Инок ДОРОФЕЙ

Изображение: photos.lifeisphoto.ru

Дом причта стоял в церковной ограде, в нём жили батюшка и две его послушницы – баба Клава и Татиана. Баба Клава, хромая на одну ногу и с одним глазом, несла уже много лет кухонное послушание. Варила борщи и каши, кормила батюшку и трудящихся при храме наёмных рабочих. Всё свободное время она посвящала чтению канонов, акафистов и душеспасительных книг. Порой и батюшка удивлялся, как она может, часами стоя на коленях, вычитывать Псалтирь через толстые линзы очков. Он пытался ей говорить, чтоб поберегла глаза и не перегружала голову канонами, но баба Клава, имея упрямый характер, оставалась тверда в своём духовном подвиге. Никто в приходе по количеству прочитанного не мог сравниться с ней. Покаяние её, всегда громкое, со слезами и безутешными рыданиями, вызывало у прихожан чувство неловкости и стыда. Никто не умел каяться так, как это делала баба Клава, и никто чаще неё не приобщался Святых Таин.

Несмотря на все видимые добродетели, духовного разумения Господь ей не давал. И она частенько обращалась за советом к батюшке, к духовным сёстрам и к своим любимым книгам. Если ей кто-нибудь говорил что-то полезное, она отвечала: «Да-да, я читала в одной книжке!»

Но сложить прочитанное и услышанное она не могла и часто попадала в нелепые ситуации, чем изрядно веселила и батюшку, и прихожан.

Татиана была на десять лет моложе бабы Клавы, но уже давненько вышла на пенсию. Выдала дочерей замуж, похоронила мужа и нередко приезжала к батюшке, жила в доме подолгу, неся различные послушания. Она могла сесть на велосипед и поехать в лес за грибами или отвезти местным коммерсантам прошение с просьбой помочь продуктами. Ещё она любила шить-починять, и в этом смысле была для батюшки незаменимым человеком. Однако он нередко страдал от её длинного языка и строптивого характера. Она могла совершенно посторонним людям разболтать лишнее о жизни в приходском доме, добавив в конце: «Вы только батюшке не говорите, это я вам по секрету рассказала».

Когда батюшка узнавал про то, что Татиана опять что-то выболтала, он смущался и краснел, а потом, успокоившись, журил виновницу происшествия:

– Сколько вреда нам язык приносит, сколько огорчений!

– А что? Я ничё такого не говорила, – обычно оправдывалась Татиана, глядя на батюшку в упор.

Он огорчённо махал рукой и уходил.

– Не надо на меня рукой махать! Ну, виновата, простите, больше не буду болтать.

Батюшка прощал, но вскоре всё повторялось. Никак Татиана не могла сладить со своим языком и характером, всегда противясь батюшкиным распоряжениям.

– Опять бодаетесь? – говорил он ей, когда она спорила с ним.

– У меня рогов нету, – сердилась Татиана, – только вы у меня рога видите.

Иногда батюшка уезжал в командировку, и тогда две бабушки-послушницы выясняли, кто в доме главнее. Очень часто этот спор перерастал в серьёзные потасовки: толкание друг друга со взаимными оскорблениями. Повздорив как-то раз, они разбили стеклянную дверь и не хотели признаться в содеянном, сваливая вину друг на друга.

– Она меня толкнула, я на пол упала, а потом как хлопнет дверью, стекло треснуло и вывалилось.

– Всё не так было, батюшка. Она на меня чё попало собирает, а я ей говорю: «Иди в свою келью и сиди там». А она идёт и опять бормочет. Я её чуть задела, а она повалилась, как мешок с овсом. Я дверь прикрыла и пошла, а потом, когда она стала дверь открывать, стекло и выпало.

Слушал батюшка своих послушниц и головой качал:

– До седых волос вы дожили, двадцать лет Богу молитесь, а прощать не научились. А как в молитве Господней говорится: «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим».

Тут же послушницы машинально попросят прощения друг у друга и у батюшки, но ещё будут несколько дней ходить и шипеть. В воскресенье после исповеди причастятся вместе из одной Чаши – и вновь в доме воцарится мир и покой.

Как-то раз послал батюшка Татиану с поручением в соседний приход. Дело было зимой, снежок выпал, и вдруг оттепель, всё тает. У Татианы из зимней обуви только валенки. Стала она у бабы Клавы сапоги просить. Баба Клава сапоги не носит уже много лет, ноги болят, в сапоги не лезут, и ходит она в обрезанных чунях.

– А зачем тебе сапоги? Езжай в валенках.

– Так оттепель же, всё тает, вода стоит!

– Да где тает-то? Кругом снег.

– Ты выйди на улицу, увидишь.

– Сапоги у меня лежат далеко, в чемодане…

– Ну дай сапоги, я их верну, не замараю.

– Ты их промочишь, а я как потом надену?

Словесная перепалка продолжалась долго, но ни к чему не привела. Пришла Татиана к батюшке и говорит:

– Не даёт она мне сапоги, жадничает. В чём я поеду? На улице сыро.

– Я вам мужские ботинки дам, от рабочих остались.

Обулась Татиана и уехала с поручением. Немного погодя батюшка подошёл к бабе Клаве и стал её ласково вразумлять:

– Духовная сестра у вас сапоги просила на приход съездить, а вы жадничаете, нехорошо.

– Так а я в чём буду?

– Она просила на один день только.

– Они у меня прибраны, лежат в чемодане.

– И сами не носите, и сестре духовной помочь не хотите. А Господь в Евангелии что говорит?

– А что Он говорит?

– Он говорит: «Если хотят снять с тебя верхнюю одежду, не препятствуй снять и рубашку».

– Ничего себе, а мне что, раздетой оставаться?

– Эти слова Спасителя к вам обращены.

– Это не ко мне, это по другому поводу. Как так? Всё раздать и голой, что ли, ходить?

– Эх, читаете вы много, а ничего не разумеете.

– Пусть она себе сапоги купит и носит их, – бросила вдогонку баба Клава.

Посокрушался батюшка над неразумной послушницей, да делать нечего – кто не хочет сам, того не переделаешь.

На следующий день после возвращения Татианы перебранка из-за сапог между двумя бабулями продолжилась.

Татиана сильно осерчала на батюшку и на бабу Клаву, собрала вещи, хлопнула дверями и уехала. А баба Клава так ничего и не поняла. Сапоги она из чемодана не доставала. Когда после её смерти чемодан открыли, в нём оказалось множество личинок моли. Сапоги были молью изъедены, и их пришлось выбросить на помойку.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска