Давно не был дома – на севере Карелии, в родном посёлке Золотец. Родители умерли, квартира продана, и один только повод приехать – могилы обиходить. А нынче ещё решил младшего сына привезти, ему уже семь лет, надо показать свою родину – она ведь и его родина тоже, через меня.

Белый ангел

Жильё в посёлке арендовал у бывшей своей соседки Наташи Копыловой. Приняла она радушно: «Как говорила ваша мама, тётя Дуся, соседи – вторые родственники. Очень она тогда помогала…» Сама Наталья родом из поморского села Сумпосад, а муж её Денис – наш, золотецкий. Женились они почти сразу, как Денис вернулся с чеченской войны, на которую попал во время срочной службы. Женились и поселились в нашем многоквартирном доме. «Тётя Дуся, подскажите, где бы нам огород устроить?» – попросила тогда Наталья. И мать подсказала – под окнами моей комнаты. Там бельё сушиться вешали, но огород для молодых важнее.

– А статью, что вы тогда написали про нас, мы недавно перечитывали в Интернете и так смеялись! – говорит Наталья.

– И что там смешного? – насторожился я.

– Да про наш «блокпост».

Было написано: «Участочек – в длину шесть и в ширину пять шагов. Денис из толстого штакетника возвёл забор, похожий на армейский блокпост, сверху намотал два ряда колючей проволоки. Какой урожай получится с такого малюсенького клочка, непонятно. Зато “своя земля”!»

Теперь у них большой огород – на краю посёлка, где они построили себе отдельный дом. Под навесом стоят уазик-буханка (на рыбалку ездить) и вместительная легковушка-универсал, чтобы все дети помещались. Их у Копыловых семеро – четверо своих и трое приёмных. Тут же детская площадка с игрушечным домиком, батутом, спортивными тренажёрами. Чуть дальше – курятник. А сколько цветов!

– Вы бы посмотрели цветники у нашего дома в Сумпосаде! – Наталья достаёт свой гаджет и показывает снимки. – И огород там какой! Моя мама даже в старом челдоне кабачки посадила.

– Что такое челдон?

– Лодка плоскодонная, ещё от деда моего, Ивана Никифоровича Каманина, осталась. Рассохлась вся, вот мама её к делу и пристроила.

Смотрю на фото. Крепкий поморский дом на берегу бурливой Сумы, что впадает в Белое море. Прямо напротив, на другом берегу, – музейный навес, под которым стоит старинная мореходная лодка, памятник петровским временам, когда строилась Осударева дорога. Собственно, жители Сумского Посада, Нюхчи и других поморских сёл её и строили, на их плечах царь Пётр поднял империю, связав воедино уже освоенное русскими Белое море с «немецкой» Балтикой. Сумпосадцы вспоминают об этом с достоинством, мол, мы изначально государевы люди.

– А Денис где, на работе? – спрашиваю Наталью.

– Денис… на Украине.

– То есть как?

– Подписал контракт и поехал. Там же, в Донецке, детей убивают. Ну и, помните, наверное, он же прежде в Чечне воевал, опыт имеет…

Да, помню. Но тогда, двадцать лет назад, особой-то воинственности в нём я не приметил. Спокойный, благодушный такой парень, и про войну ничего не говорил – как Данила в фильме «Брат», мол, писарем при штабе был.

– А какой у него «вус» там? – спрашиваю. – Ну, военно-учётная специальность?

– Да толком не объяснил. То говорил, что стрелок, то сапёр. Знаю, что где-то под Харьковом.

– Там сейчас не так жарко, как на Донбассе, – успокаиваю, а сам думаю: «Стрелок и одновременно сапёр – это диверсионная работа, спецназ». Но мысли свои не озвучиваю.

Идём в дом. Сын мой сразу сошёлся с Наташиными детьми, благо тут все мал мала меньше, есть с кем поиграть. И заодно в курятник заглянуть – это настоящий зоопарк для городского мальчика, он и корову-то здесь, в Золотце, впервые вживую увидел, прежде только в мультфильмах. Рассказываю Наталье – смеётся. Внутри дома заблудиться можно, множество комнат.

– Всё равно тесно, – сетует хозяйка, – свой рабочий кабинет пришлось на веранде устроить.

– А кем работаете?

– По специальности я бухгалтер, работаю удалённо в кредитном кооперативе и косметической сетевой компании. А ещё воспитателем оформлена.

Тут как получилось. Родились у нас три сына – Владислав, Захар и Геннадий. Муж и говорит: «Четвёртым опять парень будет. Давай девочку удочерим, дочку хочу». Потом-то дочка Даша родилась – но уже после, как приёмных взяли. Если бы не взяли, то, кто знает, может, и не родилась бы тогда дочка? Пошла я в один детдом, хотела выбрать младенчика, а там на них, самых маленьких, очередь. Как поняла, нужно кому-то на лапу дать, иначе долго ждать. А тут вижу, привезли двухгодовалую девочку и мальчика семи лет – их маму лишили родительских прав. И мне предложили: «Возьмите к себе, пока маму в правах не восстановят». Познакомилась я с их мамой, Галиной, и жалко стало: женщина-то адекватная, нормальная – как ей плохо было, что родные детишки в казённом доме окажутся.

Так и пошло – включили меня в группу тех воспитателей, которые готовы сразу принять детей, чтобы не держать их в детдоме. Сейчас это в приоритете у государства, чтобы ребёночек попадал в семью, где соблюдаются нормальные семейные традиции. Тех ребяток из Сегежи, Ксюшу и Вадика, я взяла на месяц. Боялась: как с чужими-то буду? А оказались свои! Месяц растянулся на два года – Галина ходила по судам и никак не могла восстановиться в правах. Часто с мужем к нам приезжали – с игрушками, фруктами. Я не перечила: кровь не водица, нельзя семьи разрывать, если любят друг друга.

– А сейчас у вас кто из приёмных?

– Взяли мы маленькую Соню, у которой мама лишена родительских прав навсегда, без права восстановления. А потом ещё брата с сестрой – они наши, золотецкие. С папой жили, кочегаром, и вечно грязные ходили. Дома пьянки-гулянки, ад кромешный.

В каких условиях жили эти детишки, узрел я воочию, когда мы сели чаёвничать. Одна из малышек брала со стола всё подряд – печеньки и конфеты нескончаемо, хотя голодной не была. Когда новая мама сделала ей замечание, то… брать не перестала, но тянула уже не в рот, а отдавала нам, одаривала. Добрая душа в малюсеньком тельце.

Копыловы

Вообще дети Копыловых очень понравились, особенно Захар – копия папы. Такой деловой серьёзный мужичок. Неделю спустя мы уезжали из Золотца, и он напомнил: «Ничего не забыли? Рыбу из морозилки взяли?» А ведь я во время сборов забыл про поморский гостинец-то от Копыловых! И потом дома, вкушая солёного сига, мысленно благодарил парнишку.

Рыбак Копылов-мл.

Наталья ведёт меня в просторную гостиную, там на стене – стенд с её почётными грамотами, призами.

– Вот грамота от фирмы, за хорошие показатели наградили меня поездкой с детьми в Грецию, – показывает она. – Но из всех призов самый дорогой мне этот – его вручила Галина, когда забирала своих детей обратно к себе.

Снимает с полки белую статуэтку ангела. Расправив крылья, ангел словно бы летит и держит в руках младенца.

День спустя Наталье позвонил сослуживец Дениса, которого отпустили на отдых в Белгород. С самого фронта звонить нельзя – у бойцов симки отбирают, чтобы противнику нельзя было засечь по телефону их местоположение. Сослуживец сообщил, что с Денисом всё нормально, живой и даже не ранен. Видно, хранит его Бог и белый ангел.

Золотая чаша

Помолиться о благополучном возращении воина Дионисия представилась возможность в воскресенье в золотецком храме Святой великомученицы Варвары. Поход туда, на берег Беломорканала, совместил я с историческим экскурсом для сынишки:

– С древних-древних времён бурлила здесь на порогах река Выг. Однажды от Белого моря, из села Сумский Посад, где было подворье Соловецкого монастыря, поднялись монахи на лодках и устроили здесь тоню – это такое место, где рыбу сёмгу ловят. Так появилась деревня Выгостров. Жители этой деревни на одном из островков построили церковь в честь святой Варвары и ездили туда на лодках Богу молиться, а кто умирал – на тех же лодках отвозили хоронить около храма. Жили не тужили. Потом пришла новая власть и решила по этой бурливой реке провести канал, Беломоро-Балтийский. Церковный островок затопили, теперь только макушка его из-под воды виднеется. А могилы выкопали и в другое место перенесли. Когда выкапывали, то находили женские русые косы – и все плакали. Напротив островка стали ГЭС строить, а чуть в стороне – кислородку, чтобы баллоны кислородом закачивать для взрывных и других работ. Дом для кислородки получился крепкий, с толстенными стенами. Когда ГЭС построили, а заодно и наш посёлок Золотец, кислородка ещё работала, и маленьким я ходил туда брать кислородные подушки для больной соседки. Ей воздуха не хватало, и вот она дышала через эту подушку. А потом кислородку закрыли, она разрушилась, и мы там играли в войну, в Брестскую крепость. Прошли годы, и одна тётя, зовут её Людмила, решила из этих порушенных стен поднять новую Варварину церковь. Мы с твоим братом Ваней немного помогли ей, он даже несколько кирпичей в стену положил, хотя был чуть старше тебя. И был ещё там батюшка Сергий, он освятил эту церковь и приезжал из Беломорска в ней служить. И нас всех – тебя, меня и маму – он благословил, когда ты был в животе у мамы. Очень хороший батюшка! За всех нас молился. Так что помни: ты здесь благословлён, поэтому тоже участник всей этой истории.

– А мы его увидим?

– Батюшку-то? Нет, умер он.

Заходим в притвор храма, и вижу в углу… Господи помилуй! Нет, это не отец Сергий Михайлов стоит, а всего лишь его подрясник со знакомой кожаной потёртой безрукавкой на вешалке висит. Поверх – наперсный крест, а внизу – сапоги его. Рядом – полка с книгами из его домашней библиотеки, фотографии, лампада, очечник, сплетённый из берёзовой коры, документы, среди которых воинский билет с указанием специальности: «Наводчик СПГ-9, пулемётчик».

Тут же батюшкин деревянный посох и рында, сделанная из кислородного баллона, с надписью: «Звоните». Вот так чудо, в храме сделали уголок памяти отца Сергия!

На столике лежит школьная тетрадка, озаглавленная: «История появления храма Великомученицы Варвары в п. Золотец». Начинаю увлечённо листать, и открываются детали, которых не знал:

«На всё Промысл Божий. Это было в декабре 2004 года. После вечерней службы в г. Беломорске в храме Святого Чудотворца Николая (примерно в 19.12) Людмила Александровна Ильичёва ехала домой в п. Золотец. Автобус № 1 сломался в д. Выгостров, и Л.А. пошла пешком по льду, чтобы срезать дорогу, и вышла прямо к зданию, где сейчас храм Вмч. Варвары…»

Далее приводится сказ о старой выгостровской церкви, записанный со слов жительницы деревни Александры Николаевны Белой, 1920 года рождения. В целом он совпадает с тем, что я знал: есть там и про выкопанные русые косы, и про Беломорканал, и про то, что «храм был очень красивый и богатый, с колокольней, которой не было равных по звучанию по всему Белому морю». Но вот и новое: он вовсе не ушёл на дно водохранилища, а сгорел – перед самой революцией. Выгостровские решили заново построить храм, но в другом месте. И быстро возвели – с дома по брёвнышку, но тут пришла советская власть:

«Скинули колокола и купола. И когда падали купола, то летели искры и был треск, как от разряда электричества. А рушили храм председатель колхоза и председатель сельского совета Матросов и Мартанов. Один из них взял себе на постройку хлева алтарную часть. После этого, когда жена его заходила в хлев, все коровы лежали в яслях вверх ногами. И так было каждый день. Через недолгое время умерли оба, жена сломала ногу, а потом её разбил паралич. Затем, когда стали строить Беломоро-Балтийский канал, то разрушили храм совсем, на этом месте сейчас 16-й шлюз. Всё, что было в храме, унесли по домам… Берёзу, которая росла на острове возле храма, срубили. И когда её рубили, из ствола потекла кровь. Ещё в д. Выгостров был дом-молельня старообрядцев, он и сейчас стоит, в нём жил Моторин А.».

А вот этого я не знал – про 16-й шлюз! Я же там работал сразу после школы: мы камеры для шлюзования расширяли, ломая прежние бетонные стены, построенные заключёнными. В одной из стен обнаружили совершенно сохранившийся труп какого-то забетонированного бедолаги. Работали «аккордно», в три смены, чтобы успеть к открытию навигации. И вот глубокая ночь, в зимнем небе звёзды блещут, и я ползу по обрешётке на самое дно камеры, словно в глубину ада, и там без света прожектора сверху (он был разбит пьяным крановщиком) во тьме на ощупь уплотняю вибратором мёрзлую, полузастывшую на морозе бетонную массу. И мог ли я подумать, что над моей головой, на высоте ста метров, незримо в воздухе висит порушенная церковь…

Далее в ученической тетрадке описывается, как Людмила строила новый храм, фактически одна. Ездила на велосипеде на железнодорожный полустанок Уда и разбирала на кирпичи брошенное станционное здание. Из них и надстраивались старые стены. А про железобетонные блоки, которые при моём участии вытаскивали из казарм бывшей воинской части, ничего не сказано. Ну и ладно. Не ради славы и денег люди помогали Людмиле. Листаю тетрадь дальше и в самом конце натыкаюсь на приписку: «Сизова Евдокия и сын её. Матросова Надежда и её дочь». Евдокия – это моя мать. Оборачиваюсь к сыну, чтобы показать, и тут: «Бом-м-м!» Это Коля, соскучившись, решил звякнуть в рынду.

– Извините, – говорю выглянувшей из-за двери женщине.

– Пусть звонит, я всем разрешаю. На ней же написано: «Звоните». Эта рында висела перед входом в домик батюшки Сергия, и все входящие так звонили ему.

Женщину зовут Елена Ивановна, она староста храма. Тоненькая, хрупкая, с большими серыми глазами. Фотографироваться отказалась: «Я же в рабочее одета». Перед дежурством в храме первым автобусом ездила она на городское кладбище, что между Золотцом и Сосновцом, обихаживать могилу брата.

– А когда ещё поехать? – словно оправдывается она. – Только в воскресенье, когда на работе выходной. А в субботу – здесь служба, отец Андрей из Сосновца приезжает. Он ведь тоже работает, мастером на железке – семью-то кормить надо, а в выходные служит в Сосновце и здесь.

– Вроде вы не золотецкая, узнать не могу, – говорю. – И где работаете?

– Работаю тоже на железной дороге, сигналистом. До этого охранником была. А сама из Беломорска. Два года назад на Крестовоздвиженье наш благочинный дал мне ключи от храма: «Будешь старостой», – и вот я здесь. А в лавке мне золотецкая женщина помогает, Валентина Семёновна Гашкова, у неё скоро юбилей – 70 лет.

Елена перечисляет тех, кто состоит в приходской «десятке», и всё имена-то знакомые! В том числе школьные мои учителя: Галина Семёновна Морозова и Эльвира Анатольевна Федотова. А ещё фельдшер Галина Георгиевна Филимонова – из поселкового медпункта, которая постоянно залечивала наши мальчишеские ссадины и раны. Странное чувство: словно храм этот вырос из нашего детства.

– Отца Сергия вы ведь знали?

– Ещё до того, как он в Беломорск приехал. В 1992 году умерла моя бабушка. Перед смертью она очень скорбела, что не может причаститься, – храма-то в городе не было. И когда я поехала учиться в Петрозаводск, мама отправила со мной письмо в епархию с просьбой, чтобы у нас появился священник. А я уже была знакома с владыкой Мануилом. Он пообещал: будет вам священник. И предложил отцу Сергию на выбор Беломорск, куда долго ещё никто не поедет, и приход поближе к Петрозаводску. Батюшка сам выбрал наш город.

– Так это с вас, получается, всё и началось? – удивляюсь. – И музейный уголок батюшки тоже ваша идея?

– Эта мысль пришла 8 октября 2021 года, когда в ночную смену сидела я на посту в охранке на Беломорском железнодорожном вокзале. Благочинный благословил моё начинание, а потом передумал: необычно это как-то – музей в храме. Приехал наш владыка, сказал: «Делайте». Позвонила я в Петербург дочери батюшки, она разрешила взять вещи из его домика. Год прошёл после смерти, фотографии в его домашнем альбоме уже начали плесневеть и подрясник тоже – всё это я в порядок привела. Главное, чтобы люди его не забывали, мне-то ничего не надо – сегодня жива, а потом Бог знает.

– Епископ Борис, значит, музей благословил?

– Владыка хороший у нас, таких я ещё не видала. Вот митрополит Мануил в Петрозаводске был – у него много общего с Патриархом Алексием, степенный такой. А тут простой, родственный. В прошлом году он в Беломорск ехал, машину на дороге оставил и в наш храм пешком пришёл: «Чайком напоите?» Не сразу поняла, кто это – в простом подряснике, без панагии. Но по виденным фотографиям узнала. «Вы владыка?» Он: «Владыка. Ну, пойдём, покажи мне храм». Разузнал, как живём, чем дышим, положил две тысячи в церковную кружку и дальше поехал. Сказала ему, что нам печка нужна – и ведь не забыл, помог печку приобрести. Если бы не он, зимой мы тут бы околели.

Ещё я изъявила желание: «Владыка, хотели бы частицу мощей для храма». Это он тоже запомнил. Когда приехал на праздник, говорит: «Ну вот, тебе отец Симеон из Кеми частицу мощей поделит. Заказывай капсулу под святыню». Я перелопатила Интернет и поняла, что нам не капсула нужна, а чаша под частицу мощей, потому что великомученица Варвара – единственная из святых подвижниц, кого на иконах пишут с потиром в руке для причастия. Судя по житию, она избавляет от внезапной смерти, сподобляет причастия перед кончиной. Написала я объявление, стали собирать средства на чашу. Вдобавок решила отдать на это деньги, что мы собрали на доски, чтобы крылечко храма зашить, а то постоянно снегом заметает. Ещё думали крытую веранду сделать, чтобы ожидающим от непогоды спрятаться. Но ничего, с нас не убудет. Чаша в Софрино стоила 60 тысяч – и денег как раз хватило. Нынче на Пасху в неё и вложили частицу мощей.

Даром, конечно, это не прошло. Как только я чашей занялась, умер мой брат. Вот к нему я сегодня на кладбище и ездила. И ведь чувствовала, что жертва будет какая-то… Как только сделала заказ – под утро и умер. Был инвалидом, но ничто не предвещало. Произошло всё вдруг.

Пока мы разговаривали, Коля тихонько, чтобы не мешать, занимался батюшкиной рындой – слегка позвякивал, вслушиваясь в чистый долгий звук: он уходил куда-то за пределы, где и ухо человеческое не слышит, и глаз не видит, и даже ум человека не может проникнуть туда.

– Детям я всегда разрешаю звонить, – неожиданно меняет тему Елена. – Они ведь к батюшке звонят, чей дом уже на Небе. И он, думаю, молится обо всех нас.

Помолились и мы в храме – помянули отца Сергия, родственников своих, воина Дионисия. Приложились к частице мощей великомученицы Варвары. Как всё же удивительно… В нашем обыкновенном посёлке – и такая святыня! Но почему он должен быть обыкновенным? Это же родина! У каждого родина – она самая-самая, единственная на свете.

Вместо послесловия

Вот и позади кратковременный отпуск. Снова мы в большом городе. В свои права вступила прежняя обыденность. Чтобы сын не смотрел иностранные мультики, включаю ему на ноутбуке фильм «Кащей Бессмертный» – одну из лучших русских киносказок, которая, что интересно, была снята в тяжёлое для России время, в 1944 году. Коля сидит за столом, рисует в тетрадку танки и поглядывает на экран. А потом он очень меня удивил.

Марья Моревна задаёт загадку удалому парню: «Кого любить должен добрый молодец больше отца с матерью и света белого?» Тот отвечает: «Тебя, красна девица, красу твою ненаглядную». В общем, не угадал, ушёл не солоно хлебавши. Семилетний сын продолжает рисовать танчики, и фильм продолжается. И вдруг он произносит: «Родину свою, такой ответ». А когда на экране добрый молодец, пронзённый вражескими стрелами, умирает и просит передать Марье, что отгадал он её загадку, что «больше света белого любить надо родную землю», Коля бросает карандаш:

– Ну, что я говорил!

И вот откуда в детях это берётся? Раньше ведь не видел этого фильма. Знать, не зря мы тогда съездили.

Фото автора

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска