Борис БОРИСОВ

Говорят, что Россия гибнет периодически, что погибель для нас – естественное состояние. Ощущение близости последних времён становится всё более явственным, но нам не дано знать, каким станет путь к Армагеддону по продолжительности и сложности. Один из самых явных признаков краха земной России – упадок русской деревни, которая близка к исчезновению. Но если нам ещё суждено жить и бороться, то обойдёмся ли мы без её традиционного уклада? У нас основательно подзабыли, что это такое, и многие готовы называть деревней село, агрофирму, дачи богачей. Но деревня – это не точка на карте, где в нескольких уцелевших домах все ещё живут пенсионеры, не фермеры, поднимающие сельхозпроизводство в воспалённом сознании либеральных журналистов. Русская деревня – это крестьянская община, основанная на православной вере. Речь идёт именно о нашей традиционной деревне, о ней, преданной, пропитой, но всё ещё живой…

Н. В. Харитовов. «В поле»

Сочетание вольности и совместных общинных работ, без которых не выжить было на наших суровых северных пространствах, создало это удивительное явление. Русская деревня – уникальное изобретение наших предков, с неизменной эффективностью действовавшее на чернозёмах, на берегах Белого моря, в Уссурийской тайге, на Алтае. Благодаря ей Россия освоила громадные пространства от Балтики до Тихого океана, размахнулась на все одиннадцать часовых поясов.

Известно, что Столыпин хотел распустить крестьянскую общину, сделать русских крестьян фермерами на западный манер. Не получилось! Выдающийся политический деятель Пётр Аркадьевич Столыпин потерпел фиаско. Крестьянство наше осталось верным традиции, сделало выбор в пользу общины. Позднее колхозы стали всего лишь одной из форм той самой общины. В представлении некоторых наших сограждан после семнадцатого года русские мужики ежедневно ходили с красными флагами, а по ночам успешно штудировали Маркса. Нет, конечно. Наше крестьянство продолжало жить своим старинным укладом, и колхозы тут ничего не изменили, а поборы и иные беды деревня терпела и раньше. В своём традиционном виде русская деревня дожила до середины 1950-х годов. Опять же бытует мнение, что настоящая деревня – это нечто совсем архаичное, когда непременно в лаптях и при лучине. Нет, и в сапогах, и при керосиновой лампе, и с электричеством деревня оставалась сама собой.

Я родился за три года до смерти Сталина и раннее детство провёл в избе под соломенной крышей. Помню старинные, привычные народу ярмарки с деревянными каруселями. Помню старые рынки, где каждая крестьянская семья могла продавать свинину, молоко, сливочное масло. Всё это рухнуло в шестьдесят первому году, с новациями Хрущёва, с пресловутой кукурузой, обрезанием огородов и запретом торговать на рынках.

Но эти беды ещё можно было преодолеть. Переломным, самым трагичным моментом стало укрупнение колхозов. Пока действовал принцип: один колхоз – одна деревня (ну, две, три – если небольшие) – колхоз оставался общиной. Утратив самостоятельность, деревня пошла под откос. И это совпало с новыми, ещё более масштабными гонениями на Православную Церковь. Государство вкладывало в центральные усадьбы укрупнённых колхозов большие средства, с лихвой обеспечивало техникой, а заработки комбайнёров были порой выше, чем у рабочих в городе. При этом производство сельхозпродукции росло разве что на бумаге. Кому-то из партийных чиновников пришла в голову мысль, что проблему можно решить при помощи огромных комплексов, сразу на тысячи голов крупного рогатого скота. От этих «тысячеголовых» комплексов было плохо всем: животным, природе, людям. Прорвёт водопроводную трубу, или запьёт сторож-скотник – и тысяча телят стоят без воды, непоеные.

Повальное опустошение деревень пришлось на конец семидесятых. Характерно, что на это время приходится пик песен и стихов о деревне, произведений высокого уровня. Повесть Валентина Распутина «Прощание с Матёрой» упрощённо восприняли как беспомощный плач по старому укладу: смирения там нет, а есть глухое неприятие и скрытое противодействие. Вроде того, что если партия решила, то так оно и будет. Василий Белов назвал политику борьбы с «неперспективными» деревнями «преступлением против крестьянства». Многие поняли, что под прикрытием естественных процессов русская деревня уничтожается изощрённо и целенаправленно. А ситуация с продовольствием всё ухудшалась, и партийная элита просто не понимала, что с этим делать. Мудрено ли, что власть проиграла в 91-м…

В лихие 1990-е происходил жуткий развал сельского хозяйства, доставшегося от СССР, происходящий в интересах западных корпораций, которые завалили Россию дешёвой едой низкого качества. Вспомните пресловутые «ножки Буша». Американцы всегда использовали экспорт своего сельского хозяйства как способ давления на зависимые страны. Теперь уже и центральные усадьбы колхозов, в советские времена в основном не знавшие бед, подверглись жестокому опустошению. Где эти многолюдные хозяйства с населением по две тысячи человек и больше? Захирели и обезлюдели. Теперь там где пятьсот, где триста жителей, а где-то и сотни не наберётся. Таков финал перехода деревни на «промышленные рельсы».

Конечно, Россия обширна и многолика. Обстановка по регионам разная. Я говорю о Нечерноземье и Сибири, а это восемьдесят процентов пахотных земель страны! Именно северная деревня – хранительница народных устоев – пострадала больше всего. Для нас важно, что русская деревня – это практическое православие. Иначе там было нельзя. А ведь жизнь по заповедям Божьим порой даже важнее, чем официальная воцерковлённость («по плодам их узнаете их»).

А где те фермеры, некогда столь сильно рекламируемые прозападной прессой, «властителями умов»? Их нет, да и не было вовсе. Так по глупости называли обычных мужиков-единоличников. Не накормил «фермер» Россию. Сейчас по зерну за счёт южных областей проблема вроде бы решена. Однако двадцать процентов сельского хозяйства России – это крупные корпорации. Львиная доля остального – бизнес меньшего калибра, как российский, так и иностранный. Вот и решайте, кому принадлежит зерно, выращенное на нашей русской пашне… Сейчас цены на продовольствие начали активно расти, а государство, по большому счёту, совладать с этим не может. С качеством вообще беда. Что там намешано в самом обычном хлебе, если даже у опытных пекарей от муки аллергия? В колбасе минимум мяса – в основном соя сомнительного происхождения, по всей видимости генетически модифицированная, усилители вкуса и всяческие добавки. Порошковое молоко, а сливки и сметана – то же самое «молоко», обработанное загустителями. Что там намешано для увеличения жирности? Овощи на нитратах. Яблоки сплошь «пластмассовые» и «деревянные». И вот этим мы кормим детей! Пророки предупреждали, что в последние времена будет «объедение без сытости»…

Лишь малая доля сельхозпроизводства принадлежит обобранным и униженным колхозам (ныне это товарищества, сельхоз-артели, акционерные общества). Чудо уже то, что они вообще выжили. А выжили потому, что несут в себе ген той самой деревенской общины. Только в Кировской области при губернаторе Белых были принудительно обанкрочены двадцать четыре колхоза. А они, сильно уменьшенные, по числу работников вернувшиеся к дохрущёвским временам, вполне могли бы жить…

И вот, «обойдя по кругу», мы снова в неопределённости – не можем решать те задачи, которые веками обеспечивала деревня. И из них хозяйственная, экономическая – даже не самая главная. Впрочем, это уже отдельный подробный разговор.

Теперь же надо определиться: возможно ли вообще восстановление традиционной русской деревни?

Источник изображения: starinasib.ru

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска