В позапрошлом году редакционная экспедиция привела нас на р. Водлу, в карельскую деревню Кубовскую («Вера», № 824, март 2019 г.), где мы и завершили путешествие. Конечно, вошло в публикацию тогда далеко не всё. В частности, наш проводник Зульфия Шевченко показала нам воспоминания уроженца деревни Бориса Фофанова, бесхитростно написавшего о деревенской жизни. Фрагмент из его воспоминаний предлагаем вашему вниманию.

Деревня Кубовская. Лето 2019 года

Борис Павлович Фофанов создал в родительском доме в деревне Кубовская (ранее – д. Усть-Колода) музей народного быта и культуры

Большинство семей в деревне были большие – как без детей жить, просто не представляли. Нередко их было по 5-8 и больше.

В каждом доме в красном углу висели иконы, и когда вся семья садилась за стол, родители перед иконой молились. По воскресеньям и праздникам ходили всей семьёй в церковь – для детей это было нравственное воспитание, которое оставалось в памяти на всю жизнь. Жили дружно, по праздникам «гостились».

Большой семьёй жил среди соседей Константин Амаликов, псаломщик. У него не было одной ноги ниже колена, звали его в деревне Деревянная нога.

Однажды в гостях Иван Чивин встретил Раису Амаликову, дочь ­псаломщика. Стали друг другу писать пись­ма. Договорились, что увезёт он её на лошади в родную деревню Салмозе­ро. В один из выходных дней собрался жених за невес­той в Усть-Колоду. Материнское сердце всё чувствует:

– Сыночек, куда же ты собрался в такую рань сегодня? Я ведь всю ноченьку не спала. Знаю, ведь и ты почти не спал.

– Мама, я решил жениться. Всё-таки ты уже немолодая, а хозяйство какое. Помогать тебе моя жена будет, и легче будет с нами жить, – отвечает Иван.

– Сыночек, чего ты надумал? Ведь ещё и невесты себе не нашёл!

– Нет, мама, невеста у меня есть, да только не здесь, в Салмозере, а за 25 вёрст отсюда, в Усть-Колоде. Она меня ждёт, мы с ней договорились. Она согласна за меня выйти замуж.

Мать обняла сына, перекрестила. А лошадь уже стояла на дворе. Сел он верхом и поехал. Мать вернулась домой. В красном углу, где до смерти отец сидел за столом, перед иконами благословила сыночка в добрый путь, чтобы благополучно всё было, чтоб вернулся сын с невестой в родительский дом. Помолилась Господу Богу дома, потом в церковь пошла, обедню отслужила, свечку поставила за доброе, хорошее – за женитьбу сына.

И в другой семье мать утром раненько встала и доченька Рая не спала всю ночь, перед иконой Николая Чудотворца молилась о своём суженом. Маменька хлопочет по дому, скотину обихаживает, не думает, что дочь намерена уехать к жениху из родного дома в Салмозеро украдкой.

Рано утром отцом была подготовлена лошадь ехать на Овсяное поле пахать. Мать для дочери собрала на день еду. А дочь вышла из дому: «Неужели я сегодня не вернусь?» Села верхом на лошадь и поехала, так как плуг был уже раньше оставлен на поляне. Солнце поднялось над лесом, сияли его лучи над Овсяным полем, а сердце стучало в груди: «Уже ждёт меня Иванушка». Раиса запрягла лошадь, но не вспахала ни одной борозды, всё думала: «Что мне делать: ехать в Салмозеро или нет?» Мысли путались в голове: «Господи, батюшка родимый, женская доля уж такая».

На край другой деревни с петухами приехал Иван Чивин верхом на вороном коне, привязал его поводком к берёзе, сам места не находит: «Придёт она или не придёт? Неужели передумала? Не может быть! Мы же любим друг друга. Когда расставались после вечеринки, на прощанье мне сказала: “Иванушка, я с тобой хоть на край света пойду”». Конь стоял, переминаясь с ноги на ногу. Иван подошёл, погладил его по голове. Время шло, а невесты всё не было. Неужели обманула?

А невеста тем временем договаривалась с сестрой Верой:

– Слушай, сестричка, выручи меня, угони лошадь домой.

– А ты куда собралась, Раиска?

– Не скажу, потом узнаешь.

– Ну ладно, отгоню.

Сестра села верхом на лошадь, поехала домой. Раиса взяла узелок с едой, спела частушку: «На опушке я сидела, думушку думала: то ли сеять, то ль пахать, то ли к милому бежать», – и побежала на другой конец деревни, на салмозерскую дорогу, где должен был ждать её жених. Увидев его, бросила узелок с едой и на шею к нему:

– Иван, милый ты мой, всё передумала, ночь не спала. Родители не знают, что я с тобой уезжаю в Салм­озеро навсегда…

Крепко обнял, поцеловал Иван свою невесту. Сколько было радости, что снова вместе. Она развязала узелок:

– Тут мне маменька на работу собрала, а я, милый, без тебя не могла и кушать, давай вместе перекусим да поедем.

Конь смотрел на молодую пару, будто что-то понимая: на весь лес заржал так, что гул пронёсся над лесом.

– Ну что, будем отправляться в путь-дорогу, – говорит Иван. – Давай садись вперёд, я сзади тебя сяду, и вдвоём на лошади поедем.

Воспоминания об этой таёжной просёлочной дороге, что шла по Салмозерскому тракту, Раиса сохранила на всю жизнь. Лошадь медленно переступала шаг за шагом по лесной дороге. Солнце было ещё высоко над лесом. С пригорка было видно озеро как на ладони, погода стояла тихая, не колыхнётся ни один листочек.

На берегу озера Иван привязал коня, чтобы дать ему немного отдохнуть. Взялся разводить костёр – собрал хвороста, нашёл кусок бересты. Через какие-то минуты ярко горел костёр. На другом краю озера плавали два белоснежных лебедя, не отплывая друг от друга.

Потом Раиса рассказывала:

«Мы долго стояли на берегу, любовались этой красотой, птицами. Вдруг Иван мне предложил:

– Давай искупаемся, поплаваем, как эта парочка лебедей.

Быстренько разделся, по­бежал к озеру, окунулся в воду. Кричит:

– Не бойся, вода тёплая, смотри, вокруг красота-то какая!

Стою и смотрю на Ивана, как он плавает и ныряет, кричу:

– Утонешь ещё, я что потом делать буду без тебя?!

– Как что? Будешь спасать, если стану тонуть.

Долго думала, что мне делать, купаться или нет. Смотрю на парня, глаз с него не свожу. И решилась, кричу ему:

– Иванушка, миленький, я сейчас к тебе приплыву, вон как в озере плавает та лебёдушка.

Поплыла ему навстречу, а он громко крикнул: “Я люблю тебя!” Эхо разнесло над озером: “Люблю, я люблю”…

Долго две пары плавали в озере – лебеди и мы. Долго мы с ним обнимались и целовались…

Пока купались, костёр уже потух. Конь посмотрел на нас: какие счастливые!

Снова тронулись в путь».

Дома ждала сына мать, приготовлена была для молодых горница. Отца уже давно не было в живых, хозяйство большое, мать старенькая, не хватало сил, работы было много, невестка всю тяжесть взяла на себя.

Когда дома, в Усть-Колоде, узнали, что дочь уехала в Салмозеро, родители не поехали, не проводили и деревенской свадьбы. А в Усть-Колоде ей было дано прозвище Бегалка.

* * *

Из д. Усть-Колода уехала в д. Салмозеро к своему суженому Иванушке без родительского согласия, на всю жизнь Раиса Амаликова. «Я с тобой хоть на край света пойду», – говорила она. Долгие годы жили они в родительском доме в дер. Салма. Занимались сельским хозяйством, трудились в колхозе.

Мирную жизнь сельчан нарушила война. Один за одним уходили на фронт мужчины, повестку за повесткой получала молодёжь семнадцати лет. Мобилизованные с родственниками пешком шли через Корб­озеро, Колодозеро или УстьКолоду на призывной пункт в Пудож. Сколько пролили слёз женщины, провожая на фронт своих любимых мужей и сыновей.

Проводила и Раиса Константиновна на фронт своего дорогого и любимого мужа Ивана Александровича Чивина. Шли пешком до озера более 10 км. Когда стали расставаться, она упала на плечи Иванушке: «Неужели больше тебя не увижу? Сердце моё как будто на миг остановилось». Не могла оторваться от его груди. Немного придя в себя, слышит, как он кричит ей: «Жди письма, я сразу же напишу, детей береги!» Успокоилась немного и пошла домой, а там ждали её сыновья: Глеб, Валентин, Николай и маленький Анатолий.

Письмо от мужа пришло 28 сентября 1941 года:

«Добрый день. Здравствуйте, дорогая моя семья: мамушка Парасковья Яковлевна, супруга Раиса Константиновна, милые деточки Глебонька, Валенька, любимый Коленька и маленький Толенька, шлю я вам горячий привет. Сейчас пишу о себе. Находился на передовой линии, а 25 сентября меня ранило в левую ногу выше колена, перебило кости, и спасибо большое моим товарищам, из-под града пушек вытащили меня… Дело было к вечеру. Меня отнесли 12 км болотом и лесом, пришлось переночевать в лесу, и на второй день несли. Но обо всём не описать. Пишу лёжа. Сейчас нахожусь в Медгоре, в госпитале, положена шина на ногу. Операцию пока не делали, есть осколки. Нас будут эвакуировать, но куда – не знаю. Ещё перед этим я видел сон: летел самолёт, опустил парашют и был гроб в зыбке… Не знаю, убьют или нет. Дорогие, простите, живите по-хорошему, а куда увезут, сообщу. Ваш сын и папа Чивин И. А.

Ещё привет баженым детушкам. Пару слов в отношении коровы. Она, наверно, вас замучит с кормами, а лучше убили бы для пищи на зиму. Посмотрите сами, я не помогу. Да, и привет дядьям и всем соседям».

…Не сосчитать бессонных бабьих ночей, когда от дум саднило сердце и седела голова. Откуда же брались мужество и сила? Радовало Раису Константиновну, что дети не были ленивыми, ловили любое слово на лету и помогали по хозяйству. Помня наставления отца из фронтовых писем, старались ничем мать не огорчать. Между собой дети жили в ладу, заступались друг за друга. Коленька был озорной, набедокурит, а мать под горячую руку и отшлёпает. Глеб и Валя за него горой: «Лучше нас побей, мама, а его не трогай». Спохватится мать: «Да что это я делаю? Ваня их не наказывал, он и в письмах всё твердит: ребят не бей, пусть слово понимают». Глеб мастерил незамысловатые игрушки, чтобы играли маленькие братья.

В начале войны в каждый второй дом Усть-Колоды пришла похоронка. А Раисе Константиновне долго везло. Иван подавал о себе вести из госпиталя, всё писал, что не припасена для него у фашистов смертная пуля. После особо тяжёлого ранения он написал домой:

«Сообщаю: нахожусь в госпитале. Чувствую себя неважно, сделали вливание крови 500 грамм. Я тебя, Рая, видел во сне: будто бы я приехал домой, а ты мне выбросила паспорт и 5 рублей и сказала, что пойдёшь разведёшься, «жить с тобой не буду». Не знаю, что за сон.

С приветом муж и папа Иван Чивин».

…Шёл сорок второй год. В колхозе собрали неплохой урожай. Раиса Константиновна вёдрами таскала рожь к веялке, вращала её тяжёлую ручку, деревянной лопатой отгребала зерно. Не заметила, как рядом оказалась почтальонша. Тревожным шёпотом она начала читать письмо, написанное чужим почерком:

«Здравствуйте, жена Чивина Ивана Александровича. Письмо для вас как снег на голову. Ваш муж умер 3.06 в 2.30 утра. Я прошу не волноваться, а, наоборот, ещё лучше работать, отом­стить гитлеровским бандитам за все раны и смерть мужа. Он был тяжело ранен. Ещё раз прошу не волноваться, это же для Вашего здоровья тяжело. От Вас жду письма по адресу: г. Архангельск, п/ящик 11, 4 отд., политруку Патюровой Марии Александровне. 11 июня 1942 года».

…А как жить? Четверо ребятишек, старшему Глебу 11 лет, Валентину 9, Николаю 7, Толе 1 год. Накормить их, обуть, одеть, обогреть надо. Решила: надо растить сыновей. Для детей остались отцовские письма. Раиса Константиновна много раз перечитывала их, треугольники стали замусоленными. Если чем расстроена, тяжело на душе, сядет перед портретом над столом и читает, что ей писал муж, что наказывал, как успокаивал. Наплачется – и полегчает, как будто с самим Ваней поговорила, а у самой по щекам бегут слёзы. «Мамочка, – раздаётся голос Валентина, тихо сидящего на табуретке, – не плачь, сколько раз ты обещала мне не плакать».

Однажды утром в окна домов постучала нетерпеливая рука колхозницы Матрёны Осиповны Аникиной: «Люди, просыпайтесь! Вой­на кончилась!» Раиса Константиновна вскочила: не почудилось ли? Сколько раз за эти годы снилось ей, будто стучит в окошко Ваня и говорит: «Вот и я пришёл, Раюшка, кончилась война». Посмотрела, а деревня проснулась, в окнах зажигались огни. Тогда поверила и бросилась к детям: «Ребятишки, вставайте, дождались, что война-то кончилась». Обняла всех четверых сыновей. Тут же в сердце ужасная боль и вскрик сыночка: «Папка-то к нам не приедет!»

Начали ­возвращаться уцелевшие после войны солдаты. Заметив шинель или гимнастёрку, Толенька со всех ног бросался к матери: «Это мой папа идёт!» А Раисе Константиновне его слова как нож в сердце.

Уговаривали её выйти замуж, и люди хорошие сватались. Может, и легче бы ей жилось. Да как представить за столом вместо Вани другого, пусть и доброго, но чужого для сыновей человека?

…Дети выросли, разъехались кто куда. И Раиса Константиновна Чивина умерла не на своей родине, но похоронена в родной деревне Усть-Колода. Иногда приезжают сыновья, кладут цветы, вспоминают прошлую жизнь, родительский дом.

      ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска