Христославы
Картинки детства золотого
Алексей ИЛЬИЧЁВ-МОРОЗОВ
Христос рождается, и в этот день мы празднуем славный праздник – Рождество Христово! Из праздничного церковного круга этот праздник – один из самых моих любимых. В семье в этот день мы всегда ходили славить Христа. Какой восторг и радость были в душе от ликующего славословия – не передать словами!
Моя бабушка, прожившая сто лет с небольшим, рассказывала, как Христа славили при царе, когда она была ребёнком. Люди тогда жили беднее, чем живут сейчас, и уже задолго до наступления Рождества готовились к этому событию. Прибирали базы́ (на Юге России – задний двор в крестьянской усадьбе. – Ред.), выметали хаты, украшали висевшие в углах иконы, из сундуков доставали самые лучшие наряды, а уж гостинцы христославам заготавливали за несколько месяцев до этого дня.
Христа славить начинали чуть свет, в каждую хату всегда ходили гурьбой, человек по семнадцать разного возраста: маленькие ребятишки, подростки и уже совсем взрослые парни и девушки. Подходя к хате, стучались в дверь, а входя, спрашивали, можно ли Христа прославить. Получив, как правило, утвердительный ответ, крестились на образа, и кто постарше начинали петь тропарь, а после совсем малые дети рассказывали свои стишки про Христа. В завершение, поздравив хозяев, все ждали гостинцев. И хозяева с радостью давали кто что мог. А взрослым парням наливали грамм по сто пятьдесят водки в специальный деревянный бочонок, который они таскали с собой из хаты в хату и поздним вечером выпивали компанией на игрищах.
Мой дедушка, будучи маленьким, лет с трёх, тоже всегда Христа славил. Его ребята постарше брали с собой. Когда они пели Рождественский тропарь, дедушка подпевал им на свой манер: выходило забавно – все смеялись.
Меня «Рождеству» он тоже научил. Запомнил я быстро. Каждый год, даже в лютый мороз, мы ходили колядовать. Колядовали порой до вечера. Как сейчас помню один случай. Как-то раз мы припозднились. Ночевал я у деда с бабушкой, и нас разбудил стук в окно. Дед, наспех одевшись, вышел на веранду. За окном было ещё темно.
– Кто тут такой? – зевнув в кулак, поинтересовался дед.
– Это я, сосед, открывай! – ответил некто за дверью.
Дед, отворив дверь, оторопел и стоял в изумлении, а я, выбежав следом, рассмеялся. Кое-как переступив порог, в комнату ввалилось нечто, напоминающее человека. В овечьем тулупе, вывернутом наизнанку, в бабьем парике, с клоунским носом, размалёванный похлеще Марфушечки-душечки из киноленты «Морозко», пошатываясь, стоял изрядно выпивший сосед.
– Эт ты, что ль, Митяй? – расплывшись в улыбке, спросил дед.
– Ну, – отозвался тот и, показав деду кулак, сказал: – Мороз, чуешь, чем пахнет?
– Да ты, парень, добря заложил за воротник. Иди домой, проспись от греха, – сказал ему дед. – Некогда мне с тобой гутарить, вон с Лёнькой славить идём.
После чего дедушка помог деду Мите, жившему через забор, дойти до его калитки. Тот поначалу кочевряжился, порываясь ещё куда-то улизнуть, но деда на него шумнул – и он обмяк.
– Шустрей собирайся, сейчас петухи запоют, а мы с тобой и не начинали, – сказал мне вернувшийся дедушка.
Я тут же оделся, и мы вышли на улицу. Улица помаленечку оживала. То тут, то там в домах загорались огоньки. Из печных труб шёл сизый дым. Пахло дровами. Утро было морозным – люди протапливали печи. Под ногами хрустел снег, а сугробы были похожи на спины огромных белых медведей. Дышать было трудно с непривычки, холодный воздух щекотал и колол нос.
– Ленька, слухай: как войдём в хату, я начну, а ты подпоёшь. Понял? – спросил дедушка.
– Понял, понял, – отозвался я, вжав шею в шарф.
Дед всегда начинал первым. Не только славить, но и петь песни на гулянках. У него был сильный, красивый, немного с хрипотцой голос, и песни он умел не только здорово петь, но и играть…
– Здорово ночевали, – сказал дед, когда мы зашли к соседям напротив.
– Слава Богу, – отозвалась хозяйка.
– Мы к вам зашли Христа прославить, – продолжил дедушка и, увидев одобрительный кивок соседки, взял нараспев: – «Рождество Твое, Христе Боже наш…»
Я ему подпевал не торопясь, улавливая заданный им ритм. Прослезившаяся тётя Женя надавала мне конфет, а деду протянула какую-то денюжку. Так, славя из двора во двор, мы дошли до конца переулка.
«Куда же дед повернёт? – думал я. – Если направо – мы много наславим, пройдя по самой длинной станичной улице почти до самого центра. Если налево поведёт – пиши пропало…» Там слева жили его друзья-товарищи, и я знал, что без спиртного не обойдётся.
Деда потянуло налево, туда же он повлёк и меня. Иду я и думаю: «Сегодня уже к обеду домой воротимся…»
Зашли к Тибирьковым. Прославили. Тётя Света насыпала мне с полкулька конфет и дала яблоко. А деду с дядей Колей налила по рюмашке. Одной, впрочем, дело не обошлось, и дед вышел навеселе:
– Лёня, щас нам ещё надо в три дома зайтить…
Зашли… Очень хорошо помню последний – третий. Дом не дом, хатка – без слёз не глянешь. Воротца ущербные, скрипели на проржавевших петлях, как старая скрипка. Во дворе в маленькой будке такая же тщедушная собачонка, однако, завидев нас, визгливо залаяла. Вышла старуха.
– Дома твой? – спросил её дед.
– Дома, куда ему деться-то. Проходи.
Мы вошли. Старик подбрасывал в грубку поленья.
– Мы… пришли… – начал было дед.
– …Христа прославить, – продолжил я его мысль и тропарь сам и пропел.
Тут старуха, причитая и хваля меня, сунула мне в руки блин, вкуснее которого я отродясь не ел, а деду со стариком своим налила в стаканы какой-то бормотухи. Она-то, проклятая, деда и сгубила. Выходя из ворот, дед промычал:
– Давай, внучок, к дому поворачивай! Сейчас мы с тобой у бабки прославим…
И тут же, поскользнувшись на старых калошах, растянулся на скользкой дороге. Поначалу он не понял, что произошло, а немного погодя выругался с досады, пытаясь подняться. Но у него это не выходило. Он вновь и вновь шумно падал. Извалялся в снегу до такой степени, что стал похож на снеговика. Я понял, что случилось что-то неладное, и начал тормозить проезжавшие мимо машины. Одна белая «шестёрка» остановилась.
– Что случилось? – спросил водитель.
– Да дед мой поскользнулся, упал и встать не может, – плача, отвечал я и, вытирая слёзы, попросил этого человека: – Помогите ему, пожалуйста, встать и до дома нас довезите.
Мужчина кое-как погрузил здоровенного деда в машину и привёз нас ко мне домой. Мама вызвала скорую, деда укололи и увезли в больницу. Там ему наложили гипс и отправили восвояси. Дома дедушка ещё с полгода ходил на костылях и, наверное, как и я, надолго запомнил это Рождество. А потом всё шутил, спрашивая:
– Ну как мы с тобой, Лёнька, Рождество славили, помнишь?
Помню я это и сейчас, спустя почти тридцать лет. В следующий год я уже подрос и ходил колядовать с ребятами самостоятельно. Но самые лучшие и добрые колядки были у меня с дедом. С ним было весело и по-особому тепло, даже в самое морозное утро.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий