По дороге из Йошкар-Олы в Киров, километров через тридцать, стоит райцентр Оршанка. Самое красивое здание, как водится, храм. Трудно поверить, что Предтеченская церковь не так давно была уродливым питейным заведением. А ещё с удивлением обнаруживаешь на улице щит – из тех, на которых в пору моего детства писали «Слава труду!», а потом стали называть иностранным словом «билборд». А тут, смотри-ка, нечто новое: фотография пожилой женщины и надпись, из которой узнаёшь, что это схимонахиня Магдалина – уроженка Вятской губернии, почитаемая как чудотворица.

Была она самой известной прихожанкой здешнего храма за всю его историю, вот только Магдалиной её в Оршанке не звали. Долго не знали, что она схимница, но и потом продолжали звать – Любушка, Любонька. Почитание её не прекращалось никогда, но с появлением прихода возобновилось в полную силу. Хоть и не прославлена матушка, но спроси у оршанцев, кого считают небесным покровителем своего селения, имя Любушки назовут многие.

Однако знакомство с Оршанкой мы начнём с другого – беседы с настоятелем храма отцом Дмитрием Вылекжаниным.

 «В каждом русском человеке»

– Отец Дмитрий, слышал, что крещение вы приняли в 16 лет, то есть это были восьмидесятые годы. Как так вышло?

– Был в гостях в Ленинграде, проходил мимо церкви Владимирской Божией Матери, а тётя вдруг говорит: «Будешь креститься?» «Буду», – соглашаюсь я. В душе каждого русского человека есть такое чувство, что нужно быть крещёным. На крещении нас было человек двадцать: гонения заканчивались, это был 87-й год, и народ потянулся к Церкви.

Отец Дмитрий Вылекжанин

Правда, нельзя сказать, что моя жизнь после этого изменилась. К вере я пришёл лишь через десять с лишним лет, вместе с младшим братом Леонидом. Начали покупать и читать книги, познакомились с отцом Леонидом Кузьминых, когда зашли однажды в церковь на богослужение. Месяц после этого пытались понять, насколько для нас всё это серьёзно, а потом вернулись уже навсегда. Потихонечку, года за два, воцерковились.

Когда отец Леонид предсказал мне, что стану пастырем, только-то и ответил ему: «Брось ты!» Иначе я представлял свою жизнь, когда окончил юрфак нашего Марийского университета, а до этого получил образование учителя физики и математики. Но в миру так и не смог себя найти, нашёл в Церкви. Как и предсказал батюшка, я стал священником, и мы даже несколько лет послужили вместе, перед тем как я проводил его в последний путь.

– Как вы думаете, что привело вас в Церковь? Может, случилось какое-то чудо или были какие-то жизненные обстоятельства?

– Ни чуда, ни каких-то значительных обстоятельств. Возможно, Господь что-то во мне нашёл, возможно, это случилось по молитвам родных. У меня бабушка была певчей в храме, а мама родом из Котельнического района Кировской области, она очень почитала святого Матфея Яранского. Навещая его могилку, всегда просила за детей своих, и её молитвы были услышаны. Ведь священником в 2001-м стал не только я, но и брат. Он окончил Санкт-Петербургскую академию и вот уж двенадцать лет служит.

– Расскажите, пожалуйста, о своём духовнике – отце Леониде.

Отец Леонид Кузьминых

– Почитаемый в нашей епархии как благодатный старец, он стал для меня близким другом. Пытаясь стать похожим на него, я и пропитался, так сказать, церковной жизнью и решил стать священником.

 Батюшка был 1934 года рождения, а священником стал довольно поздно, в пятьдесят с чем-то лет. В советское время работал экономистом и ездил с проверками по храмам, но во время инспекций больше молился в храмах, чем проверял их. Успел послужить в нескольких храмах, но мы с братом встретили его в Воскресенском соборе Йошкар-Олы.

С батюшкой было хорошо общаться – душевно, он держался на равных, хотя мне было всего двадцать восемь, а ему шёл седьмой десяток. Но главное – он делом подтверждал свою веру. С больным сердцем носил прихожанкам мешки с картошкой на третий-четвёртый этаж. Ох уж эта картошка! Как-то вечером звонит ко мне в дверь. Смотрю: стоит с мешком. Привёз мне, молодому парню, картошку, выращенную своими руками, – у него была дача недалеко от Оршанки, в селе Кучки, он оттуда родом. Мне так стыдно стало. «Зачем ты так? – спрашиваю. – Поберёг бы хоть своё сердце! Почему меня не позвал помочь?» «Да ладно, я всем развожу», – попытался он меня успокоить. Успокоил, называется. Относился он к людям жертвенно. Часами стоял на ногах, выслушивая исповедников. В Воскресенском соборе у других отцов – один-два человека на исповедь, а у него – пятьдесят и больше.

– А как вы оказались в Предтеченском храме?

– Кстати, сегодня 1 февраля – памятная дата. Именно в этот день владыка мне благословил стать настоятелем в Оршанке. Храмом, конечно, был больше по названию, чем по виду. Здание досталось нам полуразрушенным, но в 2010 году храм был освящён.

Предтеченский храм и часовня

– Приход у вас большой?

– К моему сожалению, из Оршанки, где население около пяти тысяч, ходит около пятидесяти человек. Остальные приезжают из Йошкар-Олы, Волжска, даже из Нижегородской области. А оршанцы… Люди живут хорошо, многие в Москве работают, в церковь особо не тянет. Посёлок пока спит духовным сном.

– Расскажите о матушке Магдалине.

– О том, что она схимница, люди узнали буквально накануне её смерти, поэтому называют обычно мирским именем – Любушка. Сначала мы служили панихиды на могилке. На Вербное воскресенье стали устраивать в память о блаженной фестиваль квашеной капусты. Это может вызвать улыбку, но у Любушки была самая вкусная капуста в округе.

Впервые отслужили заупокойную литургию по блаженной 14 ноября 2009 года. Говорят, что она умерла 13 ноября, но в архивах мы нашли сведения, что 14-го, и остановились на этой дате. 4 августа 2010-го положили начало ещё одной традиции – служению молебна на день Ангела матушки, она была пострижена в схиму с именем равноапостольной Марии Магдалины. Каждое воскресенье служим литию, а четыре года назад владыка благословил нас построить часовню на могилке Любоньки.

– Как я понимаю, приход ведёт дело к её прославлению?

– Матушку уже давно бы прославили, если бы не революция, – почитание было очень значительным и не прекращалось в советское время. Когда мы обустраивали её могилку, нашли много монет, которые люди оставляли на месте упокоения – есть здесь такая традиция. Монеты датированы 27-м, 32-м, 57-м годами прошлого века. Люди по сей день обращаются к Любушке, и просимое по её молитвам ко Господу получают, я в том числе.

Почитали её простые верующие, почитали вятские и казанские архиереи, один из которых и постриг её в схиму. Очень заботилась она о нашем храме. Колокол пожертвовала – огромный, чуть ли не стопудовый. Его скинули в 37-м году, разбили и увезли на переплавку.

– Она была уроженкой Оршанки?

– Нет, пришла сюда в 60-летнем возрасте. Жила то там, то здесь всю жизнь и только у нас задержалась надолго – навсегда. Умерла в 1910 году, в возрасте ста с лишним лет. Мы точно не знаем, когда она родилась, известно лишь, что в начале девятнадцатого века. Уже через год после её упокоения вышла книжечка «За что мы любили Любоньку?». Сейчас ксерокопируем её и распространяем.

– Что рассказывают люди о почитании Любушки в советское время?

– На могилку ходили с родителями, с бабушками. Крестик там какой-то стоял старенький, свечки зажигали, монетки, я уже говорил, оставляли. Вспоминают, как родители наставляли: «Не забывайте праведницу, любите её, молитесь». Храма не было, закрыли, так что память о Любушке стала одной из немногих ниточек, связывающих Оршанку с Богом, быть может, самой крепкой из них.

«Оршанския веси отрасль доброцветную»

Любушку, дай Бог, однажды прославят, но есть у оршанцев и свой уже канонизированный святой.

«Оршанския веси отрасль доброцветную и Марийския земли благолепное украшение, новаго мученика Христова Сергия почтим».

Священномученик Сергий Стрельников

Это из тропаря первому Оршанскому святому – отцу Сергию Стрельникову. Рассматриваю его фотографии. Удивительное лицо, помогающее понять масштаб личности этого, почти незаметного при жизни, сельского батюшки. Когда кто-то зло начнёт говорить о «сергианских» священниках, мол, чуть ли не предатели, вспомните об этом человеке, который ясно сознавал, что его ждёт, но не оставил свою паству.

Отец Сергий Стрельников

Священномученик Сергий Стрельников родился в 1887 году в канун праздника преподобного Сергия Радонежского. Это случилось в селе Шулка Вятской губернии, в семье диакона Александра. Вятскую семинарию Сергей окончил по первому разряду, то есть в числе лучших. В 1912-м обвенчался с дочерью священника Александрой.

Будущий священник Сергей Александрович Стрельников с невестой Александрой Николаевной

Состарившихся родителей жены он впоследствии забрал к себе, и звали они его «золотой зятюшка», не слыша ни единого грубого слова от отца Сергия, не претерпев от него ни единой обиды. Он для всех был «золотым», читаем о нём: «Помогал людям хлебом, участвовал в общих сельскохозяйственных работах, вместе со всеми тушил пожары в селе».

После рукоположения служил в нескольких местах, а в оршанскую церковь был переведён в 1916 году по собственной просьбе. После революции был, как и все священнослужители, лишён гражданских прав и облагался непосильными налогами. В 1936-м, когда храм закрыли, продолжал служить на дому.

Понимая, что жить осталось мало, отправил трёх дочерей к родственникам. Рассказывают, что ему предлагали скрыться, убеждали, умоляли, как некогда апостола Павла, но отец Сергий твёрдо попросил больше этого вопроса не поднимать. Служил до последнего дня, что оставался на свободе. На допросах виновным себя не признал – 8 августа 1937 года приговорён к расстрелу, в тот же день казнён, похоронен в братской могиле на Мендурской дороге близ Йошкар-Олы, 16 июля 2005 года причислен к лику святых.

Без ропота и без страха прошёл отец Сергий путь от рождения до Царствия Небесного. Как колосья в поле, восходят они на нашей земле – такие люди. И пока есть они, будет и страна.

Тайная монахиня

Беседуем с редактором сайта Предтеченского прихода Алексеем Кропиновым. Он сын журналиста Николая Кропинова, много писавшего на православные темы, работает в местной газете верстальщиком. Спросил Алексея про щит, где рассказывается о матушке Магдалине.

– Это всё отец Дмитрий, – объясняет он, – и щит этот не единственный. Есть ещё «Дорога в храм – дорога в будущее», с изображением нашей церкви. Ещё один поставили напротив колледжа: «Подари жизнь. Аборт – это убийство».

Прошу рассказать о приходе, прихожанах. Алексей вспоминает о монахине Иоанне, ныне покойной:

– Она, как и матушка Магдалина, не говорила, что приняла постриг, так что в памяти осталась бабушкой Симой – Серафимой Павловной Комаровой. Мы жили на одной лестничной площадке, так что я ещё в детстве знал, что она ездит по церквам, что дома у неё много икон. Не раз просила меня в чём-то пособить по-соседски. Помню, как помог ей настроить телевизор. Отец собрал сведения о ней, а я кое-что дополнил.

Матушка Иоанна (Комарова)

Глядя на неё, всегда бодрую, никому и в голову не могло прийти, что матушке под девяносто. Ещё незадолго до смерти копалась в земле под окнами своей квартиры, где растила лук да картошку. Сама стирала бельё, делала уборку в квартире и даже порывалась мыть лестницу в подъезде.

Родом она из Комаров – бывшей деревни неподалёку от Оршанки, на Комаровском бугре у Ошлы. Работала в колхозе «Маяк», а в 1939 году стала почтовым экспедитором: принимала письма, посылки, отправляла и доставляла деньги в опечатанных мешках. «В войну, – вспоминала, – работать стало очень тяжело. Лошадей оставалось мало, да и те слабые. Бывало, дорогу переметёт, лошадь обессилеет, завалится и не может встать. А летом едешь по лесной болотной дороге, колесо с жердушек соскочит, телега ухнет в яму – хоть реви». Рассказывала, что и на быках почту возили и какая это упрямая скотина: сойдёт на обочину, траву щиплет – никакой вагой не сдвинешь. И на себе почту таскали. Хоть умри, а доставь!

В сорок третьем стала фельдъегерем. Доставляла из Йошкар-Олы секретную почту для райкома партии, райисполкома, военкомата, прокуратуры – иногда с ездовым, иногда одна, с наганом в кобуре. Отец удивлялся: «Так ты и стрелять умеешь, тётя Сима?» «А как же! – отвечает. – В Йошкар-Оле на соревнованиях по стрельбе призы получала».

После войны была почтовым агентом, потом – оператором в районном узле связи. На пенсии стала церковным старостой в соседнем селе Кучки, там был ближайший от нас храм. За дело взялась с присущей ей энергией, добывая листовое железо, кирпич, тёс, гвозди, организуя ремонт. Священников от хозяйственных забот освободила практически полностью. Валерий Осокин – наш, оршанец, который тоже ездил в кучковский храм, – вспоминал, что матушка даже верхние окна в храме мыла сама, не боялась лезть на высоту. Как-то привезли железо на кровлю – листов сто восемьдесят, так она каждый лист перед складированием протёрла трансформаторным маслом, чтоб не ржавел. А когда в церковной котельной надо было срочно заменить колосник, она поехала в город – и как уж ей там это удалось, но где-то на заводе ей отлили новый.

Мы входили раньше в Казанскую епархию, туда матушка постоянно ездила, привозила православную литературу, которую давала почитать моему отцу, и потихоньку его воцерковила.

 Когда в Кучку назначали священника, которому нравилось самому заниматься хозяйством, матушку от обязанностей старосты освободили, и она начала ездить в Упшинский приход, а однажды, в начале двухтысячных, заглянула к отцу с просьбой сочинить в адрес епископа Йошкар-Олинского Иоанна прошение о восстановлении храма у нас в Оршанке. Отец удивился: «Это нереально! Дай Бог моим внукам, а то и правнукам дожить до этого». «Да почему нереально-то?! – возразила баба Сима. – С Божией помощью всё возможно».

Отец, надо сказать, к тому времени убедился, что с Господом у Серафимы Павловны особые отношения. Как-то раз опрокинула она на себя кастрюлю с кипятком и сильно ошпарилась. Другой бы замучился мотаться по перевязкам, а она даже к врачу не пошла. У неё было своё лекарство – крещенская вода да молитвы. Не прошло и недели, как баба Сима полетела пешком за четыре километра на Краевское кладбище проведать могилки родных.

В общем, с трудом, но убедила она отца написать прошение епископу и обращение к оршанцам о сборе средств. После этого дело завертелось, так что она потом улыбалась, напоминая: «Вот видишь, я же говорила – с Божией помощью всё возможно». Не прошло и десяти лет, как появился в Оршанке красивейший храм. Там прежде какие-то кавказцы держали бар, но община своего добилась. Баба Сима тратила на церковь всё, что имела, и очень хотела дожить до завершения строительства.

Ещё мечтала возродить святой источник – Ключик, рядом со своей исчезнувшей деревней Комары. С отцом и упшинским священником Михаилом съездила туда. Ключа, который там бил в годы её детства, не было и в помине, всё разворотили, когда строили Кугунурскую плотину. Зато смогла навестить родные могилы на Комаровском и Руинском кладбищах. На обратном пути сказала: «Слава Богу! Теперь и самой можно помирать». Но прожила после этого ещё год. Скончалась 25 марта 2008 года. До освящения храма, в который вложила всю душу и все силы, оставалось ещё два с лишним года.

Любушка

Ну а теперь вернёмся к тому, с чего начали, – к Любушке, схимонахине Магдалине. Спасибо Алексею Кропинову, отсканировавшему и приславшему книжечку 1911 года «За что мы любили Любоньку?» и очерк отца «Любушка-голубушка». Статью сотрудника епархиального управления Юрия Ерошкина «Зыкова Магдалина, схимонахиня» я нашёл сам.

Схимонахиня Магдалина (Зыкова)

Книжка «За что мы любили Любоньку?» была издана крохотным тиражом, так что в Оршанке до сих пор не удалось найти ни одного экземпляра. Но оказалось, что до революции она распространялась в Вятке. Человек, который её купил там во время учёбы, был впоследствии репрессирован, но книжечка не пропала, а, переходя из рук в руки, дошла до Николая Кропинова. Очень тронули меня слова, написанные безымянным почитателем блаженной сразу после её кончины: «…пусто стало у нас без неё. Погрустишь и поплачешь, да тем и утешишься, что если её молитва на земле была для нас полезна и Богу угодна, то и по кончине своей она будет за нас молиться на небе».

Итак, что нам известно о Любушке? За что её любили и любят? Родилась она в деревне Клименки, в крестьянской семье – сейчас это Даровской район Кировской области, а прежде был Котельнический уезд. Звали её Любовь Михайловна Зыкова. Мать девочки умерла после родов, после чего отец отдал ребёнка родителям покойной жены.

Растил Любушку в основном дядя, который горячо любил племянницу, но, увы, совершенно не умел обращаться с детьми. История их отношений невероятна, и ответ, как ребёнок в итоге выжил, один: милостью Божией. Однажды, вернувшись домой навеселе, дядя решил поздороваться с племяшкой. Как ни уговаривала его мать не будить девочку, он всё же добрался до полатей, где она спала, и подхватил её на руки. У малышки с перепугу отнялись руки и ноги, после чего она год пролежала без движения и до конца жизни ходила с костылём.

Чувствуя себя виноватым, дядя стал брать Любушку с собой повсюду, куда отправлялся. Однажды посадил её, пятилетнюю, на лошадь, связав ноги под лошадиным животом, чтоб не упала, и стал возить навоз. Лошадь чего-то испугалась и понесла, а девочка упала на оглоблю и болталась до тех пор, пока лошадь не поймали. С тех пор дядя перестал её привязывать, но как-то раз, когда лошадь споткнулась, ребёнок перелетел через голову животины и ударился оземь. При бороновании девочке приходилось сидеть на лошади или на бороне, под которую она однажды свалилась, но пенёк, к счастью, помешал её переехать.

Когда Любонька подросла, ей поручили пасти корову, с которой они очень сдружились. Со своими плохо слушающимися ногами она пешком гнать бурёнку на выпас не могла, поэтому девочку сажали на корову верхом. Но как добраться обратно? Любушка подманивала подругу хлебушком к какому-нибудь пеньку в лесочке и уже с него залезала ей на спину. Однажды корову решили продать, но Любонька так плакала, обняв её за шею, а та мычала так жалобно, что покупатели наотрез отказались их разлучать.

После смерти дяди верховодить дома стала тётка – дедушка с бабушкой были уж очень старенькие. В книжке написано, что деду было сто пятьдесят лет, но проверить это уже невозможно. Однажды зимней ночью, рассердившись за что-то, тётя прогнала Любушку босую на мороз. Тогда сиротка выпросила у соседей кудели и тряпки и сшила себе какую-никакую обувку. Один из соседей пытался забрать ребёнка к себе, полюбив его, но бабушка не позволила. Зато согласилась отдать просфорнице из соседнего села. Так Любушка навсегда рассталась с родной деревней.

От просфорницы её взяли в няньки к священнику, где обращались с девочкой очень ласково, она, можно сказать, стала членом семьи. Вместе с семьёй священника переехала в село Шулку, которое ныне находится в Оршанском районе. Когда благодетели умерли, Любушка одно время пряла шерсть для богатого крестьянина, а после того как волостной старшина Фурзиков из Ернура попросил девушку сшить приданое для дочери, пошла о ней слава как о хорошей белошвейке. Вышивать гладью и прорезью, на что был немалый спрос, рукодельницу приглашали то в одно, то другое место, денег не платили – за еду, но, во всяком случае, она не голодала.

Кормилась не только шитьём, но ещё и пекла калачи и просфорничала при Богоявленском храме в Ернуре, где Фурзиков позволил Любушке построить келью на своём участке. Примерно в те же годы Зыкова приняла схиму с именем Магдалины, но звали её все, кто знал, по-прежнему Любушкой или Любонькой. В келью к матушке Магдалине всё чаще заглядывал народ, чтоб поговорить о Божественном, что не нравилось местному духовенству. Ополчились всерьёз, так что гнали её даже с помощью полиции.

* * *

Следующим местом жительства для Любоньки стало село Кучка, а в Оршанку она перебралась, как уже было прежде сказано, в возрасте около шестидесяти лет – седенькой, горбатенькой, хроменькой. После этого сменялись поколения, а она оставалась всё такой же.

Место для новой кельи Любушка облюбовала возле церкви. Настоятелю отцу Василию Тихвинскому посоветовали приютить монахиню, пояснив: «Пригодится она вам при устройстве церкви». Как раз тогда, в 70-е годы девятнадцатого столетия, в селе возводился новый каменный храм. Крестьянин Павел Абрамович Васенин подарил Любушке участок земли, где она устроила маленький садик и образцовый огород. Однажды подарила епископу Вятскому Алексию (Опоцкому) два огурчика, когда он навещал Оршанский приход. Владыка был очень тронут. Но особо ценилась её капуста, за семенами которой едва ли не выстраивалась очередь.

Уважали её, впрочем, не только и не столько за это. В народе начала распространяться молва, что Любушка – удивительная молитвенница, угодная Богу. «Попадёт ли кто в беду или не знает, как выйти из неё, постигнет ли кого болезнь, – писали губернские “Казанские вести”, – все идут к Любушке и получают совет, как и что им делать, или несут от неё целебные травы…»

Целебные травы она собирала в лесу и в поле, а некоторые выращивала сама. Как оказалось, Любонька прекрасно разбиралась в земледелии, её советы – скажем, когда начинать сев яровых – оказывались весьма полезны. Прихворнёт ли скотина или птица домашняя – по молитвам Любоньки всё наладится. Выпуская уток, каждая хозяйка приговаривала: «Любушка, храни!» Так было заведено при жизни блаженной, так было и после её упокоения. Из денег, которые зарабатывала, на себя Любушка не тратила ни копейки. Всё или сразу шло на храм, или откладывалось, но опять же на церковь. При этом надевала она, что подарят, а ела, что подадут, помимо того, что выращивала сама. А потом вдруг раз – и покупает для храма огромный колокол.

Нравилось ей сидеть на скамеечке возле дома, ласково беседуя со всеми, кто подойдёт, но особенно любила детей – кого обнимет, бывало, кого поцелует. Это была не грозная старица, а ясная, с живыми умными глазами бабушка, которая нередко остроумно шутила. В ней до самой смерти словно сохранялась та девочка, которой она когда-то была, только набравшаяся мудрости.

* * *

Особенно сблизилась блаженная в Оршанке с семейством Бехтеревых, главой которого был Николай Григорьевич. Его сестра Мария стала у Любушки келейницей. Сыну Николая Григорьевича, Ивану, матушка предсказала, что пройдёт он через две войны и останется жив. Так и вышло, уцелел и в Первую мировую, и в Великую Отечественную. Когда пришла пора выдавать замуж дочку, прислушался Николай Григорьевич к совету матушки не спешить. И лишь когда посватался Николай Царегородцев из Праздничат, блаженная сказала: «Отдай за него Глашеньку, это её судьба. Ихняя жизнь будет – голубиное гнёздышко». А ведь прежде жениха не знала.

При большевиках Бехтеревым досталось – грабили их раз за разом. Забирали коней, скотину, хлеб, даже крыльцо утащили, так что пришлось заходить в дом по приставной лестнице. Но семья не сдавалась. После ареста и расстрела о. Сергия Стрельникова Николай Григорьевич возглавил оршанских христиан, устраивал богослужения мирским чином.

* * *

Именно характером Любушки объясняется и то, что люди её любили, начиная с незадачливого дяди, и тянулись к ней. Грамоте выучилась поздно, лет в сорок, зато с тех пор прочла множество духовных книг. Несмотря на то что священники изгнали её из Ернура, обиды не затаила, учила почитать батюшек: «Не осуждать, а молиться мы должны за них. Кто осуждает, тот и грех на себя принимает. Чей грех, того и ответ».

Кроме православных, потянулись к блаженной и язычники-марийцы, которых она убеждала ходить в церковь. Но ценили её не только миряне. Особенно сдружилась матушка с архиепископом Казанским Антонием (Амфитеатровым), нередко гостила у него. Поясним, что Оршанка находится на границе Вятской и Казанской епархий и, как я понял, не раз передавалась от одной к другой. Судя по всему, именно владыка Антоний постриг Любоньку в схиму, а при последней встрече подарил список Почаевской иконы Божией Матери, который она очень чтила. Когда подарила образ Мироносицкому монастырю, оршанцы доставили его в обитель пешком – прошли крестным ходом шестьдесят с чем-то вёрст.

Архиепископ Антоний (Амфитеатров)

Вернёмся к прозорливости матушки. Как-то в начале века наведался к ней революционер с приятелем-портным, мучимый тоской и пустотой в душе. Когда его приятель спросил, ехать ли ему учиться в Вятку, Любушка произнесла: «Нынешнее-то учение больно много народу губит. А некоторые книжки надо бы вовсе сжечь». И действительно, у портного хранились дома запрещённые книги. Потом, глядя на революционера, матушка спросила: «А не знал ли ты архиереюшку Никона? Уж как ругали-то его, ругали, да вот и убить надумали. Мне больно его жалко, всё и плачу об нём». Как оказалось, этот человек участвовал в заговоре, ставившем целью убийство вятского архиерея Никона (Софийского), которого Любонька очень уважала.

А вот ещё один случай. Когда в 1904 году началась русско-японская война, потянулись к блаженной мобилизованные парни и мужики за благословением. Одним давала она в путь уголёк или щепочку – им суждено было погибнуть, другим протягивала клубок ниток – эти вернулись живыми.

* * *

Пока могла, ходила в церковь самостоятельно, потом стала ездить на тележке. В храме стоял её стульчик, на котором блаженная сидела всю службу, и лишь когда совсем обессилела, её стали причащать в келье. За несколько лет до смерти выпросила позволения выкопать у себя в саду, напротив алтаря, могилку. Каменщики выложили её изнутри кирпичом, сверху сделали свод. Гроб попросила изготовить некрашеный и красить его не велела, даже когда умрёт. «А когда умру, в губы не целуйте и лицо закройте». Тут лишь открылось, что была схимонахиней с именем Магдалина.

Могила Любушки. Современное фото

Место упокоения Любоньки сразу стало привлекать народ – началось паломничество, шли и днём и ночью, ведомые светом неугасимой лампады в возведённой на кладбище часовне. Горела она все годы гонений, горела в войну. Летописец оршанской церкви журналист Николай Кропинов сохранил историю, что, когда ушёл на фронт житель села Матвей Овечкин, в его доме случился пожар. Пятеро детей, прежде потерявших мать, одни остались на улице. Мачеха сбежала, бросив их на произвол судьбы, но нашлись добрые люди, приютили, советуя: «Молитесь у могилки Любоньки, испрашивайте у неё, чтобы тятенька вернулся цел и невредим». Дочки Матвея у Любушки только что не дежурили – всё молились. Зато когда вернулся отец, то рассказал, как трижды спас его Господь в таких обстоятельствах, что выжить было невозможно. Один случай за давностью лет забылся, но память о двух сохранилась. Однажды вызвали Матвея как тракториста на срочную работу, и пока он трудился, взвод его полёг в бою до последнего человека. В другой раз после ранения был солдат временно отправлен на завод. В один из дней повредил руку, и пока его перевязывали в больнице, завод разбомбили.

Горела лампада и после войны. Жительница Оршанки Тамара Георгиевна Филатова рассказывала, что, когда приехала в Оршанку в 1946 году, летний храм уже разрушили, колокольню доламывали, а на часовню поднять руку не смели – понимали, что, как ни терпелив наш народ, этого не простит. Мать Тамары Георгиевны ходила на могилку вместе с дочерью, не забывая подливать масло в лампаду. Так было, пока не начал жаловаться в райком некий богоборец, требуя разорить могилку. Тогда нашли негодяев, которые, пока курочили могилу, насобирали там полведра монет и тут же пропили. Совсем озверев, начали ломать склеп. Особенно старался работник райпо Александр Липатников, который вскоре ослеп, а потом был сбит в Йошкар-Оле машиной.

Часовню разрушили, а заставить забыть о Любоньке не смогли. В 1980-х женщины-христианки навезли тачками хорошей земли на её могилку и посадили там ландыши. Кузнеца Евгения Шихова попросили сварить металлический крест, и он согласился. С тех пор почитание Любушки всё возрастало, словно примятая трава поднялась вновь. Полтора века блаженная – сначала при жизни, потом после смерти – остаётся сердцем Оршанского прихода, обращённым ко Господу. С нею пережили всё, что было. И всё, что будет, тоже переживут.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска