немцами было избрано для массовых убийств мирных жителей Киева. Уже через несколько дней после своего входа в Киев оккупанты издали приказ: всему еврейскому населению, целыми семьями, со стариками и детьми, собраться в одно место, из которого десятки тысяч несчастных людей были отведены к Бабьему Яру и там после расстрела сбрасывались в овраг; как передают очевидцы, дети сбрасывались и закапывались живыми. Выросло огромное кладбище. За месяцы оккупации оно увеличивалось: здесь были расстреляны большие группы наших военнопленных и арестованных мирных людей… Вся поверхность оврагов покрыта серым слоем праха наших мучеников, оставшегося после сожжения; на дне оврага – погнутые в огне железные решётки, на которых трупы сжигались, различные предметы, принадлежавшие покойным: окровавленные детские шапочки, детский сапог с частью оборванной ступни, детские калоши, женские волосы, туфли, листки молитвенников, очки и пр. Не передать словами тех чувств, которые буквально рвали на части сердце при виде этих жертв и их останков».

В сентябре 1943 года началось общее отступление немцев из-за Днепра, и запылали заднепровские сёла. Затем последовал приказ о выселении в течение 48 часов жителей большей части Киева, в том числе священнослужителей. Умер от побоев игумен Лавры Иринарх (Кондаркин), размозжили головы почитаемой столетней схимнице Серафиме и её послушнице Александре.

Но началось это двумя годами раньше. «Первыми жертвами немецкого насилия среди церковников Киева, – сообщил митрополит Николай, – были расстрелянные ещё в ноябре 1941 года за чтение в храмах первого послания Митрополита Сергия архимандрит Александр (Вишняков) (настоятель Никольско-Набережной церкви) и протоиерей Павел Остренский (настоятель церкви Байкова кладбища). Вечная память всем невинно павшим от руки немецких насильников».

Рюрикова могила

В биографии отца Александра много белых пятен и ошибок, но основное, к счастью, мы можем восстановить по рассказам внучки Ларисы Гаврииловны Барановской и по воспоминаниям сына Гавриила Вишнякова. Будущий пастырь появился на свет в селе Подгорье Лужского уезда. Именно там, как удалось установить, служил с 1888 по 1898 год священник Василий Иванович Вишняков. Это был отец архимандрита Александра, крещённого в честь святого благоверного князя Александра Невского.

Место это – Передольский погост – довольно известное. Поблизости находится Шум-гора, высотой около 14 метров. Согласно одной из легенд, в этой горе сокрыта церковь, которую язычники закопали вместе с людьми, и с тех пор там идёт вечная служба. Но куда более распространено предание, что здесь погребён родоначальник Руси князь Рюрик. Вот оно, записанное в XIX веке: «Была битва поздней осенью, на северном берегу Луги. Рюрик был тяжело ранен и погиб. Холодно было, земля смёрзла, тело его засыпали камнями. Остались 12 человек с ним. Весной тело Рюрика перенесли через реку на южный берег Луги, где похоронили в большом кургане, в золотом гробу…» Прежде это место так и именовалось: Рюрикова могила, или Крестовая сопка – на её вершине стояли часовня и каменный крест.

Рассказываю это, чтобы передать, в какой атмосфере протекали первые годы жизни отца Александра. Нет сомнений, что он знал легенду о последней битве и погребении Рюрика – она была записана на территории Передольского погоста как раз в годы его детства.

Ещё одной историей из детства отца Александра стал подъём сто-пудового колокола на колокольню Воскресенской церкви, где служил иерей Василий Вишняков. Правда, в ту пору, когда Александр учился в семинарии, колокольня не выдержала – лопнула железная связь, здание наклонилось, в сводах появились трещины. Какое печальное предвестие будущих бедствий! Нет больше ни колокольни, ни колокола, а от Воскресенской церкви остались одни руины, на которых растут деревья.

* * *

Ещё в юности Александр решил последовать примеру отца, поступив в Санкт-Петербургскую семинарию, а затем окончив и Духовную академию. Как человека с академическим образованием, его ждало в епархии хорошее будущее. Отчего он всё бросил, став военным священником, – Бог весть. Быть может, повлияло семейное предание, что один из предков служил священником в войске Иоанна Грозного во время похода на Казань. Назначение отец Александр получил в 83-й пехотный Самурский полк, прославившийся в кавказских войнах. Батюшка прибыл в полк в мае или июне 1915-го, как сообщал «Вестник военного и морского духовенства», вместо эвакуированного по болезни священника Сергия Богдановича. Вслед за царём в то время оскорблениям уже начала подвергаться и Церковь – известен случай, когда в полевом храме одного из полков солдаты устроили уборную. Но Самурский полк высоко держал своё знамя. Была в этом и заслуга отца Александра, убеждавшего солдат, что не стоит ждать ничего хорошего от «антинациональных сил».

В июне 17-го, когда крепость нашей армии была сильно подорвана революцией и тяжелейшее положение сложилось под Тернополем, 3-й Кавказский корпус в Галиции совершил свой последний подвиг. Немцы совместно с турками рвались к Каменец-Подольскому, но были разгромлены на реке Збруч. Чтобы оценить масштабы, довольно сказать, что потери врага составили 25 тысяч человек.

К этому времени, возможно, и относится военный подвиг отца Александра: был убит командир одной из рот и священник с поднятым крестом повёл роту в атаку. Наградой ему стал солдатский Георгиевский крест. Случай не первый в истории русского военного духовенства, но, возможно, последний.

Испытания и скитания

После Октябрьского переворота вместо того, чтобы вернуться домой, отец Александр отправился в Добровольческую армию. Его не могли остановить ни самостийники, ни красные, это сделал в степи сыпной тиф. Три месяца священник был между жизнью и смертью, но нашлись добрые люди – спасли.

Поселился с женой в Киеве, где жили её родственники. Древняя русская столица была в то время захвачена петлюровцами – помните, как описано это в булгаковской «Белой гвардии»? Однажды, во время очередного погрома, разграбив синагогу Бродского, самостийники отправились ловить евреев по квартирам. Пришли и к дому, где жил отец Александр. Священник вышел с крестом в руках к вооружённой толпе. «Евреев здесь нет», – сказал он убийцам. Это была ложь во спасение.

В тот момент батюшка и помыслить не мог, что спасает ещё и собственную жизнь. В феврале 1918-го большевики вошли в Киев, и начался обычный для них террор. Было схвачено более трёх тысяч человек, многих отправили в подвалы бывшего Института благородных девиц, в том числе отца Александра. Спустя какое-то время, когда Белая армия освободила Киев, оказалось, что людей казнили в институтском гараже. Пол был залит кровью, а стены продырявлены тысячами пуль. В саду, где любили гулять юные дворянки, откопали сначала 127 трупов, наспех зарытых, в другой яме нашли ещё 80 обезображенных тел, в том числе восьмилетней девочки, привязанной верёвкой к телу матери, – обе были застрелены.

Такой конец ожидал и отца Александра, но, к счастью, жена не смирилась с его участью смертника. Согласно семейному преданию, она обратилась за помощью к известному большевику Иосифу Варейкису, родственников которого батюшка спас от петлюровцев. Но здесь сразу две ошибки. Во-первых, Варейкис был не евреем, а литовцем, во-вторых, хотя он имел в Киеве знакомых, а впоследствии возглавил здешний Губком, в момент ареста отца Александра находился в Симбирске. Поэтому определённо можно сказать лишь о том, что спасение отца Александра как-то связано с тем, что он защитил евреев от погрома, а в его спасении каким-то образом поучаствовал Варейкис.

Это было, наверное, одно из немногих добрых дел, которые совершил в своей жизни Иосиф Варейкис. В конце 1920-х он занимался раскулачиванием, осудив пятнадцать тысяч человек, во время Большого террора был организатором репрессий в Дальневосточном крае. Товарищи по партии отправили его в сумасшедший дом, но выручил его оттуда Сталин, он же и приказал расстрелять Варейкиса в 38-м на полигоне «Коммунарка» под Москвой. Страшная эпоха. Невозможно понять, зачем эти люди поступали так друг с другом и с народом. Но иногда и через таких Господь вершит Свою волю.

* * *

Спустя какое-то время отец Александр прославился в Киеве как проповедник. После того как ему запретили беседовать с паствой в Троицком храме на Жилянской, начал участвовать в диспутах о вере с атеистами, включая наезжавших из Москвы. Самым известным из них был нарком Луначарский, который, говорят, был посрамлён батюшкой во время полемики.

Новая волна гонений началась в 1922-м, когда был арестован Патриарх Тихон. В России власти использовали для этого главным образом обновленцев, а на Украине ставку сделали на священников-националистов. В общем-то, те же обновленцы, но с учётом местной специфики. Ещё в 1921-м они провозгласили создание Автокефальной Церкви, с украинским языком богослужения. Вождём раскольников был протоиерей Василий Липковский, которого священники и миряне провозгласили епископом, возложив на него руки. Больше было некому – архиереи обходили автокефалистов десятой дорогой. Так их с тех пор и звали – самосвяты. Их моральный дух был столь низок, что даже глава раскольников признавался, что в УАПЦ «во время наибольшей народной метели залетело немало лёгкого, просто авантюристского пороха». Всё как в наши дни.

Совершенно другим было отношение богоборцев к пастырям Патриаршей Церкви. Отца Александра с семьёй выгнали из церковного дома, но верный тихоновец продолжал защищать Церковь от обновленцев и автокефалистов. Он продолжал возносить молитвы о находящемся в узах Патриархе, а в его съёмной квартире в ответ на это проводился один обыск за другим. Глумились, обворовывали, потом на 10-15 суток забирали в тюрьму – обыденная жизнь пастырей той эпохи.

Настоящим ударом стала смерть старшего сына, шестнадцатилетнего Георгия, – талантливого, подающего надежды пианиста. Воспаление лёгких, которое в то время почти не поддавалось лечению.

«Запоминай, сынок!»

Что ждёт Церковь впереди? Отцы понимали, что дальше будет только хуже. Сын отца Александра Вишнякова Гавриил рассказывал:

«Мои детские воспоминания и впечатления начали складываться с 1927 года, когда мне исполнилось пять лет. Помню, как в день Пасхи моя мама подносила меня к окну с видом на церковный двор, где хулиганствовали большевистские молодчики. Подъезжали на грузовиках, нарядившись в церковные одежды. Кривляясь и вопя непристойные песни, приплясывая, вырывали из рук людей, выходивших из церкви, освящённые куличи и пасхальные яйца. Мать, крестясь, шептала мне: “Это ироды делают, Господь их покарает. Запоминай, сынок!” Я запомнил. И не только это. В 1929 году мой отец был назначен настоятелем храма Св. Троицы. Мы с ним часто ходили пешком в Лавру. Однажды весной отец повёл меня утром в это святое место. В то время священники надевали на выход гражданскую одежду, так как было крайне рискованно ходить в рясе. В противном случае это расценивалось как пропаганда против Советской власти. Во дворе Лавры стояла большая толпа людей: ожидался ещё один акт большевистской злобы и бесчинства. И вот, разбив одну из колонн верхнего яруса колокольни, красноармейцы (вероятно, чекисты) сбросили вниз самый большой колокол, подаренный ещё императрицей Екатериной II. Все присутствующие верующие пали на колени и так пробыли несколько минут под прощальный стон разбитого колокола».

В Троицком храме были запрещены церковные требы: крещение, венчание, отпевание. Увы, на этом не остановились. В начале 30-х, когда начался страшный голод, тысячи людей стали стекаться в Киев, спасаясь от смерти. Куда податься в городе, который многим был незнаком? Шли в храмы, которые власти начали закрывать один за другим. Из десятков остались четыре. В числе других закрыта была и Троицкая церковь, очень любимая в народе.

* * *

Храм закрыли в 34-м, а спустя какое-то время арестовали настоятеля. Когда родные добились свидания с отцом Александром, то содрогнулись. «Отец был неузнаваем, – вспоминал Гавриил. – Лицо – сплошная синяя маска, зубы выбиты, поседевшие волосы. А ведь ему было всего 47 лет».

Приговор: «3 года исправительно-трудовых лагерей». Формулировка приговора: «Обвиняется в раскрытии сведений, которые не подлежат разглашению». Что могло за этим стоять? Возможно, ему сделали предложение сотрудничать, а он не только отказался, но и рассказал об этом знакомым. Место заключения: «Дальне-Восточный край, бухта Нагаева, Севвостлаг НКВД».

Но самым горьким было не это, а то, о чём он узнал по возвращении: сына исключили из нескольких школ подряд, жену не брали на работу и не на что было купить еды, нечем было платить за квартиру; и жена не выдержала, подала на развод. Бывший заключённый отец Александр идёт по ставшему сначала родным, а теперь снова чужим городу. Ему негде жить, его церковь закрыта. Можно вернуть жену, быть может, она согласится. Но имеет ли он на это право? Завтра может последовать новый арест, и всё повторится. Батюшка едет в Москву, где пастыря верного принимает Митрополит Сергий. Постригает в монашество, возводит в сан архимандрита, словно в благодарность за всё, что претерпел исстрадавшийся священник. Имя оставляет прежнее – Александр, что значит «защитник людей». Ни одно имя не подходило этому монаху больше его собственного.

* * *

Слава Богу, прихожане его не забыли, остались с ним. Вскладчину купили небольшой глинобитный домик на окраине Киева, где батюшка открывает домовую церковь во имя святой Марии Магдалины. Служит также в Соломенской церкви, куда с трудом добирается, измученный в лагере. Власти, похоже, махнули на него рукой. А потом началась война.

Уже 22 июня 1941 года Местоблюститель Патриаршего престола Митрополит Сергий (Страгородский) обратился с Посланием к народу, где были такие слова: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят ещё раз попытаться поставить народ наш на колени».

По некоторым сведениям, отец Александр развозил Послание по храмам вместе с экзархом Украинской митрополии владыкой Николаем (Ярушевичем). Вскоре стали доходить известия об уничтожении евреев в Житомире и Виннице. Это побуждало киевских иудеев обращаться к батюшке с просьбой крестить их. Крещёных евреев немцы убивали значительно реже, это давало шансы выжить. Среди крестившихся называют дирижёра Натана Райхлина, который вскоре, к счастью, успел эвакуироваться, но многие бежать из Киева не успели. В их числе я обнаружил бабушку певца и актёра Владимира Высоцкого – Ирину Алексеевну Высоцкую. Из Киева, когда началась война, Высоцкая уехать не смогла. Сохранилась справка, которая ставит точку в спорах о том, в каком именно храме служил отец Александр (Вишняков) перед гибелью:

«20 октября 1941 года в Св. Наб. Никольской церкви Архимандритом Александром (Вышняковым) повенчан: гр. г. Киева Георгий Лукич Семененко 51 года, разведённый, православный, и гр. г. Киева Дария Алексеевна Высоцкая 41 г., разведённая, православная». («Наб.» – это Набережная.)

«Дарией Ирина Алексеевна стала буквально в первые дни оккупации, – вспоминала о тех днях киевский хормейстер Ирина Андреевна Мельниченко, соседка Высоцкой. – Это Лукич помог сделать ей новые документы, где была запись о её национальности – украинка. Когда начались расстрелы евреев в Бабьем Яру, к нам в квартиру пришли трое немцев с целью выявления евреев. В коридор вышли все жильцы нашей квартиры, и старший из солдат, изучив документы и осмотрев всех внимательно, указал на Ирину Алексеевну пальцем и спросил: “Юде?” Та ответила отрицательно. Тогда немец обратился к моим родителям с тем же вопросом по поводу Ирины Алексеевны. Мои родители тоже подтвердили, что эта женщина не еврейка. Немец ещё раз задал свой вопрос и направил пистолет на родителей, но те снова ответили, что их соседка не еврейка. После этого немцы ушли, но весь период оккупации Ирина Алексеевна жила в страхе, что кто-то когда-нибудь выдаст её».

Не выдали, и крещение сыграло в этом большую роль. Как говорила о Высоцкой дворничиха, «шо жидивка – то жидивка, шо крещена – то крещена». Относительно купленной справки на имя некой Дарии Мельниченко ошиблась, возможно, что-то неправильно поняла. Крестьянку не могли звать Дария Алексеевна Высоцкая, можно с большой долей уверенности сказать, что имя это было дано Ирине Алексеевне при крещении, а крестил тот же, кто и венчал – отец Александр (Вишняков). В девичестве Ирину Алексеевну звали Дебора Евсеевна Берштейн. Замуж вышла по иудейскому обряду в 1915-м за Владимира Семёновича Высоцкого (по документам – Вольфа Шлиомовича, но так его никто не звал). Брак с Георгием Лукичом Семененко, кстати, не был фиктивным, жили потом душа в душу, благословлённые архимандритом Александром.

Гибель в Бабьем Яру

Никольско-Набережный храм открылся вскоре после того, как советские войска оставили Киев. Кто предложил батюшке возобновить в нём службы – неизвестно. Возможно, архиепископ Алексий (Громадский).

Церковь Николы Набережного в Киеве, современное фото (ru.wikipedia.org)

Это был немолодой архипастырь, всю жизнь прослуживший на Волыни, которая до революции входила в состав Российской империи, а затем была захвачена Польшей. В 39-м перешла к СССР, а спустя какое-то время владыка Алексий стал Галицко-Тернопольским экзархом. Арестовали его то ли перед самой войной, то ли в первые её дни, погнав на восток вместе с другими заключёнными. Измученный допросами, пожилой человек не смог пройти и сорока километров, упав без сознания. Чекистам показалось, что он умер. Этап отправился дальше, а владыку нашли и подняли на ноги крестьяне.

Колонна людей идёт по Киеву в сторону Бабьего Яра на расстрел. Фото: berghofday.blogspot.com

Уже 18 августа Собор духовенства в Почаевской лавре доверил ему возглавление той части Украины, которая оказалась в оккупации. Это было сделано в рамках церковного права: если те или иные епархии теряли связь с Патриархией, им дозволялось временное автономное управление. На Украине в этом была особая потребность, так как вновь оживились раскольники-автокефалисты. Архимандрит Александр присоединился к Украинской Автономной Церкви.

Вскоре его вызвали в гестапо, где запретили читать Послание Митрополита Сергия, высказав надежду, что батюшка поможет фашистам в работе с населением. Немного спустя последовал новый вызов. Может, проповеди не нравились, а может, то, что он продолжает крестить евреев, – доносчиков хватало. Больше не улыбались и ничего не предлагали, только пугали. В конце сентября по всему Киеву был вывешен приказ: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября…» С собой предлагалось взять документы, деньги, ценные вещи, а также тёплую одежду и бельё. Кто не выполнит, будет расстрелян. Так началась история Бабьего Яра.

К отцу Александру прибегает венгерский еврей Ян, которого батюшка крестил вместе с женой Симой и тремя детьми. Всех погнали к Яру, но Ян смог сбежать, бросившись к единственному человеку, который мог помочь. Священник прикрепил к рясе Георгиевский крест и отправился с несчастным отцом к Бабьему Яру. На германского офицера произвели впечатление и сан, и боевой орден, и безупречный немецкий священника. Он поверил, что по ошибке забрали крещёных, и разрешил их найти. Батюшка и Ян отыскали в громадной толпе Симу, нашли двух деток. Третьего ребёнка нигде не было. Когда стемнело, нужно было срочно уходить: вот-вот начнётся что-то страшное и погибнет вся семья. В отчаянии эти пятеро покидают кусочек земли, где будет убито и закопано за два года 200 тысяч человек.

Неизвестно, что сказал батюшка на ближайшей проповеди, но в гестапо и СД не намерены были больше его терпеть.

Бабий Яр. Перед казнью. Источник изображения: voenflot.ru

В это время самосвяты строчили на православных один донос за другим, желая захватить все патриаршие храмы в городе. В октябре они создали Церковную Раду во главе с бывшим викарным епископом Волынской епархии Поликарпом (Сикорским), желавшим Гитлеру «успеха для окончательной победы над врагом Востока и Запада». Это часть ответа, почему были казнены отец Александр (Вишняков) и отец Павел Остренский. Сразу после их гибели обе церкви, Никольско-Набережная и Вознесенская при Байковом кладбище, были захвачены раскольниками – так немцы расчищали место для своих союзников.

* * *

Хроника событий такая:

* 9 октября 1941 г. Гитлер отдаёт директиву относительно древнего Успенского собора: запретить впускать священников, монахов, мирян и рассмотреть вопрос о его уничтожении.

* 31 октября 1941 г. – издана секретная директива за подписью Гейдриха: «Среди части населения бывшего Советского Союза, освобождённой от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть Церкви». В этом он видел большую политическую опасность, предложив: «позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию».

«Новый класс» имелся в наличии – раскольники-националисты, требовалось лишь помочь им уничтожить православие. Один в один то, что делали большевики в первой половине 20-х.

* 1 ноября 1941 г. один из руководителей СД в Киеве подписал указание, где говорилось: «По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать».

* 3 ноября взорван Успенский собор.

* 6 ноября казнены архимандрит Александр (Вишняков) и протоиерей Павел Остренский. Цель – запугать остальных пастырей.

Мы видим последовательное исполнение программы по уничтожению православия на оккупированных территориях. Правда, вскоре пыл фашистов сильно остудил разгром немцев под Москвой, после чего террор против православных христиан отложили на будущее, но не мешали проводить его украинским националистам.

В мае 43-го был убит из засады между Кременцом и Дубно митрополит Алексий (Громадский). Злодеяние пытались свалить на советских партизан, но с самого начала в это никто не поверил, а в 1961-м, в Чикаго, появилась книга одного из участников нападения, боевика УПА, рассказавшего о подробностях заказного убийства.

В течение лета 1943 года только на Волыни убили 27 православных священников, чтобы запугать остальных. Отец Александр был лишь первым в этом ряду. Никто из мучеников не прославлен, хотя в основаниях для канонизации нет никаких сомнений – все пастыри погибли за веру православную, за отказ перейти в раскол. В советское время считалось, что если много говорить о националистах, то это может бросить тень на УССР. После 1991-го бандеровцы с мельниковцами и вовсе были объявлены героями. К сожалению, Украинской Церкви не хватило мужества пойти против этого политического течения, а Московская Патриархия даже если бы и захотела, не могла действовать через голову Киевского митрополита. Впрочем, не сильно-то и хотела, к сожалению.

* * *

Про то, что происходило в Бабьем Яру, знал весь город. Гавриил Вишняков вспоминал, как облысел за несколько дней от сильных переживаний. Ему было 18 лет. День за днём он слышал выстрелы и крики, крики и выстрелы, а в безымянной могиле где-то там, откуда доносились эти ужасающие звуки, лежал любимый отец.

В день ареста отец Александр успел отслужить литургию, после чего собирался пойти исповедать на дому больную женщину. Сын прибежал в церковь предупредить – к ним домой дважды приходили гестаповцы. Отец выслушал, но намерений не изменил. У дома прихожанки его уже ждали фашисты на мотоцикле – похоже, доносчики принадлежали к ближайшему окружению настоятеля. Удостоверившись, что это он, немцы приказали ему сесть в коляску. Батюшка повернулся лицом к сыну и, достав карманные часы, отдал их со словами: «Возьми, сынок. Больше мы не увидимся».

На третий день отчаявшийся Гавриил отправился то ли к автокефалистам, то ли к униатам – он их не слишком различал. Вспоминал: «Я обратился к одному из униатских епископов. Когда он узнал, что я сын архимандрита Александра, то в ярости застучал ногами». Объявил юношу сыном изменника и пригрозил, что кому-то позвонит и с Гавриилом будет то же, что случилось с его отцом.

Широко известна версия гибели батюшки, согласно которой украинские полицаи в вышитых сорочках и повязках на рукавах заставили его раздеться донага. Выломали два дерева, сделали из них крест и попытались распять, но не получилось. Тогда вывернули ему руки-ноги и колючей проволокой притянули к перекладинам креста. Затем распятого таким образом архимандрита облили бензином и подожгли. Так, горящим на кресте, его и сбросили в обрыв. Якобы рассказали об этом чудом выжившие. Но всё произошло, вероятнее всего, на «конвейере смерти»: в Бабьем Яру работала отлаженная машина по уничтожению людей под присмотром около трёхсот украинских полицаев и немцев.

В декабре 41-го состоялся разговор Гавриила Вишнякова с епископом Пантелеимоном (Рудыком), только что назначенным управляющим Киевской епархией. Владыка со слезами на глазах произнёс: «Ваш отец, архимандрит Александр (Вишняков), расстрелян немцами в Бабьем Яру 6 ноября 1941 года». Это всё, что известно о гибели батюшки.

Читаю бесконечный список погибших:

«…2224 Верьянская Муся, 16 лет

2359 Витман Лева, 6 лет

2380 Вишняков Александр Васильевич

2381 Вишнякова Ирина, украинка

2384 Внуковская Ольга, 1910 г.р., евр.

2385 Вова, сын…».

Дети, женщины – двести тысяч, не представлявших, как правило, никакой опасности. Много советских пленных. И конечно, христианский священник, сделавший свой выбор – быть с гонимыми, чаще всего мало похожими на его паству. Выбор у него был, в отличие от других, зарытых в этой земле, никем прежде не освящённой. Он освятил её собой.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска