Что мы друг для друга?

  Беседы с врачом-неврологом Марией Солодянкиной, сопровождающим врачом Великорецкого крестного хода

 

Мы едем по вечернему Кирову, и машину она ведёт уверенно. «Я немного сумбурно рассказываю, – извиняется, – нужно следить за дорогой». Маша – врач-невролог с более чем двадцатилетней практикой. Рядом сидит её супруг – добрый друг нашей газеты, православный вятчанин Саша Солодянкин. Кто хоть раз ходил на Великую к Святителю Николаю, наверняка видел Марию в числе других спасателей-медиков. Мне самому они не раз помогали, а всего число обращений доходит до более трёх тысяч случаев. Мозоли, растяжения, а ещё укусы клещей, обострения диабета, у пожилых сердце прихватывает. Только тех, кому спасли жизнь, не один десяток. При этом мы не знаем их имён, запоминая иногда лишь лица наших хранителей. Попытаемся приоткрыть историю хотя бы одной из них, и, надеюсь, это не последняя такая встреча.

Мария Алексеевна Солодянкина

«Посвящаю тебя Богородице»

– Мне было семь лет, – начинает Мария свой рассказ, – когда мама привела меня в церковь. Это случилось в городе Покрове. Наверное, это были самые счастливые годы в жизни мамы, хотя работу отец нашёл не сразу. Искал её в Кирове, в Северодвинске, пока наконец не устроился в Покрове Владимирской области, где его взяли инженером в Институт вирусологии и микробиологии. Мама была учителем русского языка и литературы, но не пожилось им с папой – он ушёл из семьи.

Для мамы рухнула не только прежняя жизнь, но и что-то надорвалось в ней самой. Спасла её вера. Ещё она писала диссертацию. А для меня это были годы заброшенности. Маму в этом я ни капли не виню: она сама словно на ниточке висела, поглощённая горем и болезнью.

Всё лето я проводила у бабушки в селе Сорвижи, что в ста километрах от Кирова. Марией меня назвали в её честь. Мать у неё умерла совсем юной, в 17 лет, а потом сменились три мачехи. Вспоминала, как однажды тяжело заболела и её сунули, как лапоть, на печку, сказав, что если выживет, то выживет. Она выжила. Всегда была сильной, а я старалась брать с неё пример.

К тому времени, когда я начала бывать в Сорвижах, мама научила меня молитвам «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», сказав: «Машенька, я посвящаю тебя Богородице. Она будет оберегать тебя всю жизнь». Как-то раз, когда я очень скучала по маме в Сорвижах, со мной произошёл необычный случай. Проснувшись, я увидела у изголовья двух женщин. Это не было сном, но я не могу решиться назвать это и явью. Два светлых силуэта, в одном из которых узнала маму, а в другом – Богородицу. Поняла, что мама в этот момент молится за меня Божьей Матери, а я издалека смогла это почувствовать.

Мамину веру бабушка-учительница не то чтобы не одобряла, скорее, опасалась, что мама слишком сильно в неё ушла. Оставив карьеру педагога, одно время мама работала в музее, потом в храме прибиралась, у подсвечников стояла, людей поддерживала, истории им разные рассказывала. Ей это помогало, но бабушке очень хотелось, чтобы она вернулась к нормальной жизни.

Изменило это отношение одна история, которая началась ещё в то время, когда папа и мама были вместе, а мне было четыре года. Мы снимали какую-то комнатушку, и однажды мои родители оставили горячий электрический чайник рядом с диваном, на котором я любила скакать. Ничего бы не случилось, если бы я, глядя на висящий провод, не решила на него наступить. Чайник опрокинулся, обварив мне руку и колено. Три месяца провела в больнице. Врачи сдирали бинты, делая новые перевязки, ставили капельницы, жалели. Меня они очень впечатлили. Они для меня, ребёнка, были как боги. «Хочу стать такой же», – думала я. Последствия ожога не проходили несколько лет, так что однажды и бабушка вспомнила о Боге, решив, что больше надеяться не на что. Меня повезли в Троице-Сергиеву лавру, после чего, ко всеобщей радости, я совершенно исцелилась, а бабушка стала относиться к маминой вере заметно спокойнее.

Когда в юности я стала задумываться, кем стать, то сначала хотела работать с растениями. У нас был четырёхтомник Мичурина, который мне очень нравилось читать. Думала, что стану селекционером: буду выращивать новые растения и плоды, которые смогут вернуть людям здоровье, молодость, красоту. Возможно, это было как-то связано с маминым нездоровьем, синдромом хронической усталости – она даже лежала с этим в больнице. Мне было больно, очень хотелось помочь, и однажды я поняла, что нужно идти в медицинский.

Став неврологом, несколько месяцев проработала в Инте. Люди в Инте доброжелательные, стоят друг за дружку – на Севере без этого сложно. За месяц до моего приезда случился обвал в шахте: один парень погиб, несколько человек получили травмы. Потянулись ко мне, рассказывая о своих страхах и переживаниях. Те, кто лет по десять-пятнадцать проработал под землёй, жаловались на боли в спине, на то, что ноги переставали чувствовать холод. Мы старались им помочь.

Мудрость кормит сердце

Машина останавливается. Мария глушит мотор, и мы продолжаем разговор, точнее, я слушаю, изредка задавая вопросы:

– Есть чьё-то выражение, которым стараюсь руководствоваться: «Быть умной и быть мудрой – разные вещи. Ум – это знание, которое не всегда приводит к счастью. А мудрость сама по себе уже является залогом счастья. Ум кормит гордость, а мудрость кормит сердце и душу. Умная женщина красива, успешна, но если она при этом является мудрой, то обязательно станет счастливой».

Всегда мне хотелось, чтобы была своя семья. Но решилась я не сразу, спросила у Бога: «Что же мне, Господи, делать: в монастырь идти или замуж?» В ответ открылось, что у меня будет трое детей. После этого и встретила Сашу – человека, с которым мне захотелось вместе развиваться, детей растить. Встретились у друзей, один из которых попросил меня научить его делать массаж. А «подопытным» стал, конечно, Саша – на нём начала показывать. Узнав, что в прошлом он был лыжником, подумала: «Наш клиент».

От веры он был тогда далёк, ходил в какой-то клуб Рериха, а я – в храм. Стал он меня провожать, оставаться на богослужение. И очень удивлялся, что начали уходить какие-то проблемы, с которыми он боролся годами. Саша – необычный человек. Я воспринимаю его как учителя: он никогда не сюсюкает – и это идёт на пользу. Бывает непросто, но в этом есть смысл. Мы отчётливо видим, как Господь сохраняет нашу семью.

Первый сынок, Николай, появился через три года после свадьбы. Поехав в свадебное путешествие, мы узнали, что в Москве есть в одном из храмов большой мироточивый образ Царя. Нашли, икона действительно благоухала. Тогда и появилась мысль назвать именем Государя будущего сына. Но он всё не рождался, и мы молились. А однажды в Великорецком ходу мы со знакомой, тоже врачом, прошли под большой иконой Царя Николая. Она молилась о внуке, я – о сыне. На следующий год у неё родился внук Николай, а у меня сын.

О дочери молились блаженной Ксении, в честь неё и назвали. Родилась она спокойной, уравновешенной, умной и послушной – очень радует. Что удивительно, в Петербурге ощущает себя как дома, её туда тянет, потому что там её святая, помощь которой она ощущает. Третьим родился Мишутка. Он такой весёлый, жизнерадостный, часто нас веселит.

Беспокойное сердце

Сашу я тоже попросил вспомнить, как они познакомились.

– Я был невоцерковлённым, но попал в семью верующих, – говорит он. – Мама Маши – Лидия Леонидовна Недозорова – работала в Успенском соборе Трифонова монастыря: простояла там десять лет возле раки святого Трифона Вятского – это сердце нашей епархии. Знала почти всех батюшек, владыку. Но, что поразительно, на меня не давили, не пытались перекрасить, настоять, чтобы крестился, венчался. Крестился я только через полгода после свадьбы, когда решил, что готов.

Застал и бабушку жены, Марию Васильевну, ей было тогда за восемьдесят. Маша при знакомстве сразу сказала: «Наши отношения будут иметь продолжение, если ты понравишься бабушке». А Машу, надо сказать, мужчины не игнорировали, но она очень доверяла мнению Марии Васильевны, её способности видеть людей. Бабушка всю жизнь проработала учителем русского языка и литературы. Мы разговорились с ней о литературе, стали читать стихи и друг другу понравились.

Маша очень похожа на них – маму и бабушку. Готова не спать, не есть, пока не поможет человеку. Она очень русская, но при этом напористая, деятельная, в этом отношении пошла, быть может, в отца-украинца. Может обойти всех докторов, обзвонить, найти того, кто согласится взяться за больного, когда все от него уже отказались. С Севера к ней постоянно едут, хотя она там немного и поработала: встречает их, провожает на поезд, помогает устроиться в больницу.

…Саша и сам такой. Сколько материалов в нашей газете появилось благодаря ему – трудно сосчитать: он искал людей, договаривался, возил меня к ним.

Прежде чем лечить тело…

– Ещё в институте, – продолжает Мария, – я стала задумываться, почему одни люди умирают, другие остаются жить, хотя особых отличий между ними нет. Мне, неврологу, особенно понятны слова, что все болезни от нервов. Добавлю: важны все три составляющих, как писал владыка Лука (Войно-Ясенецкий), – дух, душа и тело. Поэтому прежде чем лечить тело, нужно разбираться с душой.

В одну из поездок в Троице-Сергиеву лавру мы поселились у одного батюшки в посёлке Лоза. У него была большая такая книга – «Травник», где описывались заболевания нервной системы и лечение их травами. Он мне её подарил. На обратном пути через Москву заехали на Даниловское кладбище, где прежде покоились мощи матушки Матроны. Передо мной подходит к её могиле обычная с виду бабушка. И только наклоняется, как вдруг её подбрасывает, после чего она начинает говорить мужским голосом. И запах от неё исходит ужасный. Голос к ней же и обращается: «Куда ты поехала? Я тебе ноги переломаю! Телевизор смотришь, вместо того чтобы Евангелие читать!» Я спину ей перекрестила, и женщина тут же разворачивается: «Ты чё меня крестишь?! Себя крести, а то сейчас как влечу!» В меня влетит – имеется в виду, сделает такой же одержимой. А работница кладбищенская, видно, привыкла: несколько раз перекрестила несчастную горящими свечами. После чего перед нами снова предстала обычная бабулька. Раньше я думала, что беснование – это психические расстройства, люди что-то выдумывают, пытаясь объяснить свои бредовые идеи и галлюцинации. Нет, оказывается.

Стала отправлять пациентов в церковь на исповедь и причастие, следуя совету своего духовного отца, протоиерея Серафима Исупова из Серафимовского храма, но предлагать это только тем, кто сможет услышать. У иных после этого меняется жизнь. Один мужчина, помнится, сильно пил, у него постепенно отнимались ноги. Мы с медсестрой уговорили его сходить на исповедь. Через три месяца приходит снова, чтобы поблагодарить. Устроился, слава Богу, на работу, заболевание пошло на убыль. Ещё обратила внимание, что со многими несчастья происходят в церковные праздники. Одна, скажем, пришла с травмой нерва – стукнула себя молотком на Рождество. Другая пострадала на Троицу. Очень распространённое явление. Господь напоминает.

Без таблеток

– Вы не просто невролог, – говорю я Марии, – но воцерковлённый человек. Как вам видится ваша работа с православной точки зрения?

– Я стараюсь не делить пациентов на верующих и не слишком верующих, тем более что особой разницы, к сожалению, нет. Нельзя сказать, что есть православные, которые всем хороши. Православные могут много говорить о своей вере, но реально не работают ни над собой, ни над своими детьми – в семьях у них те же перекосы, как у всех. Увы, это так.

И понятно, что слабости, грехи влияют на здоровье. Курение – это риск инсульта и инфаркта. Если кто-то раздражается, нервничает по пустякам, результат предсказуем, а ведь избавился бы от этого – был бы здоров. Или взять проблемы с лишним весом. Человек нервничает, заедает это пищей, не сознавая, как появляется привычка есть и есть, при том что тебя распирает, давление растёт, нарушается метаболизм. Я пытаюсь помочь со всем этим разобраться, найти причину проблем, не уходить в курение, алкоголь, сладости. Господь ничего не попускает и не посылает просто так. Если ты не делаешь выводов, противишься, то приходишь к неврозу. А поймёшь, в чём дело, – исцелишься. Мы все понимаем, что здоровье – это тот канат, на котором висят и семья, и работа, и много чего другого: ослабеет он – и всё начинает рушиться. Так какой смысл надрывать здоровье, растрачивая силы на то, чтобы побольше заработать, кому-то что-то доказать? Нужно общение с семьёй. Церковь, конечно, нужна, и не только службы, но и участие в добрых делах.

Необходима близость с природой: без солнца, воздуха, воды здоровья не будет. Мы своих детишек водим в бассейн, и они практически не болеют. Коля, в прошлом году болевший всего один день, спрашивает: «Мама, почему все ходят на больничный, а я не хожу?» Когда обнаружилась температура, я постаралась ограничиться природным средством – корой муравьиного дерева. Денёк он поболел, а в субботу: «Что я буду дома сидеть, пойду лучше в школу!»

Работая в поликлинике, я поняла, что лекарствами человека к здоровью не приведёшь: это и опасная нагрузка на печень и почки, и лекарственная зависимость. Человек пьёт гору таблеток, но ничего не меняется. А значит, нужно лечиться прежде всего натуральными средствами. Очень важны витамины, ферменты, минералы, которых часто не хватает, а также очистительные программы.

Обратилась ко мне как-то пациентка из Инты, с которой мы знакомы ещё со времён моей работы там. У неё большие проблемы с ногой, поэтому иметь лишний вес для знакомой было критично: становилось слишком трудно ходить. Я предложила лечение в клинике при медуниверситете, назначила восстановительную программу на растительной основе, объяснила, как правильно питаться. Женщина отказалась от хлеба, рафинированного сахара, стала участвовать в соревнованиях для инвалидов – дротики бросает и ещё каким-то видом спорта занимается. В результате похудела на двадцать килограммов, сейчас хочет ещё пять сбросить. Таблетки тоже в прошлом. Пришла к выводу, что только правильный образ жизни не даёт развиваться болезни.

Начинаешь помогать – люди на глазах хорошеют, молодеют. Это и меня укрепляет. Лечишь других, а получается, что и себя тоже.

Увидеть трактор

– В Великорецкий ход, – говорит Мария, – первый раз я пошла в 1997-м, так с тех пор и хожу, с перерывами на роды. Помню, как первый раз Ксюшу с собой взяла: ей был годик и я её несла вместо рюкзачка. А Колю возил на себе Саша – сначала в кенгурушке, потом на плечах. Как-то зашли в Медянский бор, а Коля расклеился: капризничает, плачет. Папа ему то сказку, то историю расскажет, но бор длинный – километров восемь, так что закончились сказки раньше, чем до его края дошли. Тогда Саша говорит: «Скоро мы, Коля, повернём и ты трактор увидишь». Сыночек обрадовался – уж очень технику всякую любит. А муж места себе не находит, ведь ему пришлось присочинить. Но поворачивают, где обещано, а там и правда трактор стоит.

Сто километров туда, семьдесят обратно идёт Великорецкий ход. Некоторые не понимают, как можно преодолеть такое с малышами. Открою секрет: когда идёшь с детьми, ощущение, что это они тебя несут. Без них думаешь только о себе, а с ними забываешь о стёртых ногах и о других затруднениях.

Из воспоминаний Саши:

– Первые два года я ходил, будучи некрещёным, рюкзак помогал нести. Помню, как однажды Маша обезножела, пока дошли до Горохово. Ноги стёрлись, стельки порвались, транспорта нет, 12 километров до Великорецкого хоть на руках неси. Смотрим: уходит народ, уже последние бредут. Тут Маша предложила: «Давай помолимся Святителю Николаю, он никогда никого не оставляет!» Я только руками развёл: не понимаю, чем и кто здесь сможет помочь! Идём к храму, видим: столы пустые там, где люди трапезничали, какие-то ложки, чашки одноразовые и две аккуратные стельки, толстые, из мягкого хорошего материала. Сначала не поверили своим глазам, а потом Маша – раз! – суёт в кроссовки одну стельку, другую… По размеру – тютелька в тютельку. И пошли мы дальше на Великую.

* * *

– Когда детки подросли, – рассказывает Мария, – меня пригласили в сопровождение на крестный ход в качестве врача. Было боязно: вдруг молитву потеряю, без этого и ходить незачем, да и ответственность. Подошла к отцу Серафиму, рассказала о своём беспокойстве. Народу к тому времени уже тысяч десять ходило, не то что вначале, когда нас было несколько сот человек. «Если ты не пойдёшь, то и не сходишь», – ответил батюшка загадочно. И действительно, я получила больше пользы для души, чем обычно. Летела как на крыльях.

Познакомилась со многими интересными людьми, например с отцом Леонидом Сафроновым, поэтом и столь же хорошим священником, которого мы все любим. Однажды оказались вместе в детском палаточном лагере. Там девочка заболела, температура 39, у меня никаких антибиотиков, а она уезжать не хочет. «Ладно, – говорит отец Леонид, – буду молиться». И он молился полночи, а наутро – девочка здоровая.

Болящих в ходу немало. Те, кто с молитвой идёт, чаще выдюживают, но случается, человек сам не знает, зачем пошёл: что-то захотел себе доказать или кому-то ещё.

Одна женщина потянулась за знакомыми – все идут, и ей надо. Набрала колбасы, яиц и прочего, хотя нужно бы себя ограничивать, попоститься, чтобы легче переносить путь и причаститься на Великой. А тут – тяжелейший рюкзак с едой, и она то пытается его сбагрить спасателям, то просит её подвезти. Отблагодарить нас пыталась яйцами, как поняла, что всего не съесть. Подвезли её раз, другой, но пациентов много, поэтому говорим: «Уж простите, больше не можем». Дошла. Уставшая, забралась в большую военную палатку и пролежала там около полутора суток. Так и не причастилась. В два часа ночи нам выходить в обратный путь. Идём проверять, не забыли ли кого – это у нас называется «зачистка». Видим – лежит. Измерили давление. Низкое. Напоили сладким чаем и отправили в Киров такую же недовольную, как и всю дорогу.

Бывают трагикомические случаи. Одна крестоходица говорит другой: «Хорошо бы прокатиться на квадроцикле, я так устала». На стоянке ветер подул, и сук с дерева падает прямо этой женщине на голову – она за голову держится, кровь капает. Мы с травматологом обработали рану, забинтовали, думаем: хорошо бы ещё отправить её в травмпункт. И тут квадроцикл подъезжает и везёт нашу пациентку в Великорецкое. Исполнилось желание, пусть и не в тех обстоятельствах, как хотелось. Потом увидела её, счастливую, на Великой после причастия. Вспомнили, как сбылась её мечта о квадроцикле, посмеялись.

Много сердечников. Был случай, когда едва спасли мужчину, у которого были проблемы с сердцем. Шли мы тогда со знакомым реаниматологом. Размышляю, как это неприятно, когда в ходу человека застаёт предынсультное или предынфарктное состояние. Видим, человек сидит на бревне. Расспрашиваем. Признаётся, что один инфаркт уже был, а сейчас задыхается, сердце давит, но с пути не сойдёт. Руководитель, человек волевой, упрямый. Видим: таблеточки скушает, посидит немного и дальше идёт. Беспокойство за него растёт. Но что тут поделаешь?

Подходим к самому сложному участку пути, между Загарьем и Монастырским. Продолжаем уговаривать: «Вам нужно хорошо подумать и выйти из хода». Там ведь нет подъезда для машин, эвакуировать с их помощью невозможно. «Нет, – отвечает, – я дальше пойду». Не дошёл. Когда совсем ослаб, пришлось позвать батюшку, чтобы благословил лечь на носилки. Донесли до Монастырского, где нас уже ждала скорая помощь, которая увезла его в Киров. Потом нас нашёл, благодарил. И вот что интересно: те пять километров, что его несли очень быстрым шагом, а я сопровождала, совершенно не помню, словно это длилось метров двести. В таких ситуациях не думаешь ни о жаре, ни о холоде, только о том, чтобы человек остался жив.

Когда в первый раз отправилась на Великую, очень хотелось понять, что такое любовь к человеку. Со мной была тогда знакомая фельдшер, которая, когда мы однажды замерли на пригорке, глядя на людскую реку, сказала мне: «Вот она – любовь». Это, быть может, главный урок Великорецкого хода. Мы живём в разобщённом обществе, даже внутри семьи каждый нередко сам по себе. А здесь тысячи и тысячи человек учатся понимать, что они значат друг для друга и что, помогая другим, помогаешь себе. Среди них есть и богатые, и бедные, но в пути мы народ Божий, братья и сёстры.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий