Алексей стоял у входа в войсковой музей и ждал прибытия экскурсионного автобуса. Это был юбилейный год Победы нашей страны над фашизмом. По всей стране проводились по этому поводу различные мероприятия, и одним из них было посещение музеев воинской славы воинских частей школьниками. На экскурсии приезжали только мальчики старших классов.

Программой предусматривалось ознакомление с экспозицией музея, осмотр военной техники части, выступление ветерана войны и солдатский обед, приготовленный полевой кухней. Всё это и должен был организовать старший лейтенант гвардейской воинской части. Алексея в музей прикомандировали на один месяц после госпиталя, чтобы он окончательно восстановился. И в самом деле, здесь была не служба, а санаторий: ни построений тебе, ни учений, ни нарядов, ни дежурств. Пришёл в музей к восьми часам, встретил группы экскурсантов, организовал экскурсии, накормил, проводил. В пять вечера – домой. Красота! Казалось, всю жизнь так служить можно. Но он был боевым офицером, и такая санаторная служба тяготила его. Хотелось обратно в свой батальон, к своим ребятам. Ученья скоро – готовиться нужно.

И вот последняя суббота сентября, последняя экскурсия. Алексей, подставив лицо лучам солнышка, радостно подумал: «Какой необычно тёплый сентябрь. Всё, сейчас, как обычно, спокойно всё проведу и в понедельник – в свою часть, в свой взвод». Его мечтания прервал шум подъехавшего автобуса. Автобус был небольшой, мест на двадцать, шикарный, не экскурсионный. На нём был написан номер школы. Алексей знал, что только элитные школы имели собственные автобусы для доставки учеников от дома до места учёбы. И только в элитных школах число учеников в классах не превышало двадцати.

Из автобуса вальяжно вышел сопровождающий, так же вальяжно стали выходить и дети. По одежде, по походке, по манере поведения даже за короткое время высадки из автобуса для Алексея стало ясно, что эти старшеклассники уже чувствуют себя элитой общества.

Экскурсия по музею прошла вяло. Как ни старался экскурсовод музея, никаких эмоций его рассказ о героях войны у ребят не вызвал. Пошли в парк смотреть боевую технику. Реакция – такая же. Да, военная техника, да, большая и грозная, но нам это неинтересно. Ведь воевать будут другие. У нас другая судьба. Такое внутреннее состояние ребят выражали их лица.

Привезли на машине ветерана войны. Алексей подумал с сожалением: «Мало их осталось, старые совсем». Ветеран начал говорить тихо и медленно. Ребята его слушали невнимательно, стоял шум. Вальяжный сопровождающий подал всем какой-то знак. Воцарилась тишина, только многие ребята наклонили головы и стали смотреть куда-то вниз. Алексей понял, что им было разрешено включить телефоны, и большинство школьников, положив мобильники на колени, уткнулись в экраны. Некоторые просто что-то просматривали, другие играли в стрелялки или в гонки. Голос ветерана звучал теперь более отчётливо. Это был честный ветеран, и рассказывал про войну он не с видом на парад Победы, а с видом из окопа:

– Меня зовут Михаил Григорьевич. Я воевал на войне пулемётчиком. За время моей службы состав пулемётного расчёта менялся одиннадцать раз. Все погибали. Пулемётный расчёт в бою для врага – одна из главных мишеней. Я выжил только потому, что за меня в тылу молилась моя маленькая дочь Зина. Чтобы меня не убило на войне, она по 110 раз в день читала «Живый в помощи», и только это помогло выжить. Меня даже не ранило ни разу. Вот что значит молитва ребёнка к Богу!

Ветеран, наверное, понял, что его не слушают, и сказал немного громче, чем обычно:

– Всю войну я чувствовал себя мишенью. Мишенью, в которую постоянно целится враг. А он промахивается редко. Из шестидесяти человек пулемётных расчётов в живых осталось только трое. И я в их числе. То есть из двадцати человек – один. Если бы ваш класс участвовал в этой войне, в живых остался бы только один человек. Выбирайте – кто?

Этот вопрос прозвучал так неожиданно, что все подняли головы:

– А правда, кто?

Ветеран тяжело поднялся и сказал:

– Мне надо немного отдохнуть, а потом продолжим.

Его увели в соседнюю комнату. Вскоре к Алексею подошёл директор музея и сообщил:

– Мы отъедем в медицинскую часть. Ветерану надо сделать укол. Не хватало ещё, чтобы он здесь умер. До обеда ещё полтора часа. Делай что хочешь, но детей чем-нибудь займи.

Алексей посмотрел на этих томных, избалованных юношей и хотел было разрешить им играть в любимые телефоны, но тут в окно он увидел подъехавший грузовик «Урал». Это ребята из хозяйственного взвода. Они каждый день возят в переносных термосах обед взводу обслуживания стрелкового полигона, а в музей по договорённости завозят почту. План действий созрел моментально. Конечно, то, что он задумал, было нарушением всяких правил. Но Алексей решился:

– Ребята, кто хочет привезти домой настоящих лесных грибов и съесть их в день сбора, поднимите руки!

Все дружно подняли руки.

– Тогда посидите тут немного, я договорюсь с транспортом.

Алексей быстро выскочил на улицу. Подошёл к старшему – он его хорошо знал – и попросил отвезти детей вместе с ним до полигона, всё равно стрельб нет, так как выходной, а детишки пособирают грибы немного. Договорились, что он их высадит, не доезжая до полигона, а на обратном пути, через час, как покормит солдат, захватит ребят обратно. Машина была большая, с тентом и сидениями внутри. Все дети поместились. Сопровождающий остался в музее с вещами и автобусом. Как он сам выразился, «для связи со школой». Но Алексей понял – причина не в этом. Это был грузный, немолодой мужчина, и перспектива лазить по кузову машины и потом час ходить по лесу его не прельщала.

Через минуту все радостно уселись, шелестя пакетами для грибов, в кузове машины на бортовые сиденья и поехали. Не доезжая до полигона метров пятьсот, их высадили у поворота, так что с вышки стрельбища этого не заметили. Уже сама эта поездка в необычных условиях подняла настроение ребят. Они радостно углубились в лес, который окружал стрельбище со всех сторон. Сюда, в охраняемую зону полигона и стрельбищ, никогда никого не допускали, поэтому и грибы стали попадаться сразу. И чем дальше, тем больше. Ребята никогда не видели такого. Стоял тёплый влажный сентябрь. Обилие грибов поражало. Грибники кучковались вокруг Алексея и далеко от него не отходили. Он посоветовал собирать одни белые и подосиновики. Дети так и сделали. Незаметно прошли полтора километра вдоль стрельбища. Пакеты были уже полны грибов, да и пора было возвращаться.

Стрельбище проглядывало сквозь деревья немного в стороне. Ребята посмотрели на поле и увидели большой квадратный щит. Они остановились и спросили Алексея, что это такое и почему рядом длинная яма. Алексей объяснил, что это мишень. На стрельбище устанавливаются разные мишени на разных расстояниях от места стрельбы. Эта мишень установлена на расстоянии полтора километра и предназначена для стрельбы из танковых пулемётов. А яма рядом называется траншея. Она два метра глубиной и предназначена для обслуживания мишени: её крепления, поворота, замены и ремонта. Ребята попросились залезть в траншею. Алексей разрешил: ну когда ещё дети увидят такое? Они оставили пакеты с грибами под деревьями и залезли в траншею. Она была длиной метров пять, стены укреплены досками. Посередине стоял металлический механизм для подъёма и крепления мишени.

Алексей хотел уже выводить ребят из траншеи, как вдруг услышал протяжный вой сирены. Такой сигнал подаётся на стрельбище перед началом стрельб. Случилось то, чего не должно было быть. Обычно по субботам и воскресеньям стрельбы не проводились. Суббота считалась парко-хозяйственным днём. В этот день на стрельбище подметали, мыли, убирали помещения, проверяли электронику. Если надо, то что-то чинили. Оказывается, как потом узнал Алексей, в понедельник на показательные стрельбы в эту гвардейскую воинскую часть пригласили какие-то делегации. Об этом командование части узнало только в субботу утром, и сразу было принято решение о проведении тренировочных стрельб из крупнокалиберных пулемётов.

Алексей быстро соображал: через минуту начнутся стрельбы, о выходе из траншеи не может быть и речи – их перестреляют как цыплят. По статистике, двадцать процентов пуль летит не в мишени, а именно в лес.

Алексей крикнул: «Всем сесть!» Судя по его голосу, дети поняли: что-то случилось. Алексей ждал второго сигнала сирены. По нему можно определить, из какого оружия будут стрелять. Прозвучало три прерывистых сигнала. Это значит, что будут стрелять из крупнокалиберных пулемётов. А это значит, что будут стрелять по ним. Мозги работали как отлаженный механизм, прорабатывая все возможные действия в этой ситуации. Главное – это жизни детей. С первыми выстрелами начнётся паника. Нет, грохота не будет. Будет дикий свист пуль, тысяч пуль. Они будут крошить мишень, бруствер, камни вокруг.

Сейчас он снова боевой офицер. Он повернулся к детям. Те сидели на корточках. Лицо Алексея изменилось. Из добродушного лица музейного работника, радостно встречавшего экскурсионные группы, оно преобразилось в лицо властного командира, отдающего приказы. Фразы звучали чётко и отрывисто:

– Ребята, с этого момента вы не школьники, а солдаты и я ваш командир. Я вас сюда завёл, и моя задача – вывести вас отсюда живыми. Сейчас начнутся стрельбы, а наша траншея – это мишень. Мы можем кричать, но нас не услышат. Мы можем выбежать и махать руками, но нас не увидят, потому что между стреляющими и мишенью почти на двести метров идёт сплошной кустарник высотой выше человеческого роста. Мишень для стреляющих будет видна, она возвышается на два с половиной метра, а нас, машущих руками, с линии огня не будет видно. Приказ такой. Всем сесть на землю, на дно траншеи! Не орать! Терпеть! Стрельба продлится минут двадцать. Как услышим сигнал отбоя – бегом в лес и назад к дороге.

Тут встал самый здоровый юноша, Максим, и начал говорить голосом, не терпящим возражения:

– По Конституции и законам нашей страны вы не имеете права удерживать нас в этой земляной яме, а должны отвести нас к автобусу и отправить домой.

– И по Конституции, и по законам нашей страны я отвечаю за твою жизнь и делаю всё для этого в данной ситуации. А теперь сядь и молчи, – и, глядя на него, добавил: – А если ты не понял, то я тебя посажу силой.

Только он это сказал, послышался свист пуль, а потом приглушённый звук выстрелов вдали. Пули летели над ними, попадали в мишень, в бруствер. Как будто рой металлических ос кружил над траншеей. На секунду всё смолкло. Судя по звуку, стреляли из 12,7-миллиметрового пулемёта ПКТ. Сейчас пауза, идёт смена стреляющих единиц.

– Все сидим, не встаём! – скомандовал Алексей. Он мог бы этого не говорить, парни после первых выстрелов просто вросли в землю. Опять началась стрельба. Свист усилился. Калибр пуль изменился, увеличился. Это уже 14,5-миллиметровый пулемёт КПВТ. «С БТРов бьют», – определил Алексей. Пыли стало больше. От мишени начали отлетать мелкие куски. Опять пауза. Опять смена. Алексей прислушался. Звук двигателей усилился. Нет, это не БТРы. Что-то на гусеницах и легче танков. Раздался необычный свист вращающихся башен. «Это очень плохо», – мелькнула мысль в голове Алексея. Такой звук был у «Шилки». На ней уже не пулемёты, а автоматические пушки калибра 27 мм. Их четыре штуки, каждая скорострельностью 2000 снарядов в минуту. Однажды Алексей видел, как огнём «Шилки» превратили каменную стену дома в пыль. Значит, будет стрельба по наземным целям. Он успел прокричать:

– Голову в колени! Сверху руки на голову!

Налетел железный смерч. Потом ещё раз и ещё. Это уже не осы. Пыль, комья земли, щепки, камни. Бруствер просто срезало до ровной земли. Внезапно стихло. Раздался звук сирены: «Отбой». Алексей прокричал:

– Быстро поднялись и ушли! У нас есть полчаса жизни.

Все выбежали из траншеи. От пакетов с грибами остались одни клочья. Вошли в лес и по краю добежали до дороги. Голосом кто-то попросил остановиться.

– Стой! – скомандовал Алексей. – Что случилось?

– Нам бы одежду помыть, грязные стали, – сказал Максим – тот самый, с которым Алексей обсуждал в траншее законы и Конституцию.

Алексей всё понял, и через минуту он вывел ребят к маленькому озерцу.

– Одежду сняли. До пояса вошли в воду, – распоряжался Алексей. – Всё, что грязное, прополоскали. Сильно выжали и надели на себя. Пока доедем, на теле и высохнет.

Ребята выполняли всё беспрекословно. Вода была нехолодной. Да и после такого нервного напряжения не заболеешь. Через несколько минут все стояли в строю в выжатой влажной, но чистой одежде.

– Парни, вы теперь не только школьники, но и бойцы, – обратился к ним Алексей. – Бойцами становятся те, кто обстрелян в бою. Таких ребят, как вы, сейчас в школах не найдёшь. Вы молодцы. Достойно вели себя в боевой обстановке. Чётко выполняли команды, не паниковали. Награда вам за это одна – жизнь. И вы её получили. Всё, что произошло, пусть будет нашим с вами секретом. Сейчас идём до развилки дорог спокойным шагом. При общении со всеми улыбаемся.

На развилке их уже ждала машина, тот же знакомый «Урал». Спокойно сели и поехали. В музее расселись в кабинете. Ветеран уже сидел за столом и стал продолжать рассказ о своём боевом прошлом. Никто в телефон не играл. А когда он закончил, встал Максим, подошёл к ветерану и спокойно произнёс:

– Я, кажется, немного понял, что такое война и кто такой герой. Можно нам всем с вами сфотографироваться? У всех нас появится фото, на котором мы рядом с настоящим героем войны.

Это было сказано просто и проникновенно, от души. Потом был солдатский обед. Дети с радостью уплетали гречку с тушёнкой и запивали сладким чаем с булкой. Ветеран обедал вместе со всеми. Каждый хотел хоть немного постоять с ним рядом. Подъехал автобус. Дети прощались с фронтовиком и проходили в салон, последним подошёл Максим. Прощаясь с ним, ветеран решил уточнить:

– И что же вас, молодой человек, продвинуло в понятии образа войны и героя? Может быть, мой рассказ?

– Конечно, ваш рассказ, в том месте, где были слова про мишень. Сегодня они мне стали особенно близки и понятны, – ответил Максим, залезая в автобус и поправляя на себе влажные штаны. Ответ поняли только школьники и Алексей.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска