Екатерина ОБУХОВА

«Это произошло в 2009 году. Меня настолько накрыло, что я закрылась дома и год читала Евангелие. Близкие думали, что со мной не всё в порядке. Мама проверяла: “Какое сегодня число, доченька?”».

Исход из деревень был всегда, но в последние десятилетия стал столь стремительным, что Россия лишилась многих тысяч населённых пунктов. С героиней нашего рассказа Натальей Паутовой всё произошло с точностью до наоборот. Из города она перебралась в село, где и живёт сейчас, занимаясь, как может, предпринимательством – делает восковые свечи.

Переворот

– Я увидела эту избу, – говорит Наталья, – эти старинные брёвна и поняла, что это мой дом. И мне было всё равно, что он перекошен и на четыре венца ушёл в землю, что ему 100 лет и уже шесть лет стоит без хозяев.

Так начиналась её новая жизнь в старинном селе Иб.

Этим переменам предшествовала череда событий и сомнений, о которых Наталья вспоминает сегодня с лёгкой улыбкой.

Годы учёбы в университете пролетели быстро. Диплом по зоологии млекопитающих, предполагалось, станет только началом, дальше – накатанная дорожка «в науку»: аспирантура и так далее. Остановило жёсткое разочарование. Оказалось, это никому не нужно.

– Моя профессия, – объясняет она, – была связана с гистологией. Это работа с тканями живых организмов, поэтому необходимо было соответствующее оборудование. Когда училась, то носила свой спирт, свои стёкла и другие материалы, понимая, что в университете слабенькая база. Но когда ты приходишь в академический Институт биологии и видишь то же самое, то понимаешь, что в таких условиях лишь будешь делать вид, что занимаешься наукой.

Из аспирантуры Наталья ушла без сожалений. Попробовала себя на госслужбе, в Министерстве природных ресурсов, но поняла – это не её. Потом – скок-скок – турагентство, рекламная фирма, транспортная компания и так далее. Побывала даже в роли журналиста, пишущего на медицинские темы. И вот ей уже 33 года.

– Наступило время, когда не радовало ничего. Вроде и работа есть, и дети растут, но смысла не видела. Нужно было что-то менять, но ведь уже столько всего поменяла, а «меняться» жизнь решительно не хотела. И тогда, как в последнюю инстанцию, я решила пойти на исповедь. Верила ли я тогда в Бога? Скорее, в какие-то «высшие силы». 2009 год. Всего одно богослужение… Лишь после причастия я осознала, что они есть: и Господь, и Богородица, и ангелы. Меня это настолько накрыло, что я закрылась дома и год читала Евангелие.

Вот тогда-то Наталья и поняла: внутренние перемены – это хорошо, но чтобы покинуть накатанную колею, нужны ещё и внешние. Уволилась с работы, продала благоустроенную квартиру, развелись с мужем. Обычно наоборот: все уезжают из села в большой город за лучшей жизнью. Она взяла благословение и поехала не за лучшей жизнью, а за другой. Иб, старинное село в 40 километрах от Сыктывкара, вообще-то пользуется спросом у городских дачников, так что на тот момент жильё здесь никто не продавал. Настоятель ибского храма отец Георгий предложил ей пожить с детьми в приходском домике. Но по удивительному совпадению именно в это время к Наталье пришла женщина и сама предложила продать старую коми избу в деревне Ёль.

– Если бы я оставила себе хоть малейший шанс вернуться в город, я бы вернулась, – признаётся Наталья. – К счастью, предвидя это, я сожгла все мосты. Близкие восприняли решение тяжело. Думали, уж не повредилась ли умом. Мама проверяла: «Какое сегодня число, доченька?»

Первая зима оказалась сложной. Представления о деревенской жизни – только теоретические. Дрова, которые она с детьми откопала из-под снега во дворе, оказались сырыми. На весь дом одна буржуйка, да ещё без вьюшки, поэтому топить приходилось постоянно.

– Была холоднющая зима, на улице до 35 градусов мороза. У меня дым валит из печки не в трубу, а в дом. Попросила соседа Юру посмотреть. Он залез на крышу, прочистил трубу, затопил печь и объясняет: надо в печи складывать дрова вот тут и вот так. А мне всё мимо ушей: какая разница, как их складывать? – горят, и ладно. Только к концу зимы поняла, что он пытался мне сказать. Откуда мне, городскому жителю, было знать, что правильно уложить дрова в печи – это искусство. От этого зависит не только то, насколько быстро вы сможете растопить печь, но и как долго будут гореть дрова и сколько энергии они выделят. Многие знают об этом с детства, но не я.

Сразу после переезда в деревню стали звонить люди: приехала «городская», наверняка с деньгами. Предложили купить козлят: «Иначе завтра зарежем!» Как же так: их надо спасать! К тому же ведь теперь она сельский житель, а значит, должна на подворье быть живность, даром что не готовы помещения для её содержания. Будут готовы! А пока в доме поживут. Потом в избе появились кролики, куры… Лисы по двору ходили, снегири сверху на них смотрели.

– То-то мы первую зиму веселились, все вместе выживая в одной избе, – вспоминает Наталья. – Это была не зима, а квест. Подумала: если мы эту зиму переживём – выйду, сяду на скамейку у крыльца и буду рыдать. Но когда весна наступила, плакать, конечно, уже не хотелось: было всё прекрасно. Мы вывели козу, и она вокруг этой скамейки стала скакать, а я стою думаю: «Что ж тут плакать? Всё получилось». Это было самое счастливое время, и с тех пор я понимаю, что Бог поможет устроиться в любых обстоятельствах. Ты только Ему верность сохраняй, и Он тебя пронесёт над всеми ухабами жизни, и будет всё хорошо.

Сложнее всего принять новую жизнь оказалось её детям. Это и понятно. Поколению XXI века с современными технологиями, комфортными условиями проживания и прочими благами сложно смириться с переездом в село. Это как шаг назад. На «неизвестность» пришлось поменять круг общения, школу, увлечения. Младшему сыну Ване тогда было 3 года, Марине – 6 лет, старший сын Костя учился в 9-м классе. Ему-то и пришлось тяжелее всего.

– Он боялся за меня: ему казалось, ещё немного – и мама окончательно превратится в религиозного фанатика. Был момент, когда Костя начал обвинять меня, что я затолкнула его в эти условия без его желания, что в храм он не обязан ходить и вообще… Тогда конфликт Господь уладил: как раз выяснилось, что в храме нет алтарника, и настоятель отец Георгий предложил Косте помогать. И вот прошло десять лет… Недавно мы с ним разговаривали и он сказал, что, пожалуй, тот прожитый экстремальный год стал самым важным, что у него было в жизни. Я и сама чувствую: если всё это переживёшь, то ты становишься сильным. Появляется другой взгляд на вещи. Сейчас ему 25 лет. С женой сюда наведываются – они живут в городе – и завтра приедут. И мы пойдём на причастие.

Только после переезда в деревню Наталья поняла, что нужно постараться стать примером для своих детей. Прежде чем просить их расстаться со смартфоном и играми в нём, самой отказаться от бессмысленного времяпрепровождения.

– Сейчас, когда сын Ваня играет в смартфоне, я его спрашиваю: «Ну и зачем ты в телефоне сидишь?» Он мне: «Чтобы время убить». Вот надо суметь объяснить, что время – это их единственный ресурс.

До 15 и после

Играть с подружками в куколки – не для нашей героини.

– До 15 лет я чувствовала себя очень одиноким человеком, – вспоминает моя собеседница. – У меня был только один друг – Фёдор Михайлович Достоевский. С моей буйной натурой я бы натворила много плохих дел, если бы не он.

Он смог сказать ей то, что она чувствовала, но не могла выразить, и сказать так, словно обращался к ней лично. Фёдору Михайловичу говорит она спасибо за то, что он в простой печорской девчонке взрастил потребность в общении, исследовании мира и другое.

В 1990-е Наташа после школы училась в медицинском училище родной Печоры, одновременно работала в отделении реанимации местной больницы. Как и многие в те годы, слушала русский рок: Александра Башлачёва, Егора Летова, «Гражданскую оборону»… Артисты пели о фальшивом, «игрушечном», мире и его победе над миром настоящим, «взаправдашним». Поклонники до сих пор сравнивают их произведения с посланиями древних мудрецов – столько в них было размышлений о любви, добре, ненависти, смерти. Они писали про свободу, и это по-особому воспринималось после распада СССР. Где всё это? Нынешние сверстники той Натальи, пожалуй, и не слыхали фамилий этих рок-музыкантов.

– Я в Печоре в неформальной тусовке была выдающейся беспредельщицей, больше не было таких. Как-то мне друг звонит: «Я нашёл настоящего панка в Печоре». Приехали к парню на квартиру. Он, конечно, слушает панк-рок, все эти «Секс пистолз» и «Клэш», такой весь гордый: сейчас покажет, какой он панк… А вот мусор выбрасывает на кухню, где окно выломано и крысы бегают. Я ему говорю: «Какой же ты панк? Ты просто свинья! Панк в сердце должен быть! А ты что творишь?» Между прочим, внял словам, прибрался.

Но тусовка и рок-музыка – это, конечно, здорово, вот только, когда она после получения диплома отправилась в Сыктывкар к друзьям, иллюзии о себе как о вполне себе крутой девчонке развеялись.

– Первый раз в жизни тогда я осознала, что не дотягиваю, – рассказывает Наталья. – Поняла, что мне элементарно не хватает знаний. Решила поступать в университет. Конкурс был бешеный – 11 мест, а абитуриентов больше 140. На сочинении предлагались темы по поэзии Серебряного века и одна свободная: «Я – частица вселенной». Знатоки советовали: на свободную тему даже не думай писать, потому что конкурсная комиссия ставит двойки, едва лишь увидев название. Но я решила рискнуть: напишу про Башлачёва и Летова – об их творчестве, о состоянии души, которое возникает, когда слушаешь этих музыкантов, почему это нужно человеку. Когда вывесили результаты, там было две четвёрки, три тройки, остальные – двойки. Смотрю и думаю: «Ну, ясно…» Ищу свою фамилию и глазам не верю: у меня четыре! Иду в приёмную комиссию: «Может, это ошибка?» А они улыбаются, видно, что моё сочинение читали.

До сих пор роман с русским роком у Натальи продолжается. Летова, признаётся она, слушать трудно – слишком на разрыв, слишком много от жертвы. Вот и сына Ваню назвала в честь героя башлачёвской баллады «Ванюша».

– Ване 13 лет, и растёт он таким же, как в балладе. Мне на него восхитительно и страшно смотреть. Плюс он перенял мою открытость. Только и остаётся мне молиться: «Господи, ангелы, берегите его!»

– Я спрашивала маму: «Почему вы меня не подготовили к взрослой жизни?» Родители всегда говорили, что вот вырастешь – всё поймёшь. И мы росли такими в 90-е: жили с мыслью, что взрослым быть так клёво, в том мире, где всё понятно и просто. А оказалось, что всё не совсем так, точнее совсем не так. Детям сейчас объясняю, что с каждым днём обязанностей будет больше, смысла всё меньше, находить мотивацию всё сложнее, рутина – мытьё посуды, готовка еды с утра до ночи – будет затягивать. Даже если любимая работа – это всё равно рутина. Вот это мы должны понимать.

Воск и парафин

– Зарабатывать в деревне непросто. Выращивать скотину – опыт нужен, сажать овощи – это только для прокорма. Молилась. И однажды пришла мысль: можно делать свечи для храма! Потом долго думала, как назвать своё небольшое производство. Название пришло во сне: «Белый свет».

Купила станочек, стала делать церковные свечи, ещё не решив: это просто хобби или нечто, что будет её кормить.

– Сначала я не придала значения материалу. Свечи из парафина казались мне весёленькими – разноцветные такие, в завитушках. Решила: «Буду такие делать!» Купила гору парафина, начала производство. Но оказалось, это плохой материал: холодный, невкусно пахнущий, ломкий, капризный, бездушный. Свеча из него вроде яркая, но, купив такую один раз, удивишься и больше не купишь. Вскоре парафин мне надоел, тем более что ни одну такую свечу у меня так и не купили. Кое-как распродала запасы материала и решила переключиться на воск. Думаю: «Пусть не буду успешной, но хоть какое-то моральное удовлетворение получу».

Особенность воска в том, что свеча из него может гореть до четырёх часов, а парафиновая выдержит лишь сорок минут, да ещё и накоптит.

За воском обратилась к местному пасечнику. Но не тут-то было! Отказал. Пришлось искать продавцов за тридевять земель, в Краснодарском крае. Впрочем, через некоторое время пасечник сам предложил ей свой воск.

Только однообразная протяжка церковных свечей – это не для Натальи. Спустя три года накупила силиконовых форм и занялась декоративными свечами. Сейчас их у неё более пятидесяти разных видов, в том числе к Рождеству, к Пасхе. В этом году начала заниматься производством авторских свечей. Долго вынашивала идеи дизайна, но «своего» художника найти всё не могла.

– Как часто бывает: ищешь далеко, а находишь рядом. Я множество художников просила что-то сделать, но никто помочь не смог. А подружка говорит: «Чего ты мучаешься? Давай я тебе нарисую». И нарисовала за один вечер эскизы, которые мне подошли. Вот, например, свеча с буквами алфавита Стефана Пермского – они в воске будут очень красивы, я это прямо вижу!

Наталья проводит для меня небольшую экскурсию по своему цеху – флигелю в огороде. В углу на столе лежат массивные куски воска, похожие на сырные головы. Воск откалывается, и этим тоже похож на твёрдые сорта сыра. Оказывается, чем светлее цвет воска, тем он качественнее очищен. Но так бывает не всегда Это зависит от того, с чего собирали пчёлы мёд: чем темнее мёд, тем темнее будет воск. Хозяйка рассказывает, что уже по одному запаху может понять, есть ли в составе «левые» примеси, несложно ей выявить в воске и искусственные красители. Сама Наталья химию для свечей не использует. Не потрогав и не понюхав материал, суждение о качестве воска выносить не берётся.

– Я уж так давно работаю, что на взгляд определяю, что это воск. Иногда бывает, что он вроде красивый, а возьмёшь в руки – и словно холодок какой-то от него. Это «неправильный» воск, «нерусским» я его называю. То отдушку добавят, то прополис, чтобы химия не чувствовалась. У воска неяркий аромат и бесконечно приятный запах. А тут держишь, бывает, и понимаешь, что это не воск пахнет, а искусственный ароматизатор… Важно, чтобы люди сохраняли в себе тягу к естественному, натуральному. Это влияет на здоровье, душу и состояние духа больше, чем все лекарства.

Да, я делаю разные декоративные свечи в виде новогодних ёлок или пасхальных яиц. Но нельзя так: я люблю восковые свечи, поэтому пусть они там стоят. Это всё равно, что вы еду положили в тарелку, подошли, понюхали и не притронулись. Свечи для того, чтобы гореть, и гореть до конца. Когда зажигаешь свечу, смотришь на огонь, ты неизбежно погружаешься в себя. Свеча помогает думать.

У меня рыбаки, бывает, заказывают свечи зимой, берут их с собой на рыбалку. Я спрашиваю: «Зачем вам свеча?» Они мне: «От неё тепло. Можно в палатку поставить». Так свеча превращается в историю какого-то рыбака.

– А как насчёт свечей с ароматами? – спрашиваю.

– Я уже думала о том, что можно добавлять можжевельник, чабрец, пустырник, мяту. Считаю, что ароматизаторы должны быть натуральными, искусственное всегда повышает риск аллергических реакций. Первое образование у меня медицинское, поэтому принцип «не навреди», можно сказать, в крови. Разговаривала с травниками, и они сказали, что тут много нюансов: правильно отвар сварить, экстракт сделать… Нужно сначала проверить все эти сочетания.

– А фруктовые ароматы?

– У нашей северной природы и без них есть много ресурсов, которые было бы несправедливо забывать. Буду использовать местные материалы. И не только ароматы. Мне тут подруга предложила делать подставки под свечи из борщевика. Делают же алюминиевые гильзы в качестве подставок, почему ж не делать борщевичные? Берёшь дудку у растения, распиливаешь и заливаешь туда воск, получается такая эко-свеча: экологическая, красиво смотрится. Сделали мы образчик, зажгли свечу, и я подругу спрашиваю: «А какое послание этим мы несём людям? Что борщевик хороший? Он ведь плохой!» Сомнительное послание получается. Так что решила я делать подсвечники из веток дерева. Тоже натуральное – северные люди всегда много чего из природы приспосабливали.

Экскурсия завершается. В своей мастерской Наталья частенько проводит их, нередки тут и мастер-классы. За последние полтора месяца у неё в гостях побывало уже более 200 человек. Весной «Белому свету» исполняется 10 лет, и мастерица мечтает провести мастер-классы изготовления декора подсвечников из подручных материалов. Так как кругом карантин, можно сделать видеоурок.

В ближайшее время она планирует расширять производство – построить второе здание. Думает когда-нибудь заняться изготовлением восковых кремов и так далее.

– Конкуренция велика в вашем деле?

– У меня нет конкурентов. Так, чтобы кто-то хотел философию воска раскрыть, такого нет. В профессиональных группах изготовителей свечей тысячи участников, большая активность, делают свечи в виде черепов, фаллических символов, чего только не встретишь. Мистику вокруг свечей накручивают. Всё это, конечно, не моё.

Наталья не только делает восковые свечи, но и заготовляет иван-чай. Интересно, что в селе этим профессионально занимается ещё и семья священника (об этом «Вера» рассказывала в феврале 2017 г., в № 774). Со слов Натальи, их деятельность не пересекается: другая технология, поставщики и потребители.

– Иван-чай – это не хобби, это огромный кропотливый труд, – говорит она. – У меня работает уже несколько лет одна и та же команда местных девчонок, вредными привычками они ещё не испорчены, ещё могут молиться. Правда, какие они уже девочки – вымахали в «лошадок»! Для них это возможность подзаработать летом, для меня – заготовить сырьё. Количество потребителей выросло, и я даже не знаю, как организую производство в этом году.

Между молотом и наковальней

Много разговоров о помощи государства мелкому бизнесу. При упоминании об этом Наталья отрицательно и довольно энергично качает головой. Единственный её опыт взаимодействия с государством дорого ей обошёлся. В 2012 году она выиграла 500-тысячный грант республиканского Министерства экономики для своего производства. Усовершенствовала оборудование для изготовления свечей и даже получила патент.

– Я и не думала ни о каком патенте, но женщина, которая была в комиссии, так впечатлилась моим производством, что сказала: «Я тебе помогу!» Сколько нужно было составлять бумаг, чтобы получить грант, – не всякому предпринимателю это по силам. Но это ещё не всё: получаешь его, а потом приходится столько отчётов заполнять, что голова кругом. Начала работать. Но тут выяснилось, что у фирмы, которая мне вполне официально, по документам продала воск, какие-то проблемы с документами. А в наших СМИ повернули дело так, будто я украла деньги у Министерства экономики. Потом я не раз убеждалась: кто уповал на поддержку государства и старался работать честно, больше всех и пострадал. Мой конфликт разрешился в конце концов, но я решила: больше никогда не буду связываться с государством.

«Восковый наезд» на Наталью Паутову был лишь эпизодом войны, которую ей объявила ни много ни мало Администрация тогдашнего Главы республики, печально прославившегося на всю страну Гайзера. Журналистам, работавшим тогда, хорошо были известны методы начальника Управления информации Администрации, профессионально устраивавшего травлю в СМИ, присылавшего «проверки», настоятельно «не рекомендовавшего» органам власти и предприятиям сотрудничать с неугодными. Чем же не угодила Наталья?

Как раз в те годы руководство республики активно продвигало строительство Финно-угорского этнопарка в привольно раскинувшемся на холмах вдоль Сысолы селе Иб. Появились большие республиканские и федеральные деньги, которые нужно было срочно «осваивать» – парку надо было расширяться.

– И вот я въехала в это дело: ну-ка погодите, какая лыжная трасса?.. А с людьми посоветоваться, получить согласие? – Наталья вспоминает это до сих пор эмоционально. – То, что местные жители молчуны, ничего не значит!

Тогда, восемь лет назад, на сельском сходе она заявила: «Мы сегодня находимся между молотом и наковальней. Молот – власти, которые общаются с нами языком постановлений, который мы часто не понимаем и не принимаем. Наковальня – пассивное население, живущее по принципу “мы никому не верим”».

На том же собрании выступил настоятель ибского Вознесенского храма отец Георгий Модянов: «Страны мира, открывая что-то полезное на территории, не забывают об “аборигенах”. В нашем селе будет крупный центр, но нас никто не спрашивает, хотим мы этого или не хотим. Земли тихой сапой скупаются. А нам что от этого? “Электрические сети” провели электричество для парка – у нас как были перебои с электроэнергией, так и остались. У нас по-прежнему нет газа, нет водопровода…»

Односельчане их поддержали, но противостоять республиканской власти оказалось делом нешуточным.

– Я сначала хотела с Главой республики Вячеславом Гайзером встретиться лично, всё в глаза сказать ему, – вспоминает Наталья. – Но слава Богу, что он был недоступен. Потом всё утихло. Для меня это стало отличным уроком. Я сказала себе: от них надо держаться подальше.

Постигать себя

Недавно, 26 января, Наталья осталась жива только чудом Божьим. Авария на трассе Киров – Сыктывкар: чистое шоссе, льда не было, но удар был такой силы, что машину долго крутило.

– Машина – «до свидания». Мне потом позвонил мой друг, сказал, чтоб радовалась: я вообще не должна была выжить. Но это я и сама сразу поняла. Когда меня крутило в машине, в голове был чужой голос: «Это ещё не конец». Вместо гибели – месяц в больнице с переломом таза, ещё месяц – дома. А с дочкой, которая была со мной, вообще ничего не случилось. И в конце концов из этой ситуации вышла только польза. Ко мне в больницу приходили друзья – всех повидала, а то они в городе, а я – в селе. Успокаивали меня, и это было так непривычно, ведь обычно это моя роль всех успокаивать. Потом попросила мужа привезти ноутбук. Он спрашивает: «Зачем?» – «Столько времени свободного, прокачаю свои аккаунты».

– Постойте, – уточняю, – кажется, вы говорили, что развелись?

– Мы уже снова вместе…

Но вот больница и лечение позади, Наталья на ногах. И снова к ней едут знакомые и малознакомые за поддержкой, за советом.

– Вопросы ко мне чаще практические. Люди часто не видят какую-то сторону своей жизни. Мой плюс в том, что я могу видеть проблему без эмоций, со стороны. Подруга-предприниматель приехала посоветоваться: недавно у неё в конторе побывал человек с подозрением на коронавирус и вот её мучил вопрос, стоит ли закрываться сразу или потянуть до понедельника. Я говорю: «Задумайся, каков твой мотив ждать до понедельника? Ведь это же обыкновенное желание “срубить бабла”! Жизнь и здоровье твоё и тех, кто рядом, – оно стоит этого?»

– Согласилась закрыться?

– Да, решила это сделать немедленно.

– Но это же очень всё энергетически затратно: эмоции для ближних, силы для работы, внимание – для ваших пятерых детей.

– С пяти лет я была, можно сказать, взрослой, постоянно защищала маму и старшую сестру. Так что ещё в детстве мне казалось, что сильной быть проще. Сейчас, эмоционально истощась, я затворяюсь и жду, когда пройдёт. Не могу себе позволить грузить близких своей немощью, потому что я – яркая. И слабости мои такие же. А место, где я могу «подлечиться», – это Церковь. Ещё читаю. Из последних книг, врезавшихся в душу, – «Несвятые святые» владыки Тихона (Шевкунова). А когда «совсем плохо», читаю «Пасху красную» Нины Павловой.

– Вы меняетесь или образ сильной женщины обязывает?

– Думаю, что меняюсь. Я очень долго пыталась быть удобной для людей. Вроде ещё ничего не сделала плохого, а уже извиняюсь. А потом мне пришло в голову, что ведь не случайно Бог меня создал такой, какая я есть. Учусь принимать себя настоящей. Мне стало легче, начала ощущать себя свободной. Это помогло и других принимать такими, какие они есть. Каждый сталкивался с тем, когда близкие действуют не по «твоему плану». Но это же здорово, в этот момент ты можешь увидеть ошибки «своего плана».

Мне раньше казалось, что воспринимать человека таким, какой он есть, – это видеть только его хорошую сторону. Искренне думала, что человек не может сознательно, обдуманно совершить плохой поступок, полагала, что он ошибся. А сейчас вот постигаю, что если хочешь принимать человека таким, какой он есть, то прими и то, что есть люди, с которыми тебе не по пути. Священное Писание ведь говорит о том, что есть овцы и козлища. Есть волки в овечьей шкуре.

Раньше несправедливость, злые поступки, ложь вызывали острую реакцию: я вспыхивала. Теперь научилась воздерживаться от немедленной реакции, даю себе время обдумать. Ну можно же выслушать и положить трубку, а потом перезвонить, со спокойным пониманием ситуации. Наверно, это больше мужской подход – что ж.

* * *

Немало событий произошло в жизни нашей героини за последние десять лет: приход к Богу, воцерковление, переезд, устройство своего дела, общественная активность и разочарование в ней, авария и чудесное спасение… А рядом росли дети, обваливалась и восстанавливалась собственная жизнь и жизни близких и друзей. Главное – всё было по-настоящему и всё неслучайно. Что-то помогло понять себя, что-то – обрести радость. Наверно, хотелось больше ласки, внимания, поддержки. Но разве она одна такая – у многих русских женщин так же. В конце концов, быть сильной – это её собственный выбор.

Какая же всё-таки она? Неравнодушная. Не растерявшаяся. Самостоятельная. Заботливая… Одним словом, живая.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска