Ольга ТУЛЯКОВА

(Окончание. Начало в № 846)

С горы Небо мы спустились среди холмов по крутому серпантину вниз, к самой северной кромке Мёртвого моря. Проехали всего 30 км, но погода здесь оказалась гораздо теплее. Если в Мадабе шёл дождь и свирепствовал холод (+10), то в долине светило солнце.

Кругом пустыня! Изредка стоят каменные домики, грязные палатки, кое-где растут акации, пальмы, встречаются оливковые рощи. Травы нет, только песок, камни и… всюду мусор. Тут же бегают дети, пасутся верблюды, гуляют козы. Мы обогнали ослика, покрытого ковром, на котором мальчишка вёз куда-то пластиковые канистры. Машин и людей мало.

Среди этой пустыни стоит шикарный многоэтажный отель, куда и отправились мои словацкие знакомые, а я поплелась дальше – денег на такую роскошь у меня не было. При этом опять не обошлось без происшествия. Когда меня согласились отвезти туда, не знаю куда, то, прилично отъехав, я вспомнила, что оставила у ребят куртку. Пришлось развернуться и побегать по этажам, выискивая словаков. Удивительно, но водитель, взявшийся меня отвезти куда надо, терпеливо ждал, охраняя мой рюкзак. Бегая по отелю, я ругала себя за беспечность, ведь рисковала остаться без вещей, но, слава Богу, обошлось.

Итогом поездки стало то, что я оказалась на трассе, в 270 километрах от ближайшего хостела. Не совсем в пустыне – недалеко стояло придорожное кафе, куда я и отправилась подкрепиться. Приморская часть Иордании, надо сказать, малолюдна, инфраструктура не развита, так что с кафе мне сильно повезло.

Потратив весь свой дневной бюджет в 5 динаров, съела пасту с видом на Мёртвое море! Накопленная усталость дала о себе знать. Когда захотела спуститься к морю и меня за несколько десятков метров от него развернули дорожные рабочие, подступили слёзы. Вернулась обратно за столик, стала искать в Интернете место, где можно заночевать. Тут официант с улыбкой принёс мне чай – от себя в подарок. И снова глаза на мокром месте, но теперь уже от радости и благодарности. Не пропаду! Следом пришла мысль, что хватит гоняться как угорелая за достопримечательностями, пусть даже священными, нужно просто довериться Богу. Есть дорога, природа, тепло, и даже если я не найду ночлег, можно будет провести ночь в спальнике. Это настолько простое и лёгкое чувство, когда ты понимаешь, что счастлив здесь и сейчас. Не благодаря чему-то и не вопреки, а просто так. От этого даже рюкзак стал невесомым, и я, широко улыбаясь, пошла по дороге, когда нашла ещё один, более удобный, спуск к морю, где никто меня не остановил.

Мёртвое море немного штормило. Сзади на горизонте, в стороне гор, сгущались синие тучи – наверное, в Мадабе опять пойдёт дождь. Впереди, в стороне Израиля, солнце то скрывалось, то появлялось из-за облаков. Серые волны у берега взбивали белоснежную пену. Спустившись к воде, несмотря на ветер, под шум прибоя я запела свои любимые старинные поморские песни. Пела и про «дороженьку», и про «долю», и про «куды пойду». А когда дошла до «ох ты ветка бедная, ты куда плывёшь», поняла, что ветка – это я: это меня оторвало и несёт в бурный океан как «сиротку бедную», это мне не справиться «с хитростью людской» и это во мне «правды нет». Опять навернулись слёзы, а за ними пришла и радость.

Она наполнила меня, и я вспомнила, что никуда не спешу. Помогла ребятам, которые пытались набрать воду в бьющемся прибое, разговорилась с хозяевами верблюда и лошади, которые предлагали то ночлег, то покататься на их питомцах, сфотографировалась с семьёй, выехавшей на море пожарить курицу. Все эти люди приветливы и веселы.

Идти вдоль Мёртвого моря было прекрасно, но надвигалась ночь, и я стала голосовать. Остановилась маленькая синяя машина с рулём, раскрашенным в цветочек, и двумя молодыми амманцами. Им было около 30, оба с бородками и усами, но один светлокож (относительно местных), с широким лицом и бровями – не очень и похож на араба. Другой, напротив, имел узкое и тёмное туземное лицо с пухлыми губами, крупным носом и печально приподнятыми бровями.

Думаю, мои неопределённые ответы про конечный пункт и ночлег показались им слегка безумными. И они решили выручить безумную. Один позвонил брату, говорящему по-русски, чтобы выяснить мои планы и узнать, чем они могут помочь. Этот брат позвонил своему знакомому, у которого есть комната для туристов, успокоил меня, что это безопасно и обойдётся не дороже 10 динаров. Речи своих новых знакомых я не понимала, так что в голове моей шёл закадровый перевод, как в фильмах: «Давай продадим эту русскую. Сейчас мы её привезём». Но мне ничего не оставалось, как надеяться на лучшее.

Когда мы доехали до придорожного кафе, где работает тот самый их знакомый, Уильям, и выпили чаю, выяснилось, что иностранцев в этом месте пускают переночевать бесплатно, во всяком случае одну иностранку – меня. Попрощалась сердечно с добрыми попутчиками, после чего разговорилась с Уильямом о жизни.

На вид ему было за тридцать. Английское имя и явные негроидные черты, похоже, скрывали какую-то интересную семейную историю. Он рассказал о своём общественном экологическом проекте и философии гостеприимства. Меня так впечатлили некоторые его слова, что я их записала (в переводе Гугла): «Да, я делаю отношения, это самая важная вещь от человечества и быть страстью и состраданием друг друга». Мощно сказано!

Осталось, наконец, поесть! И тут оказалось, что в кафе есть еда, местная, вкусная, но название не помню. А ещё среди отдыхающих здесь оказались иорданские врачи, учившиеся на Украине и потому русскоговорящие. Они и поговорили со мной на моём родном языке, что очень утешительно на чужбине, угостили жареной бараниной из большого казана и даже позволили покормить этим мясом стаю голодных кошек. Уже в темноте, опьяневшая от сытости и довольная, я попала на ночлег в отдельный дом в настоящей иорданской деревне.

Дивны дела Твои, Господи! Ещё раз убедилась, что стоит довериться Тебе, как всё чудесным образом устраивается.

18.12.2018

Отдельный дом был просторным сараем из глины или цемента, с вентилятором, лампой под потолком и широкими скамьями вдоль стен, одна из которых и стала моей постелью. На скамьях лежали циновки с типичным бедуинским красно-чёрным узором. Туалет был на улице, пол, кажется, земляной. Окна с решётками закрывались деревянными ставнями и выходили на площадь, за которой виднелись такие же одноэтажные домики с плоскими крышами. Уже позже я узнала, что спала в 2 км от Содома.

Решила добраться до местной достопримечательности – каньона с водопадом. Место это называлось Вади-Муджиб, так же как изрывшая каньон река. Конечно, неуютно мне было идти одной по далёкой от туристических троп части Иордании, но народ здесь оказался доброжелательный. Местные жители защитили меня от беспризорников, сбежавшихся просить «ван доллар» у «мадам», когда я зашла в кафе перекусить. А пекарь подозвал и угостил своим изделием – тоненькими и большими, как противень, «блинами», которые он жарил прямо на улице. Всюду песок, одинаковые квадратные домики, мусор, козы, вокруг ни травинки – зелень только на редких орошаемых полях. За деревней стояли палатки из невообразимого тряпья и палок. В них ещё беднее живут то ли бедуины-кочевники, то ли местные цыгане, то ли беженцы.

Каньон Вади-Муджиб

До Вади-Муджиб было 26 километров, но меня подвезли. Добрый гид открыл запертый в это время года каньон и проводил к реке. Каньон как каньон, дорога до него мне понравилась больше. Ещё раз убедилась, что культурно-туристические достопримечательности меня не трогают, хотя в Иорданию в основном едут именно за ними. Её расположение в месте существования древних цивилизаций и владычества Римской, а затем Византийской империи делает Иорданию музеем под открытым небом. Я знала, что вокруг много интересного: и остатки древних монастырей, и пещера праведного Лота, где он укрылся с дочерьми после испепеления Содома и Гоморры, и крепость на горе Мукавир, где Ирод Антипа держал, а затем казнил Иоанна Крестителя. Расстояния до них были невелики, но ехать наобум я побоялась, не зная, где смогу остановиться.

Зато мне доступна была природа Иордании. Снова спустившись к голубому Мёртвому морю, я попробовала на зуб белые соляные кристаллы и замерла, греясь на разноцветных камешках. Идиллию нарушил местный военный, который не поленился спуститься, чтобы сказать, что одной здесь находиться нельзя – место не оборудовано для купания, но он готов сопроводить меня наверх и предложить пресную воду для мытья. Честно говоря, я разозлилась. Даже не за запрет на купание, а за вторжение в мою идиллию. Бурча «ай нот андерстент», оделась и пошла вдаль по трассе.

Мёртвое море

Вот только от неутомимых иорданских военных так просто не уйдёшь! Вскоре меня догнал местный БТР с пулемётом на высокой треножине. Бежать было некуда. Я не успела испугаться, как из БТР высунулся всё тот же, теперь уже знакомый, военный и всё-таки вручил мне бутылку воды! Пройдя ещё немного, я поняла её ценность. Жидкая соль, брызгами которой я покрылась, превратилась в кристаллы и стала сильно натирать. Я спустилась в укромное место между скал, ополоснулась и ещё час просидела там, прячась в тени камней от палящего солнца.

Вспоминала, как один из ветхозаветных пророков восскорбел, когда засох гигантский лист тыквы, закрывавший его от зноя, и думала, что, жалуясь накануне на холод, я не ведала, что жара ещё хуже. Непривыкшие мы. Ещё вспоминала своих новых знакомых. Когда раньше читала про женские одиночные путешествия, они казались мне и странными, и опасными. Сейчас – нет. Правда, иногда просыпается внутренний взрослый, смотрит на всё это и неодобрительно качает головой. Говорят, однако, что наивным помогает Бог. Балансируя между доверием, авантюризмом и насторожённостью, я надеюсь найти верное их соотношение.

19.12.2018

Ещё темно и рано, сон, как туман, колеблется от пения муэдзина. Мелодия сначала вплетается в сновидение, а потом выталкивает меня в реальность. Мне нравится слушать, как пожилой голос печально и настойчиво вызывает к своему Богу. Но вот он затихает, и сон сгущается вновь, пока не раздаётся молитва с другого минарета. Там голос моложе. А вечером звонко и дерзновенно возглашал совсем мальчик. Но сейчас шестой час утра, и он, должно быть, спит перед уроками.

А мне пора вставать, чтобы успеть проехать намеченное до жаркого солнца. Я прощаюсь с Уильямом и отправляюсь в путь. Позади долина Мёртвого моря, впереди – горы безлесные, коричневые, с голубым отсветом от яркого неба и синими тенями в складках. Кажется, это следы от гигантских пальцев, которые щепотками собирали влажный песок. Справа видны только верхние кромки гор, остальное скрывает голубая дымка и слепящее солнце. Не голосую, мне нравится идти в этой красоте, но останавливается машина, и я смиряюсь.

По дороге в Вади-Муса

Мы поднимаемся всё выше, на перевал. Вот уже оставшиеся внизу горы кажутся равниной, поля – зелёными пятнами, море – голубой ретушью, а селений и вовсе не видно. После перевала начинаются широкие ущелья, веселящие глаз зелёной травой и деревьями. По бокам дороги стоят сосны с длинными иголками, кипарисы, а в одном месте – «берёзы». Это, конечно, не они, но издали очень похожи – такие же плакучие и светлоствольные. Деревни здесь, в горах, чище и симпатичнее, чем на Мёртвом море, фалафель – жаренные во фритюре шарики из измельчённых бобовых – вкуснее, воздух холоднее.

Деревня в районе Вади-Муса

В Эль-Караке (древнем Кирхаре – столице Моава) я прохожу мимо замка, крупнейшей крепости крестоносцев, и спускаюсь тропинками да террасами с километровой высоты на Путь Царей. Это древнейшая в мире проезжая дорога, соединяющая Африку и Азию (Египет и Сирию), юг и север Иордании. Только по ней можно попасть в Петру с севера, а мой путь лежит именно туда.

За двести с лишним километров я сменила пять или шесть машин: ехала и на раздолбанной колымаге с худым подростком, и на джипе с маленьким мальчиком и его улыбчивым папой, и на семейном седане, втиснутая третьим пассажиром на заднее сиденье к сёстрам в хиджабах. На последнем участке, где ходят и останавливаются исключительно платные микроавтобусы, меня неожиданно подобрали банкиры в костюмах на шикарной машине с кондиционером. Увидела столько всего, что, когда глазам наконец открылись марсианские пейзажи Петры, я уже не могла восхищаться. Солнце, тоже утомившись, село за горы, небо окрасилось в лиловые оттенки, а я вместе с двумя путешественницами-итальянками подъехала к моему новому пристанищу – пещере бедуина.

Вскоре на каменную веранду, покрытую пёстрыми коврами, фонарём упал свет луны. На костре жарились овощи в фольге, а я ела подаренный бедуином Гассабом пряник с печатью Толгского монастыря, что под Ярославлем, недоумевая, как же запутаны могут быть пути Господни. Ведь Толга – это не просто посёлок в далёкой России, это первый в моей жизни монастырь, куда я отправилась на послушание. Как и почему спустя 20 лет протянулась ко мне ниточка оттуда? Ты, Господи, веси. Я только знаю, что в путешествии, которое так далеко выводит меня за рамки обыденности, я каждый день и более беззащитна, и более хранима.

20.12.2018

Этой ночью в горах Вади-Муса дул ветер, да такой, что его было слышно даже внутри пещеры. Пещера – это комната шесть на шесть метров, которую Гассаб вручную выбивал в скале пять лет назад (вообще пещеры – традиционное жильё местных бедуинов). У комнаты нет окон, только железная дверь, а за ней – веранда с каменным полом и стенами из бамбуковых палок и железных прутьев, завешанных коврами.

Внутри пещеры Гассаба

На полу пещеры тоже ковры, вместо кроватей вдоль стен лежат матрасы, в углу – стопка одеял, которые у нас называют «верблюжьими». На центральной стене в качестве украшения висит прозрачная косынка с монетами, которые у нас продают для танца живота, а также рбаба (ребаб) – местная «скрипка» из кожи.

Утром, когда я проснулась, на столике уже стоял большой круглый поднос, где в одноразовых тарелках лежали разные яства: заатар, оливковое масло, тахина, хумус, халва, джем, мёд, сыр фета, сладкий сироп и сметана. Тут же на газовой горелке Гассаб поджарил хлеб – небольшие круглые лепёшки, которые мы макали во вкусности. Хумус я уже пробовала в Израиле, а вот тахину – сладковатую вязкую пасту из кунжутного семени и заатар (смесь высушенных трав и семян) – ела впервые. Всё это было очень вкусно! Так же как и бедуинский чай, сваренный в маленьком пузатом чайнике с прыгающей на носике крышечкой.

После завтрака итальянки, Гассаб и его друзья Сами и Наэль уехали кто на экскурсию, кто по делам, а я осталась в пещере отдыхать от приключений, записывая в дневник вчерашние впечатления, чтобы освободить ум для новых. Стало очень холодно. Я надела на себя все тёплые вещи, закуталась в спальник и отказалась выходить даже на улицу, чем рассмешила бедуинов и невольно развеяла миф, что люди из холодной России никогда не мёрзнут.

А моё знакомство с Гассабом развеяло ошибочные представления о неразвитых и корыстных бедуинах. Оказалось, он знает пять языков, в том числе немецкий, который я изучала, так что смогла наконец обмениваться не только знаками и бессмысленными звуками. Он врач-физиотерапевт, получивший европейское образование. У себя в пещере Гассаб бескорыстно накормил и обогрел более 400 человек. Деньги он зарабатывает, как и все местные бедуины, на туристах, но не мелочной продажей сувениров или прокатом верблюдов. Сдаёт комнаты в своих домах и машины в прокат, в том числе розовый джип (розовый – любимый цвет бедуинов), а ещё водит экскурсии в Петру. Местные его не понимают, считают, что он со всех гостей берёт деньги, а в пещере шалит с туристками. На моё предположение, что нравы здесь строгие, Гассаб напомнил про Содом и Гоморру и сказал, что после гибели этих городов оставшиеся жители бежали именно сюда, в горы Петры. Я потом посмотрела на карте – напрямую здесь около ста километров, так что вполне могли и добежать.

21.12.2018

Ночью над пещерой стояла полная луна и заливала бледным светом окружающие горы. Следующий день выдался солнечным, и я отправилась гулять…

Ребёнок. Горы Петры будят во мне ребёнка. Помню, как в детстве я гуляла зимой по огромным кучам снега, наваленным бульдозером, и в воображении превращала их в сказочную страну с собственной онтологией и топонимикой. Здесь я ощущаю себя так же – наполненной, владеющей собственной, ещё не исследованной вселенной, которую нужно познать и наречь, как Адам – зверей. И тогда этот мир мне усвоится, обретёт смыслобытие и разделит его со мной. Это стремление даёт моим прогулкам цель и радость творчества. Я готова бесконечно бродить меж этих холмистых безлесных гор, взбираться на их вершины, пробовать их тропинки, отправляться на их перевалы и вглядываться через долину в следующую горную гряду.

Мне так хорошо одной, что я расстраиваюсь, когда слышу звук машины или вижу приближающихся бедуинов. Помнится, так в пустынях «бегали людей» святые отцы ради спасения души. Мне далеко до них, но так хорошо одной… Ни людей, ни ярких красок, ни звуков – почти ничего, только камни, изредка трава, ящерицы и птицы. Но это не ощущается как скудость – мои чувства, ум и дух полны. А восторги первооткрывателя, как дрова, питают огонь тяги к приключениям!

В этих пустынных горах чувства учатся по-новому воспринимать пространство. Глаза – обнимать с высоты сразу всю ойкумену, как расправленную карту. Уши – слышать тишину, а в ней самое громкое – звук своих шагов и стук сердца. Внимание – замечать еле приметные пещеры и дома, сооружённые бедуинами на кручах и отвесах скал, и не отвлекаться на удалой свист мальчишек, который на самом деле издают местные птички, а не пастушки. Интуиция – понимать, что, даже когда кажется, что тебя никто не видит, это не точно.

До знакомства с горами Петры я и не догадывалась, что пустыня может давать такое богатство смыслов. Недаром именно в пустыни уходили преподобные в поисках уединения и богообщения. И как писал апостол, «скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли».

22.12.2018

Который день гуляю по окрестностям. Под ногами цветная земля: то фиолетовая, то розовая, то жёлто-зелёная. И горы тоже цветные. Не знаю, есть ли у них названия, я дала свои, как будто впервые их открыла.

От пещеры Гассаба прямо на закат, петляя, уходит к горе дорога. Я её назвала Куличья, т.к. чёрные камни там очень похожи по форме на верхушки подгоревших пасхальных куличей. Гассаб и там соорудил дом с загоном для скота. Издали глядя на светлые стены и маленькое окошко, можно принять домик за малороссийскую мазанку, вот только крыша у него не соломенная, а каменная.

«Куличьи» дома, сооружённые Гассабом

Прямо лежит долина реки Иордан, а за ней Израиль, справа вдалеке – мягких форм зеленоватые Фисташковые горы, слева вблизи – острые и голые Чёрные горы. Склоны их круты и неприступны, на них никто не живёт и не пасётся, не видно ни пещер, ни тропинок.

За ними вдалеке стоят загадочные Синие горы. Утром их хребты, как акварелью, окрашены дымчатыми оттенками синего, а днём они ярко светят аквамарином. Ещё левее обрыва, за Чёрными, стоят Розовые горы.

А направо видны хребты Светлых гор, иззубренные ветром, со многими полупещерами и барельефами.

Изрезанные Светлые Горы

Хоббитские холмы похожи на гигантские каменные юрты, поставленные великанами. Кое-где в них встречаются рукотворные жилища, рядом – каменные колодцы и гряды боронённой земли с молодыми зелёными всходами корма для коз. На остальном пространстве тоже есть холмы и горы, но я не успела их назвать.

23.12.2018

Вообще то, что я называю Петра, – это её горные окрестности, а обычно Петрой, или Большой Петрой, называют остатки столицы Набатейского царства (по-ветхозаветному – Идумеи). Считается, что по её улицам Моисей вёл евреев в землю Ханаанскую. Неподалёку он ударом жезла извёл из земли источник, а в окрестностях, на горе Джебель-Харун, был похоронен его брат Аарон. Возможно, здесь же останавливались волхвы, идущие в Вифлеем к Младенцу Христу.

Сейчас Большая Петра – это многокилометровый музей под открытым небом с высеченными в розовом песчанике фронтонами, колоннами, пещерами. Меня всё это мало привлекало, особенно за 40 динаров (почти 4000 рублей).

До этого уже порядком излазила местность. Убедилась, что бедуины – настоящие романтики: роют пещеры и лепят домики в скалах на самой круче, так что их почти не видно. Встретила больших зелёных ящериц-гекконов. Узнала, что ослы кричат, как львы, а козы орут низкими голосами подвыпивших мужиков.

В этот раз я решила узнать, куда уходят козьи стада, которые каждое утро идут мимо пещеры Гассаба, и отправилась к Хоббитским холмам. Когда я свернула с дороги, то увидела широкий и глубокий овраг, а на той стороне человека: он шёл к дороге, а я – от неё. Вот и замечательно, встречаться мне ни с кем не хотелось. Вдруг через какое-то время человек опять показался на той стороне оврага, но шёл уже в одну со мной сторону. Я насторожилась: стада поблизости нет, что он тут делает? Повернула в сторону дороги – он тоже повернул. Мне стало не по себе. Конечно, по мне было видно, что я иностранка, и, может быть, он думал, что я заблудилась, и хотел помочь. Но я решила не проверять и, когда меня скрыли холмы, опять повернула, куда хотела. Преследователь, а с ним и тревога исчезли, я снова наслаждалась моей пустыней и дошла до места, где овраг сглаживался так, что можно было перейти на другую сторону. Шагнула, подняла глаза… человек снова шёл ко мне. И вот тут я не только испугалась, но и разозлилась. И очень быстро, чуть не бегом, поминутно оглядываясь, рванула к дороге. Не знаю, была опасность настоящей или надуманной, но страх был настоящим. Долго ещё я шла, озираясь по сторонам.

Домой, однако, решила не возвращаться, а пошла в другую сторону, чтобы поближе рассмотреть Чёрные горы. Пока шла, села отдохнуть и вдруг услышала в вышине голоса – кто-то там кричал. Обычно так люди от нечего делать пробуют эхо. А передо мной – высокие, до неба, розоватые вершины. И тут меня начали посещать смутные догадки. Я открыла на телефоне карту и обнаружила, что всего в паре километров от меня – Большая Петра! Самая дальняя от входа её часть – под названием Монастырь. Телефон мне даже маршрут к обзорной площадке проложил и написал: 500 метров идти прямо. Вот только прямо был глубокий каньон. Но если телефон так в меня верит, поверю и я ему. Спустилась по отвесным стенам, каким-то чудом выбралась на другую сторону, где шёл с козами молодой пастух, который соорудил костерок и сварил мне бедуинский чай. У пастуха был ослик, ковровые сумки, местная «дублёнка», проигрыватель и внутренняя сосредоточенность человека, который привык быть один.

Пастуху в «дублёнке» привычно быть одному

Этот парень с загорелым и обветренным лицом рассказал, что любит ходить со своим стадом по горам, слушать музыку и не любит шумные города. В суровой сухой пустыне, где днём жарко, а ночью холодно, он живёт неделями, но для ночёвки у него нет даже палатки, только «дублёнка». А чай мы пили из обрезанной пластиковой бутылки. Глядя на его скудость, я предложила свою лепёшку, но он отказался, дав понять, что ни в чём не нуждается.

Кстати, стадо оказалось не просто двумя десятками рогатых голов с глупыми глазами навыкате, а целым состоянием. На память пришёл царь Давид – тоже молодой пастух, бродивший по горной пустыне и любивший уединение и музыку.

Расставаясь, пастух сказал, что я не смогу пройти в Большую Петру, так как там стоит охрана. Но он меня плохо знал! Опуская подробности, скажу, что на закате Гассаб получил от меня смс: «Я шла, шла и пришла в Большую Петру. Иду к выходу, забери меня, пожалуйста». Думаю, он убедился, что не зря называл меня «руссишен шпиён».

Большая Петра на меня не произвела особого впечатления – вокруг неё гораздо красивее.

На главной площади Петры туристы торгуются с извозчиками

Бедуины в Большой Петре

24.12.2018

Погостив в пещере Гассаба, я отправилась дальше на юг, где через 126 км на берегу Красного моря лежала Акаба. Мне было неудобно и дальше пользоваться гостеприимством добрых бедуинов, да и, порядком намёрзнув в горах, я мечтала о тёплом пляже, разноцветных рыбках коралловых рифов и благах цивилизации в виде душа.

Из гор Петры к трассе в Вади-Муса меня отвёз Сами, помощник Гассаба. Добравшись до автостанции, он договорился с водителем автобуса и вручил пять динаров на дорогу. Я была очень тронута. Почему они такие, а мы – нет?

Акаба – туристическая столица южной оконечности Иордании. В Библии этот город впервые упоминается как поселение Ецион-Гавер и связан с именами царя Соломона, царицы Савской, а также с беспрерывными войнами между царями Иудеи и Эдома. Ещё я прочитала, что недавно в Акабе были найдены остатки сооружения, которое теперь считается древнейшим христианским храмом на земле.

Вдоль красивых заборов и особняков росли цветущие кусты, вдоль дорог – пальмы. Каждый из таксистов (а их жёлтые машины в Аммане и зелёные в Акабе – это, наверное, половина всего городского автопарка) считал нужным посигналить и привлечь моё внимание, даже если ехал по встречке. Похоже, они думали, что я тащусь с 60-литровым рюкзаком пешком потому, что не вижу их ярких «шашечек», а не потому, что я бюджетный путешественник. Под конец одна машина остановилась и довезла меня до места бесплатно. Так бывает у арабов, что и голосовать не надо: люди сами понимают, что к чему.

За две недели мне встретился только один мутный водитель, который что-то там пытался намекать, но быстро сник и спокойно довёз до места. Никаких «приставучих» арабов, как о них принято думать, я не встретила. Конечно, водители иногда просили номер телефона или позывные аккаунта в Фейсбуке, предлагали встретиться, но всё это без липкости и навязчивости. Удивлялись, когда я отвечала «ана арбаин» (мне 40), в шутку предлагали стать второй женой. Вообще, путешествие помогло мне избавиться от стереотипов о «наглых» арабах и «хитрых» евреях. Более открытых, бескорыстных, искренних, желающих помочь людей я не встречала. То, что я христианка, не вызывало никакого неприятия. В людях, даже самых простых, здесь чувствуется внутренняя культура и доброжелательность.

25.12.2018

Акаба мне почему-то не понравилась. Море как море, горы как горы. Не находит душа той пищи и того отдыха, который был в горной пустыне Петры. Да и погода при сильном ветре кажется не такой и тёплой – я постоянно куталась в куртку и с удивлением смотрела на голоруких и голоногих соотечественников, не забывая, впрочем, что они сюда прилетели из -15 или того хуже, а я в этом году ниже +10 не пробовала.

Ночная Акаба

Скажу немного о преимуществах неорганизованного путешествия. Моё мнение – деньги всё портят, без них ты получаешь ту свободу, которая раздвигает горизонты. Ты выходишь за рамки привычной социальности – не спишь в гостиницах, не ездишь на такси, почти не питаешься в кафе, не защищена социальным статусом, но при этом стряхиваешь с себя обыденность. Ты уже не получатель услуг, как в пакетном туре, ты их искатель, иногда – проситель, но в любом случае не сторонний наблюдатель, а участник процесса. Передо мной открылся мир совершенно неожиданный. Это природа Иордании, я узнала местную кухню, а главное, пообщалась с местными людьми и теперь немного представляю их характер и обычаи. В первом случае вместо минимум 40 тысяч рублей я потратила всего шесть.

С другой стороны, самостоятельные путешествия требуют больше сил и времени. Сначала я составила список безвизовых стран или с визой по прилёту, затем искала дешёвые авиабилеты, места, где можно бесплатно или дёшево переночевать. Хотела найти попутчиков, но не вышло.

26.12.2018

На главной площади здесь – ёлка. Так непривычно видеть её без снега. На её фоне фотографируются арабские мужчины и женщины в хиджабах. Интересно, понравилось бы им на нашей Театральной площади с настоящей ёлкой, сугробами снега, катком, ледяными замками и деревянными горками?

Из-за ветра планы на загар и купание пришлось отменить. На пляже я куталась в куртку и любовалась морем. Накопилась какая-то непроходящая усталость и грусть.

Две женщины в чёрных арабских одеяниях и мальчик поставили пластиковые стулья к самому прибою и мочили ноги. Так непохоже на наши пляжи. Неподалёку под навесом пила чай большая арабская семья (маленьких здесь, похоже, не бывает). Я сидела под «зонтиком», как вдруг мальчик принёс от них стаканчик чая с листком марамии и кусок пиццы. Как просветлело внутри, какие здесь чудесные люди!

На пляже начала читать книжку Станюкевича. Купила её ещё в Кутаиси на барахолке за 2 лари, и всё некогда было, даже выкинуть хотела. А сегодня открыла и… всё как я люблю – язык девятнадцатого века, приключения. Там главный герой – незадачливый, но искренний русский матросик – оказался один-одинёшенек в далёкой Америке. Прямо как я сейчас в Иордании.

Раньше я не понимала, почему странничество – подвиг, что в нём такого: ходи себе, смотри мир. А оказывается, это непросто – быть вдалеке от привычных мест, уклада жизни, отношений, иметь в распоряжении только те вещи, которые можешь унести с собой. Хотя и люди здесь гостеприимные, и экзотическое тепло зимой, но накапливается усталость от чувства лисицы без норы и птицы без гнезда.

28.12.2018

Красиво колыхаются на верёвке сохнущие простыни. С соседнего минарета льётся плавная песня муэдзина. С высоты видно весь город – череду плоских крыш с белыми баками для воды и остроконечными минаретами, Акабский залив, дома на стороне Израиля и смутную полоску египетских гор. Вечером вместо голубей летали иорданские боевые самолёты. Лётчики показали целый спектакль: четыре самолёта слаженно и красиво выделывали фигуры и пируэты. Не знаю, на какого зрителя они рассчитывали, с учётом того что накануне израильтяне бомбили Сирию. Стало тревожно, тем более что с израильской стороны показался самолёт, больше и тяжелее иорданских. Не меняя высоты, он плавно прошёл вдоль береговой линии, потом не спеша, как утюг, обратно. И как-то очень явственно я поняла, что мирное небо – это не просто слова, в здешних краях оно столь же ценно, как и вода.

Автор «Иорданского дневника» Ольга Тулякова и арабка, бабушка Нада

Моё путешествие по Иордании заканчивалось. Благодаря этой стране я узнала, что мир добрее, чем кажется! Никак не могу к этому привыкнуть и думаю, что должна что-то сделать в ответ, рассказать о том, что мне открылось. Когда ты позволяешь событиям случаться и протекать не в одном направлении, а во многих, это вынуждает больше доверять Богу и наблюдать. А роль наблюдателя учит больше принимать, чем менять или отталкивать, понимать, а не судить. А значит, не зря я отправилась за три моря.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска