Среди помощников крестителя Алтая архимандрита Макария (Глухарёва) самой яркой фигурой был Михаил Васильевич Чевалков – алтаец, прошедший путь от язычества до священства. Будущий основоположник алтайской письменности, первый алтайский писатель, он стал любимым учеником отца Макария и его бессменным переводчиком. Многое о батюшке мы знаем благодаря воспоминаниям Чевалкова, написанным на закате жизни и начинающихся со слов: «Дочери мои, Матрёна, Мария и Елена! Вам троим передаю описание жизни моей, как завет мой на память вам и потомству вашему. Дети мои! Я происхожу из рода Мундусов; из племени Белых Телеутов…»

Протоиерей Михаил Чевалков

«Возьми меня к Себе!»

Хоть и родился Михаил в языческой семье, но имя получил почему-то христианское – Киприан. Предки его добровольно перешли в подданство Белого царя, но креститься не спешили, да их и не принуждали. В Улалу – столицу христианской миссии на Алтае – семья Чевалковых переехала, когда Киприану было семь лет. Соседский мальчик Иаков, ставший другом алтайца, научил его русскому языку. Соседи Чевалковых молились перед едой и после, что ему очень понравилось. «Не то что язычники, которые, наевшись, отходят от стола, подобно псам», – думал он.

Раз играли они с Яшей на пчельнике, и Чевалков спросил, показав на небо:

– Есть там что-то?

– Бог!

– А как зовут Его?

– Иисус Христос.

Киприан поверил безоговорочно. Ему стали неприятны камлания, а когда пас коров, то, встав на камень и повернувшись лицом к востоку, говорил: «Боже, Иисусе Христе, не оставь меня, возьми меня к Себе!» А как-то раз увидел он у Иакова двух людей в чёрных одеждах. Хотел убежать, но один из них посадил его рядом с собой и дал пирожок с красной смородиной.

– Как зовут тебя? – спросил гость.

– Киприан.

– Я расскажу тебе одну повесть, а ты посиди и послушай. В старые времена жил большой шаман Киприан, который уходил на горы, чтобы изучать там бесовское учение. И многому научился, но так и не смог одолеть своими чарами одной крещёной девицы – Иустины. Удивляясь, спрашивал у главнейших бесов, служивших ему: «Как же вы не можете одолеть этой девицы?» «Мы боимся Бога её, – отвечали бесы, – так что не только к ней самой, но даже к дому её не можем подойти». Услышав это, колдун пришёл к этой девице и спросил: «В какого ты Бога веруешь?» И рассказала ему Иустина об Иисусе Христе, после чего Киприан крестился и стал великим священником – архиереем, совершая многие чудеса, а теперь пребывает в вечном блаженстве, во свете Божием.

– А тебя как зовут? – спросил мальчик рассказчика.

– Я священник по имени Макарий.

После чего рассказал Киприану, что будет после смерти с верующим и что с неверующим. Мальчик очень расстроился, так как креститься означало пойти против отца и родных. В двенадцать лет у мальчика умерла мать, которую Киприан горячо любил, – так закончилось его детство. Много он после этого плакал, но постепенно смирился с утратой, а в шестнадцать лет его женили.

Улалинцы в то время почти все крестились, так что лишь три семейства в селе продолжали оставаться языческими. К одному из них, на свою беду, принадлежал Киприан. Однажды архимандрит Макарий подошёл к его отцу и попросил: «Если будете камлать, живя среди крещёных, то они будут соблазняться. Поэтому если не желаете креститься, то возвратитесь в своё место». Это было сурово, но другого выхода не было. Это как смешать оранжевую и синюю краски, или красную и зелёную. В результате получится грязный цвет.

Киприана отправили в степное селение Бачат, где у семьи оставалось много родни. Племя телеутов поселилось когда-то в этих местах, спасаясь за русскими штыками от монголов и киргизов. Когда позднее туда приехал отец его, Андраш, то застал сына в плачевном состоянии – тот слёг в тоске. Заплакал отец, а услышав, что Киприан хочет креститься, не стал его ругать, наоборот, спросил, отчего же он не сказал о своём желании раньше. А вот остальные родственники их не поняли. «Ты, Андраш, – говорили они, – послушался молодого сына своего, едешь креститься. Теперь ты нам не родня!» Крестились осенью того же года. Киприан стал Михаилом, жена его – Александрой, Андраш – Василием, а дочки – Еленой, Анной и Марией.

Брат Киприана Ерок, поселившийся после смерти матери у родственников в Улалу, был крещён ещё раньше с именем Адриан и ходил к отцу Макарию учиться. Киприан же, точнее уже Михаил, взмолился: «Если это моё желание учиться грамоте угодно Тебе, то Ты Сам вразуми и научи меня!» Обратился к келейникам отца Макария, которые согласились его учить, но тут возмутился отец, искренне веривший, что обучение грамоте – для ленивых. Пришлось учиться втайне, заглядывая в книжки брата. И никто об этом не знал, даже отец Макарий.

Однажды в Миссию привезли три десятка букварей, и Михаил попросил у батюшки один из них. Тот удивился: «Если ты из этого букваря разберёшь три слова, то я благословлю его тебе». Михаил начал читать, весьма изумив пастыря. «Кто тебя учил?!» – спросил отец Макарий. «Никто». – «Не говори, что сам научился; если Бог не поможет, то человек сам ничего не может сделать».

Толмач – начало

Не сразу, но дошёл и до Евангелия. Оно было на двух языках – на русском и церковнославянском, так что Михаил овладел обоими.

Однажды он зашёл к отцу Макарию и увидел, что тот сидит с помощниками над житием Иосифа, пытаясь перевести его на алтайский. «Как по-алтайски будет “ибо”?» – спросил батюшка у мальчика.

Михаил попросил пояснить, что значит «ибо», а потом сказал: «Тезе». Архимандрит воскликнул: «Будем на радостях чай пить; много лет не обретаемое слово теперь нашлось!» С тех пор они переводили книгу вдвоём. Отец Макарий был рад, а Михаил и вовсе ощущал себя на седьмом небе, ведь батюшка учил его теперь постоянно, объясняя, что такое духовная жизнь.

Отец же обиделся, что сын стал меньше времени уделять работе, и взревновал, что тот всё больше прилеплялся к учителю. Велел идти из дома, строить собственный, а если сам не сможет, пусть это сделает за него отец Макарий. «Дай мне, по крайней мере, чашку да ложку», – попросил Михаил. «Ничего не дам, кроме твоей шубы». «Эта шуба не будет для меня хлебом и домом, – отвечал сын. – Возьми назад её: вместо этого дай мне твоё благословение».

Отец заплакал, но вернуть вылетевшие в гневе слова обратно уже не мог и благословил Михаила образом Иисуса Христа. А поселился сын с семьёй в амбаре одного из родственников.

Иеромонах Макарий (Невский) – будущий святитель Московский

Когда отец Макарий спросил ученика, что случилось, не сразу тот признался, что отец выгнал его ни с чем.

«Слава Богу! – твёрдо сказал архимандрит, поднявшись из-за стола. – Если родной отец тебе ничего не дал, то даст тебе Отец Небесный. Не испытавши горького, не поешь и сладкого; не испытавши холода, не оденешься в тёплое; поплачешь вечером – будешь радоваться утром».

И выдал четыре пуда муки, а на другой день – 10 рублей на обзаведение хозяйством, очень приличные деньги по тем временам. На третий день вручил горшок и топор, потом серую кобылицу; и не прошло и месяца – выкупил у одного из крестьян и подарил Михаилу дом, амбар и прочие постройки.

А в один из дней призвал верных и сказал: «Я теперь еду в Россию, назад не возвращусь; вы за меня, грешного, молитесь Человеколюбцу Господу Иисусу Христу. Я вас не забуду и буду за вас молиться». Это было горе для крещёных алтайцев.

Избушка

После отъезда отца Макария Чевалков растерялся. В Миссии нужда в нём на время исчезла, да и насущные дела отвлекали от дел просвещения – нужно было кормить семью. В это время он всецело посвятил себя землепашеству. Не хватало лошадей, а земля досталась всё больше на косогорах. Михаил не мог заснуть, обдумывая, как изобрести соху, которая помогла бы справиться с этими затруднениями. Следуя заветам учителя, много молился и много думал, пока наконец не увидел нужную ему соху словно въяве. «Я немедленно устроил такую соху, – вспоминал он. – Попробовал пахать – легко, даже для двух лошадей. Подымаемые такой сохой пласты земли отваливались свободно по склону косогора. При таком устройстве сохи она могла двигаться по одной борозде. Я весьма радовался и благодарил Бога».

После этого поставил мельницу, научился ковать железо, пилить тёс, а заодно делать прививки от оспы – болезни, от которой сильно страдали алтайцы. При такой изобретательности и сноровке мог бы разбогатеть, но это было совершенно противно его натуре. Мысли двоились, ему казалось, что он предаёт Господа, занимаясь не тем, что ему предназначено. В это время призвал его отец Стефан Ландышев, возглавивший Миссию. Предложил Чевалкову снова стать толмачом, но денег предложил слишком мало. Тех возможностей, что были у архимандрита Макария, у отца Стефана, конечно, не было, зато имелась большая семья.

Разрываемый между желанием служить Богу и опасностью пойти по миру, Михаил согласился, но жизнь для него настала очень трудная. Заниматься хозяйством пришлось урывками между миссионерскими поездками и другими трудами. Вместе с отцом Стефаном они продолжали переводить слово Божие на алтайский, помогал также Чевалков общаться с местным населением, учил новокрещённых молитвам, рассказывал о Христе, о Святителе Николае, почитаемом и другими алтайцами до такой степени, что иногда это даже смущало.

Постепенно подросли дочери, которых учила грамоте и слову Божьему приехавшая откуда-то в Улалу монахиня Евдокия. Вся округа смеялась над Михаилом, говоря, что он прочит девочек в писари. «Зачем им грамота?» – спрашивали его, так что и жена Александра начала смущаться.

«Разве дурному чему их учат? – отвечал Чевалков. – Те, которые смеются, будут плакать. Бог не оставляет тех, кто учится доброму». «Ты прав, – соглашалась со вздохом жена. – Монахиня говорила мне, что наши дети учатся успешно; я этому радуюсь».

Вскоре отец Стефан и монахиня Евдокия стали прилюдно хвалить сестёр Чевалковых, что произвело сильное впечатление на простодушных алтайцев – многие захотели, чтобы и их дочки начали учиться. Это имело неожиданные последствия. Одиннадцать девушек захотели служить Богу – стать инокинями. В это время к средней дочке Михаила, Марии, посватался богатый юноша из Бачата, но она твёрдо заявила: «Не пойду, какой бы богатый человек ни сватал. Я когда-нибудь пойду в монастырь и буду там жить до смерти».

Сотрудники Миссии начали готовить юных дев к монашеству, а Михаила осенило, что его учитель задолго предвидел, что всё так и произойдёт. Вернёмся на много лет назад – в пору отрочества Чевалкова. Тогда батюшка Макарий (Глухарёв) с совсем ещё юным Михаилом переводили Евангелие. Был зимний поздний вечер. В какой-то момент священник закрыл глаза и замер примерно на час. Михаил подумал, что наставник уснул, но тот вдруг спросил, нет ли ключика рядом с тем местом, где река Улала впадает в реку Майму. «Да, есть», – ответил Чевалков, добавив, что там есть речка, которая никогда не замерзает. «Нужно поставить в этом месте избушку», – сказал священник и дал Михаилу на это благое дело пятнадцать рублей.

Именно там, где он завещал, и была много лет спустя срублена избушка для женской общины. Все одиннадцать девиц и присоединившаяся к ним вдова остались довольны, но сказали: «Мы боимся жить там одни сами по себе; среди нас нет никого старшего, вы поставьте возле этого дома для себя особую избу и сами там живите: и мы не будем опасаться». Пришлось соорудить ещё одно жилище и провести там два года. «Богомольцы-дети, – рассказывал Чевалков, – каждый день утром и вечером исполняли молитвенные правила. Одна из моих дочерей заведовала молитвенным правилом; некоторые по окончании молитвы отправлялись ночевать домой и на следующий день приходили».

Так и дежурил он, выполняя заодно роль наставника, пока не приехала и не сменила его опытная монахиня Анастасия.

Прошло время, и одна из дочерей, Мария, приняла постриг с именем Магдалина, за нею последовали и другие девушки. Постепенно число монахинь и послушниц в обители во имя Николая Чудотворца достигло двухсот, в основном местных жительниц.

Как Чевалков присоединил к России Чуйские волости

Однажды на сходе решили улалинцы сделать Михаила старшиной, ведь не было на свете алтайца грамотнее его, при этом был он честным и добрым человеком. В это время в селе появился чиновник, фамилию которого Михаил расслышал как Принц, хотя на самом деле это был Андрей Густавович Принтц – молодой подполковник Генерального штаба, разведчик.

Он потребовал освободить Михаила от должности, сообщив, что Чевалков назначен переводчиком и обязан сопровождать его на китайскую границу. Отправились в путь на дальнюю окраину огромного Телецкого озера, имевшего береговую линию 188 километров. По дороге Михаил по привычке проповедовал. «О чём ты рассказываешь людям?» – спросил чиновник. «О Боге». – «Ну, если не лень, говори – это не худо».

Алтайцы называли Телецкое озеро Алтын (Золотое). До границы с Поднебесной сейчас далековато, а в то время китайцы вдруг сочли землю южнее озера своей, соорудив насыпь из камней, выполнявшую роль пограничного знака. Чевалкову это не понравилось, и он задумал присоединить край к России. Местные жители, принадлежавшие к племени теленгитов, безуспешно пытались его убедить, что здесь вроде как граница, так что дальше ехать не следует. Подполковник, которому было в то время около двадцати пяти лет, тоже растерялся. Но Чевалков был неумолим.

Телецкое (Золотое) озеро

Он попросил все бумаги, оставленные китайцами, в которых не понял ни слова, но теленгиты и вовсе были неграмотны. Услышав, что в бумагах якобы написано: «Выдать русским подводы и припасы», они сильно смутились и не особо поверили. «Драться нам нельзя, придётся возвращаться», – высказал своё мнение офицер, но спорить с Михаилом не стал, скрывшись в палатке.

Чевалков же продолжил агитацию, обвиняя здешнего китайского правителя – абына – в незаконном захвате спорной территории. «Цари прежде должны договориться», – объяснял он, и выходило, что абын кругом виноват и наказывать теленгитов китайцы не имеют ни права, ни оснований. А вот ежели не будет подвод, придут рассерженные русские. Теленгиты, попав меж двух огней, засомневались, а потом дали подводу и закололи овцу для пропитания путников.

Расспрашивая проводников, Чевалков узнал, что китайский чиновник успел забрать у алтайцев семь десятков лошадей, не считая мехов. «За что же вы ему заплатили?» – удивился Михаил. «За то, что он нарезал нам земли».

Их собственной теленгитской земли! Какая щедрость! Переночевав на Кожегаче, поехали к местному зайсану Чичкану. Зайсанами монголы, буряты, алтайцы звали своих представителей, которые должны были вести дела с государствами, заявившими права на их земли. Чичкан как раз был из таких и с ходу стал жаловаться, что китайцы грабят бедных алтайцев, обдирая до нитки. «Вы лучше перейдите в подданство к Белому царю, чем быть всегда объедаемыми китайцами», – посоветовал Михаил. «Если бы Белый царь принял нас, то мы перешли бы к нему», – отвечал зайсан. «Абын так каждый год будет объедать вас», – продолжал увещевать Михаил. «Завтра я соберу всех лучших людей и приду с ними в ваш стан, а вы с ними поговорите», – принял решение Чичкан.

На следующее утро действительно прибыло множество алтайцев. Подполковник из палатки не выходил: он по-прежнему плохо понимал, что происходит, и, возможно, нервничал. Переговоры вёл Михаил Васильевич, разъясняя обман китайцев и возмущаясь их жадностью. Местные кивали.

Алтайцы

Наконец подполковник не выдержал и спросил, что, собственно, обсуждается. Чевалков объяснил. Андрей Густавович уточнил, согласны ли местные жители перейти в русское подданство. «Думают», – ответил Михаил, после чего вернулся на собрание и произнёс новую речь, кивая на офицера, мол, вот ваш ходатай перед Белым царём, который не даст вас в обиду. Наконец ударили по рукам. Подполковник рассмеялся, не веря своим глазам, и надолго замолчал, совершенно потрясённый.

На следующий год Чевалков работал в кузне, махая молотом, когда пришёл к нему священник Алтайской миссии отец Акакий, сказав, что Михаила зовут на встречу с Томским губернатором Германом Густавовичем Лерхе, чтобы вместе отправиться к теленгитам.

«Ты ли в прошлом году ездил с Принтцем?» – спросил губернатор при встрече в селе Алтайском, за руку отведя Чевалкова в какую-то комнату для приватной беседы. «Да, я». «Ты там взял в плен две волости, – улыбнулся Лерхе, – а теперь поедем туда, чтобы, удостоверившись, написать об этом государю».

Добравшись до места, Лерхе уточнил у местных начальных людей, не передумали ли они перейти к Белому царю.

«Если Белый царь примет нас, то перейдём; в этом мы дали и руки этому толмачу», – был ему ответ.

Подписаны были документы, поставлены печати. На следующий день прибыли китайские чиновники с солдатами-монголами. Стали судить да рядить. Сообщили, что абын, обдиравший местных как липку, удавился, а может, и был удавлен, но теленгиты обратно в Китай явно не рвались. Купцов, приехавших с губернатором, Лерхе убедил построить здесь церковь, и они согласились. Так Чуйские волости вошли в состав России.

Дела веры

Приехав домой, Чевалков застал улалинцев в большом волнении, некоторые готовили розги. Сказали, что собираются пороть Феклисту.

«Что худого она сделала?» – спросил Михаил. «Ругала мать свою». «Не мать, а мачеху, – напомнил собравшимся Чевалков. – Были ли свидетели, которые слышали, что она ругала её?» «Есть два свидетеля», – отвечали ему. «И что же они видели?» – «Ничего не видели. Сама мать им сказала». «Не родная мать, а мачеха, – повторил Михаил Васильевич. – Доколе не услышу от свидетеля, не поверю. Сердце мачехи бывает жестоко».

В результате Феклисту оставили в покое, а Михаил продолжал путешествовать по Алтаю, убеждая язычников креститься. В местности Эмери за три года убедил сначала пятьдесят человек, а в последующие два года ещё двадцать. И снова в путь.

Раз встретил в пути человека по имени Тискенек, который рассказал, что их племя пришло недавно из дальних мест, где стало совсем худо. Построили селение, теперь обживаются. Взяв с собой двух детей, обладавших хорошим голосом, Михаил Васильевич разбил палатку возле этой деревни. В один из дней Тискенек сказал, что у них заболел самый уважаемый человек в племени – Каланак. Сходить бы к нему, рассказать о Боге. Если он поверит, то и остальные поверят.

Зашли в юрту к Каланаку, поздоровались, стали беседовать. Хозяин сказал задумчиво: «Я слышал об истинной вере от отца Макария, который умеет говорить по-телеутски. Вы мне расскажите обстоятельнее о Боге». Отец Макарий (Невский) – это будущий святитель Московский, в то время бывший ещё иеромонахом. Чевалков стал благовествовать. Наконец Каланак призвал братьев и произнёс: «Этот человек с детьми своими приехал сюда для нас. Мы приносим диаволу скот наш, данный нам от Бога. Когда приезжает от начальства городовой, то и на один день закалываем для него двухлетнего телёнка. Городовые некоторых из нас бьют нагайками, а если что увидят хорошее, отнимают; а эти люди, которые приехали к нам сделать добро, голодают здесь».

После этого был приведён и заколот бык, а жители согласились креститься. Какая библейская простота! В течение трёх дней крестились 63 человека, а после ещё сколько-то. Построена была церковь, рядом с которой поселился отец Макарий.

Рукоположение

В это время, в 1863 году, за свои труды Михаил получил золотую медаль от императора, но почти одновременно ему перестали платить в Миссии за толмачество и переводы житий святых. Стал он с семьёй голодать, жена снова начала роптать. Между тем приближался праздник Пасхи.

«Вот три дня осталось до Пасхи, – сказала Александра. – Люди в Пасху радуются и веселятся, а мы с детьми будем скорбеть и нуждаться».

«Кто плачет, то будет после радоваться и веселиться», – отвечал Михаил Васильевич.

За два дня до праздника смотрел он печально в окно, когда подъехал к его воротам на санях седобородый старец. Чевалков вышел. «Я тебе привёз пшеничной муки, – сказал пришлец. – Куда высыпать?» – «Кто мне послал муку?» – «Я привёз вам свою». – «Ты продаёшь муку? Почём?» – «По 70 копеек». – «Ты, должно быть, озяб, зайдём в избу». Чевалков признался, что денег у него нет, на что старик ответил, что он и не просит: «Как будут – отдашь». Взвесили и ссыпали муку, которой оказалось 17 пудов. Едва удалось догнать старика, чтобы спросить имя. «Герасим», – ответил тот и исчез навсегда. Был ли то святой или иной посланник Божий, неизвестно, но что произошло чудо, это несомненно.

Один из соседей принёс говядины, так что было чем разговеться. Потом поселился у Чевалковых чиновник с семьёй, стал платить за постой. Сорок рублей прислал учитель – архимандрит Макарий (Глухарёв). Александра не уставала радоваться, а муж с улыбкой ей говорил: «Не говорил ли я тебе, что кто работает Богу, с голоду не умрёт?»

Так прошли семь лет со времён присоединения Чуйских волостей и получения золотой медали, пока однажды не приехал в Улалу Преосвященный Платон (Троепольский), епископ Томский и Семипалатинский, и не сказал: «Завтра на обедне я тебя рукоположу в диаконы. Приготовься к завтрашнему дню».

Сказать, что Михаил был потрясён, – не сказать ничего. Со слезами он шёл домой.

«О чём ты плакал?» – спросила Александра. «Завтра архиерей меня хочет поставить в диаконы», – признался Чевалков и разрыдался от волнения. «Не хочешь ли бежать? – спросила его Александра. – Молись и проси Бога: Он поможет тебе».

Но как быть, если нет ни рясы, ни подрясника? Тут заходит отец Макарий (Невский) с тканью, купленной у купца: «Пусть дети сошьют тебе из этого подрясник, завтра тебе это нужно будет».

Спустя ещё семь лет Чевалков стал иереем, потом – протоиереем. Миссионерствовать его отправили в Чулышман – те места, где некогда стоял китайский пограничный знак, в волости, которые он, Чевалков, присоединил к России. Там открыл он школу.

«Никола-батюшка, ты помог нам»

Больше других почитал отец Михаил Святителя Николая. Раз с супругой, зятем Яковом и двумя работниками они ловили рыбу на Телецком озере. Ночью невод зацепился за что-то в глубине. Рыбаки отчаялись его спасти и, расстроенные, развели на берегу костёр. Все молчали. Чевалков молился Николе Угоднику, и в какой-то момент в его сердце как бы воссиял свет. «Вставайте, – сказал он остальным, – Святитель Николай поможет нам». Когда достали невод, то он оказался неповреждённым. Михаил Васильевич решил поставить на берегу озера часовню во имя Святителя Николая. Но забыл.

Впоследствии эта история повторилась на Бие, где невод зацепился за пихту с огромными ветвями, лежавшую на дне реки. «Кто нам помог на озере освободить невод, он же поможет нам и теперь», – успокоил людей Чевалков. И снова пообещал поставить часовню на берегу Телецкого озера, и вновь не хватило сил и времени.

Третий случай произошёл в 1879 году, уже после того, как Михаил был рукоположён во священники и направлен на службу в Чулышманское миссионерское отделение. Оттуда раз в год, в январе, плавал он в Улалу как раз через горное Телецкое озеро на собрания миссионеров. Путь был трудный. Как-то, попав в бурю, он со спутниками шестнадцать дней вынужден был жить в пещере.

На другой год история повторилась, только на этот раз ждать в пещере окончания бури пришлось уже двадцать дней. Почти закончились съестные припасы, и начала подступать смерть, когда однажды отец Михаил увидел с горы, что озеро замёрзло вёрст на двадцать, а дальше вроде как начиналась вода. Спустили лодку на лёд, из палатки сделали парус и понеслись со всё возрастающей скоростью, так как ветер усиливался. Потом он немного стих, но, как только поплыли, добравшись до воды, поднялся снова, на этот раз с туманом и снегом, а на озере началась буря. Люди плакали и говорили: «Дно Золотого озера станет нам гробом!» Но снова Михаил обратился к Святителю Николаю, и снова чудесным образом путники спаслись. Потрясённый, Чевалков обратился к спутникам: «Вставайте, не плачьте. Бог нам помог!»

После этого отец Михаил выполнил наконец свой обет. Пока строил часовню, крестил более ста человек, узнавших о чуде.

Завещание

Шли десятилетия. Отец Михаил неустанно трудился, пока 5 сентября 1905 года в возрасте 89 лет не отошёл ко Господу. Похоронили его в городе Онгудае близ алтарной стены храма, где и ныне можно подойти к его могиле – помолиться. А это строки из его завещания, оставленного детям:

Пусть будут уроком для них эти слова;
Пусть будут наставлением
от рода до рода…
Не выходи на ссору, держа в руках нож,
И не будешь плакать,
попавши под дело.
Щекотливый язык держи за оградой –
И не будешь горевать, попавши в беду.
Не клевещи на человека –
И не будешь после печалиться.
Да не исходит из уст твоих
нечистое слово –
И не будешь предан
великому мучению.
Держи руки на работе,
Принуждай их гнуться.
Гибкая рука созидает
А негибкая портит.
Твори руками милостыню –
И будешь после радоваться.
Дети мои!
Плоть моя и кости мои ослабли,
Я жду пришествия Вестника.
Жду я дня моей смерти.
Да будет воля Бога, Творца моего,
Его власть принять меня.
Не отступая от Него, я молюсь:
Боже, Создатель Мой, не оставь меня!
Помышляя о последнем моём, прошу:
Очисти согрешения мои, Боже!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска