Стефан ищет свои мощи

9 мая – память святителя Стефана Пермского

 

«И вот стою я в алтаре собора со священниками, пятеро их у меня, – вспоминает отец Владимир. – Мы готовимся к службе, я рядом с престолом какие-то указания даю, и всё вроде бы готово, но тут вдруг открываются Царские врата и заходит монах, ниже меня ростом. Мы сразу все притихли. Я думаю: с одной стороны, неудобно, если это архиерей. Я же знаю, как принимать архиерея: надо открыть Царские врата, а я с крестом должен его встречать.

Но не успел – он сам открыл и с посохом зашёл. А вообще-то, я никого не ждал. Думаю: может, архимандрит? У него куколь не круглый, правильной формы, а как у Патриарха, только чёрный. Монахи раньше такие носили. И вот он как-то так пригнулся, что лица его не успел рассмотреть. Я испугался: вот спросит он, почему меня не встретили, что я отвечу? А он всё посмотрел, ничего никому не сказал и вышел влево через дьяконские врата. И всё, я вздохнул облегчённо: вот это да! И тут сон кончился».

 

Кто это был?

Этот сон глубоко запал в душу отца Владимира: кто это был?

Тогда он служил в Пензенской епархии, занимался строительством храма Петра и Павла – готовил территорию к рытью котлована. За плечами – строительный институт, работа мастером, прорабом, начальником участка, начальником стройуправления, учёба в духовной семинарии…

Отец Владимир Клюев

– В 1997-м я взял благословение у архиепископа откопать мощи святителя Иннокентия Пензенского, – рассказывает отец Владимир. – Когда собор в 1934 году взорвали, могила вроде бы была разбита на кусочки. Во всяком случае, об этом говорилось в акте, который составили разрушители. «Всё разлетелось, и собрать невозможно», – сказал мне правящий владыка Серафим (Тихонов). Я говорю: «Владыка, никто же этим по-настоящему не занимался, всё разбросано – так соберу их в ящик. Это же будущий святой!» (Он будет канонизирован в 2000 году. – И.И.) Мы подняли останки пяти архиереев, одним из которых был святитель Иннокентий – косточки были внизу склепа, они процентов на 70 сохранились. И вот я подумал: «Может, это святитель Иннокентий ко мне заходил?» Но если Иннокентий, то почему он вышел через дьяконскую дверь? А на дьяконской двери изображён архидьякон Стефан. И думаю: «Может, это Стефан?» Дело в том, что за год до этого, в 96-м, у святителя Стефана Пермского, вы помните, был юбилей – 600-летие памяти. Я об этом узнал из июльского номера ЖМП – там было о юбилее кратко сказано, что Святейший побывал в Сыктывкаре и в Перми. Всё строго, серьёзно, с фотографиями. Журнал этот у меня дома даже есть, я оставил его для истории, до сих пор на полочке лежит – с него всё начиналось. Прочитав, я ощутил какую-то особую радость. Но в конце заметки было написано, что мощи Стефана покоились в храме Спаса на Бору, а дальше всё, судьба их неизвестна. «Как же так? – подумал я. – Такой юбилей, можно ж было к нему историю мощей исследовать по архивам! Кремль ведь не за границей?» А ещё тогда подумал: «Я бы и сам, наверно, взялся бы, но только в Кремле мне скажут: ты кто? Никто». Я смирился, помолился… Да, скорее всего, это Стефан… Но тогда вопрос так для меня и остался открытым.

Пенза – Москва

Я сижу в церковном домике на восточной окраине Москвы, в Новокосино. Постройка храма в честь Новомучеников и исповедников Церкви Русской только что завершена, а здесь, в доме причта, ещё лежат мешки с цементом. Храм строит протоиерей Владимир Клюев. Его участие в строительстве нескольких храмов в Пензе, по-видимому, было замечено, и в 2005 году его пригласили в Москву на место заведующего хозяйственным отделом ОВЦС. Возглавлял отдел тогда митрополит Кирилл, будущий Патриарх. Не без удивления отец Владимир узнал об участке, на котором ему теперь предстояло потрудиться: заняться строительством храмов за рубежом, в основном при российских посольствах и представительствах.

– Говорю владыке: «Я же только в Пензе восстанавливал и строил, а за границей – никогда». – «Там всё то же самое. Мы тебе переводчика дадим, юриста». И со мной подписали контракт на пять лет. А я думаю: «Раз уж оказался в Москве, то что мне мешает параллельно послушанию в отделе межцерковных связей найти время и на поиск мощей?» К тому времени я уже литературу почитал, а концепцию для себя ещё в Пензе сформулировал. Написал рапорт: прошу благословить поднятие останков святителя Стефана на месте снесённого собора на Бору. Написал, но сначала решил посоветоваться со знающими людьми. И один архиерей мне говорит: «Ты куда идёшь? Ты просто не знаешь митрополита Кирилла!» Мол, ну-ну, неси этот рапорт – и завтра опять окажешься в Пензе.

Я всех послушал, но всё же решил попробовать. Митрополит меня принял, прочитал рапорт и говорит: «Я за то, чтобы у меня в отделе трудились священники, у которых всегда внутри горит лампада, а не тлеет. Молодец, я в тебе не ошибся. Но ты мне дай слово: это не будет влиять на сроки строительства храмов!» – «Конечно! Но тогда нужна помощь Святейшего, чтобы он попросил разрешения у Путина на раскопки в Кремле». – «Готовь рапорт на Святейшего». Патриарху Алексию инициатива понравилась. Но, как мне митрополит Кирилл потом передал, он сказал: «Президент не знает подвигов святителя Стефана и книг об этом, чтобы подарить Владимиру Владимировичу, в Патриархии нет. А нести Житие – это несерьёзно. Поэтому пусть отец озадачится, раз он любит святого, и издаст небольшую книжечку, 100-150 страниц. Я её подарю Владимиру Владимировичу – он очень внимательно всегда к таким вещам относится, прочитает и, я думаю, даст разрешение».

Никогда не издавал книги, а тут прямо бегом надо. И я засучил рукава. Обратился к доктору исторических наук Татьяне Дмитриевне Пановой, главному археологу Кремля. И в соавторстве мы выпустили книгу о Стефане небольшим тиражом. Святейший Патриарх подарил её Президенту.

Осознание сиротства

«Горе, горе нам, братие, како остахом добра господина и учителя!» – так в Житии начинается плач Церкви Пермской о Стефане. «Богу ведь молился о спасении душ наших, а перед князем о печалях наших и об облегчении, и о благе нашем ходатайствовал и заботился. Перед боярами же, перед начальниками, властелинами мира сего был нам усердным… Зачем же пустили мы тебя в Москву, чтобы ты там почил! Лучше было бы нам, чтобы была могила твоя в нашей земле, перед нашими глазами, чтобы было немалое облегчение и хотя бы великое утешение в нашем сиротстве».

Погребение Стефана. Миниатюра из Лицевого свода

Вопрос о святых останках Стефана Пермского, таким образом, с самого начала не был для его пермской паствы праздным. Но шансов заполучить их обратно в тот край, где святитель совершал свои подвиги, у северян было мало. Ведь ещё по решению великого князя Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, Стефан «положен бысть на Москве в монастыре у святаго Спаса, в застенке в Спасе Милостивом» – второй по древности церкви в городе, бывшей одновременно великокняжеской усыпальницей. После Стефана в храме было лишь одно захоронение – жены Симеона Гордого Марии (в монашестве Феотинии). А в 1549 году честные мощи святителя Стефана торжественно перенесли из притвора в трапезную часть храма.

На этой старинной миниатюре изображено погребение святителя Стефана Пермского в храме Спаса на Бору

Мощи Стефана с тех пор стали главной святыней собора. В 1847 учитель Вологодского духовного училища Андрей Попов, будучи в Москве, в храме Спаса на Бору обнаружил, что деревянная рака Стефана весьма обветшала. Вологодский епископ Евлампий (Пятницкий), более молитвенник, чем администратор, на прошении отдать мощи в Усть-Сысольск поставил резолюцию: «Смотрено». То был не вопрос его компетенции, а обращаться в Синод с прошением он, по-видимому, не решился.

Спустя два года, в 1849 году, посох святителя, хранившийся вместе с мощами и увезённый в 1612 году гетманом Ходкевичем в Польшу, по распоряжению Синода был доставлен в Пермский кафедральный собор. В 1890 году раку обновили, украсив серебром. Сами же мощи святого Стефана оставались под спудом. Никаких новых известий о них не было вплоть до 1909 года: тогда по просьбе Пермской епархии решили поискать мощи святителя в земле под пустой ракой.

Такова предыстория.

Спас на Бору. Фото конца 1920-х гг.

 

Придел Трёх святителей Спаса на Бору

Бог пути кажет

– 2007 год. Через месяц меня вызвали в Кремль. Помощник Владимира Владимировича Игорь Щёголев, он в администрации тогда работал, а сейчас представитель Президента в Центральном округе, говорит: «Президент поручил мне выдать вам разрешение на проведение исследований в Кремле. Владимир Владимирович считает, что, если есть какая-то возможность разыскать мощи, он это только поддерживает». И даёт мне график на четыре месяца: вот тут одна неделя, вот ещё одна, вот тут сколько-то дней, – это время, когда в Большом Кремлёвском Дворце Президента не будет, и в эти можно копать. Но в те дни, когда Президент бывал там, всё нужно было возвращать в прежний вид. Чтоб вообще незаметно было, что копали.

Всё, значит, вопрос решился. И до этого была мне помощь от святителя Стефана, а дальше она стала просто явной. Я проследовал к коменданту Кремля генерал-лейтенанту Сергею Дмитриевичу Хлебникову (при нём, кстати, на Спасской и Никольской башнях Кремля были размурованы в киотах надвратные иконы, которые считались утраченными. – И.И.). Он поставил чай: «Отец, я родом из Перми, для меня Стефан значимая фигура. Какой ты молодец! Ты что, тоже родом из Перми?» – «Нет, я из Пензы». – «А как так получилось?» – «Это мой любимый святой. Я родился в день его памяти, 9 мая. Меня назвали Владимиром. Я когда вырос, спросил родителей, почему они меня назвали Владимиром, а не Степаном, ведь дед мой – священник Стефан. “Знаешь, – сказали мне они, – твоего деда-священника расстреляли в 37-м году, когда ему было 52, а дядя Владимир до девяноста лет прожил. И мы подумали: пусть сын будет Владимиром, дольше проживёт”. Логика такая нормальная, да? И я всю жизнь молюсь так: “Владимире и Стефане, молите Бога обо мне”». – «Ну, отлично, я тут уже всем команды дал, сейчас придёт комендант Большого Кремлёвского Дворца Николай Александрович, поможет, найдёт людей…»

– Пришёл Николай Александрович Дёмин, он сейчас уже на пенсии, – продолжает историю мой собеседник. – Принимает меня как родного: «Помогу тебе, только говори, чего надо. Это дед мой тебя ко мне прислал». И показывает мне семейную Библию. Толстая такая. На одном из листов написано: «В знак благодарности о беседах, которые мы вели в пересыльной тюрьме в Пензе». Священник из Пензы пишет его деду. Такой-то священник, подпись, дата. Поразительно!

– Вообще-то, у меня оренбургские корни, – делает отступление отец Владимир. – Но когда расстреляли деда, все разъехались: один из его сыновей поехал в Пензу, а другой – в Нижний Новгород, одна дочь поехала в Ташкент, другая – в Курск. Разъехались, поменяли фамилии. Мой отец только не поменял. Стал художником.

Раскопки в Кремле

– Разговор с комендантом перетекает к рабочим моментам. Нужны пропуска. Нужны помощники. «Сейчас найдём». Кнопку нажимает. В Кремле в то время делали облицовку из камня – он обратился к руководителю этих строителей: надо помочь. «А что надо делать?» – «Вручную копать, экскаватором здесь нельзя. Шурфы метр на метр, глубина шесть метров. Песок вынимать вёдрами». – «Надо – значит, надо». Итак, рабочие с серьёзным допуском есть. Ещё, говорю, мне нужны чертежи – они секретные. Дело в том, что на части фундамента Спаса на Бору стояло административное здание, которое в 1933 году построили для коммунистов, прибывавших в Москву на мероприятия. Получаю чертежи.

А ещё в 1997 году к этому административному зданию делали пристройку, и экскаватор тогда наткнулся на груду костей. Соответственно, археологи всё это изучили, сфотографировали, пригласили благочинного кремлёвских храмов игумена Иосифа (ныне почившего) и спросили: «Вот тут косточки нашли, что делать?» Он сказал: «Где нашли, туда и положите». Ну и всё вернули, как было.

Строительные работы 1997 года

 

Останки, найденные при строительных работах 1997 года

Поскольку буквально назавтра у меня была командировка в Иерусалим, я решил взять этот археологический отчёт с собой, чтобы у Гроба Господня попросить Его помочь найти мощи: вот прям на плиту положу, где Он воскрес. Так и сделал. Вернулся. Начали мы делать шурфы. Сделали первый – ничего не нашли. Засыпаем вручную, бетонируем и кладём брусчатку, всё моем водой – ни пылинки не оставляем. Переходим к следующему. Руководитель рабочих полушутя говорит: «Отец Владимир, если не найдёшь, я тебе выставлю счёт. Тут же целая бригада, тяжело вёдра-то таскать, уже бурчат, что вместо работы с гранитом землекопами стали». Я улетаю на три-четыре дня, возвращаюсь – а они работают. Как здорово! Стефан на небесах сейчас радуется. Встану где-нибудь рядом, помолюсь. И на душе у меня так хорошо! Думаю: «Косточки точно найду, хотя и раз за разом шурфы – безрезультатные». И вот все запланированные шурфы сделали – и… ничего.

Тогда с помощью коменданта Кремля я разыскал тех, кто здесь копал за десять лет до этого, в том числе рабочего Ивана Духанина, который сам клал эти кости обратно в землю. Сделал всем пропуска, и они стали показывать, где копали. И каждый показывает разное – вот здесь, вот здесь. В конце концов мы вернулись к первому шурфу. Раньше, копая в этом месте, мы наткнулись на металлическую балку. Духанин сказал, что клал косточки на неё, а сверху землёй засыпали. Но мы-то в этом месте костей не нашли! Я думаю: «Попробуем ещё раз шурф открыть, разрежем эту балку». Оформил разрешение на огневые работы. Вырезали балку и как раз под ней обнаружили эти косточки, в мешке из-под цемента! Тут Духанин и вспомнил: «Да, точно, забыл – я же под балку их клал!» Достали мешок, отслужил я панихиду. Это было 30 октября 2007 года. И отправил косточки в Московское бюро судебно-медицинской экспертизы.

Экспертиза

– Судмедэксперты их отмыли, изучили и вскоре позвонили: «Отец Владимир, приезжайте». Эксперты там опытные, с многолетним стажем, они же и занимались мощами Царской Семьи. Оказалось, что несколько дней мощи, привезённые нами, благоухали. Люди заходили в помещение Бюро и говорили: мол, вы здесь одеколон пролили, что ли? Запах был такой неспецифический для помещений медэкспертизы. Они отвечали: «Так вот – мощи». Я их попросил: «Тогда справочку дайте». И они мне дали справку об этом. Тут ничего удивительного. Дело, вполне возможно, в том, что была в старину такая традиция: перед размещением в раки кости новопрославленных святых обмывали в составе из ароматических веществ. Отсюда и благоухание на столах у судмедэкспертов.

В кремлёвском соборе Спаса Преображения на Бору все погребения находились в притворе, под полом. И у Стефана, скончавшегося в Москве в 1396-м, тоже. После причисления к лику святых, в 1549 году, его останки подняли и разместили в раке в северо-западном углу храма. Есть документ, что они были на поверхности. Не менее пяти сильных пожаров было в Кремле, сгорела даже часть иконостаса Спаса на Бору. И только одно захоронение могло погореть, находясь внутри храмового помещения: это мощи Стефана Пермского. А потом их снова положили под спуд. Почему? Чтобы совсем не сгорели.

(Есть, правда, и другая версия: что мощи Стефана специально спрятали в землю перед тем, как в Кремль в 1610 году вошли польские вояки. Ещё одна версия, что это именно озверевшее до людоедства польско-литовское войско пожгло мощи. – И.И.)

– У меня дома лежит и копия архивного дела за 1909 год, когда жители Перми просили отдать им мощи Стефана. Тогда члены Синодальной комиссии под руководством Сергея Львова (князь-заводчик из п. Пожва Пермской губернии. – И.И.) на глубине около двух метров наткнулись на «человеческие кости, при которых есть части раздробленного черепа, сложенные хотя в некотором порядке, но не в форме человеческого скелета, а в виде кучки костей квадратной формы». Очевидно, это были останки Стефана. Рядом находились сгнившие остатки деревянного гроба. Но комиссия стала копать дальше и через 2,5 метра наткнулась на другие костные останки. Из-за неряшливости членов комиссии все кости перепутали, положив в один общий деревянный гроб, и опять закопали на месте их обнаружения. В постановлении написали, что «Святейший Синод не может получить твёрдой уверенности в том, чтобы в числе обретённых при исследовании… костей находились честные останки просветителя зырян св. Стефана Пермского, и поэтому не считает возможным дать своего благословения на перенесение сих костей к месту апостольких подвигов св. Стефана в г. Усть-Cысольск или в г. Пермь». Но, по крайней мере, мы точно знаем, что найденные тогда останки снова оказались в земле. И вот мы их нашли.

Как же можно было теперь выделить мощи Стефана Пермского среди костей более чем 30 человек? Оказывается, это для экспертов не так сложно и сделать это можно со стопроцентной точностью. Почему? Сначала убрали кости детей – их не менее пяти человек. Нас интересовали кости, подвергшиеся огню. Далее: если в монастырской келии был пожар и монах сгорел, то врач сразу определит, что тело горело с мускулатурой – оно обгорает неравномерно. Совершенно иначе огонь воздействует на косточки, пролежавшие сто лет. И уже на второй день медэксперты нашли четыре кости, которые подвергнуты были огню равномерно. Пострадал у них лишь верхний слой. Из всей груды – всего четыре! «Данные фрагменты костей принадлежат скелету одного человека в возрасте около 60 лет, ростом около 160-166 см» – так было записано в акте. Всё сошлось! Правда, в каком возрасте почил Стефан, мы точно не знаем. Одни пишут, что он дожил до 75 лет, другие – умер в 40. А тут 60, что ж!

ДНК преткновения

Потом отец Владимир уехал в длительную командировку на Кубу, костные останки оставив в сейфе. Вернувшись, подготовил официальный рапорт о вероятном обретении части мощей святителя Стефана Пермского, и за подписью епископа Егорьевского Марка доклад ушёл к Патриарху Алексию. Было это в августе 2008 года. За месяц до своей кончины Святейший распорядился изготовить ковчег, в него для проведения дальнейших исследований уложить «найденные костные останки, предположительно святителя Стефана», не перезахоранивая их вместе с другими найденными останками. 15 октября 2009 года уже Патриарх Кирилл распорядился так: «Учитывая отсутствие дополнительных исследований, подтверждающих принадлежность найденных на территории Московского Кремля костных останков святителю Стефану, епископу Великопермскому, полагаю правильным придерживаться позиции, изложенной моим блаженнопочившим предшественником. Считаю важным проведение дальнейших исследований на предмет выявления аутентичности найденных останков. Костные останки… хранить в ризнице Патриаршего Богоявленского Собора. Выяснить возможность проведения генетической экспертизы найденных останков путём сравнения с частицей мощей святителя Стефана».

Понятно, что Патриархия уже «обожглась» на истории с мощами Царской Семьи, так что тут тоже стремилась избежать малейшей ошибки. Но если в случае с останками Царя-страстотерпца были его потомки и сравнить ДНК найденных останков было с чем, то с чем сравнить ДНК предполагаемых мощей Стефана? На совещание, где этот вопрос решался, отца Владимира не пригласили и не спросили, реально ли найти хотя бы малейшую частицу мощей Стефана Пермского. А он к тому времени уже обращался и в Сыктывкарскую епархию, и в Пермскую, и в Вологду, и в Архангельск с просьбой поискать частицу мощей Стефана. Называл свой официальный «титул», чтоб серьёзно отнеслись. Ссылался на то, что готовит документ Патриарху. Просил в Пермской епархии покопаться в музее, потому что сам не мог туда выехать, а в книге Булгакова дореволюционного издания прямо говорится, что там в церкви хранится «ковчег серебряный с частицами мощей святителя Стефана». Можно посмотреть по документам, кто разграблял эту Христову церковь, поискать, куда всё ушло.

После перезвонил: ответили, что нету.

– Если б меня спросили тогда, – продолжает отец Владимир, – то я бы сразу им сказал, что можем и не дождаться такой экспертизы. Я ведь и сам хотел ДНК-анализ заказать. Познакомился с Евгением Рогаевым, крупнейшим специалистом-генетиком в России. Он сказал: «Не надо денег. Ты дай мне ДНК-материал, и я тебе всё сделаю». И вот помощники, видно, дали Святейшему проект резолюции, что народу мощи на поклонение можно дать только после результатов ДНК. И я мощи по акту сдал настоятелю Матфею Стаднюку в ризницу Богоявленского собора и перекрестился – я сделал всё, что мог, аминь. Конечно, была обида: почему же у нас святость только анализом ДНК доказывается? почему не учитывается правота богословская? Разве это просто так бывает, что священник, который молится святителю Стефану, приезжает из какой-то Пензы, ему всё разрешают, Святейший Патриарх Алексий благословляет, Президент даёт добро…

Последняя попытка

– Теперь расскажу, как было дальше. Решил сделать последнюю попытку дело сдвинуть. Я знал, что в Лавре есть икона, как считается, с мощами святителя Стефана – в Трапезном храме с правой стороны, в алтаре Серафима Саровского. В икону святителя вмонтирована косточка, беленькая такая, её видно. Замурована воском. Надписи никакой нет. Я стал докапываться: и у наместника спрашивал, и у архивистов. Говорю: «Документ должен быть, без этого нельзя». Я же документалист. Но что за мощи в иконе, мне пояснить не смогли. А икону издавна выносят на 9 мая как бы с мощами Стефана. Мне отвечают: «Почему нельзя? До нас выносили из алтаря раз в год, и мы выносим». А на совещании, где я не присутствовал, решили, что надо в Лавре как раз этот фрагмент кости взять для сравнения ДНК. Митрополиту Варсонофию, управделами Патриархии, дали месяц на это дело. Это был 2010-й. Рогаев мне звонит: «Отец, меня опять подняли по Стефану». – «Чего?» – «Письмо прислали от Патриарха, просят сделать ДНК. Сказали, езжайте в Лавру, там есть фрагмент в иконе Стефана». Я говорю: «Езжайте, но имейте в виду – документа, что это мощи Стефана, там нет, я проверил».

Взяли они вместе с судэкспертом эту икону, растопили воск, вынули косточку. Звонят мне: «Отец Владимир, объясни нам, пожалуйста, что это может быть? Ты правильно говорил нам – документа нет. И когда мы начали пилить, сразу поняли, что это не кость человека, а бивень животного». Во-первых, запах совершенно другой. Посмотрели в микроскоп, который с собой был: это срез клыка моржа или что-то в этом роде. Рогаев говорит: «Мы нашу работу сделали, придётся докладывать, что это зуб животного, анализу ДНК Стефана он не поможет». Меня встречает в Патриархии владыка Варсонофий: «Ну ты мне наделал шума! Теперь не знаю, как Святейшему докладывать». А я: «Говорил же, что мощей Стефана нигде нет». А ему уже, как и мне, тоже в епархиях это подтвердили. Последняя надежда была на Лавру. «Они там, в Лавре, за сердце схватились. Наместник спрашивает, что делать: выносить теперь или не выносить эту историю с зубом-то в народ? Люди же прикладывались как к мощам! Я ему сказал ждать, что Патриарх скажет».

Какой рапорт в конце концов Святейшему пошёл, я не знаю. А экспертам я сказал: «Могу ошибаться, но, скорей всего, ещё до революции в икону как святыньку вставили часть посоха Стефана».

– Но ведь посох Стефана сейчас хранится в Перми! Он – да, инкрустирован костью. Вы полагаете, что этот кусочек от него отломили?

Посох святителя Стефана

– Может, у него несколько таких посохов было. Взяли и вставили, и сделали это нарочно в стороне чуть-чуть, не на самом изображении Стефана. Поэтому и надписи нет. Вставляли позднее, иконописца рядом не было, который бы мог написать, что это часть посоха святителя Стефана. Вот такая моя версия. А вы знаете, что такое посох? Это символ власти. Когда архиерей кого-то хочет вызвать, он стучит посохом. Вот Стефан и погрозил нам этим посохом, что нельзя верить только науке. Сколько раз уже говорено, столько статей написано, что доказательства Бога должна не наука давать, а вера.

Доказательства веры

Вот что интересно мне показалось: ровно в то же время, когда шли все эти изыскания вокруг предполагаемых мощей святителя Стефана, в российском правительстве оформлялись документы на присвоение имени Стефана Пермского безымянной горе на Приполярном Урале. Эту тему наша редакция запустила ещё задолго: сначала надо было подняться на уральскую вершину, закрепить там знак, подготовить отчёт, потом ходатайство в Госсовет Коми, который должен был отправить обоснование в Комиссию по географическим названиям… В общем, бюрократическая волокита не на один год. И вот 21 декабря 2009 года постановление об этом, наконец, правительство приняло. То есть через два месяца после решения о непризнании…

– Осенью 2011 года я был в очередной командировке в Иордании, мы там строили дом паломника, – вспоминает отец Владимир. – Мне супруга звонит: «Отец, посмотри в Интернете. Святейший закладывает храм Святителя Стефана рядом с нашим домом!» Смотрю: точно, в Южном Бутове, рядом с домом, где я тогда жил, – храм моего любимого святого, небесного покровителя. Я тут же, в чувствах, достаю паспорт, показываю прорабу прописку: «Смотри. Я расстроился, потому что старался-старался, а поклонения-то мощам Стефана нет. Где радость-то? А святитель ответил мне: “Отец, ты не волнуйся. Зато будет храм около твоего дома – мой храм…” Вот так любит меня Стефан».

Отец Владимир полез в портфель и достал какой-то журнал, посвящённый Соловкам. Полистав его, нашёл фотографию духовенства в заключении. Без подписи.

– Вот мой дед. Священник Стефан Клюев.

– Как вы его узнали?

– По лицу и по документам. А рядом Иларион (Бельский), в очках. С 1928 по 1931 год он отбывал заключение в СЛОНе. А мой дед в сентябре 31-го был освобождён из лагеря как инвалид и выслан в Зырянский край. Вот смотрите…

Отец Владимир показывает мне письмо, написанное 10 октября 1931 года из Корткероса отцом Стефаном – Клюевым Степаном Васильевичем – Екатерине Пешковой, возглавлявшей организацию «Помощь политическим заключённым»:

«Находясь в тяжёлых жизненных обстоятельствах в ссылке на далёком севере в области Коми (зырян), загнаны в тупик, где нет дальше ни сёл, ни дорог, а только имеются лесные тропинки. И вот уже шесть месяцев, как я не имею никаких сведений от своей семьи и родственников, которые, вероятно, тоже высланы, нахожусь в безвыходном критическом положении, а именно: состояние здоровья слабое, физический труд выполнять не в состоянии, получаю гражданский паёк, который состоит из 300 г хлеба, 12 г пшена, 6 г сахарного песку и 10 г соли… существовать на таком пайке невозможно, а чтоб подкормить себя чем-нибудь, нет никаких средств. Летом подкармливали себя травою, щавелем, крапивою, а также грибами и ягодами, но теперь настали холода, и все подсобные продукты миновали. Нас же, административно-ссыльных, более ста человек, сгруппировали в одном селе, и кто имеет что-либо излишнее в одежде, то всё-таки может менять на продукты, некоторые получают деньги или посылки из дома. Я же всего этого лишён, потому что лишён всякой связи с семьёй и родственниками, а посему и обращаюсь к Вам, во имя гуманности, не откажите в помощи мне продуктами, хотя бы самыми дешёвыми: ржаных сухарей, каких-нибудь круп…» И Пешкова ему прислала денег десять рублей, мешок сухарей. Он продержался, живой оттуда вернулся. И спас его Стефан! На земле Стефана он молился святителю Стефану. Он у меня был видный проповедник в Оренбурге, состоял в разных церковных комиссиях и о Стефане-то знал от и до. Потому что сам Стефаном был. Вот! И тут Стефан рядом.

«Святителю Стефане, моли Бога о нас!» – поёт батюшка. История окончена. «Пойдёмте, я вам храм Новомучеников покажу». Но у меня ещё есть вопрос к отцу Владимиру.

Образ святителя

– Деятельность Стефана достаточно многообразна: там и святительство, и создание азбуки, и так далее. Какая сторона деятельности Стефана вам ближе?

– У меня перед глазами, как он паству пропитанием обеспечивал в голодные годы. Помогал не только молитвой нашему православному народу, но и хлебом насущным. И за азбуку он взялся, и за написание икон – чтоб быть ближе к пастве. Молитвенник, который рядом и близко! Не погружён в какие-то глобальные дела и планы. Мне он видится рядом с Сергием Радонежским: имея высокий духовный сан, выше, чем у Сергия, он использовал свою духовную власть, всю благодать, чтоб стать ближе к простому человеку, его нуждам. Вот сейчас такая тенденция пошла: настоятели принимают на работу много помощников и те всем занимаются, а батюшка только служит да сидит-слушает на мероприятиях. Я против этого. Встречи должны быть с людьми. Самому преподавать. Везде самому ходить. Я из храма никогда не уйду, если кто-то ещё ждёт меня. Вот в последнее воскресенье служба закончилась где-то полпервого, а вышел я из храма в три часа. Уже сил нет, как бы не упасть. Но я сам всех расспрашиваю, что-то узнаю, подведу к иконе человека, что-то расскажу. Вот этому я у Стефана учусь. Возьмите молитву Стефану, ведь только в молитве ему есть прошение, чтобы мы безбедно жили: «Твоими богоприятными молитвами испросиши ми от Него… безбедно в мире сем ходити ми до скончания живота моего». Это не для того, чтобы денег у нас много было, а просто ему жалко всех. Жалко людей, которые из-за куска хлеба могут забыть Бога. Господь говорит: любишь – значит, дай воды, поделись хлебом. Вот так людей надо любить.

Образ святителя из Стефановского храма-часовни в Перми

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

6 комментариев

  1. Надежда:

    Хотелось бы знать где сейчас эти четыре косточки Стефана. Может быть как просто мощевик?

  2. Аноним:

    Простите, ошибка источника информации – нач. Рус.дух. миссии архим.Александр /Елисов/.

  3. Аноним:

    В Русской Миссии Иерусалима при входе справа поясная икона свт. Стефана Пермского /не нового письма/, ее нигде не упоминают…

    • Редакция:

      Интересно, у вас есть ее снимок?

      • Аноним:

        Да, по возможности передам вам. Посмотрим, как можно улучшить изображение 2005г сделанное ”мыльницей” на пленку бегом… Как вариант, вам самим обратиться к нач. архим.Алексию/Елисееву/за изображением иконы свт Стефана Пермского в храме Царицы Александры при Миссии и ее истории.

        • Аноним:

          Простите, ошибка источника информации – нач. Рус.дух. миссии архим.Александр /Елисов/.

Добавить комментарий