Ночь и утро на вершине Афона

Каждое утро, когда рассветает, говори: «Господи Иисусе Христе мой, сподоби меня прожить день без греха».

Прп. Иосиф Исихаст

 Что может быть выше православного кованого креста на вершине Афона? Только Господь и сила христианского духа…

Храм Преображения Господня (по-гречески – Метаморфози) стоит чуть ниже этого креста и по своей архитектуре напоминает небольшой каменный сарайчик. Говорят, что два русских монаха двадцать лет поднимали на вершину строительные материалы, а потом быстро создали этот храм, быть может, самый высокогорный в мире.

Там мы и расположились на ночлег. Внутри, справа и слева от алтаря, стояли стасидии, сплошь заваленные спальными мешками побывавших здесь до нас богомольцев. Мы разостлали эти спальники на полу и устроились на отдых. На двух подсвечниках, справа и слева от Царских врат, зажгли, предварительно насадив на штыри, две свечи толщиной чуть не в руку, которые мы захватили из монастыря Святого Павла. Свечи, освещая своим огнём пречистые лики Христа и Богородицы, дали нам незабываемое чувство душевной успокоенности, уюта, защищённости и счастья.

Однажды я спросил отшельника, живущего в афонских Карулях, бывают ли у него бесовские нападения и страхования, не страшно ли ночью ему спать в двух шагах от глубокого ущелья. «Нет», – ответил молитвенник. Когда ум занят умным деланием, то врагу трудно вклиниться в цепь постоянной молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Я постеснялся у него спросить, идёт ли у него молитва во время сна. Но он сам сказал, что ночью спит, как у мамы дома. Богородица хранит.

Да, найдено точное сравнение нашего ночного пребывания на вершине – сон, как у мамы дома. Ты как бы чувствуешь себя ребёнком и знаешь, что мама любит тебя, приглядывает за тобой и упасёт тебя от любой беды и напасти.

Иногда от порыва шквального ветра снаружи языки свечей немного колебались, а вместе с ними свет и тени, и тогда казалось мне, что Богородица ласково улыбается, а Христос как бы двигает Своей всемогущей ручкой – благословляет…

Это была лучшая ночь в моей жизни. Я вставал со своего ложа несколько раз и выходил наружу, на скрипящий под ногами снег, чтобы ещё и ещё раз убедиться в безмерной красоте, мощи и близости звёздного неба. Как много звёзд! И они играют! Звезда со звездою говорит! Звезда с звездой разнится в славе, и в каждой звезде – Христос…

Ни еда, ни питьё, ни деньги, ни поцелуи любимой женщины не идут в сравнение с восторгом духовного полёта той прекрасной ночи. Сугубая усталость, вызванная чрезмерным утомлением от тяжёлого подъёма, осталась позади. Мысли освободились от суеты. Беспричинная радость наполняла сердце и горячими толчками растекалась по всем моим жилам. Душа и тело обрели молодую резвость и упругость и как бы соединились с Божественной ойкуменой, питаясь от неё. Чувство богооставленности исчезло.

Но вот потихоньку небо стало тускнеть, сереть, терять свой объём и краски. Так бывает с океанской рыбиной, когда её вытащат из глубины и кинут на палубу. Рыба играет, бьёт хвостом, переворачиваясь с боку на бок. Но потихоньку без воды затихает, широко разевая рот. Переливчатые яркие краски её чешуи делаются постепенно блёклыми, как бы выгоревшими на солнце, а затем и вовсе исчезают, цвет из яркого, живого, переливающегося всеми оттенками палитры Небесного Художника обращается в серо-серебристый. И рыба, лишь недавно полная сил, жизненных соков и рыбьих желаний, потихоньку замирает, обретая покой.

Первые лучи солнца!

Они брызнули своей мощью из далёкого далека и сразу изменили всё вокруг. Самое время осмотреться. Внизу под нашими ногами плотная твердь облаков. Такое чувство, что по облакам можно катиться на санях. Снежный покров, окутанный плотной льдистой коркой, заблистал, заискрился бриллиантовым ковром от первых солнечных лучей. Пик вершины Афона бросил строго на запад многокилометровую тень. Небо со множеством мелких светил преобразилось, утратило свою значимость – теперь здесь и во всём мире один Хозяин, одна Правда – слепящее мои грешные и бесстыдные глаза Солнце-Христос.

Иеромонах М. с фотоаппаратом попытался запечатлеть, удержать величие и торжественность солнечного восхода на Вершине христианского мира. Словно новая, неземная жизнь рождалась на наших глазах, и мы, случайные зрители, оказались свидетелями этого захватывающего дух таинства. Дул сильный ветер, и слова, которыми мы, потрясённые, обменялись, были унесены им. Да и нет таких слов, которые могли бы вместить, вобрать в себя всю значительность этого часа. Не умея выразить словами полноту своего сердца, я раскинул на ширину свои руки и плотно соединил ноги, изображая собой крест. Иеромонах М. без слов понял меня и осенил себя размашистым крестом мне в ответ.

Казалось, мы переделали все дела на вершине и нам надо спускаться на грешную землю. Но «хорошо нам здесь быти» – и мы всё медлили, откладывая и откладывая наш отход. Не зря этот храм нарекли Преображенским – каждый из нас почувствовал преображение своей души, некую метаморфозу своего сознания и сердца.

Солнце поднялось высоко. Потеплело, но снег всё ещё скрипел под ногами. Помаленьку облака внизу нас рассеялись, и вся громада – Афонская монашеская страна – предстала перед нами, словно на ладони. Стали хорошо видны и монастыри, причудливо раскиданные по зелени гор, и петляющие ниточки дорог, и ущелья, и долины, и плывущий кораблик-паром, и другие интересные подробности, которые с земли, да и с высоты птичьего полёта, не заметны.

Но спуска не миновать. Выстроившись гуськом, маленькими шажками, внимательно осматриваясь, предостерегая и подбадривая друг друга, двинулись вниз. Ведь тут такие кручи и пропасти, не дай Бог оступишься – загремишь и костей не соберёшь! Не сразу, но освоились и мало-помалу осмелели. Не имея единой тропы, так как всё было заметено снегом, разбрелись и стали, как оно в жизни и бывает, каждый сам для себя искать самый удобный и кратчайший путь с облаков на землю.

В какой-то момент я не удержал равновесия и упал, прокатившись на спине довольно значительное расстояние вниз. Слава Богу, глубокий снежный наст сохранил от острых камней. Мне это понравилось, и я захотел повторить опыт более осмысленно. Для этого выбрал наиболее пологий и наиболее заснеженный участок спуска и попробовал прокатиться вниз так, как это делают дети, катаясь с ледяной горки. Выяснилось, что при таком способе движения можно спускаться гораздо быстрее и веселее. Все богомольцы последовали моему примеру, и вскоре мы весёлой ватагой, накатавшись и насмеявшись вдоволь, уже подходили к храму Пресвятой Богородицы (Панагии).

 

 

Старушка в Суроти

Урок Паисия Святогорца

На Святой Горе был один монах, который жил в Карье.

Пил он каждый день, а выпив, становился причиной скандалов с паломниками.

Когда же этот монах умер, группа верующих поспешила к Паисию Святогорцу, чтобы поделиться радостью о том, что наконец проблема с буяном отпала.

Однако отец Паисий ответил им, что знает уже о смерти монаха и видел, как всё ангельское воинство явилось забрать его душу на Небо.

Старец Паисий

Паломники недоумевали и выказывали отцу Паисию своё недовольство. Один из них просил старца объяснить, о ком точно он говорит, думая, что старец их не понял. Старец Паисий рассказал им следующее:

«Этот монах родился в Малой Азии, незадолго до катастрофы (изгнания турками полутора миллиона греков с земли, где они жили тысячелетиями. Это случилось в двадцатые годы прошлого века. – Автор). Чтобы не оставлять младенца дома одного, родители брали его с собой на уборку урожая, а чтобы он не плакал и их не обнаружили, добавляли немного крепкого алкоголя в молоко – так он засыпал. Из-за этого, когда он вырос, и пристрастился к алкоголю.

Врачи ему посоветовали не создавать семьи, так он оказался на Афоне и стал монахом.

Там он нашёл себе старца и исповедал ему, что является алкоголиком. Старец определил ему правило: совершать поклоны и творить молитвы ко Пресвятой Богородице с просьбой сократить количество алкоголя на одну рюмку.

После года борьбы и покаяния ему удалось снизить меру выпивки с 20 до 19 рюмок в день. Борьба продолжалась, и за все годы он достиг уровня 2-3 рюмок в день.

Люди годами видели лишь монаха-пьяницу и скандалиста, а Бог видел, как сражается воин Христов, преодолевая страсти».

Я услышал этот рассказ на Афоне. Меня поразило, как трезво рассудил отец Паисий про умершего монаха: все осудили покойного, а старец заступился за него, ибо не хотел, чтобы люди впали в грех осуждения.

У меня самого есть такой грех – я часто, причём без причины, осуждаю и даже обзываю людей обидными словами. С годами этот грех только усиливается – всё-то не по мне, всё-то не так, часто раздражаюсь и злюсь. Поэтому я решил на обратном пути с Афона обязательно заехать к преподобному Паисию, чтобы помолиться у него на могиле и попросить избавления от греха осуждения.

Итак, возвращаясь с Афона домой, в Россию, я прибыл в деревню Суроти, где в монастыре Иоанна Богослова находится могила Паисия Святогорца.

Был выходной день, и очередь к могиле была примерно на час-полтора. Греки – люди живые, бойко говорливые – здесь смиренно стояли, не шумели, соблюдали молитвенную тишину. Многие приехали с малыми детьми и пожилыми родителями, но без очереди вперёд никто не лез.

Чувствовалось, что место это благостное, святое. Я поднял голову и посмотрел на небо. Белый инверсионный след от пролетевшего самолёта изгибался под прямым углом и менял своё направление прямо над могилой Святогорца. Мне пришла в голову мысль, что верующий и благочестивый пилот специально изменил свой курс, чтобы пролететь над могилой Божьего угодника Паисия.

Там же произошёл смешной и поучительный случай с моим «благочестием» и, как я и просил Святогорца, врачеванием моего греха осуждения.

Из храма вынесли угощение: лукум в мисках, посыпанный пудрой, пахлаву. Вода в кувшинах была на столах, где каждый мог налить её в белый пластиковый стаканчик. Одна старушка, тяжело опираясь на клюку, прислонилась к стене храма и держала такой стаканчик в руке. Пустой.

Мне показалось, что она побирается, и я, проходя мимо, положил ей в этот стаканчик монету 50 центов. Она что-то быстро залопотала, и я подумал, что старушка недовольна размером моего подаяния. Да, всё верно. Что в Греции можно купить за эту монету? – да ничего.

Я добавил ещё 3 евро монетами и подумал, что святой Паисий Святогорец не попустит здесь стоять и собирать деньги случайному человеку, значит, всё так и должно быть.

Однако бабка ещё сильнее на меня взъелась.

Что ты будешь делать?! Я достал 20 евро бумажкой и положил в её стаканчик – а она чуть ли не орёт на меня!

«Ну и ну, – удивился я, – какая бабуся мне попалась евролюбивая! Кричит, кипятится, сколько ни подай ей. Видно, очень любит денежки…»

Тут люди стали собираться вокруг нас с бабулей. Чувствую, скандал назревает, греки тоже стали бабку активно поддерживать, начали руками размахивать, мол, мало денег даёшь. Я для себя понял так: праведная бабуля здесь делом занимается – деньги собирает, а я вроде как жадина, скупердяй – жалею для старушки Божией денег.

Слава Богу, к нам подошёл отец Савватий из афонского монастыря Святого Павла и перевёл мне, что старушка не побирушка и деньги ей не нужны, тем более от иностранца, и что она просто так здесь стоит, отдыхает.

Я смутился, забрал свои деньги.

А потом мне стало смешно – из-за глупой ситуации, в которой я оказался по причине своей самонадеянности. Отец Савватий объяснил бабульке, что я не хотел её обидеть, а хотел ей свою любовь проявить, и мы посмеялись все вместе, расстались почти друзьями.

Вот так, через греческую бабушку, святой Паисий поучил меня: не возвышать себя своими «благодеяниями», не осуждать людей и уж тем более не обзывать никого обидными словами.

 

 Фанерный никто

Тот только и знает себя наилучшим образом, кто думает о себе, что он ничто.

Свт. Иоанн Златоуст

На пристани скита Святой Анны афонские паломники Вячеслав и Юрий сошли с борта парома «Агиа Анна». Их встречал с распростёртыми объятьями монах Салафиил. Вячеслав с отцом Салафиилом были старинными друзьями, но в последние годы они редко виделись.

Афонская жизнь пошла отцу Салафиилу на пользу – он сильно похудел, его лицо благородно осунулось, а видавший виды подрясник и намоленные чётки выдавали в нём пустынника.

После радостных восклицаний и приветствий мужчины начали подниматься в гору. То и дело их обгоняли караваны мулов, перевозивших на себе грузы. Дорога из бетонных ступеней была густо устлана навозом, и наши путники живо представили себе санитарию средневековых городов.

Хотя, по трезвому рассуждению, лучше ходить по навозу, чем дышать бензиновым угаром современных городов.

Вячеслав, мучаясь болью в коленке, с завистью глядел на «муляри» – погонщиков мулов, которые, вальяжно развалившись в седле, вели за собой на цепях караваны из 10-15 животных. И вслух пожалел, что они вынуждены подниматься пешком, таща на себе тяжёлые рюкзаки, а не ехать на мулах.

Скит Святой Анны

Монах Салафиил, кстати, рассказал, что именно по этим самым ступеням некогда поднимался вверх Патриарх Константинопольский Кирилл. В те времена было запрещено перевозить грузы и ездить на мулах. Все – и монахи, и отцы священники – должны были грузы переносить на руках.

Когда приехал Патриарх Кирилл, чтобы здесь подвизаться, отцы решили: «Он же Патриарх, ему можно сделать попущение – создать немножко другие условия». И разрешили ему подниматься на муле. Однажды Патриарх поднимался на муле и увидел ангела, который невидимо для всех остальных утирал пот со лба проходившим путникам. Когда же подошёл его черёд, ангел вытер пот со лба осла.

С того времени Патриарх, хотя он и был в преклонном возрасте, никогда более не поднимался на муле, а шёл сам. Понял, что Господь благословляет путников, которые путешествуют по Афону пешком.

– Если путники принимают тяготы со смирением,– закончил свой рассказ отец Салафиил, – то Бог им это засчитывает.

Вячеслав после этого рассказа повеселел. А монах Салафиил проявил любовь – взвалил на свои рамена и понёс рюкзак Вячеслава, чтобы исполнить закон Христов.

Юра ушёл далеко вперёд, а отец Салафиил и Вячеслав, мирно беседуя, мерно поднимались вверх.

– А кто такой Юра? – спросил Салафиил у Вячеслава.

– О! Юра у нас большой человек, он серьёзно занимается производством фанеры. Можно даже сказать, что он фанерный король.

– А ты кто? – спросил Салафиил Вячеслава, испытывая его.

– Я? Я фанерный никто.

– Хорошо сказано, надо запомнить.

– Зачем?

– Я собираю камушки смиренномудрия в основание моей монашеской кельи.

Отец Салафиил – поэт и писатель – действительно строил себе келью. Такой маленький сарайчик высоко в афонских горах.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий