«Смотри на Крест»

Нет на Русском Севере более известного крестного хода, чем на реку Великую, в село Великорецкое, где шесть с половиной веков назад явил себя чудотворный образ Святителя Николая Чудотворца. Запрещали ход дважды. Первый раз в 1935 году, но после войны он возобновился, и вновь пошли по лесам, по полям десятки тысяч человек. Второй раз запретили в 1959-м, с началом хрущёвских гонений. Несмотря на все препятствия, несколько десятков христиан продолжали втайне ходить, а в мае 1989 года архиепископ Вятский Хрисанф обратился к первому секретарю обкома Василию Десятникову с просьбой запрет отменить. Тот согласился, трудно сказать насколько охотно, позволив пройти в Великорецкое из села Чудиново. Это около десяти километров – вместо ста пятидесяти, как сейчас. Но хоть что-то для начала.

Со временем ход возобновился полностью и число его участников достигало ста тысяч человек. Как сказал о Великорецком ходе один из его возобновителей, отец Геннадий Кочуров, «когда крестный ход идёт – силы адовы содрогаются». А поэт Анатолий Гребнев написал:

Зачем иду я, просветлённый,

Среди большой толпы людской

И за Крестом, и за иконой –

С любовью, верой и тоской?

Зачем я вглядываюсь в лица,

Как будто в них хочу узнать

Родного брата, иль сестрицу,

Иль похороненную мать?

Зачем я слушаю молитвы

И подпевать стараюсь им,

И чувствую, что все мы слиты

Единым сердцем – вместе с Ним?

А ночью лес в цветущих купах

На откуп отдан соловьям.

И голубой июня купол

Объял природы светлый храм.

И пусть заброшенный просёлок

Таит церквей немую сень,

Полуразрушенные сёла

И боль забытых деревень;

Смотри на Крест, шагай за другом,

Среди людей своих дыша –

Преображается округа

И возрождается душа.

И вечно будет жить Россия,

Когда с Крестом из года в год

Идёт, идёт в места святые

Великорецкий крестный ход.

Как участник нескольких ходов могу подтвердить: никогда в своей жизни я так сильно не переживал, что такое Церковь в своей высоте, что такое православие в своей глубине, как в этом великом шествии на Великую. Вспоминаем сегодня, как всё начиналось, обратившись к участникам первых по возобновлении ходов с участием духовенства.

«Пыльно, но радостно»

В рассказе протоиерея Симеона Петрова речь идёт о двух первых ходах. Батюшка сегодня старейший на Вятке священник, продолжающий в свои восемьдесят три года служить. Он вспоминает:

Протоиерей Симеон Петров

– Ходил я раза два, а потом с архиереем приезжал уже в Великорецкое. Иногда дождь шёл, а то и снег, холод, иней трещит, а люди идут и по вере получают. Мы счастливы, что Вятская земля не оставлена Богом. Вятка самая счастливая, потому что за нас молится Святитель Николай.

Первый раз вышли мы из села Чудиново по благословению владыки Хрисанфа, отслужив литургию. Всего собралось около двухсот человек по объявлению, которое сделала епархия. Исповедовались, причастились, а потом, совершив молебен Николаю Чудотворцу, отправились в путь через поля и леса в Великорецкое. Помню, хорошая погода была, люди идут, глаза сверкают, только пыльные все. Было хоть и пыльно, но радостно.

В храме села Чудиново

Через поля и леса – в Великорецкое

С нами были в том году основоположники, ходившие на Великую в годы гонений. Их уже никого не осталось на свете, только в памяти – все ушли ко Господу. Вспоминается, конечно, Прокопий Иванович Клепиков, он шёл со своей супругой Ниной. Валентина Эдуардовна, Мария Николаевна, фамилии не помню, – деятельные, усердные молитвенницы. Клавдия Мельникова – та вообще везде успевала. Все они ходили с любовью и постом, очень строго себя держали. Эдуардовну как-то раз поймали, завезли на машине куда-то в лес и бросили – милиция, власти, уже не знаю кто. Что делать, как не пропасть? «Святителю отче Николае, не остави меня, я иду к тебе, я люблю тебя, я молюсь тебе», – повторяла Эдуардовна и уже аккурат через полчаса видит – идут Прокопий Иванович и женщины с пением. Так-то вот ходили в прежние годы.

Не помню, в первый год или на следующий подъехал в Чудиново отец Алексий Сухих, Царствие ему Небесное. Запомнилось, как на переправе он, по человеколюбию своему, немощным бабушкам помогал в лодки сесть. Перевозчик тогда сказал: «Спаси вас Господи, я хоть обогатился». Какую-то денежку давали лодочникам. Шли, останавливаясь, акафисты читали: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас». Очень всё молитвенно, радостно.

Отдых на пути

На берегу в Великорецком за главного был Виктор Сергеевич Щелчков, староста Серафимовского собора, ему нужно было подготовиться ко встрече хода. Сын мой Серёжа ему помогал, а ночью дежурил с отцом Николаем из Быстрицы. Жгли костры, присматривали за облачениями в укрытиях, чтобы не промокли к утру. На берегу не было ещё деревянного храма, вместо него железные столбы поставили да плёнкой закрыли от дождя – там и совершали Божественную литургию.

Погода всякая была. Помню – это, может, девяносто второй год или какой, – когда отец Андрей Дудин пошёл в ход, была хорошая погода, а обратно, в Серафимовский, вернулся с сосульками в бороде.

– Это что хоть? – спрашиваю. – У тебя сосульки в бороде!

Смеётся:

– Слава Богу! Наши предки ходили, а мы что, хуже?

Он что сделал потом – уму непостижимо! Восстановил храм в Медянах, на пути на Великую. Хорошо помню, как там была крыша худая и прямо на ней деревья росли. А сейчас красота. Будет время, посмотрите. Я со слезами на глазах смотрел на труды отца Андрея. Он из наших учеников, мы с отцами в Серафимовском храме его учили.

– Ну давайте, дорогой, в церковь нужно готовиться, на службу, – завершает отец Симеон свои воспоминания.

«Иди за мной»

В прошлом отец Андрей Дудин был архивариусом епархии, и нам уже доводилось беседовать с ним как с одним из самых больших знатоков Вятской истории. Сейчас он настоятель Троицкого храма в селе Медяны. Теперь я обратился к нему как к участнику крестных ходов на Великую с 1989 года.

Отец Андрей Дудин

Приходилось слышать и читать его истории о ходах прошлых лет. Больше всего запомнились две. Первая про то, как паломница с плохим зрением окунулась в Казанский источник в Горохово. Перед тем как окунуться, женщина сняла очки, а потом забыла их надеть, когда ход двинулся дальше. Вспомнила в пути, забеспокоилась, что же делать, а потом поняла, что прекрасно видит. Когда вернулась в Киров, пошла к врачу, а потом принесла в епархию медкарту с записью о полном восстановлении зрения.

Другая история вообще поразительная – про предпринимателя из Казани, который потерял в автокатастрофе жену-красавицу и двоих детей. Человек с горя запил, бизнес, понятно, развалился. Но однажды услышал он про Великорецкий ход и, раз терять всё равно нечего, надежда только на Бога, решил сходить. С собой не взял ни палатки, ни куртки (обычное дело, я встречал таких людей не единожды). Идёт с сумочкой на плече, в которой в лучшем случае кусок хлеба, обувь совершенно неподходящая, отчего вскоре стираются и начинают кровоточить ноги, – в общем, в чём застал Господь, в том и пошёл. Ну и стёр ноги в первый же день. Стоит посреди Бобино, оглядывается, где бы заночевать. Тут какой-то старичок подходит, говорит: «Иди за мной». Довёл до ворот дома, где нашлось немного места на веранде. Но пока устраивался, его бедственное положение заметила дочь хозяина, врач по образованию. «Вам нельзя, – говорит, – дальше идти с такими ногами». В ответ: «Нет, я пойду, мне нужно!» Тогда девушка вызвалась его сопровождать.

Кто не ходил ни разу, тот вряд ли поймёт, а меня, как ни упирался, дважды снимали с хода в такой ситуации – сажали в машину и отправляли в Киров. Некоторые переходы – тяжелейшие, когда и со здоровыми ногами люди идут из последних сил, а такие, как ходок из Казани… Безнадёжно, если идёшь один или хоть немного сомневаешься, дойдёшь ли. Если есть кому помочь и сомнений нет, появляется небольшая надежда. В общем, эти двое – девушка-медик из Бобино и бывший предприниматель – всё-таки дошли. Когда зашли в церковь, паломник снова увидел заботливого старичка, только на этот раз на иконе.

– Это Святитель Николай, – сказала ему спутница.

Впоследствии они поженились, родилось двое детей, дела снова пошли в гору. А в одном из казанских храмов появился благодаря им список Великорецкого образа Святителя Николая. Вот такая история от отца Андрея.

* * *

– Отец Андрей, а как всё начиналось в 89-м? – прошу батюшку вспомнить то время.

– Было непросто. Владыка хотел возобновить ход ещё в 88-м, в год тысячелетия Крещения Руси, но власти воспротивились. На следующий год согласились, но со всякими оговорками. По Кирову идти было нельзя, так что в городе нам пришлось ограничиться третьего июня обычной службой у нас, в Серафимовском. Зато было дано разрешение пройти от села Чудиново до Великорецкого, так что пятого июня епархия заказала четыре автобуса, в которые поместилось около двухсот человек, в том числе и мы, молодые иподьяконы, – иподьяконом я стал вскоре после школы и крещения. Никто идти в ход не обязывал, самому захотелось. Послушав туристов, взял спальник, но так им и не воспользовался – спали потом на Великой как придётся.

«Субботнее утро. Рассаживаемся в автобусы»

В общем, субботнее утро, мы рассаживаемся в автобусе, как вдруг в салон заскакивает какой-то мужчина и начинает кричать, что это всё провокация, не верьте, всё организовано КГБ, если поедете, вас арестуют, перепишут по именам. Убедить он никого не смог. Приехали в Чудиново. Службу возглавлял секретарь епархии протоиерей Александр Могилёв. Из тех, кого помню, были отец Симеон из Яранска, отец Александр Обухов из Серафимовского собора, отцы Геннадий Сухарев и Стефан Фатич, диакон Георгий Ложкин. Было ещё несколько священников, имён которых я не помню, в начале девяностых они уехали на родину, на Украину. Всего на литургии было около пятнадцати батюшек. Так как это был пасхальный период, мы, иподьяконы, были в белых стихарях с красными орарями.

После службы начался ход. До Великорецкого от Чудиново около десяти километров, но нужно пересечь Великую, где ходил паром. Доходим до реки – а там нас уже ждёт областной уполномоченный по делам религии, чтобы объявить: паром сломан, переправиться нет возможности, так что возвращайтесь назад. Ход замер в нерешительности, а когда над нами появился вертолёт, замешательство усилилось, ведь в ходу было очень много бабушек (из мужчин – в основном священники, иподьяконы да Прокопий Иванович Клепиков, ходивший на Великую не первый десяток лет). Стоим и не знаем, на что решиться. И тут Клавдия Мельникова, тоже из старых ходоков, кричит: «Давай, девки, в воду!» – и прыгает с берега, не то чтобы сильно высокого, но и не пологого. За ней – человек пять-шесть, тоже с котомками. Тут уполномоченный испугался, паром заработал и началась нормальная переправа.

«Когда над нами появился вертолёт, замешательство усилилось»

Переправа через реку Великую

– Отец Симеон говорил, что переправлялись на лодках…

– Возможно, ему вспомнилось, как всё происходило в последующие годы – девяностом или девяносто первом, когда за какую-то плату местные мужики действительно перевозили людей. Сообразили, что можно заработать немного на тех, кто хотел побыстрей перебраться, – паром-то нужно было ждать. В восемьдесят девятом я лодок не помню.

Великорецкое. Никольская церковь

Дальше, за рекой, лесная дорога. Дошли до Великорецкого. Преображенская церковь была ещё закрыта, но мы повесили прямо на крыльце небольшие колокола и тут же отслужили молебен. После этого народ начал расходиться, искать место для ночёвки. Кто-то в Великорецком остался, кто-то в Крутицы пошёл, кто-то – в Бараново. Мы, духовенство и иподьяконы, расставаться не стали и устроились на ночёвку под открытым небом. Жгли костры для обогрева и уснули кто на чём. Утром шестого июня все снова собрались у Преображенской церкви, а потом спустились крестным ходом к источнику. Там сейчас есть площадка перед часовней, выложенная брусчаткой, а тогда стояла палатка, скорее даже просто был натянут тент, под ним и совершалась литургия. Вместо часовни были бревно и лоток, по которому бежала вода. Причастников было много – половина пришедших, около ста человек. Так завершился наш первый ход.

– В следующий вы пошли снова?

– Да, и всё уже было подготовлено лучше. Меньше было препятствий со стороны властей, больше приехало народу в Чудиново, уже не только из Кирова, но и из Орлова, Котельнича и других мест – человек четыреста-пятьсот, наверное.

– А когда возобновился ход по прежнему маршруту – от Кирова до Великорецкого и обратно?

– Дело в том, что на второй или на третий год, в девяносто первом, ход разделился. Духовенство и часть мирян опять вышли из Чудиново, потому что таким было требование властей, а старые ходоки вернулись на прежний маршрут. Им очень хотелось идти со священниками, с образами, но и прежний путь они оставить не могли. В девяносто втором я тоже к ним присоединился.

Произошло это вот при каких обстоятельствах. Власти наконец разрешили епархии пройти ходом по Кирову – с иконой, как положено. Её вынесли из Серафимовской церкви и понесли в Успенский собор, который тогда ещё только восстанавливался и не был освящён, но мы шли к источнику. Кстати, этот обычай – заходить в Успенский храм и делать остановку у источника – существует по сей день. Потом отправились дальше. В то время маршрут отличался от нынешнего: сначала шли по набережной, потом нас стали пускать по улице Казанской, тогда ещё Большевиков. Шли по тротуарам, так как дорогу нам никто не освобождал, всё было ещё полулегально. Так и добирались до Макарья, что на выходе из города. Там когда-то стояла деревянная церковь, один из престолов её был освящён в честь преподобного Макария Желтоводского – отсюда и название слободы, которая постепенно разрослась вокруг. Вместо деревянной была возведена наша прекрасная Троицкая церковь, где мы останавливаемся на несколько часов перед выходом на Великую.

В то время Великорецкий образ носили только до Макарья – это была та крайняя точка маршрута, куда нам властями официально дозволялось ходить. Дальше шли без согласования и без хоругвей.

– И что же вас побудило отправиться в путь?

– Даже не знаю. Смотрю, все пошли – и я пошёл; как был, в иподьяконском стихаре и с большим крестом в руках. Священников было трое: отец Геннадий Кочуров – старший среди нас, неформальный возглавитель хода, отец Антоний Меркушев, впоследствии ставший игуменом Тихоном, и ещё молодой священник отец Анатолий Березин из Серафимовского храма, но он шёл наособицу, не в облачении, а как обычный паломник.

В Бобино нас не пустили, навстречу выдвинулись милиционеры, сказав, что перед селом нужно разойтись, а собраться – уже за ним. Поэтому, отслужив на кладбище молебен Святителю Николаю, мы договорились встретиться через несколько часов в километре за выходом из села, на дороге в деревню Мышкино. Так же было и в других сёлах – запрещали заходить всем вместе. Мы, небольшая группа во главе со священниками, держались друг друга, ночуя где придётся – помню, как однажды (это было в Загарье) мы расположились под тополями. Сельчане поначалу относились к нам несколько настороженно, но с каждым годом всё чаще пускали на постой. Вятские люди словно пробуждалась от долгого сна, чтобы стать собой. Это и о простых людях можно сказать, и о начальствующих, из сельских администраций. Где-то в школу пустят переночевать, где-то в клуб. Менялась и дорога. Например, раньше не было асфальтированной дороги из Медян в Киров.

– Отец Симеон вспоминал, как вы однажды шли с сосульками в бороде.

– В 1992-м с погодой нам не посчастливилось. Когда дошли, я был настолько грязный, что как был в стихаре, так и зашёл не задумываясь по пояс в воду и начал отмываться. Вода была ледяной, но я к тому времени настолько замёрз и промок, что особой разницы не чувствовал. Как раз тогда начала возникать традиция купания в источнике – прежде там лишь брали воду. На берегу появились временная дощатая часовня с шатровой крышей, простенькая купальня, тоже сколоченная из досок, какое-то корыто, заборчик, за которым можно было раздеться. Но большая часть людей по-прежнему погружалась в реку.

Палаток у нас, как и прежде, не было, так что жгли костры и спали возле них. Хорошо это помню, потому что ночью выпал снег и я проснулся в сугробе. Открываю глаза, а меня колотит от холода. Хорошо, из Яранска приехал тёплый автобус с паломниками, смог там согреться.

Поначалу ход водил Прокопий Иванович Клепиков, но я, к сожалению, этого не застал. С 92-го и, кажется, до 97-го проводником был Николай из Великорецкого, там у него была квартира в бывшей больнице. Не могу вспомнить его фамилию. Николай шёл вперёд с небольшой иконой Святителя Николая на груди. И хотя он хорошо знал дорогу, мы всё равно время от времени блуждали, потому что в то время ещё пахали поля, которые нам приходилось обходить по краю. Одно под паром, другое пашут, и каждый год всё меняется, так что и путь каждый год новый, уследить невозможно. Сейчас-то идём прямо через поля, да и дорога протоптана сотнями тысяч ног, а тогда это была скорее тропа, которая зарастала и постоянно терялась, так как по ней, кроме нас, никто не ходил. Однажды идём, и вдруг Николай говорит: «А я эту крышку не помню». «Какую крышку?» – не понимаю. «Вот эту, от кастрюли, – видишь, валяется». «Подумаешь, крышка», – продолжаю сомневаться. «Похоже, мы идём не туда», – приходит к выводу Николай. Оказалось, что он прав, пришлось возвращаться. Господь нас направлял. Так и в духовной жизни Он показывает, что заблудились, посылает что-то вроде крышек от кастрюль, давая знать, что нужно вернуться к тому месту, где свернули не туда.

Были случаи очень трудные. Кажется, в 98-м, когда отец Тихон (Меркушев) стал предстоятелем хода, одной женщине по пути на Великую стало плохо, она потеряла сознание. Думали, инсульт, но, как потом выяснилось, это было, к счастью, лишь предынсультное состояние. Наш врач Александра, прихожанка отца Тихона из Омутнинска, измерила давление и сказала, что дело плохо. Положение было отчаянное. Мосты по дороге из деревни Заборовицы в Великорецкое пришли в негодность, проехать если и можно, но уж точно не скорой помощи. Вызвали вертолёт, начали бегать, искать для него площадку, но когда он приземлился, оказалось, что нет специального оборудования для стабилизации давления. Врач говорит: «Без оборудования везти нельзя. Подниметесь в воздух, давление начнёт расти и тогда всё – смерть». Спас больную Андрей Лежнин, церковный староста из села Горохово. Он рискнул: разогнался на своём уазике и прыгнул через реку. Взял женщину и увёз в больницу дальше по маршруту.

– Вы сказали, отец Тихон стал предстоятелем. Что это за должность?

– Возглавитель хода. С середины девяностых духовенство начало ходить гораздо охотнее. Отцы Леонид Сафронов, Иов (Муравьёв) присоединились к нам довольно рано, а водил ход отец Геннадий Кочуров. Никогда не забуду тот день, когда он стал предстоятелем. Мы узнали об этом в поле, на окраине деревни Подберезы – это первая остановка после выхода из Макарья. Там стоял брошенный комбайн. С него, как с броневика, и был зачитан указ владыки Хрисанфа о назначении. Было упомянуто и моё имя, в то время студента Московской духовной семинарии, которому определено было стать заместителем. Это был 1995 год.

В 97-м впервые пошли с Великорецкой иконой Святителя Николая по всему маршруту. Нам долгое время разрешали носить её только по Кирову – возможно, боялись, что потеряем или повредим, вдобавок она тяжёлая. Чтобы нести образ день за днём, отец Геннадий Кочуров сконструировал специальные носилки. Владыка посмотрел, благословил – с тех пор мы на них икону и носим.

Отец Геннадий сформировал и весь устав крестного хода, мы разрабатывали его вдвоём. Там, скажем, был обряд воцерковления. Это был вынужденный шаг, так как с нами ходили всякие экстрасенсы, колдуны, солнцепоклонники. Чтобы исключить этих людей из числа паломников, и был придуман обряд введения в крестный ход – каждый паломник должен был подойти к священнику и поцеловать крест. Пока ходило человек четыреста-пятьсот, это было возможно, но когда крестоходцев стало около трёх тысяч, от целования креста пришлось отказаться; люди стали проходить между хоругвями по двум сторонам дороги, как через врата, получая благословение. Когда отец Тихон стал предстоятелем, этот обычай он не отменил, так и проходили паломники сначала между хоругвями, потом под иконой.

– А когда отец Тихон стал предстоятелем?

– В 1998-м. И водил на Великую до 2005-го года, после чего его сменил отец Иов (Муравьёв), а я так и оставался при них заместителем. Отношения у нас были очень тёплыми.

– Сильно ли менялся маршрут?

– Самое серьёзное изменение – это когда в 98-м был достроен мост через Вятку и на обратном пути мы стали ходить через Филейку, мимо храма Новомучеников, мимо церкви Веры, Надежды, Любови и по улице Московской до Серафимовской церкви. Неизменным остаётся то, что мы идём через Макарье, Бобино, Загарье, Монастырское, Горохово, Великорецкое, Медяны, Мурыгино, Гирсово. Но между этими точками маршрут время от времени меняется.

– Когда вы впервые прошли как священник?

– В двухтысячном году – в мае я был рукоположен, а в июне пошёл, как всегда, но уже в сане. Нужно, конечно, посидеть, повспоминать обо всём подробнее, к чему меня уже не раз понуждали, но пока не складывается, слишком много хлопот.

– Надеюсь, наша сегодняшняя беседа послужит тому, чтобы вы наконец взялись за этот труд и всё записали.

«Надо, и всё!»

Вспоминает Олег Арбузов, выполнявший в 1989-м послушание владыки Хрисанфа вести фотолетопись Великорецкого хода:

Олег Арбузов. В этой
публикации – его снимки Великорецкого хода 1989 года

– В 88-м владыка отправил несколько человек, в том числе меня, на разведку по маршруту Великорецкого крестного хода. Я был тогда ещё очень светским человеком, недавно пришедшим к Богу. В епархию меня взяли для выполнения разных поручений, например фотографировать храмы. Командировка в Великорецкое оказалась в том же ряду.

Мы разговаривали с людьми, которые вспоминали, как трудно было ходить на Великую в минувшие годы. «Сынки, мне много лет, я уж скоро помру, пустите», – говорил старик милиционерам, но те не пускали. Кого-то в лес увозили и там бросали. Да что там, своими глазами я видел колючую проволоку и даже окопы, где сидели наши солдаты и милиция, грудью закрывая проход на реку Великую! Это меня очень удивило. До тех пор я не сталкивался с оголтелой антирелигиозной пропагандой, а тут вижу – признаки настоящей войны. Тогда я понял, что есть два мира, которые друг друга не понимают. Один – это власти, не пускавшие старух на Великую. И ведь спроси, не ответят, зачем этот формализм – бездумное выполнение бездумных приказов. Другой мир – люди, готовые жизнь положить ради верности своим святыням. Это и есть наш настоящий народ, такой же, как и столетия назад, – жертвенный, мужественный. Выходит, вера – это очень серьёзно.

В 88-м нам так и не разрешили пойти на Великую, а на следующий год владыка благословил меня фотографировать возобновлённый ход: «Ты сними, как это всё происходит». И отправился я в путь. Помню, в киножурнале «Ералаш» был такой смешной сюжет: бежит спортсмен, хочет поставить какой-то рекорд, а впереди фотограф – ещё быстрее, потому что ему нужно всё отснять. Так и я всё время должен был находиться впереди крестного хода, носиться со штативом, ждать, когда люди выйдут из-за горы, из-за леса или ещё откуда-нибудь. Так как по образованию я не фотограф, а инженер-технолог, то за эффектами не гнался, но очень хотелось всё сделать хорошо. А это было непросто. Оказалось, очень сложно снимать людей, когда их сотни. Снимешь спереди четверых – и остальных за ними не видно. Квадрокоптеров тогда не было, поэтому приходилось карабкаться то на колокольню, то на деревья.

Великорецкое. Снимок сделан с колокольни

Женщины шли с сумочками и авоськами, не так, как сейчас – с огромными рюкзаками. На Великой в чём были, в том и входили в воду. И было во всём этом что-то щемящее, чистое, искреннее. А возьмём милицию, которая мешала людям. Ведь не могли не понимать, что делают подлое дело, но как-то примирялись с этим. Да что там милиция – все лукавили. А когда я увидел, как народ идёт в воду, понял: это было настоящее. Они делали это не для выгоды, скорее даже в ущерб себе, но ради души. Люди эти были молчаливы, привыкшие к гонениям, к тому, что лишнего болтать нельзя, да и вообще на Севере не слишком говорливый народ. Но, сравнивая себя с ними, я вдруг понял, что со мной не всё ладно, не всё так хорошо, как мне казалось. А значит, не грех и подправить себя, чтобы стать лучше. Это был очень важный для меня опыт, как и тот, что я приобрёл благодаря владыке Хрисанфу.

Владыку огорчало, что находились люди, которые выступали против хода на Великую, в том числе рядом с ним, в Церкви. Над властями владыка посмеивался, говорил, что они слишком многое делают бестолково, а потом добавлял, что, значит, у нас в Церкви всё должно быть по-другому. Должен быть порядок: сказал – сделал, умей отвечать за свои слова. Но оказывается, и у нас в Церкви было не всё ладно, раз существовало мнение, что не нужно возобновлять ход – мол, такой шаг могут истолковать как мракобесие, язычество. Архиепископ Хрисанф говорил на это: «А я считаю – надо, и всё!» Мне тоже так сказал. Это был сердечный порыв, которому я удивился и обрадовался. В Церкви много вещей, которых не понять умом. Чтобы их понимать, надо жить Церковью, как владыка Хрисанф. Он сердцем почувствовал народный порыв, вопреки заполонявшему всё вокруг бездушию. Так бывает, когда словами не можешь объяснить, а сердце говорит: «Надо, и всё!»

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска