Дорогие читатели, мне хотелось бы обратить ваше внимание, что никто никого ни за что не вправе осуждать. Предоставив весь суд Богу, надо молиться за несчастных, в том числе злодеев, которых Господь попустил для нашего спасения. Не ради осуждения и я затеял этот разговор.

По утрам из своей кельи вижу множество птиц, порхающих с дерева на дерево. Они не сеют и не жнут, а Бог их питает. Может, потому, что пением они хвалят своего Создателя.

Человек тоже мог бы так жить, не особо заботясь о завтрашнем дне. Наверное, так и жили много тысячелетий человеческие племена. Они были по-своему довольны и благочестивы. «Великое приобретение – быть благочестивым и довольным», – учит апостол Павел.

Но вот появилось злое поветрие: некоторым захотелось чужого. Они по всей земле создали компании, ведомства, укрепления, силовой аппарат для отъёма собственности, которую Господь даровал простецам и всем людям в недрах, реках, лесах, полях. Чтобы оправдать этот разбой, появились политические, экономические и другие институты власти. Они попущены нам за то, что мы не живём как птицы. Материальные блага, словно скотчем, спеленали всё человечество, которое стало деградировать. Оно сегодня слабее физически, чем прежде, слабее нравственно и духовно.

Я живой свидетель этого. Проковичбож – селение на Печоре, где я родился, – основали раскулаченные, в том числе мои родители. В последующие годы народ прибывал за счёт новых ссыльных: немцев Поволжья, прибалтов, кавказцев, крымских татар и так далее. Работали днём на государство, в остальное время – для себя. Под огороды и сенокосы корчевали тайгу, помогали друг другу. Потом начали привозить завербованных из колхозов. Они тоже работали.

Алексей Белых, «Лесорубы»

Долго царили крестьянские нравы в том краю. В начале 60-х случилось в нашем лесопункте преступление. Верзила-бригадир потребовал от заготовительницы, чтобы она занималась приписками. Женщина запротивилась, и тогда бригадир сбросил её с бунта, с десятиметровой высоты, в воду. Испугавшись, она уступила. Когда это обнаружилось, состоялся суд, о котором написали в районной газете. Позором покрылся весь наш посёлок. Люди очень переживали, а в школе-интернате в Усть-Илыче нас начали презирать, так как была коллективная ответственность. Крепко она нас держала.

После восьмилетки, чтобы поскорее получить специальность и не быть нахлебником у родителей, я поступил в ПТУ на речного моториста. Мастером у нас был Илья Иванович, в котором мы души не чаяли. Он рассказывал, что в 1946 году окончил школу речного ученичества, был слесарем и на экзамене выполнил все нормы на четвёртый разряд, но с работами по четвёртому разряду не справлялся – не хватало опыта, – просил снизить, объяснял, что к чему. Однако вместо этого его посадили на полгода за саботаж. Такое было отношение. Для сравнения: в 70–80-е на предприятии мне, как руководителю, сулили взятки, чтобы я разряд повысил. Эта порча происходила у меня на глазах.

Последними у нас в Проковичбоже появились пролетарии, которые привыкли, продав свой труд государству, отдыхать. Играли в карты и домино, пили водку, стреляли по бутылкам, дрались и воровали. Это были обычные горожане, отправившиеся в лес за длинным рублём. Дети их не были приучены к труду, лодырничали на пляже. Срочно пришлось всему посёлку покупать дверные замки, о которых прежде и думать не думали.

Одно время пришлось мне работать на самосвале – возил песок на стройку. В первый день сделал три рейса. Прораб, закрывая мою накладную, написал, что я сделал пять рейсов. «Сергей Петрович, – говорю, – ведь три же было!» Он, улыбаясь, написал новую накладную на три. В результате у меня зарплата была в четыре раза ниже, чем у остальных водителей. Через месяц я сдался, и мне стали приписывать завышенные объёмы работ. Так было по всему Союзу. Это знали все – от грузчика до члена Политбюро. Советское бытиё сделало нас лукавыми. В последние годы СССР пошёл сплошной брак с заводов. Госприёмка окончательно перестала справляться, потому что брак стали гнать все.

Но и это, оказалось, не предел. В 96-м году, будучи священником, я попал на собрание в общежитии, где жили будущие педагоги. Слышу, не веря себе, как старшекурсница просит отселить младшекурсницу, которая смотрелась в её зеркало. Я не сразу понял, спрашиваю: «А что будет с вашим зеркалом?» Может, суеверие какое. «Ничего не будет, – говорит. – Но это моё зеркало!» Почти всё собрание её поддержало: «Это же её зеркало!» Это было для меня шоком. Неужели «наше» совсем исчезло, осталось только «моё»? Эти студенты стали потом учителями, директорами школ, занимаются нашим образованием. Как занимаются – сужу по моему воцерковлённому внуку, который, окончив первый класс, в ответ на моё напоминание пятой заповеди о почитании отца и матери погрозил мне пальчиком и сказал: «Я тебя не боюсь, дедушка! Я тебя посажу. Знаю, куда звонить». Приехали.

Это история деградации. За всё это мы и получили коронавирус, который, как я опасаюсь, лишь начало наших бедствий. Он не коснулся тех, кто живёт в деревнях, его легко переносят те, кому мало надо. Надеюсь, это хоть чему-то нас научит.

Господи, Иисусе Христе, Святый Душе! Молитвами Пречистой Матери и всех святых утверди Церковь Свою святую. Огради её от всякого зла, клевет и неправд, от лжеверия, ересей, сектантства и раскола, от соблазнов и страстей мира сего, всегубительного обмирщения. Даруй священству трезвомыслие, святую ревность и радость, крепость духовную и телесную для окормления стада Твоего. Через болезнь, если угодно Тебе, Господи, даруй нам покаяние. Через него пробуди всех нас к жизни вечной. Даруй нам плоды Духа Твоего, наипаче любовь нелицемерную и к Тебе, Господи, и к ближним, и к врагам нашим, ко всякому человеку и ко всякой твари. Вразуми нас, Господи, что мы дети Твои, что Ты не слуга наш для достижения несвятой власти и неправедного богатства. Господи, даруй спасительный страх Твой, который мы потеряли и без которого погибаем. Дай нам, Господи, смирения. Да будет Твоя святая воля. Аминь!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска